В нашем втором матче мне не пришлось ждать победы месяцами: я выиграл первую же партию. Затем Карпов отыгрался и даже вышел вперед. Борьба протекала очень упорно: я был уже не тем наивным юношей, что год назад, а закаленным 22-летним "ветераном". Выиграв решающую 24-ю партию, я завоевал титул чемпиона мира, который удерживал потом в течение пятнадцати лет. На момент ухода из профессиональных шахмат в 2005 году мой рейтинг по-прежнему был самым высоким в мире.
Я не смог бы так долго оставаться чемпионом без уроков, преподанных Карповым. Огромное значение для меня имело не только осознание собственных слабостей, но и то, что я обнаружил их самостоятельно. Тогда я это еще не вполне понимал, но именно уникальный "марафонский матч" проложил мне путь к успеху. Быть талантливым еще недостаточно. Недостаточно и упорно трудиться, и работать допоздна. Нужно еще четко понимать, какими методами ты пользуешься, когда принимаешь решения.
Школа
Задумываясь о своем пути к заветной цели, я мысленно возвращаюсь к тем далеким годам, когда десятилетним мальчиком был принят в школу Ботвинника.
Мудрость Ботвинника-педагога заключалась в том, что он никогда не подавлял нас своим авторитетом, не навязывал ученикам свой стиль - наоборот, всячески помогал развивать нам собственные способности. С присущим ему педагогическим тактом он подсказывал каждому из нас верное направление. С самого начала он почувствовал мое стремление к динамичному, атакующему стилю. И неслучайно, думаю, в мои первые домашние задания включил анализ партий Алехина.
Ботвинник снимал с шахмат покров тайны, постоянно сравнивая их с житейскими ситуациями. Он называл шахматы типичной неточной задачей, подобной тем, которые людям приходится решать в повседневной жизни, и говорил: "Для решения неточных задач очень важно ограничить масштабы проблемы, чтобы в ней не увязнуть, - и только тогда появляется шанс более точно ее решить. Таким образом, было бы неверно думать, что шахматы не отражают объективную реальность. Они отражают то, как человек думает".
У Ботвинника я научился по-настоящему изучать шахматы, находить новые идеи, постоянно работать над их совершенствованием. Это - научный подход, основанный на глубоком анализе наследия прошлого, на поиске новых дебютных вариантов и методов игры в миттельшпиле, на выработке принципиально новых стратегических планов. Все шахматисты изучают старые партии подобно тому, как заучивают слова иностранного языка. Но, набрав какой-то словарный запас, надо научиться им пользоваться, чтобы суметь реализовать заложенное в тебе творческое начало. Особенно, если мечтаешь стать чемпионом мира.
Через школу Ботвинника, набиравшую юные шахматные дарования со всей страны, прошли чемпионы нескольких поколений. В 1963 году одним из первых учеников школы был двенадцатилетний Анатолий Карпов, в 1973-м - Гарри Каспаров, а в 1987-м уже в совместную школу Ботвинника - Каспарова был принят двенадцатилетний Владимир Крамник (а многие другие стали "просто" сильными гроссмейстерами и долгие годы сохраняли ведущие позиции в мировых шахматах).
Вспоминаю первую встречу с Крамником на летней сессии 1987 года в Даугавпилсе. Володя произвел на меня очень хорошее впечатление, и, обсуждая с Ботвинником перспективы вновь поступивших учеников, я отдал предпочтение Крамнику, хотя Ботвинник был в восторге от 15-летнего Алексея Широва.
Так получилось, что в дальнейшей шахматной карьере Крамника я принял активное участие. В 1992 году при комплектовании сборной России для участия в шахматной Олимпиаде в Маниле я решительно настоял на его включении в команду, невзирая на возражения тренеров и ряда ведущих гроссмейстеров. Я был очень рад, что Володя выступил на Олимпиаде блестяще, превзойдя мои самые смелые ожидания.
В 1995 году перед нью-йоркским матчем с Анандом я пригласил Крамника на летний сбор в Хорватию в качестве спарринг-партнера. Наше дальнейшее сотрудничество продолжилось и на самом матче. Неудивительно, что уже в конце года молодой гроссмейстер показал отличные результаты в международных турнирах, и вскоре его рейтинг на короткий срок сравнялся с моим. Общаясь со мной во время подготовки и анализа партий, Крамник изучил мои методы работы и привычки, что оказало ему неоценимую помощь пять лет спустя.
