Взяв пакет, я быстренько ретировался. Рядом урны, как назло, не оказалось, поэтому пришлось отнести его домой. Там я осторожно извлек слегка кривую, еще кустарного изготовления темно-зеленую бутылку, запечатанную сургучом. На одном ее боку был грязный след. Ну и депутат, – подумал я, – даже протереть подарок не мог. Взял тряпку и попытался сделать это сам. Однако, к величайшему удивлению, удалить грязь не получилось. Поднес бутылку к свету и присмотрелся повнимательнее. Оказалось, что в поры стекла от десятилетий лежания в погребе вцементировались крошечные песчинки. В подлинности почтенного возраста напитка я и так не сомневался, но это было еще одно материальное тому подтверждение.
"Ну и чем же закончилась вся эта история? – вправе спросить читатель. – Каким на вкус оказался музейный кальвадос? А может, владелец до сих пор бережно хранит его или вообще сдал на какой-нибудь винный аукцион, заработав бешенные деньжищи?"
Увы и ах! Поскольку обещал в своих мемуарах писать чистую правду, придется ею и ограничиться, как бы горька она ни была. Вскоре после не совсем праведного завладения редчайшим кальвадосом (Зорин был человеком абсолютно непьющим, но отнюдь не наивным простачком – переведи я ему чуть поточнее, не видать бы мне раритета), собрались мы у меня с приятелями на посиделки. Где-то далеко за полночь, когда все запасы спиртного в доме кончились, а продолжить дружеское общение еще хотелось, вспомнил я о заветной бутылочке. Ну и выставил ее, хотя нам к тому времени уже было все равно, что пить – сошла бы и самая захудаленькая кальва. Так что каких-то особых воспоминаний о раритетном напитке не сохранилось даже на следующее утро. Более того, и пустую бутылку сгоряча выкинул, вместо того чтобы хоть ее сохранить в качестве сувенира. Кто не совершал по молодости подобные глупости – пусть бросит в меня камень.
Надо признать, что за последние десятилетия и в самой Франции потребление кальвадоса сокращается. В городских барах его вытесняют различные импортные напитки – прежде всего ранее мало потребляемые французами виски или даже водка.
В Нормандии, конечно, еще остались специализированные магазины-подвальчики, где вам предложат перед покупкой отпробовать несколько сортов кальвы, прежде чем вы сделаете окончательный выбор. Последний раз было проверено на собственном опыте где-то пару лет тому назад. Задачка эта, кстати, не из простых. После нескольких, пусть и крошечных проб в голове все-таки начинается легкая сумятица: то ли второй кальвадос особо понравился, то ли четвертый, а может быть, шестой… В итоге спрашиваешь мнение хозяина и берешь тот, который он рекомендует.
Но некоторые давние традиции и там уходят в прошлое. Например, нормандская привычка подливать кальвы в кофе. Она была настолько распространена, что, если четверть века тому назад вы в Шербурге заказывали "cafe nature", т. е. просто чистый натуральный кофе – это значило не без сахара или без молока, а без кальвадоса. Нынешнее молодое поколение этого уже не знает.
Я же, покинув Францию, сохранил ностальгическую привязанность к этому напитку на многие годы. Конечно, в основном приходилось довольствоваться фабричными – бутылочными – вариантами. Но бывали и исключения.
Так, например, среди иностранных коллег в Марокко был у меня добрый приятель – посол Швеции. Человек высокого, где-то под два метра роста, с красным обветренным лицом и с пышной седой шевелюрой – настоящий скандинавский викинг. Звали его Петер, но я частенько в шутку именовал его "Петром Великим". Он охотно откликался.
Как-то после ужина у нас в резиденции предложил я ему в качестве дижестива рюмочку кальвадоса. Его в ту пору как раз завезли в так называемый "дипшоп" в Рабате – беспошлинный магазин для дипломатов. Посол с удовольствием согласился.
