18-го. В 4 часа пополудни мы услышали страшный крик на американском бриге "Pedler" и потому отправились вдвоем с М.П. [Лазаревым] на своей четверке посмотреть, что там произошло. По прибытии к борту брига увидели г-на Баранова, правителя колонии, с многочисленною его свитою, состоящею из промышленников, в пьяном виде, распоряжающимся в отобрании всякого рода оружия, находившегося на ам[ериканском] бриге. Две большие вооруженные лодки стояли по обе стороны судна. Крик, шум, брань заглушали окружающих, и никто не мог понять, что было причиною такого внезапного нападения. Наконец, г-н Хунт, поверенный от американского коммерческого дома г-н Auster (Астор), объявил нам, что г-н Баранов, не предваря его, насильственно овладел бригом и требовал выдачи всего имеющегося у них оружия и пороху (последнего только и был один бочонок), взятых с другого американского китобойного корабля от капитана Benetta (Бенета). Сколько ни усиливался М.П. [Лазарев] убеждать г-на Баранова оставить такое безрассудное дело, оскорбляющее флаг народа нам союзного, но никакие убеждения не помогли на старика Баранова, едва стоявшего на ногах, в полной парадной форме, с орденом св. Анны на шее, которого крест висел уже не впереди, а назади. Он кричал, чтобы немедленно удалились, в противном случае прикажет стрелять по нашей шлюпке. При этом Лазарев выразил свое негодование, сказав ему, что угроз его не боится, а только сожалеет, что мундир наш так постыдно унижает и что все это он доведет до сведения правительства. Видя невозможность уладить мирно такой неприличный поступок правителя дел Р.-А. компании с американским гражданином, мы удалились на свой корабль.
22-го. Суперкарго Молво съехал с корабля со всем своим имуществом.
24-го. Рано поутру М.П. [Лазарев] поехал объясниться с г-ном Барановым и через 1/2 часа вернулся обратно весьма смущенный, подав мне письменное приказание правителя колонии принять корабль "Суворов" в мое ведение, а ему объявление от г-на Баранова возвратиться в Россию из Охотска сухим путем. Такая неожиданная перемена огорчила меня сильно и удивила до крайности. Я подумал, что и со мной тоже может произойти, а потому сказал ему, что об этом надобно решительно и серьезно подумать. Тотчас спустился в каюту, составив совет из нас троих (Повало-Швейковский был третий), прочитали нашу инструкцию, данную нам от главного правления Американской компании в Петербурге, в которой, между прочим, было сказано: в случае непредвиденных обстоятельств, неизбежных в дальних плаваниях, должно руководствоваться правилами благоразумия, чтобы интересы Американской компании не могли пострадать. Я остановился на этих словах и предложил составить акт, которым мы решили для пользы самой компании с принятым грузом оставить Ситху и плыть обратно в Россию. Препятствий к тому мы никак не имели, ибо груз был давно уже принят, помощник суперкарго, отправленный из России, мещанин Красильников [в] это время был на корабле, накладные всему грузу были у него, только последнее предписание от г-на Баранова не было получено, но как этого могли еще долго не дождаться, потому что он ежедневно пировал, то и положено было на другой же день с рассветом сняться с якоря и оставить Ситху. Ни мало не медля, я с Лазаревым отправились в селение Ситху забрать наши компасы, находящиеся в починке у мастера, Швейковскому было поручено взять находящиеся на берегу водяные бочки. В первом часу мы возвратились с берега на корабль, не спустя из людей никого на берег, так что никто ни на корабле, ни на берегу не заметил нашего предположения оставить порт внезапно. В то же время в доме правителя колонии весь день происходила попойка по случаю примирения его с г-ном Хунтом. Наш суперкарго Молво, доктор Шеффер и штурман Самсонов не были на корабле, а жили на берегу и участвовали в пирушке с г-ном Барановым. Настал вечер, луна показалась из-за горизонта, при тихом ветерке у нас началась сильная работа на корабле - привязывали паруса, поднимали брам-реи и к 3-м часам пополуночи корабль готов уж был сняться с якоря. В доме правителя видны были огни и слышны песни; шумная и веселая компания пировала в полном смысле безумного ликования. Матросы наши, кажется, догадывались и помощник суперкарго Крашенинников требовал, чтобы его отпустили на берег. Но когда ему объявили, что в видах пользы компании мы решились оставить Ситху и воротиться в Россию и что он как доверенное лицо от компании и самый близкий человек к интересам ее, то он успокоился тем, что при этом вся ответственность в сбережении корабля и в распоряжении плавания лежит на начальнике корабля, а охранение груза на нем и что конечно само Главное управление Американской компании, согласно своей инструкции, будет благодарно, что мы так честно исполняли ее поручение. Эти доводы подействовали так сильно на Красильникова, что он даже помогал нам в работе к проведению всего в порядок и к снятию с якоря.
