По своему напряжению и драматизму битва в Рейкьявике превосходила любую театральную постановку. Сначала Фишер, опасаясь "козней Советов", не хотел лететь на матч, и даже сам госсекретарь США Генри Киссинджер позвонил ему с просьбой исполнить патриотический долг. К тому же английский меценат Слейтер вдвое увеличил призовой фонд и написал Фишеру: "А ну-ка, петушок, теперь выходи на арену и докажи всем, что ты не трусишка!" Но даже после запоздалого прибытия американца в Исландию Спасскому пришлось проявить недюжинное терпение, дипломатичность и благородство, чтобы матч все-таки состоялся.
Сюрпризы продолжились и с самого начала матча. В 1-й партии, когда на доске был. уже мертво-ничейный эндшпиль, Фишер вдруг совершил грубую ошибку и проиграл. Перед 2-й партией он возмутился тем, что киносъемка ведется прямо над шахматным столиком (протесты по поводу условий игры были его любимой забавой), и партия началась… в отсутствие Фишера! В итоге ему было засчитано техническое поражение за неявку. Счет стал 0:2, и казалось, что матч снова на грани срыва. После героических переговоров он был всё же продолжен, но по настоянию Фишера 3-я партия состоялась за сценой, в задней комнате, пригодной для игры в настольный теннис, а не для мирового первенства; зрители могли наблюдать за своими кумирами только с помощью видеокамеры. Эта психологическая уступка дорого обошлась Спасскому. Американец выиграл партию, перехватил инициативу в матче и довел его до победы.
В те дни мир лежал у ног Фишера. Он был молод, богат, обаятелен и вполне мог сделать шахматы одним из самых популярных видов спорта в США. Спонсорские предложения и приглашения на различные мероприятия лились рекой… Но за исключением пары телепередач он отклонил все заманчивые посулы. А потом наступила тишина: Фишер исчез с шахматной сцены на целых двадцать лет. В 1975 году, когда ФМАЕ не выполнила всего одно из его многочисленных условий очередного матча на первенство мира, он отказался от боя и был лишен титула. Так претендент Карпов стал чемпионом, а Фишер - призраком…
С тех пор в печати регулярно появлялись сообщения о том, что он собирается сыграть матч с тем или иным гроссмейстером (разумеется, вне рамок ФИДЕ, ибо Фишер продолжал считать себя полноправным чемпионом мира). Но всякий раз надежды на его возвращение не сбывались. Фишер готов был играть, только если не сомневался в своем полном превосходстве… И в 1992 году, когда шахматный мир уже почти потерял надежду на возвращение "калифорнийского затворника", он наконец нашел себе подходящего соперника - им оказался Спасский. Призовой фонд их "матча-реванша" побил все рекорды: пять миллионов долларов! Но это были не рекламные деньги: такую сумму выложил за "второе пришествие Фишера" югославский банкир с сомнительной репутацией Ездимир Василевич, дотоле не известный в шахматных кругах (он был хозяином крупнейшей в Югославии "финансовой пирамиды" и вскоре после матча сбежал с деньгами вкладчиков).
Этот матч в истерзанной войной Югославии, против которой тогда действовали санкции ООН, был одновременно и радостным, и печальным зрелищем. Миру явился почти 50-летний, отяжелевший и бородатый Бобби Фишер, а напротив него за шахматным столиком сидел старый друг-соперник Борис Спасский, к тому времени уже наполовину отошедший от дел и замыкавший первую сотню в рейтинг-листе сильнейших игроков. Его талант, годами лишенный постоянной тренировки, изрядно заржавел, и только редкие вспышки напоминали о былом великолепии. Фишер выиграл матч, однако прекрасно понял, что с такой игрой ему ничего не светит и лучше ему больше не играть.
Но, что самое грустное, на проходивших в ходе "матча-реванша" пресс-конференциях все увидели его критическое душевное состояние. Слухи об антисемитизме Фишера ходили уже давно, а па людях у него обнаружилась прямо-таки неудержимая тяга к непристойным антисемитским высказываниям. Увы, видимо, его хрупкая психика не выдержала долгого отчуждения от шахматного мира - единственного, который он когда-либо понимал.