– А ты, Юри, оказывается, тоже уважаешь этот напиток? – спросил он, сделав несколько маленьких глоточков. – Может быть, тебе доводилось пивать и хороший домашний кальвадос? И что такое "нормандская дырка" знаешь?
В ответ я рассказал ему выше описанные истории. Внимательно выслушав их, собеседник сказал:
– Очень интересно. Тогда, я думаю, ты сможешь оценить тот кальвадос, который мне присылают из Нормандии. Ведь моя жена родом из тех краев, и вся ее родня и сейчас там живет.
Вечером на следующий день я отправился на очередной официальный прием, который давал в ресторане гостиницы "Хилтон" один из арабских послов. Приглашенных была тьма – чтобы поприветствовать хозяина в холле гостиницы выстроилась длинная очередь. Среди ожидающих я заметил и своего шведского коллегу, который сразу же бросился ко мне. После дружеских приветствий он распахнул пиджак и извлек из внутреннего кармана пластиковую бутылочку из-под минеральной воды.
– Держи, – радостно протянул он ее мне. – Это та самая "кальва", о которой я тебе вчера говорил. Надеюсь, понравится.
Слегка опешив, я тепло поблагодарил шведа за презент. Но вынужден был вернуться на минутку к машине, поскольку держать его в кармане я как-то не решился. Хотя вообще бы не помешало – шикарные яства на арабских приемах, как правило, бывают в изобилии, но ничего крепче соков к ним не подают. А кальвадос, как выяснилось дома, и на самом деле оказался отменного качества. Впоследствии Петер еще не раз дарил мне его, но уже не таким экстравагантным образом.
Рассказ о других разновидностях "о-де-ви" продолжим с небольшой цитаты из "Праздника, который всегда с тобой" Э. Хемингуэя. Вспоминая свои визиты к Гертруде Стайн, он пишет, что обычно хозяйка подавала гостям натуральные бесцветные напитки из красных и желтых слив или лесной малины – "каждый из них отдавал на вкус теми ягодами, из которых был сделан, приятно обжигал язык, и согревал вас, и вызывал желание поговорить". Прекрасная характеристика. Можно лишь добавить, что подобную "воду жизни" также перегоняют из клубники, вишни, груш или других фруктов.
Во Франции эти напитки большей частью производят в Эльзасе и Лотарингии. Почти все они действительно не имеют цвета – только ярко выраженный аромат и весьма крепки – порядка 50 градусов (в последнее время, правда, наметилась тенденция делать их послабее). Пьют их как из маленьких рюмочек, так и из больших коньячных бокалов обычно в качестве дижестива. У наших переводчиков подобные "о-де-ви" зачастую "обзываются" наливками, что, как видно, не совсем верно. Плюс ко всему и сахар в них почти всегда отсутствует.
Крепкую "выпивку" подобного рода вы встретите и во многих странах восточной Европы: Польше, Венгрии, Болгарии, Словакии и Чехии. Из последней мне недавно привез бутылочку "Живы воды" мой давний друг Леша Федотов. Когда-то он служил под моим началом, потом обошел шефа, стал замминистра, а теперь является нашим послом в Праге. "Вода жизни" из абрикосов оказалась весьма приличной. Ну, а в том, что касается "жива", то в славянских языках "живот" – это не "пузо", а жизнь, соответственно и прилагательное имеет тот же смысл. Но особенна богата ею, во всяком случае, исходя из моего личного опыта, Югославия. Сейчас, увы, государства с таким названием больше не существует, но я был российским послом именно в нем, а посему и рассказывать буду о югославских, а точнее – сербских и черногорских напитках.
Наиболее распространенными из них являются сливовица и "лозовача" – последнюю можно условно назвать виноградной водкой, хотя бы потому, что и она прозрачна как вода. В принципе же – это то же самое, что и грузинская чача. Познакомиться с "лозовачей", или сокращенно просто "лозой", мне пришлось сразу по прилете в аэропорт Белграда – под короткий тост: "добро дошли", что значит: "с приездом" или "добро пожаловать". А затем мне доводилось пить ее несчитанное количество раз по различным поводам, а иногда и без оных. Не обходилось и без забавных эпизодов. Вот один из них.
