Одиннадцать - не самое позднее время для битников, а уже тем паче, для новых романтиков. И для гостей Липницкого, как выяснилось, - тоже. Едва я переступил порог этого дома, как хозяин - лысеющий высокий мужчина, разумеется, с бородой, троекратно расцеловал меня и представил гостям:
- Это Рыба, панк из Ленинграда.
О, Господи! Снова - панк. Но никого переубеждать у меня не было никакой возможности - на экране телевизора буйствовала группа "Токинг Хэдс", и вести связную беседу в такой обстановке было затруднительно. В гостях у Александра в тот раз была группа "Машина времени" в полном составе, и я сразу понял, что выпить они не дураки - количество пустых, полупустых и полных бутылок на полу и на круглом столике у стены внушало уважение. Познакомиться поближе с "Машиной" мне в этот день не удалось - меня тут же перехватил Серёжка, и мы с ним вместе принялись вспоминать новогоднее веселье, выпивать - закусывать и рассказывать хозяину о ленинградской Новой Волне.
В этом доме мне суждено было потом бывать ещё очень много раз - и не только мне, а и Витьке, и Марьяше. Сашка Липницкий - это просто удивительный человек. Если начать вспоминать, сколько добра он сделал нищим ленинградским музыкантам, то это займёт всю мою историю, но будет только первой главой - здесь форма повести не подходит, нужно писать что-нибудь в жанре романа-эпопеи. Кто из нас не ночевал здесь, не получал вкусный горячий обед и участие в не всегда мягких ударах судьбы, которые порой испытывали в Москве музыканты. Сколько фильмов и музыки пересмотрено по Сашкиному видео, сколько раз он увозил похмельных рокеров к себе на дачу и там ставил на ноги… Всё это касается не только ленинградцев - здесь, в доме, стоящем в одной минуте ходьбы от Петровки, 38, был если не всемирный, то уже во всяком случае всесоюзный рок-салон, где можно было встретить рано или поздно любого музыканта любой группы…
Рыженко утащил меня ночевать к себе на Арбат, и с этого дня в гостиницу, где расположились мои товарищи по работе, я почти не ездил - ночевал то у Серёжки, то на Петровке - у Липницкого. Спустя неделю я чувствовал себя совершённым аборигеном в Москве - каждое утро бежал на работу, потел в набитом троллейбусе Садового кольца и замечательно ориентировался в московских спиралевидных улицах и в расположении продовольственных магазинов. Конечно, встречался я и с Артёмом - он достал мне пластинки "ЭксТиСи" и "Сквиа", и я ездил к нему в гости на Каховскую. Завёл я здесь в этот период и ещё кое-какие знакомства в кругах людей, занимающихся подпольным шоу-бизнесом, что очень пригодилось группе "Кино" спустя несколько месяцев.
Витька теперь всюду ходил с Марьяшей. Раньше они встречались только у кого-нибудь в гостях, на разных вечеринках, теперь же постоянно были вместе. Таким образом нас стало трое. Марьяша хоть ни на каком инструменте и не играла, но Витька сказал, что она - третий полноценный член нашей группы - гримёр, костюмер и художник. Я не протестовал против такого расклада - Витьке она явно нравилась, общий имидж не портила, а наоборот, помогала его поддерживать и не командовала, что вообще-то свойственно слабому полу. К этому времени мы чётко распределили обязанности и права внутри группы - Витька стал директором в области творческих вопросов, я - директором, администратором и завхозом в одном лице. Ну и гитаристом, конечно. С началам лета группа "Кино" переживала очередной творческий подъём - после записи альбома у нас были вынужденные три недели "отпуска" в связи с моей московской командировкой, теперь мы снова встретились у меня на проспекте Космонавтов, соскучившиеся друг по другу, по нашей музыке, и чувствовали, что идёт, идёт дело, что всё отлично - это был, пожалуй, самый чудесный период нашей работы. Приезжал Вишня и без конца нас фотографировал, потом мы ехали к нему через весь город, и целыми ночами Вишня печатал фотографии, а мы играли ему нашу музыку, чтобы, не дай Бог, Алексей не свалился на стол с ванночками проявителя и фиксажа, уснув от сухого вина и позднего часа. У меня уже, что называется, "были заделаны" несколько концертов в Москве, но всё планировалось начать с приходом осени - шоу-бизнесмены сказали, чта лето - не сезон. И в городе мало народу. В Ленинграде летом тоже стало попросторнее - железнодорожные и авиабилеты стоили ещё достаточно дёшево, и горожане использовали "солнечные дни" дома, стремились проводить их подальше от города. Витька тоже собирался на юг вместе с Марьяшей, но ближе к августу, я же планировал в августе съездить ещё раз в Москву и отдохнуть, сменив обстановку, и конкретно договориться о предстоящих наших наездах в столицу.