25-го. Утро тихое, солнце показалось на горизонте, а корабль "Суворов" красовался под всеми парусами и уже поравнялся с укреплениями, окружающими дом правителя колонии. Невозмутимая тишина присутствовала на корабле и только слухи пирующих в доме правителя долетали до нас глухо в несвязных голосах; видно что пир еще был в полном разгаре. Миновав возвышенности укрепленного замка, при тихом бом-брамсельном ветре, и только что корабль наш поравнялся с мысом островка, прикрывающего рейд Ситхинской гавани, как последовал за нами выстрел из крепостного орудия, но ядро его легло немного впереди корабля. Потом повторилось еще несколько выстрелов с ядрами, не долетавшими до нашей кормы. Ветр начал свежеть, и "Суворов" при ходе б-ти узлов, оставил негостеприимные для нас воды Ситхинского залива.
Так мы оставили Ситху без денежных средств и запасы нашего продовольствия были весьма ничтожны, то пришлось зайти в Калифорнию в порт св. Франциска, запастись там провизией на все плавание до России, а оттуда плыть к Перуанским берегам, в Лиму. У нас оставалось на корабле много вещей, отправленных из России Р.-А. компанией для торговли с окрестными жителями берегов Америки, прилегающих к нашим колониям, для Камчатки и для Охотска, куда мы не заходили. Следовательно, часть этих товаров была назначена г-ном Барановым для продажи и промена в Перу, куда, по последнему решению, мы должны были зайти на возвратном нашем пути в Россию, часть же этих вещей мы должны были оставить в порте Бадеги или форте Росс, лежащий в 38° к норд широты, где наши промыслы бобрами дозволены были, по соглашению с испанским правительством. Придерживаясь буквально этим инструкциям г-на Баранова, мы решили продать часть этих товаров в порте св. Франциска.
Плавание наше было направлено к югу, так чтобы не отдаляться от берегов норд-вестной Америки, дабы не теряя напрасно времени, посетить порт Бадего и сколько возможно скорее достигнуть порта св. Франциска.
Август
5-го. В 10 часов утра, при мрачной погоде, увидели мыс Миндосино в 40°19′ W широты от нас на норд-ост-норд около 10 миль расстояния.
6-го. Пополуночи, только что я сменил М.П. [Лазарева] с вахты, не прошло получаса, как матрос с баку закричал: "впереди бурун". Мы шли при норд-вестном ветре, в бакштаг под брамселями и с левой стороны и с лисселями, около 6 узлов ходу. В то же мгновение я закричал: "лево на борт", чтобы направить корабль наш от буруна к морю. При 15-ти человек вахтенных я сам удивился быстроте работы - спустили лисели. Через /4 часа вся команда была уже наверху и мы лежали в бейдовинде правым галсом. Луна изредка показывалась из густых облаков, волнение стало заметно увеличиваться и ветр из брамбрамсельного превратился в марсельный, убрали брамсели и бросили запасный большой лот - глубина оказалась 20 сажен. Через час баковые опять закричали "бурун". Мы поворотили оверштаг и скоро поняли, что мы находимся между подводных каменьев косы мыса Соро де Арена, выдающейся довольно далеко в море. Видно, что подводные камни не означены на Ванкуверской карте и выдаются гораздо далее в море. Мы находились в положении самом ужасном, ночь темнела более и более, и луна совсем скрылась за облаками. Промер продолжался и показывал между 25-ю и 26-ю саженями, поворачивали каждые полчаса и при этом команда работала с удивительною быстротою. Волнение сильное разводило. В 4 часа утра корабль не поворотил оверштага, поворотило через фордевинд на правый галс, всякую минуту ждали, что корабль ударится о подводный камень. Около 5 часов, перед рассветом сделался страшный туман, лежали правым галсом, глубина стала увеличиваться до 50 сажень, наконец лот стало проносить, глубины не оказалось. При этом ужас наш миновался, святой промысел явно спас нас от гибели. Если бы крушение последовало и если бы суждено было нам спастись от смерти, то конечно, никто из нас трех не воротился бы в свое отечество - так было нами решено.