Я пишу эти строчки в апреле 2006 года в канун Пасхи. А ровно десять лет тому назад, в 1996 году, в "чистый четверг" я прилетел в Подгорицу для знакомства с членами черногорского руководства. Первая встреча с Президентом Республики была назначена на 11 утра. До нее оставалось около трех часов свободного времени и, встречавшие меня представители МИДа предложили съездить в Цетине – древнюю столицу Черногории. Там, мол, есть неплохой исторический музей, а езды всего минут тридцать, так что вполне управимся. Я, естественно, с удовольствием согласился.
Небольшой музейчик оказался действительно интересным (значительная часть всей экспозиции в нем посвящена российско-черногорским связям), однако, экскурсия много времени не заняла. Сопровождавшие меня черногорцы сказали, что есть еще один музей – при монастыре. Отправились туда. Во время его осмотра – и там многие экспонаты связаны с Россией – подходит ко мне какой-то священнослужитель и говорит, что митрополиту Черногории Анфилохию доложили о присутствии в его владениях российского посла, и он спрашивает: не смогу ли я посетить его, хотя бы ненадолго? Я, естественно, сказал, что сочту за честь.
Меня незамедлительно провели в покои митрополита. Он принял меня весьма любезно, сразу завязалась непринужденная беседа, которая шла на русском языке, – Амфилохий им владел совершенно свободно. Через несколько минут вошел служка и занес поднос с чашечками черного кофе и пузатенькими рюмочками с каким-то напитком.
– Давайте выпьем за вековую дружбу между народами Черногории и России, – предложил хозяин. – Это наша местная "лозовача" – делается монахами непосредственно в монастыре, пояснил он, протягивая мне рюмку.
Не скрою, я был в легком смятении. Во-первых, хотите верьте, хотите нет, но мой организм вообще поутру, а было где-то начало десятого, ничего крепкого не воспринимает. Во-вторых, вскоре мне предстояли встречи с руководителями Республики, и как-то не очень хотелось при знакомстве с ними выдыхать алкогольные пары. И тут, как мне показалось, я нашел достойный выход из положения.
– Спасибо большое, Ваше Преосвященство, – сказал я, – но ведь сегодня "чистый четверг", наверно, в этот день пить как-то не очень полагается.
– Ничего страшного, – певучим говором успокоил меня Амфилофий, – в данной ситуации это не возбраняется, не возбраняется, – дважды протянул он.
Признаюсь откровенно – в тонкостях православных канонов я не очень разбираюсь. Пришлось поверить митрополиту на слово и отпить пару глотков за нашу дружбу. А она действительно имеет глубокие исторические корни. Вот некоторые к сему шутливые иллюстрации.
Еще в царские времена на вопрос, сколько в Черногории населения, ее жители отвечали: "Нас са рус има двесто милиона, а без руса пола камиона" – "Нас с русскими двести миллионов, а без русских половина грузовичка". Или другое: Черногория до сих пор формально находится в состоянии войны с Японией, которую она символически объявила ей в 1905 году в знак солидарности с Россией. А мир заключить так и не удосужилась. Может быть, это и миф, но я слышал эту историю от черногорцев неоднократно.
За визиты же к черногорским лидерам я зря беспокоился. В ходе некоторых из них мне также предлагали поднять бокал и за мой приезд в Подгорицу, и за наши дружеские отношения. В Белград вернулся поздно вечером не только с массой впечатлений, но и с картонной коробкой, в которую были уложены несколько бутылочек монастырского происхождения.
И все же виноградная водка – скорее продукт внутреннего потребления в самой Югославии. За ее пределами более известны сливовица и "вильямовка". Оба этих напитка экспортируются в различные, в том числе европейские, страны.
