Корсунь-Шевченковское сражение вступило в главную фазу. Группировка войск противника была окружена. Теперь стояла задача разгромить ее, не допустить прорыва немцев из котла. Наша 53-я армия действует на левом фланге этого сражения, образуя внешний фронт и сдерживая противника, рвущегося к окруженным войскам с целью деблокировки их. Враг подтянул к этому участку крупные силы, в том числе три танковые дивизии, насчитывающие в общей сложности более 300 танков, а также несколько пехотных дивизий. 27 января эта группировка начала наступление. Эпизод, о котором я рассказал, и произошел в этот день на острие неприятельской атаки. Тем временем наш 4-й гвардейский воздушно-десантный артиллерийский полк пятью пушками (76-мм) и четырьмя гаубицами (122-мм) оборонял противотанковый район юго-западнее села Писаревка. За день полк отбил две танковые атаки противника, подбил два "тигра", два средних танка и два бронетранспортера. В этом бою пал смертью храбрых командир дивизиона гвардии майор Долгов.
Весь следующий день в районе села Писаревка шел ожесточенный бой с вражескими танками, которые вплотную подошли к селу, но прорвать нашу оборону не смогли. Ночью танки, уцелевшие в этом бою, отошли назад и, видимо, были переброшены на другое направление в надежде там прорвать нашу оборону.
28 января вокруг группировки противника замкнулось кольцо окружения. В районе города Звенигородка встретились танкисты 20-го танкового корпуса 5-й танковой армии 2-го Украинского фронта и танкисты танковой бригады 1-го Украинского фронта.
После войны мне довелось восемь лет служить в 20-й танковой дивизии, бывшем 20-м танковом корпусе, которая в тот период дислоцировалась в Польше. Эта дивизия, как наследница боевой славы 20-го танкового корпуса, носила наименование "Звенигородская", как и наша 1-я гвардейская воздушно-десантная дивизия.
Идут ожесточенные бои по всему фронту. Наша 53-я армия ведет наступление, стараясь отодвинуть внешний фронт от окруженных вражеских войск. Противник упорно сопротивляется, часто переходит в яростные танковые контратаки, стремясь во что бы то ни стало прорваться к окруженным войскам и разомкнуть кольцо окружения.
В целом за период с 23 января по 3 февраля 1944 года нашей дивизией противнику нанесены следующие потери: убито и ранено более 1000 гитлеровцев, подбито и сожжено 22 танка, из них 12 "тигров". Наши потери: убито и ранено 1100 десантников, выведена из строя большая часть пушечной артиллерии дивизии и полков.
Отразив яростные танковые удары неприятеля, наша дивизия совместно с другими соединениями армии продолжает наступление в направлении города Шпола с задачей как можно дальше отодвинуть линию фронта от окруженной в районе города Корсунь-Шевченковский вражеской группировки войск.
Наша батарея получила две 76-мм пушки ЗИС-3, такие же, как и раньше, заняла огневую позицию вблизи нашего переднего края и приготовилась к отражению танковых атак противника. Пехоты было мало, жиденькая цепь ее располагалась недалеко от нашей позиции.
Погода стояла скверная: сильный холодный ветер, мокрый снег с дождем, грязь, перемешанная со снегом, пудовыми гирями налипала на ноги. Согреться негде, кругом голая степь. До ближайшего села не менее трех километров. В окопах холодно, грязно, сыро, их постоянно заносит снегом.
Мои разведчики и связисты вырыли небольшой блиндажик, но перекрыть его нечем, до ближайшего леса не менее полутора километров. Пройти даже 100 метров стоит большого труда из-за грязи. Перекрыли чем придется: несколько веток, стебли кукурузы, солома. Печки нет, в боковой стенке вырыли нишу и дымоход, жжем солому и кукурузные стебли. Дыму полный блиндаж, а тепла, к сожалению, мало. Приходится терпеть, лучшего нет. Ночью спим вповалку, тесно прижавшись друг к другу.