В начале 2000 года организаторы лондонского матча на первенство мира, обеспечив призовой фонд, предложили мне выбрать соперника. Выбор пал на Ананда, занимавшего вторую строчку в рейтинг-листе. Но в марте Ананд отказался от участия в матче. И тогда, следуя своему принципу сражаться за корону только с сильнейшим соперником, я не колеблясь позвонил Крамнику и предложил ему осенью сыграть матч. Владимир согласился и уже в апреле провел масштабный тренировочный сбор. Так Крамник превратился из моего помощника в претендента на высший титул. Наш матч проводился в соответствии с классическими канонами, но вне рамок ФИДЕ, которая еще с 1997 года отказалась от традиционной матчевой системы розыгрыша первенства мира, заменив ее ежегодными турнирами по нокаут-системе.
Выиграв лондонский матч 2000 года, Владимир Крамник принял от меня эстафету, освященную вековой традицией, идущей от моих великих предшественников - чемпионов мира по шахматам. Я считаю, что выполнил свою историческую миссию, не позволив прервать преемственность поколений, имеющую огромное значение не только в шахматах, но и в других областях общечеловеческой культуры.
…Путь к наивысшим личным достижениям лежит через самопознание и глубокое постижение смысла и значения всего достигнутого ранее. Лишь это дает возможность осмысленно принимать ответственные решения и наилучшим образом использовать свои знания, опыт и талант.
Анатолий Евгеньевич Карпов (р. 23.05.1951), СССР/Россия
Соперник, изменивший мою жизнь
Двенадцатый чемпион мира по шахматам (1975-1985). Быстро дойдя до верхних ступенек спортивной лестницы, он получил в 1975 году мировую корону: его соперник, американский чемпион Бобби Фишер после затяжных переговоров с ФИДЕ отказался от защиты титула. Став чемпионом без игры, Карпов решил доказать, что носит корону по праву, и начал выигрывать турнир за турниром. Список его турнирных побед едва ли не самый внушительный в шахматной истории.
Карпов дважды отстоял свой титул - в 1978 и 1981 годах, оба раза в матчах с Виктором Корчным. Затем мы с Карповым сыграли пять матчей на первенство мира подряд - в 1984/85, 1985, 1986, 1987 и 1990 годах, в общей сложности 144 партии. Итог этого марафона оказался удивительно сбалансированным: 21 победа у меня, 19 у Карпова и 104 ничьи. Это было одно из самых напряженных единоборств в истории большого спорта.
В СССР Карпов пользовался мощной политической поддержкой как человек, призванный отобрать чемпионский титул у американца Фишера. Он имел прочные связи в советском руководстве и по своей внутренней сути всегда стремился быть как можно ближе к власти. Наши шахматные стили различались как лед и пламень, отражая наши репутации "конформиста" и "бунтаря" за пределами шахматной доски.
Изумительное мастерство Карпова в неторопливой позиционной борьбе привело к появлению в шахматных словарях термина "карповский стиль", что означает постепенное и методичное удушение противника. Это напоминает удава, неумолимо сжимающего кольца вокруг своей жертвы.
"Намерения Карпова раскрываются его соперникам лишь в тот момент, когда сопротивление уже бесполезно" (Таль).
"Предположим, что партию можно продолжить двумя путями. Один из них - красивый тактический удар с вариантами, не поддающимися точному расчету. Другой - чисто позиционное давление, ведущее к эндшпилю с минимальными шансами на победу. Я без колебаний выберу второй путь" (Карпов).
Глава 2
ЛЮДИ И ШАХМАТЫ
Шахматы - это мой мир. Мир, в котором я живу полной жизнью, в котором я выражаю себя.
Михаил Таль
Образ игры в литературе и кино
Трудно найти больший парадокс в общественном мнении, чем контраст между имиджем шахмат и собирательным образом шахматиста. Сама игра уже давно стала символом интеллектуальной деятельности. По словам Стефана Цвейга, она "выдержала испытание временем лучше, чем все книги и творения людей, это единственная игра, которая принадлежит всем народам и всем эпохам, и никому не известно имя божества, принесшего ее на землю, чтобы рассеивать скуку, изощрять ум, ободрять душу".
Распространенный же литературный стереотип шахматиста - самоуглубленный молчун, чья замкнутость граничит с одержимостью и даже с аутизмом. Владимир Набоков был заядлым шахматистом-любителем, но сурово обошелся с любимой игрой в своем знаменитом романе "Защита Лужина" (1930). Главный герой, нелюдимый и неуклюжий гроссмейстер, выглядит почти изгоем общества, если не принимать во внимание его признанный шахматный талант. Правда, в киноверсии 2000 года создан более благоприятный образ, даже с романтическим оттенком.