Из чего делается сливовица, видимо, понятно. Можно лишь уточнить, что, как и в случае с кальвадосом, это скорее условный "сливовый коньяк", а не водка. По крайней мере, ее некоторые сорта – например, выдержанная "препеченица". Само ее название происходит от сербского глагола "печи". Это у нас самогонку гонят, а у сербов – "пекут". Настоящая "препеченица" – напиток двойной дистилляции, который затем многие годы (от пяти, десяти и больше) стареет в бочках до того, как быть разлитым по бутылкам.
Югославская "вильямовка" заимствовала свое имя от соответствующего сорта груши – "Вильям". Я, прямо скажем, не великий ботаник. Знаю только, что впервые его вырастил английский садовник, которого звали Вильям. Может быть, и у наших специалистов этот сорт носит такое же название, но лично мне оно в русском языке не попадалось. Во Франции другое дело – там "poire William" это не только сам фрукт, но и эльзасская "о-де-ви" из него.
Берусь смело утверждать, что сербская "вода жизни" из груш нисколько не уступает своей родовитой французской родственнице. Это не только мое мнение: на протяжении ряда лет "вильямовка" из фирмы "Таково" получала золотые медали на специализированной выставке в Брюсселе. И это, мягко выражаясь, при весьма прохладном отношении членов международного жюри ко всему, что было связано с Югославией.
А вот и другой пример. Не так давно ушел из жизни (что поделать – в моих воспоминаниях эти скорбные слова звучат довольно часто) уже упоминавшийся крупный российский дипломат Н. Н. Афанасьевский. Мы с ним были знакомы еще с институтской скамьи, да и затем наши мидовские пути неоднократно пересекались. В молодые годы он был одним из лучших переводчиков с французского – переводил на высшем уровне. Потом дорос до должности посла, а в период моего пребывания в Югославии являлся заместителем министра иностранных дел, курирующим отношения России с этой страной. Соответственно, бывал в Белграде на регулярной основе и смог помимо прочего хорошо познакомиться с сербской кухней и напитками.
Еще в период до натовских бомбардировок Югославии Николай Николаевич получил новое назначение на пост нашего посла во Франции. Накануне отъезда он устраивал "отходную" в МИДе. А у меня как раз выпала оказия, отправить посылочку в Москву. Звоню ему, спрашиваю:
– Коля, чем могу пособить? Может немного виски подослать или вина? А он мне отвечает:
– Нет, пришли лучше "вильямовки". Хочу познакомить коллег с этим замечательным напитком.
Ну ладно, это еще было понятно. Но проходит где-то год, теперь уже после бомбардировок собираемся мы с женой в отпуск в Москву с остановкой на десяток дней во Франции. Связываюсь с Парижем и сообщаю об этом послу, а заодно интересуюсь, не надо ли чего прихватить из Белграда.
– Если не трудно, привези пару бутылочек "вильямовки", – говорит он.
Вот тут уж я искренне удивился:
– "Вильямовку" во Францию? Да ведь это то же самое, что самовар в Тулу! У вас там собственная знаменитая "poire William" производится.
– Знаменитая – то она, может и знаменитая, – ответствовал Николай Николаевич, – но на мой взгляд до "таковской" грушевки ей далеко. Вот здешний кальвадос действительно на порядок выше сербского. Знаю, что ты относишься к нему с уважением. Так что прибудете к нам, съездим в Нормандию и заглянем в тамошние подвальчики.
И то, и другое утверждение моего приятеля я полностью разделяю. Сербская "ябукова" – так именуется у них "о-де-ви" из яблок, действительно ничего особенного из себя не представляет. Зато напиток из фрукта с ласковым названием "дунья" – это отнюдь не дыня, как слышится, а всего-навсего айва – бывает очень хорош, с необычайно тонким и приятным ароматом. Так же как и "кайсиевача" – ее в Сербии "пекут" из абрикосов. Иногда и в бутылках она бывает весьма неплохая, но все же обычно гораздо лучше добрая "домача" – домашнего изготовления. Как, например, та, что подают в ресторанчике "Код Раце".