В один из дней к нам на позицию пришел начальник финчасти полка, он выдавал зарплату и одновременно собирал членские партвзносы. Я подал свой партбилет начфину, чтобы он сделал запись об уплате взноса. В этот момент снаружи закричали: "Танки!" Я в тот момент исполнял обязанности командира огневого взвода, подаю команду: "Батарея к бою!" Расчеты бросились к орудиям. Очередная танковая атака противника. На этот раз они атаковали соседний полк, и от нашей позиции было далеко. Но командир дивизиона по телефону приказал нашей батарее открыть по ним огонь.
До танков километра три, и движутся они так, что к нам повернуты правым бортом, но расстояние большое, и стрелять бронебойными снарядами бесполезно. Даю команду на стрельбу осколочно-фугасной гранатой с установкой взрывателя на фугасное действие. Нам разрешили расходовать десять снарядов.
Открываем огонь, снаряды рвутся между танками, прямое попадание в танк на таком расстоянии - дело случайное. Танки замедлили движение. Вскоре немцы обнаружили нашу позицию. Несколько снарядов падает в районе нашей позиции, один из них попал в наш блиндаж, где до этого сидел начфин. Когда началась стрельба, он быстро убежал назад, откуда явился. Я забыл, что партбилет остался у него, когда я платил взнос. Утром я вспомнил про партбилет, нашел начфина в тылах полка, но он демонстративно заявил, что у него моего партбилета нет и он не знает, где он.
Я пришел на позицию, с помощью солдат разрыл заваленный снегом и грязью блиндаж, но партбилета не нашел, а вскоре последовала команда, и мы сменили позицию. По тем временам случай был неприятный, хотя я до сих пор уверен, что партбилет остался у начфина. В те времена таких "сверхбдительных" было немало. Сидя в тылу, надо как-то "отличиться". Во всяком случае, партбилет пропал, о чем я сообщил замполиту дивизиона.
Мы по-прежнему удерживаем внешний фронт. Противник то в одном, то в другом месте пытается прорвать нашу оборону, чтобы спасти свои окруженные войска. Наша батарея на прямой наводке вблизи переднего края нашей обороны. Я освободился от обязанностей командира огневого взвода и со своими разведчиками и связистами занимаю наблюдательный пункт на краю кладбища, в кладбищенской канаве. Вырыли там окопные ячейки, установили приборы наблюдения, разведчики поочередно несут дежурство, ведут наблюдение за врагом. Тут же вблизи вырыли небольшой блиндажик, накрыли его полусгнившими кладбищенскими крестами, прутьями и соломой, благо неподалеку стояла большая скирда соломы.
Погода по-прежнему стояла плохая: мокрый снег с дождем днем, ночью подмораживало. К ночи в блиндаж набивалось столько народу, что лежать можно было только боком, тесно прижавшись друг к другу, зато было теплее. Спали мы, конечно, одетыми, под голову противогаз, в обнимку с автоматом или карабином, кто чем был вооружен.
Погода совсем испортилась: сильный ветер со снегом, настоящая пурга с завыванием. Неподалеку от блиндажа телеграфный столб с проводами, гудит ветер в проводах, изредка посвистывают пули да рвутся мины - обычная фронтовая "музыка". То в одном, то в другом месте вспыхивает яростная стрельба из автоматов, пулеметов, винтовок, орудий и минометов. Это противник под покровом ночи и пурги пытается вырваться из окружения. Нарвавшись на наши позиции и получив отпор, уходит и пытается прорваться в другом месте. На нашем направлении пока спокойно.
Дремлем в блиндаже. Вдруг сквозь завывание ветра в проводах возникает незнакомая мелодия песни и приглушенный голос Марка Бернеса, исполняющего песню "Темная ночь". Это наш радист случайно поймал московскую волну. Текст песни, который я привожу здесь, настолько совпал с тем, что было в этот момент вокруг нас, что нам показалось, что певец где-то здесь рядом, что он поет о нас.