А пока мы отдыхали - попивали, поигрывали, гуляли, ездили к Вишне и уже строили планы на запись второго альбома - дома у Алексея. Домашняя студия Яншивы Шелы, это псевдоним Алексея, росла не по дням, а по часам. Марьяша написала и нарисовала обложку для первой записи - "45". Сорок пять минут играла наша музыка на плёнке, и Марьяша поэтому так и написала: "45". Борис сообщил нам, что планируется большущий концерт - десятилетие "Аквариума", где могут выступить все, кто любит "Аквариум" и кто придёт на юбилей. Ну и сам юбиляр, разумеется, тоже выступит.
Концерт планировался в общежитии Кораблестроительного института - где-то в Автово. Марьяша жила неподалёку, и мы с утра собрались у неё для примерки и окончательной подгонки костюмов, которыми собирались потрясти зрителей и порадовать "Аквариум".
Дома у Марьяши жила маленькая черненькая, но жутко злая собачка, которая всё время всех кусала - и Марьяшу, и её маму, и Витьку, который бывал здесь довольно часто, ну и меня всё норовила цапнуть. Собачку привязали наконец-то к какому-то шкафу, и мы занялись нашим туалетом: Витька крутился перед зеркалом в белых кружевах и сверкал стеклянными "драгоценными" камнями, я натягивал на себя совсем уже нечеловеческий наряд - костюм птицы из ТЮЗа, переделанный Марьяшей и мной в костюм рыбы… Из динамиков Марьяшиного проигрывателя неслись квакающие, заунывные звуки древней, не то китайской, не то японской музыки - Марьяша почему-то считала, что Витьке должно нравиться всё, что так или иначе связано с Востоком, вероятно, из-за его корейской крови. Но наши вкусы всё-таки больше были ориентированы на Запад, и глубокомысленное чмоканье, приправленное злобным рычанием привязанного пса, царапающего в бессильной животной ярости шкаф, паркет и всё остальное, до чего он мог дотянуться своими короткими лапами, не очень-то веселило, хотя и успокаивало.
Предстоящий концерт должен был быть не обычным сэйшеном, планировался настоящий праздник. 10 лет - это не шутка, и поэтому принимались всяческие меры предосторожности, чтобы мероприятие по какой-либо причине не сорвалось. В частности, все были предупреждены о том, чтобы не собираться перед концертом толпами на улице и не бродить вокруг общежития в привлекающем внимание блюстителей нравственности и порядка виде. Поэтому мы с Витькой замаскировались, как могли: он спрятал свои кружева под широким плащом, я надел на свой птицерыбный наряд клетчатый пиджак, Марьяша же выглядела совершенно обычно, в маскировке не нуждалась, и мы отправились в гости к "Аквариуму".
Всё было подготовлено идеально - конспирация высшего класса! Десять лет подполья научили многому и "Аквариум", и публику. В небольшом зале стоял полный комплект аппаратуры, не очень мощной, но достаточной даже с избытком для такого помещения. Все собрались вовремя, сильно пьяных тоже не было. В первом отделении должны были играть гости, во втором - юбиляры. Среди гостей, кроме нас, были "Странные игры" - так стала называться группа Давыдова, "АУ" во главе со Свином, группа Дюши Михайлова ("Пилигрим", "Объект насмешек"), носящая скромное название "03" ("Ноль три"), и ещё три-четыре команды - все, как одна, молодые и прогрессивные.