В самом Белграде и его окрестностях много ресторанов самого разного вида: больших и маленьких, с национальной кухней и с международной, рыбных, пивных и прочих. В те времена, когда я работал Югославии, они были весьма дешевыми – в некоторых на десять долларов можно было вдвоем вкусно перекусить и выпить по паре рюмок местных напитков. У нас было много своих излюбленных местечек, но, пожалуй, вне конкуренции был "Код Раце".
Этот небольшой, уютненький ресторанчик со стилизованным сельским интерьером расположен километрах в двадцати от Белграда. Выбор блюд в нем более чем скромный: на закуску две разновидности каймака – белый свежий и желтоватый выдержанный, а к нему ассорти из натуральных овощей и горяченные, прямо из печки лепешки. Сербский каймак – это своеобразная разновидность деревенского мягкого сыра, по консистенции где-то близкого к творогу. Только делают этот "творог" из пенок, снимаемых со сливок. Жирновато, конечно, но вкус восхитительный.
Затем следует жаркое: молочный поросенок или молоденький барашек. Все они выращиваются только на собственной ферме – иных у Раце ("код" – это наше "у") не подают. Заказывают их на уже "ужаренный" вес. Мы всегда просили "пола – пола", т. е. по половине того и другого, граммов по 300–400 на душу, в зависимости от того, какого она (эта самая душа) пола.
Заказ сделан. Наступает томительная пауза. Чтобы скрасить ее, а заодно и слегка возбудить аппетит, приносят домашнюю "кайсиевачу". По старинной традиции сервируют ее в маленьких (граммов на 40–50) индивидуальных графинчиках с тонким длинным горлышком. Женщин щадят – им дают рюмочки, а мужики должны пить "из горла". Аромат абрикосовки таким образом ощущается обостреннее, но и хмелеешь быстрее. Что поделать – искусство требует жертв.
Заканчивая главу об "о-де-ви", могу лишь упомянуть, что сейчас мне с ней приходится встречаться не очень часто. В кавказских республиках, видимо, и поныне "гонят" всякие кизиловки, тутовки и прочие чачи. В России же производство кальвадоса освоили сейчас в Краснодарском крае. Делается он вроде бы по французской технологии, но до оригинала все же не дотягивает. Нормандскую дырку им не прошибешь. И тем не менее я приобретаю его регулярно – к чашечке черного кофе после плотного ужина с друзьями он вполне годится. Есть, правда, у меня и другая возможность соприкоснуться с любимым напитком. Наш давний друг А. Л. Подольцев – крупный специалист в области здравоохранения (какие только медицинские центры он не возглавлял) наладил домашнюю выгонку кальвадоса из собственных яблок, произрастающих у него на даче. Человек он обстоятельный, ко всякому новому делу относится ответственно. И тут не оплошал – кальвадос у него получается не хуже подлинного французского.
И еще немного о напитках от дилетанта
Уже не впервые у меня возникают сомнения относительно правильности выбранного названия заголовка. На этот раз слегка смущает фигурирующее в нем понятие "дилетант". По определению толкового словаря русского языка, куда я периодически заглядываю, – это человек, который занимается каким-то делом без специальной подготовки, обладающий о нем только поверхностными знаниями. Прямо скажем, не хочется как-то обижать самого себя, используя такую уничижительную терминологию. А что поделаешь? Ну, не могу при всем желании похвалиться, что обладаю в данной области глубокими профессиональными познаниями!
Есть, правда, и другое схожее по смыслу слово – любитель. Так, например, понятия художник-любитель, водитель-любитель или любитель-рыболов звучат вполне благопристойно. Но вот назвать себя "любителем" применительно к главе о спиртных напитках – эдакую констатацию, сами посудите, можно истолковать весьма двусмысленно. Пусть уж лучше я останусь дилетантом, хотя и достаточно "поднаторевшим" в затрагиваемом вопросе. Тем более что речь главным образом пойдет не о теории, а о различных запомнившихся историях, в той или иной мере касающихся обозначенной темы.