Прослушав песню, мы возбужденно обменивались впечатлением о том, что она точно отражает то, что происходит вокруг. Еще долго в ушах звучал голос певца и отдельные фразы, которые успели запомнить.
Эта песня навсегда врезалась в мою память. И не важно было, что я был не женат и не было у меня, конечно, где-то детской кроватки с ребенком.
ТЕМНАЯ НОЧЬ
Слова В. Агатова
Музыка Н. Богословского
Темная ночь, только пули свистят по степи,
Только ветер гудит в проводах, тускло звезды мерцают...
В темную ночь ты, любимая, знаю, не спишь
И у детской кроватки тайком ты слезу утираешь.
Как я люблю глубину твоих ласковых глаз,
Как я хочу к ним прижаться сейчас губами...
Темная ночь разделяет, любимая, нас,
И тревожная черная степь пролегла между нами.
Верю в тебя, в дорогую подругу мою,
Эта вера от пули меня темной ночью хранила.
Радостно мне, я спокоен в смертельном бою,
Знаю, встретишь с любовью меня, что б со мной не случилось.
Смерть не страшна, с ней не раз мы встречались в степи,
Вот и теперь надо мною она кружится...
Ты меня ждешь и у детской кроватки не спишь,
И поэтому, знаю, со мной ничего не случится!
Смолкла песня, а мы еще долго взволнованно удивлялись таланту поэта, точно угадавшего, что у нас происходит, таланту композитора и певца, создавших задушевную, теплую музыку.
Постепенно утихли восторги, ночь брала свое, и мы вновь уснули.
Просыпаюсь, нечем дышать, не хватает воздуха. Нас, оказывается, совсем занесло снегом в нашей "берлоге" на кладбище. Лопатой пробиваем дыру в толще снега, стало легче. Назначаю дежурство по очереди, чтобы периодически пробивать дыру.
Вдруг среди ночи затрещало перекрытие нашего блиндажа и послышался скрип колес брички. Мы дружно подняли ноги вверх, уперев их в потолок. Одновременно дружный крепкий солдатский мат отреагировал на это событие. Очевидно, кто-то приехал ночью за соломой. Днем здесь появляться опасно из-за ружейно-пулеметного обстрела. Вскоре раздался взрыв, конский топот, и все затихло. Только утром, выбравшись наружу, я увидел часть разбитой повозки и засыпанную снегом воронку от взрыва.
Позже мы узнали, что ночью за соломой приезжал старшина нашего дивизиона, пожилой мужик. Услышав на кладбище ночью из-под земли какие-то голоса, он испугался, видимо подумал, что это с того света, погнал лошадей и при повороте задним колесом наехал на мину. Повозку разбило, его оглушило, кони в испуге помчались назад с оставшейся частью повозки, а старшина так уцепился за вожжи, что кони приволокли его туда, откуда он ранее выехал. Потом мне рассказали, что старшину отправили в медсанбат, он так и не смог рассказать, что произошло, настолько был напуган случившимся.
Пурга продолжалась несколько дней, кругом все бело, сплошная белая снежная пелена, видимость не более 10–15 метров. Пехота по два-три человека в ячейках зарылась в солому, все занесло снегом, и не видно, где передний край нашей обороны.
В ночь на 17 февраля 1944 года гитлеровцы, потеряв надежду на помощь окруженным войскам, бросив всю технику, под покровом темноты и пурги огромной колонной двинулись на прорыв в сторону фронта, в тыл нашим войскам, удерживающим внешний фронт. Немецким солдатам было разрешено выпить остатки водки, съесть неприкосновенный запас продовольствия, и пьяная колонна двинулась по лощине от сел Шендеровка и Хилек к фронту, в надежде вырваться из кольца окружения.
В середине ночи гитлеровцы внезапно вышли к огневым позициям артиллерийского дивизиона. Мужественные артиллеристы сражались до конца с пьяной лавиной противника, расстреливая атакующие цепи прямой наводкой.