7-го. С рассветом, при появлении солнца, небо очистилось от тумана, ветр тот же от норд-веста, но усилен до крепкого рифмарсельного. В 3/4 мы подошли к форту Росс, легли в дрейф. Из порта Бадего высланы были байдарки, и мы сдали те депеши от г-на Баранова, которые находились у нас, а потом немедленно снялись с дрейфа и пошли к порту св. Франциска. На протяжении этого плавания множество китов плавало вокруг корабля, славная была бы добычка для китобойца.
9-го. В 4 часа увидели остров Феролона, а в 5 часов показался флаг на крепости порта св. Франциска. Приготовили якорь и развили канаты на 40 сажен. В 8 часов вечера при освещении с берега фальшвейерами, у самого прохода и с крепости фонарями вошли в порт и бросили якорь на 8-ми саженях глубины. Крепость пеленговали на 80° вест, а президию, где жил комендант на зюд 35°, в расстоянии от крепости /4 версты.
Тут же стояла шкуна "Чириков" Р.-А. компании - кап. [Христофор Мартынович] Бенземан (прусский подданный).
10-го. По утру на другой день салютовали крепости 7-ю выстрелами и получили взаимный ответ. Я отправился на берег и получил дозволение налиться водой и заготовить нужную для команды провизию. Само собою разумеется, строго было запрещено говорить о нашем самостоятельном отходе из Ситхи. В противном случае Русская колония могла снестись с комендантом, и нас могли бы задержать. В настоящее время при устройстве телеграфа не всегда можно так поступить.
Пребывание в порте св. Франциска
Порт св. Франциска по своему пространству можно назвать единственным в мире. Прекрасный климат и почва земли плодородная, но еще мало возделанная. В будущем времени обещает этому краю великое население, в настоящее же время под испанским владычеством, эта прекрасная земля находится почти в полудиком состоянии. Незначительное поселение испанской колонии, при одном монастыре, состоящем из двух монахов францисканского ордена, эта маленькая колония подчинила совершенно диких калифорнцев своему влиянию. Надобно удивляться, как испанцы в течение 300 лет успели от Хили [Чили] до Калифорнии, по всему западному берегу, населить столько частых колоний, из которых некоторые уже обратились в густо населенные и богатые города с великолепными монастырями, и католическая вера твердо укрепилась на языческой почве. Такая небольшая страна, как Испания, с населением каких-нибудь 7 000 000 жителей, охватила почти все южные берега Америки и на западе поднялась до 40° сев. широты, захватив лучшую часть Филиппинских островов и многих других на тропическом пространстве Тихого океана. Поэтому можно судись о том могуществе Испании как морской державы во времена владычества Карла V-гo. Но всему бывает конец и это некогда сильное государство с каждым годом начинает упадать, и колонии во всех частях света, столь богатые, близки к отпаданию по причине совершенного уничтожении ее морских сил. Новые страшные обладатели морей из саксонского племени уничтожили морские военные силы Испании и других государств, теперь управляют всеми морями и сделались страшными для береговых поселений иных стран своим влиянием и торговлею. Наступило очередное время для Англии, но и эта последняя также падет, когда морские силы Нового Света - Америки - превзойдут ее в своем могуществе. Еще сто лет, и с Англией может быть то же, что случилось теперь с Испанией.