Но десять лет конспирации научили "Аквариум" ещё и отличной интуиции. Борис что-то вдруг занервничал, хотя поводов для этого вроде бы и не было и, на правах хозяина вечера, переставил отделения местами. Теперь первым номером играл "Аквариум", остальные сидели в зале, выпивали-закусывали, курили - всё было разрешено на торжественном юбилее любимой группы - и слушали музыку, ожидая своей очереди. "Аквариум" же, что называется, дал жару. Они играли электричество, Ляпин свирепствовал на гитаре, но в этот раз на удивление в меру, а Борис метал в зал просто видимые глазом сгустки энергии, всё было как надо. И они успели-таки отыграть свои сорок минут - последнюю концертную программу. На этом всё и закончилось, интуиция не подвела. Такое идеально организованное мероприятие не могло не сорваться: кто-то классически "стукнул" в КГБ - ведь стучат именно на такие, по высшему классу и "для своих" сделанные концерты, остальные "засвечиваются" сами - из-за пьянства, раздолбайства и неаккуратности менеджера и публики. Здесь же была классика - никаких дружинников, никаких милиционеров, ничего лишнего - пара чёрных "Волг"; в отдалении - милицейский газик, якобы случайно тормознувший в ста метрах от общежития, и вошедшие в зал высокие молодые люди в строгих чёрных костюмах. Чисто, тихо и скромно - ни мордобитий, как на "Блице" у "Юбилейного", ни погонь, ни "хмелеуборочных"…
Тихим строгим голосом было приказано покинуть зал всем, кроме "Аквариума". Как произошло всё дальнейшее, никто сейчас точно рассказать не может, но рокеры отреагировали безошибочно - действовали все совершенно правильно. Толпа окружила сцену и музыкантов, за один приём схватила неприхотливую аппаратуру и мягко вывалилась наружу - с "Аквариумом" и аппаратом в середине. На миг толпа расступилась, и из неё как торпеда вылетел Михаил Фанштейн-Васильев - Фан, самый деловой человек среди рокеров. Он метнулся на проезжую часть и через полминуты тормознул несущийся куда-то пустой экскурсионный "Икарус". Ещё через полминуты Фан договорился обо всем с водителем, махнул рукой, и толпа вместе с аппаратом мгновенно всосалась во вместительный комфортабельный автобус и была такова.
Люди в строгих костюмах бродили вокруг общежития и что-то ещё придумывали, а мы уже ехали к Гене Зайцеву, который предложил продолжить юбилей в его двух комнатах на Социалистической улице. Мы с Витькой, Марьяша, Вишня, Гена, Свин, Вилли-фотограф, "Аквариум" и ещё куча разного весёлого народа летели в мягком "Икарусе" по мрачным улицам и от души веселились. В какой-то момент показалось было, что праздник сорван, но сейчас становилось ясно, что он продолжается. И действительно, он продолжался всю ночь у Гены, а потом ещё весь день по всему городу - утром гости расползались от Гены как тараканы, нанюхавшиеся карбофоса, - медлительные, неровными шагами шли они в разные стороны к разным рюмочным, шашлычным, пивным ларькам…
Познакомились мы и с какой-то безумной компанией молодых нововолновщиков из Купчино - любителей "Диво", "Крафтверка" и разного рода кайфа. Я вышел на них через моего, по школьным ещё ансамблям знакомого, барабанщика Борю, узнав, что молодые люди готовы обменять имеющуюся у них пластинку "Ти Рекс" на любую "Новую Волну". Мы с Витькой стали иногда захаживать к этим безумцам и познакомились поближе с одним из них - Густавом. Этот парень совершенно игнорировал нормы так называемого социалистического общежития, что нас очень веселило, - он очень любил играть на барабанах, и на расстоянии метров с восьмисот от его высокого блочного дома уже были слышны каждодневные упражнения Густава. Мы тогда как раз снова начали искать барабанщика и попробовали этого парня - играл он вроде бы и неплохо, но как-то не вписался тогда в "Кино", и мы договорились с Петькой Трощенковым - юным ударником "Аквариума", что он поможет нам на первых порах в предстоящей гастрольной деятельности.