Стефан Цвейг тоже населил свой шахматный мир ущербными и эксцентричными персонажами. Его посмертно опубликованная "Шахматная новелла" (1942) представляет собой политический и психологический комментарий к нацистскому мировоззрению, а в центре сюжета проходят две партии между чемпионом мира по шахматам, полуграмотным молодым человеком, и врачом, который сошел с ума, играя в шахматы с самим собой в застенках гестапо. При этом Цвейг дает замечательное описание самой игры:
"Разве узкое определение "игра" не оскорбительно для шахмат? Однако это и не наука, и не искусство; вернее, нечто среднее, витающее между двумя этими понятиями, подобно тому, как витает между небом и землей гроб Магомета. В этой игре сочетаются самые противоречивые понятия: она и древняя, и вечно новая; механическая в своей основе, но приносящая победу только тому, кто обладает фантазией; ограниченная тесным геометрическим пространством, и в то же время безграничная в своих комбинациях… Ее простые правила может выучить любой ребенок, в ней пробует свои силы каждый любитель, и в то же время в ее неизменно тесных квадратах рождаются особенные, ни с кем не сравнимые мастера - люди, одаренные исключительно способностями шахматистов. Это особые гении, которым полет фантазии, настойчивость и мастерство точности свойственны не меньше, чем математикам, поэтам и композиторам, только в ином сочетании и с иной направленностью".
В наше время регулярно возникают более позитивные образы и ассоциации, связанные с шахматами и шахматистами. Кто не помнит начало фильма о Джеймсе Бонде "Из России с любовью" (1963), где злодей Кронштин сразу же после победы в шахматном турнире переходит к подготовке глобального заговора? Автор "бондианы" Иен Флеминг и режиссер фильма уделили большое внимание шахматной партии между Кронштиным и его соперником Мак-Адамсом, используя в качестве прототипа реальную схватку между двумя великими советскими шахматистами - десятым чемпионом мира Борисом Спасским и многолетним претендентом на высший титул Давидом Бронштейном. В истории Флеминга шахматы играют роль метафоры, когда один из соратников Бонда предупреждает его: "Русские играют в шахматы великолепно. Они с блеском осуществляют свои тайные замыслы. Игра спланирована до мелочей, и все гамбиты противника учтены заранее".
Существуют десятки других фильмов, где шахматы использовались подобным образом, чтобы подчеркнуть проницательность и стратегическое мышление главного героя. В фильме "Убийцы" (1995) Сильвестр Сталлоне и Антонио Бандерас предстают в облике профессиональных киллеров, которые днем пытаются убить друг друга, а по ночам играют друг с другом в шахматы по Интернету. В фильме Стенли Кубрика "2001: Космическая одиссея" (1968) компьютер HAL 9000 легко обыгрывает в шахматы Фрэнка Пула, что служит предзнаменованием его гибели по вине машины.
Реальные шахматные персонажи
Несколько видных шахматистов былых времен действительно имели проблемы с психикой в период активных выступлений или после завершения карьеры. Немецкий мастер Курт фон Барделебен совершил самоубийство в 1924 году, причем точно так же, как это сделал Лужин в романе Набокова: выбросившись из окна. Первый официальный чемпион мира Вильгельм Стейниц с переменным успехом боролся с психическим заболеванием в последние годы жизни. Акиба Рубинштейн, один из самых одаренных шахматистов первой четверти XX века, мало-помалу впал в патологическую застенчивость: сделав ход, он прятался в уголке игрового зала, где ожидал ответа соперника. Два величайших шахматиста в истории США - Пол Морфи и Роберт (Бобби) Фишер - сошли со сцены в расцвете таланта из-за серьезных проблем психологического характера.
Но всё это - исключительные случаи. Как вымышленные, так и взятые из реальной жизни, они не должны закрывать нам глаза на то, что подавляющее большинство шахматистов ничем не отличаются от обычных людей. Кроме одного - способности хорошо играть в шахматы.
Родословная "королевской игры"
Согласно официальной легенде, медленная военная игра наподобие шахмат зародилась в Индии и ее истоки теряются в глубине веков. Понемногу видоизменяясь, игра прошла длинный путь через юг Средней Азии, Персию и страны Арабского Востока - к Пиренейскому полуострову. Впрочем, европейцам "индийская" версия происхождения шахмат стала известна лишь в конце XVII века. С достоверностью можно утверждать одно: современные шахматы возникли в конце XV века в Средиземноморье и являются чисто европейским изобретением.
Обширная шахматная литература насчитывает сотни и даже тысячи лет, если включить сюда древнеиндийскую чатурангу и арабский шатрандж. Одна из первых европейских книг, выпущенных в типографии Уильяма Кэкстона в 1474 году, называлась "Шахматная игра". Общепринятая методика записи шахматных партий с помощью специальных символов ("шахматная нотация") обеспечила шахматам богатую историческую летопись и позволила миллионам шахматистов последующих эпох учиться игре у легендарных мастеров прошлого.