Вскоре на помощь пришел дивизион "катюш". С близкого расстояния артиллеристы и гвардейские минометчики в упор расстреливали разъяренную вражескую пехоту. Бой был скоротечным и ожесточенным. Пьяные гитлеровцы валили напролом, не считаясь с потерями.
Впереди вражеской колонны шло несколько танков, за ними двигалась лавина пехоты и всех, кто попал в окружение. Силы были неравными. На небольшом участке фронта противник создал многократное превосходство, рассчитывая проломить нашу оборону и выйти из окружения. Сопротивление советских войск на этом участке обороны было сломлено, и противник устремился к внешнему кольцу окружения.
Обстановка сложилась критическая. Удержать такую силу жидкой цепочке нашей обороны было практически невозможно. Все дороги занесены глубокими сугробами, и осуществить маневр резервом к участку прорыва было практически невозможно. Положение спасли наши танкисты. Поднятые ночью по тревоге, они успели выдвинуться в район прорыва вражеской колонны и с ходу врезались в нее, расстреливая гитлеровцев из танковых пулеметов, давя врага гусеницами.
До самого утра продолжался жестокий бой. Вражеская колонна была разгромлена, сотни трупов, перемешанные со снегом, устилали землю. Тысячи солдат и офицеров были взяты в плен, и только небольшим разрозненным группам удалось скрыться в снежной пелене и выйти из окружения. Среди убитых был обнаружен и командующий немецкой группировкой генерал Штеммерман, который отклонил ранее предъявленный ему ультиматум нашего командования о сдаче в плен всей группировки.
Это был второй Сталинград, только на Днепре, и с более печальными последствиями для немецких солдат. Там в Сталинграде большая часть немецких солдат и офицеров вместе с командующим, фельдмаршалом Паулюсом, сдались в плен. Здесь на Украине они сдаться отказались, и большая часть их была уничтожена. Огромное количество техники осталось на полях сражения. Только по официальным данным в период с 5 по 18 февраля здесь было уничтожено: самолетов - 430, танков - 155, пушек и минометов - 376, самоходных орудий - 269, пулеметов - более 900.
Кроме того, после разгрома вражеской группировки на полях сражения было собрано большое количество исправной техники: самолетов - 41, танков - 116, пушек разного калибра - 618, самоходных орудий - 61, автомашин - около 1000 и много другой техники.
В плен было взято 18 200 гитлеровцев, а всего в окружении насчитывалось около 80 000 человек. Выходит, что около 62 000 человек были уничтожены в этих боях. Сколько погибло наших солдат и офицеров, неизвестно - я нигде такой цифры не встречал.
После разгрома окруженной группировки врага наша дивизия занимала оборону в районе города Шпола.
Однажды меня вызвали с передовой в штаб полка, где я получил задачу поступить в распоряжение начальника тыла дивизии и выполнять задачи по его указанию. После прибытия к начальнику тыла дивизии я был назначен начальником транспортной колонны по подвозу боеприпасов. Дело в том, что к этому времени дороги так развезло, что даже пешком было очень трудно передвигаться. Помню, как-то переходил улицу в городе Шпола, ногу вытащил, а сапог остался в грязи. Пришлось вытягивать сапог, надевать и потом повторять эту процедуру со вторым.
Чтобы как-то решить вопрос снабжения частей боеприпасами, выходило население многих сел. Выстраивались цепочкой от села до села и с утра до позднего вечера из рук в руки передавали снаряды, мины, гранаты, зачастую под дождем, а то и в снежную бурю, иногда под обстрелом и бомбежкой. Но основное снабжение осуществлялось транспортной колонной, которой я руководил. В нее входило несколько сот лошадей и большое количество повозок. Часть лошадей использовалась как вьючный транспорт.
Размещалась колонна на окраине города Шпола в колхозных конюшнях, сохранившихся с довоенного времени. Здесь же с лошадьми располагались и все ездовые.
Лошадь требует к себе постоянного внимания, ее надо вовремя накормить, напоить, почистить, починить сбрую, повозку, а то и подлечить. Надо и корм где-то добывать. Выдавали немного овса, но этого было мало. В общем, забот хватало.