Лето 82-го пролетело незаметно: я ещё раза два съездил в Москву, Витька с Марьяшей на юг, мы славно отдохнули и в начале осени снова встретились у меня на Космонавтов.
Я отчитался Витьке о проделанной работе в смысле договоров о концертах в Москве, а Витька - о своей творческой деятельности, показал несколько новых песен, которые мы немедленно принялись обрабатывать. Марьяша ни в чем не отчитывалась, но взялась достать нам студенческие билеты, вернее, себе и мне - у Витьки таковой имелся. Студенческие билеты, как известно, дают возможность пользоваться железнодорожным транспортом за полцены, и мы решили не пренебрегать этим. Как я уже говорил, Марьяша была художницей, и для неё переклеить фотографии на билетах и пририсовать печати было плёвым делом. Она раздобыла документы, выправила их как полагается, и мы стали окончательно готовы к гастролям.
Я почти через день теперь созванивался с представителями московского музыкального подполья, мы без конца уточняли суммы, которые "Кино" должно было получить за концерты, место и время выступления, и всё остальное - я и не думал, что возникнет столько проблем. Говорить по телефону из соображений конспирации приходилось только иносказательно - не дай Бог назвать концерт концертом, а деньги - деньгами.
- Привет.
- Привет.
- Это я.
- Отлично.
- Ну, у меня всё в порядке.
- У меня тоже. Я сейчас иду на день рождения, моему другу исполняется двадцать лет.
Это означало, что двадцатого мы должны быть в Москве. Все разговоры велись в таком роде и развили у меня бешеную способность читать между строк и слов и находить всюду, в любой беседе скрытый смысл. Способы передачи информации импровизировались на ходу - у нас не было точно установленных кодов, и поэтому иной раз приходилось долго ломать голову, чтобы разобраться, что к чему.
- У тебя есть пластинка "Битлз" 1965 года? - спрашивали меня из Москвы.
"Что бы это значило? - думал я. - О пластинке речь - может быть, хотят мне её подарить? Или здесь дело в цифрах?" - Тысяча девятьсот шестьдесят пятого? - переспрашивал я.
- Да, шестьдесят пятого, - отвечали подпольщики из столицы.
Ага, всё ясно. Шестьдесят пять рублей обещали нам за концерт. Теперь нужно выяснить - каждому, или 65 на двоих.
- Да, - говорил я, - я её очень люблю, но у меня, к сожалению, нет её в коллекции. А у тебя их случайно не две?
- Две, - говорили мне. Отлично! Значит - каждому.
- Вообще-то она мне, конечно, нравится, но сейчас я больше торчу от "ЭксТиСи" года так восьмидесятого, восемьдесят первого… - начинал я сражаться за процветание нашего коллектива. - И у меня уже есть две штуки, и я хотел бы ещё две. - Восемьдесят каждому! Вот чего я хотел!
- Я не люблю новую волну, - холодно говорил менеджер из Москвы. - Расцвет рока - это всё-таки семьдесят пятый год.
- Пожалуй, - соглашался я. - Пусть будет семьдесят пять мне и семьдесят пять Витьке, по тем временам этот было очень много.
Но такое случалось не часто. Обычно нам платили от 30 до 60 рублей каждому и иногда покупали обратные билеты, а иногда - нет. Кое-какие деньги приносила также торговля лентами с записями нашего первого альбома, которую я наладил в Москве довольно лихо - мы привозили лент по десять и продавали что-то такое рублей на пять дороже стоимости ленты. Но и это было от случая к случаю, - иногда в ленинградских магазинах пропадала плёнка, и это подрывало наше благосостояние.
После нескольких удачных экспериментов нам очень понравилось ездить в Москву, и мы уже были всегда готовы сорваться туда по первому требованию.