Многовековая история шахмат свидетельствует о неуклонном развитии игры. Речь идет не только о правилах, которые в целом были стандартизированы к концу XVIII века.
Последние 200 лет правила оставались неизменными, а вот стиль игры и ее основные идеи претерпели значительные изменения, хотя этот процесс был постепенным и носил эволюционный характер.
В 1995 году немецкая газета Welt am Sonntag предложила мне вести еженедельную шахматную колонку. И у меня возникла идея подготовить краткий обзор творчества всех чемпионов мира.
Это была первая и, быть может, еще не до конца осознанная попытка внимательно изучить не только творчество самих чемпионов, но и их наиболее опасных соперников, которым не удалось покорить вершину шахматного Олимпа. Мне было интересно проследить развитие шахматной мысли через призму персональных успехов и неудач великих мастеров игры.
В 1999 году эти 64 колонки были расширены для публикаций в газете "Спорт-экспресс". А вскоре я решил написать серию книг "Мои великие предшественники". По ходу работы становилось всё более очевидно, что охват тем будет неизбежно расширяться, и в конце концов получился многотомный труд объемом 2500 страниц. Исследуя, как сейчас говорят, "под микроскопом компьютерного анализа" творчество великих шахматистов прошлого, я в то же время раздумывал и о возможностях использования этого бесценного шахматного опыта в других сферах человеческой деятельности.
За несколько лет работы я узнал о своих предшественниках много нового. Каждый чемпион мира имел свой неповторимый дар и внес огромный вклад в развитие игры. Изучая наследие двенадцати чемпионов и их главных соперников, я задавался вопросом: в чем же состоял секрет успеха этой "великой дюжины"? Каких чемпионских качеств не хватило сражавшимся с ними претендентам?
Естественно предположить, что выдающиеся шахматные способности подразумевают мощный интеллект и даже гениальность. Увы, это далеко не так. Не больше истины и в расхожем представлении о лучших шахматистах как о живых компьютерах, способных запоминать мегабайты информации и просчитывать игру на десятки ходов вперед.
На самом деле, как уже говорилось, нет никаких доказательств того, что шахматные мастера обладают какими-либо еще выдающимися талантами, кроме умения хорошо играть в шахматы. Целые поколения исследователей пытались выяснить, почему одни играют в шахматы хорошо, а другие - нет. Но обнаружить некий "шахматный ген" или какую-то особенность в раннем развитии будущих шахматистов так и не удалось. Тем не менее в шахматах - точно так же, как в музыке и математике - на свет рождаются настоящие вундеркинды. Они наблюдают за игрой взрослых, исподволь постигая правила, а потом вдруг начинают их обыгрывать и становятся маленькими звездами.
Итак, мы знаем, что особый шахматный дар действительно существует, но надо уметь его выявлять. Даже если вы от природы одаренный шахматист, то можете не сознавать этого в силу ряда причин и обстоятельств. Поэтому лучше сосредоточимся на факторах, поддающихся нашей оценке и влиянию.
Спорт, искусство, наука?
Если вы спросите гроссмейстера, художника или компьютерного специалиста, что характерно для хорошего шахматиста, то поймете, почему шахматы являются идеальной лабораторией для отработки процесса принятия решений. Гроссмейстер скорее всего согласится с мнением второго чемпиона мира Эмануила Ласкера: "В первую очередь шахматы - это борьба". Ведь цель игры, независимо от ее определения, заключается в победе над соперником.
Художник Марсель Дюшан был сильным и увлеченным шахматистом. В какой-то момент он даже отказался от живописи ради шахмат, заявив, что эта игра "обладает всей красотой живописи и даже более того". Дюшан подчеркнул творческий, эстетический аспект игры следующим высказыванием: "Я убедился на личном опыте: не все художники играют в шахматы, зато все шахматисты являются художниками!" Действительно, мы не можем игнорировать элемент творчества, даже если приходится предельно рационализировать его для достижения главной цели - победы.
Перейдем к научному аспекту, который так склонны переоценивать люди, не играющие в шахматы. Когда в середине прошлого столетия на сцене впервые появились шахматные компьютеры, многие ученые полагали, что вскоре железные монстры разгромят любого шахматиста из плоти и крови. Однако и через полвека битвы между машиной и человеком всё еще продолжаются…
Мой великий учитель, шестой чемпион мира Михаил Ботвинник посвятил последние тридцать лет своей жизни работе над созданием компьютерного шахматиста. Не просто программы, способной играть в шахматы, что и тогда было сравнительно нетрудной задачей, а такой программы, которая выбирала бы шахматные ходы подобно человеку, - то есть настоящего искусственного интеллекта.