У меня были помощники, в том числе ветеринарный врач лейтенант Шемендюк. Разместились мы в ближайшей от конюшни избе. Впервые за два года войны довелось ночевать в теплой избе и даже на кровати, без верхней одежды и обуви. Недолго продолжалась эта идиллия.
Глава 8.
С боями к Днестру. Освобождение Молдавии
Корсунь-Шевченковская битва закончилась, и, хотя стояла сильная распутица, наш фронт пришел в движение. На нашем участке фронта наступление началось в ночь с 8 на 9 марта. Надо было не дать противнику закрепиться, зарыться в землю. И хотя сил и боеприпасов у нас было мало, надо было не упустить момент, пока противник деморализован недавним разгромом.
Наступать ночью очень трудно, тем более в такую распутицу, но надо было в сложившихся условиях максимально использовать элемент внезапности. К тому же немцы очень не любили воевать ночью и поэтому часто обвиняли нас в том, что мы воюем не по правилам. Кто был на фронте, тот знает, что в вопросах быта немцы были педантичны: раз ночь, значит, надо отдыхать, если время подошло принимать пищу, значит, в войне перерыв на обед или завтрак. Они обзывали нас азиатами, так как мы нередко ловили их на этом педантизме: надо отдыхать или принимать пищу, а мы атакуем. Так было и на этот раз.
Наша 1-я гвардейская воздушно-десантная дивизия совместно с другими частями 53-й армии перешла в наступление. Ночной атакой оборона противника была прорвана, и утром мы вошли в села Скотарево и Толмач. Так началась наступательная операция, получившая название Уманско-Батошанская - по названию городов, входивших в полосу действий наших войск.
Я хорошо помню короткий бой за село Скотарево. К нам на встречу из села пробрались двое мужчин.
Они показали, где в селе находятся немцы, некоторые их огневые точки, помогли нам точнее сориентироваться. Батальон, с которым действовала наша батарея, двигался на левом фланге полка, по левой, возвышенной окраине села, и нам хорошо был виден бой. Село вскоре полностью было освобождено от противника. Задерживаться нам было некогда, надо было не дать неприятелю оторваться и занять оборону.
После войны в 1980 году совет ветеранов нашей дивизии организовал встречу в тех местах. Были мы и в селе Скотареве, а также в селах Капитановка, Тишковка, Писаревка и других. Население очень тепло нас встречало, вместе мы шли на братские могилы наших однополчан, где проводились волнующие траурные митинги.
В обороне противника образовались большие бреши, не занятые войсками противника. Мы использовали эту возможность, развивая безостановочное наступление. Погода стояла хорошая, теплая, солнечная. За две недели мы продвинулись на 120 километров.
Однажды подходим к какому-то селу. Расположено оно внизу, вдоль небольшой речки. Колонна нашей батареи начала спуск к селу по косогору. Вдруг кто-то из разведчиков закричал: "В селе немецкие танки!"
Внимательно смотрю в бинокль. Действительно, по селу движется немецкий танк, а от него разбегаются наши солдаты, вошедшие в село. Быстро подаю команду: "Батарея к бою!" Орудия развертываются для стрельбы прямой наводкой. Командиры орудий подают команды для стрельбы.
Вдруг видим, как от села в нашу сторону бегут несколько солдат и отчаянно машут руками. Стрелять опасно, можно задеть своих. К тому же танк противника не предпринимает никаких действий против нашей батареи, хотя она стоит на открытом месте и хорошо видна из села. Наконец, солдаты подбежали и, запыхавшись, говорят, чтобы мы не стреляли, так как в танке наши солдаты и они на нем катаются. Вначале ничего не понял и только потом узнал, что немцы почему-то бросили исправный танк, даже заправленный горючим. Нашлись умельцы, кто может управлять танком, и наши пехотинцы решили покататься. Еще немного, и эта затея могла кончиться печально.