Останавливались мы в основном у Липницкого - это был наилучший вариант. С Александром мы быстро подружились, с ним было интересно, и он был крайне ответственен и пунктуален и не позволял себе сильно расслабляться, как многие наши общие знакомые. Например, однажды мы поехали в одно место, где нас звали на ночлег, но хозяин так готовился к приёму гостей, что когда мы позвонили в дверь, то долго слушали приближающееся шарканье - хозяин, видимо, с трудом передвигался, хотя был молод и хорош собой. Когда шарканье приблизилось вплотную, мы услышали громкий удар в дверь где-то на уровне лба, потом кто-то, мыча и стеная, медленно сполз вниз, царапая дверь ногтями и тем самым пытаясь предотвратить падение. Всё было ясно, и мы пошли прочь, но выйдя из парадного на улицу, услышали из "гостеприимной" квартиры грохот рояля - по клавишам, вероятно, лупили кулаками или головой и хриплые сдавленные крики: "Восьмиклассница!… Восьмиклассница…". Судя по всему, хозяин очнулся и всё ещё ждал нас в гости, но мы не стали второй раз искушать судьбу и отправились к Липницкому.
У Александра дома стоял видеомагнитофон, и мы за сезон 82 - 83 года просмотрели у него огромное количество самой разной музыки - ночевали в гостиной, где находилось это чудо техники, засыпали и просыпались под концерты "Токинг Хэдс", "Роллинг Стоунз" или, в крайнем случае, под Вудсток. Всё это продолжалось до тех пор, пока Витька не увидел впервые фильмы Брюса Ли - в восемьдесят втором году это была довольно редкая штука. Видеоиндустрии в Союзе ещё не было, и такой экзотики никто, за небольшим исключением владельцев - пионеров видеотехники, практически, не видел.
Увидев же это чудо кино-каратэ, Витька перестал смотреть музыку и просто заболел - стал повсюду махать руками и ногами, изображая из себя "Виктора Ли", наделал себе нунчаков и развесил дома по стенам. Теперь он регулярно стал травмировать себя, обучаясь тонкому искусству восточного единоборства.
Марьяша ездила с нами и помогала кое-чем, кроме грима и костюмов, - стояла, например, на стрёме во время концертов - как-то раз нам пришлось просто бегом бежать из подвала, где мы успели, правда, отыграть всю программу, и я успел даже вырвать деньги на бегу из рук мчавшегося бок о бок с нами менеджера. Бежали мы не от разгневанных зрителей - те-то были в восторге и сначала вовсе не хотели нас отпускать, а теперь вот сами бежали в другую сторону, как им было приказано, отвлекая на себя следопытов КГБ, приехавших познакомиться поближе с группой "Кино".
Случались и спокойные, солидные концерты в МИФИ, с "Центром" в первом отделении, например. Вообще в МИФИ мы играли несколько раз, и это было, пожалуй, любимым нашим местом. Артём Троицкий раздухарился и устроил нам выступление в пресс-центре ТАСС, где мы опять-таки всем понравились… Мы очень полюбили московскую публику - она была прямо полярна ленинградской. Если в Ленинграде все всё подряд критикуют (как вы могли заметить по мне и по моей повести), то в Москве почему-то все всем восторгались. И это было нам очень приятно - стоило нам оказаться в столице, как из начинающей малоизвестной рок-клубовской команды мы превращались в рок-звёзд, известных всей андеграундной московской рок-аудитории. Мы продолжали работать вдвоём, Пётр Трощенков выбрался с нами только раз или два - работа в "Аквариуме" отнимала у него много времени, и мы оставались дуэтом.
В Ленинграде тем временем не дремал и наш первый официальный фан - Владик Шебашов. Однажды он несколько дней не брал в рот ничего спиртного, отключил телефон, сидел дома и о чём-то думал. Результатом этой беспримерной в истории ленинградского рок-движения акции явился грандиозный домашний концерт "Кино" в Шувалово-Озерках.