Наше пребывание в порте св. Франциска было самое приятное. Гостеприимство команданта дона Леона Аргело и двух монахов падре Романа и падре Хвана доставило нам много разнообразного удовольствия. Для посещения окрестностей предложено было несколько отличных верховых лошадей андалузской породы с провожатыми, и мы в свободное время от своих занятий не пропускали пользоваться этими предложениями. Провизию свою мы пополнили отличными запасами, покупая все на кое-какие незначительные отдаваемые в промен русские изделия, как то пестрядь, парусину, самовары, топоры, которые пошли по ценам вдвое дороже противу их стоимости. Купили несколько быков, в каждом от 18 до 20 пудов веса, не дороже двух таллеров испанских за быка, и заготовили отличную провизию солонины; пшеница, тоже купленная у монахов, обошлась очень дешево.
Компанейский бриг "Чириков" на другой день нашего прибытия снялся с якоря и ушел обратно в Ситху с запасом пшеницы и соли.
12-го ездили обедать к монахам в их монастырь, отстоящий от порта в 9 верстах. Дорога шла лесом по сухому грунту, пересекающемуся кое-где небольшими ручейками, и мы скоро совершили этот переезд, проскакав на красивых андалузских конях. Падре Роман и Падре Хван встретили нас с обычной любезностью. Прежде всего показали нам свою небольшую церковь, содержимую довольно опрятно, но, по-видимому, небогатую, потом сели за сытный обед, за которым подали очень порядочное вино, добываемое из туземных виноградников, вкусом похожее на испанские вина… После обеда они повели показать свои запасы пшеницы, отличного качества, хранимые на чердаке их довольно пространного жилища. Мы видели их поля, обрабатываемые быками, самым простым орудием, состоящим из двух сошников, а боронили туземцы мексиканцы кроткого вида, полунагие, совершенно черные, но с волосами длинными. Порода этих людей самая слабая, и между ними развита сильно сифилитическая болезнь. Жилища этих дикарей состоят из шалаша, сплетенного из хвороста, похожие на наши шалаши у сгонщиков леса на плотах. По осмотре полей и виноградников, монахи повели нас посмотреть казармы новообращенных в христианскую веру. Эти казармы построены близ церкви, из земли, длиною около 25 сажень и высотою до 3-х аршин. Свет сверху пропущен из люков. У каждой семьи отделение, состоящее из досчатой постели, покрытой рогожею, приготовленной самими новообращенными. Мы не могли понять, как эти монахи могли толковать своим неофитам о христианской религии, когда те почти не понимали испанского языка, а служба у католиков происходит на латинском диалекте. Но видно, что это все делается для одного вида, а главное, чтобы иметь даровых работников для их маленькой колонии, потому что сами монахи нам рассказывали, что калифорнийцы народ очень слабый и весьма немногие могут пережить 5 лет в таком дисциплинированном положении, которое заведено францисканскими монахами. Добровольно дикие калифорнийцы никогда не являются, а их ловят испанские конные солдаты арканами и приводят к миссионерам, а эти последние отдают новообращенцев другим своим единомышленникам, несколько уже приученными к заведенному порядку и к работам.
Проходя по казарме, мы видели одни грустные лица этих жалких дикарей, истощенных до крайности, и несколько больных, лежащих на своих кроватях. Один из них, кажется, был близок к смерти. К этому подошел падре Роман, стал на колени, покрыл его своей рясою и стал исповедовать, но сам был после обеденного стола слишком отягчен от туземного вина, между тем ему хотелось показать вид своей заботливости и сострадания к умирающему. Начал [он] свою исповедь так: добрый мой сын, скажи все, что тебя беспокоит в твоей совести, я пришел отпустить твои грехи и напутствовать тебя при переходе в другую лучшую жизнь. Так, простояв на коленях несколько минут и не дождавшись никакого ответа от умирающего, сильно стонавшего, он начал говорить и спрашивать, кому оставит он свое имущество - падре Хвану или падре Роману, на первом он делал тихое ударение слова, а на втором гораздо громче и потом стал беспрестанно повторять "падре Хуан или падре Роман?" Мы не могли слышать, чем кончился ответ умирающего, но падре Р[ома]н уверял, что больной завещал свое имущество ему. Во всё это время падре Хван молчал и, будучи совершенно трезв, казалось смущался поведением своего товарища по проповеди. Поблагодарив добрых монахов за угощение и покончив расчеты за взятую у них пшеницу, мы воротились тою же дорогою обратно на свой корабль.