После матча он не вернулся на родину и опять исчез, а вновь объявился лишь в 2004 году, причем, в еще более неожиданном месте - токийском аэропорте Нарита, в центре для задержанных по подозрению в преступлениях. Фишера задержали за поездку с просроченным паспортом. Он не менял паспорт, так как после матча в Югославии, где он играл вопреки запрету госдепартамента США, ему грозил штраф в 250 тысяч долларов да еще 10 лет тюрьмы!.. Его имя вдруг снова замелькало в сводках горячих новостей. Через восемь месяцев японцы депортировали Фишера в принявшую его Исландию - страну величайшего триумфа Бобби, где он до сих пор пользуется большой любовью. Несмотря ни на что, вклад Фишера в развитие современных шахмат огромен. Его пребывание на вершине было трагически коротким, но он возвышался над современниками подобно Полу Морфи. Громоподобные победы Фишера и его необыкновенное обаяние приобщили к шахматам не одно поколение молодых людей. Во время исторического матча Спасский - Фишер мне было девять лет, и мы с друзьями жадно следили за развитием событий. Хотя Фишер превзошел всех ведущих советских гроссмейстеров, в СССР у него было множество поклонников. Мы восхищались не только его великолепным стилем, но и его оригинальностью и независимостью.
"Фишер всегда производил на меня особое впечатление цельностью своей натуры - ив шахматах, и в жизни. Никаких компромиссов" (Спасский).
"Всё, чего я когда-либо хотел, - это играть в шахматы" (Фишер).
Глава 13
БРЕМЯ ПРОШЛЫХ УСПЕХОВ
Кто не проигрывает, тот не двигается вперед. Это железный закон, справедливый для всего живого.
Эмануил Ласкер
Мы знаем, что самоуспокоенность - опасный враг. Она может привести к потере самокритичности, ослаблению бдительности, досадным ошибкам и, в конечном счете, к поражению. Обычно мы заинтересованы в лечении болезни, а не ее симптомов, но в данном случае складывается парадоксальная ситуация. Успех и связанная с ним самоуспокоенность могут привести к формированию вредных стереотипов, которые не только препятствуют достижению еще большего успеха, но могут стать причиной катастрофического поражения в самый важный момент.
Десятого ноября 1985 года, на следующий день после того, как я стал чемпионом мира, сразу по окончании торжественной церемонии награждения ко мне подошла Рона Яковлевна Петросян и сказала: "Мне жаль вас, Гарри, потому что ваш самый счастливый день уже позади!" Слова вдовы девятого чемпиона мира, прозвучавшие на празднике в честь победы, меня ошеломили. Но в последующие годы они часто приходили мне на ум.
Пятнадцать лет прошли в непрерывных битвах, в работе над укреплением моих сильных сторон и устранением слабостей. Я всегда был убежден, что если буду очень много работать и играть на пределе своих способностей, победить меня не сможет никто. Но как тогда объяснить мой проигрыш Крамнику в лондонском матче 2000 года?
Уроки поражения
Пожалуй, это был самый драматичный момент в моей шахматной карьере. Я знал, что психология играет в шахматах большую роль, но, лишь потеряв чемпионский титул, понял, как эта роль велика.
После многолетних успехов мне было трудно даже представить, что я могу проиграть. Перед этим матчем я выиграл семь супертурниров подряд и уже не осознавал собственных слабостей. Ведь разве я не одолел всех?! Но с каждым последующим успехом способность адаптироваться к переменам уменьшается. Мой давний тренер и друг, гроссмейстер Юрий Дохоян, назвал это явление метким словом "забронзоветь". И каждая победа, увы, только добавляет новый слой бронзы… Короче, я созрел для поражения.
Когда система внутренней самооценки дает сбой, может разразиться катастрофа.
Осенью 2000 года я встретился в поединке за мировую корону с Владимиром Крамником, бывшим учеником школы Ботвинника - Каспарова. У меня это была уже шестая защита чемпионского титула.
Для игры против меня черными Крамник подготовил "берлинскую защиту" - вариант испанской партии, в котором мощные ферзи быстро покидают доску и вместо возможной в иных дебютных системах рукопашной схватки начинается длительное маневрирование. Проанализировав мой стиль, Крамник сделал правильный вывод, что такая размеренная игра будет для меня утомительной и я невольно ослаблю бдительность.
Одним из серьезнейших просчетов в моей подготовке была недооценка того факта, что в матче с Анандом в 1995 году Крамник входил в число моих секундантов. Естественно, в процессе многочасового совместного анализа партий и обсуждения матчевых перипетий он имел возможность составить точное представление о сильных и слабых сторонах моей игры и в целом о тонкостях подготовки к матчам на высшем уровне.
Второе упущение в плане психологической и тактической подготовки состояло в том, что я не учел влияния, которое могли оказать на ход матча сильные гроссмейстеры, помогавшие Крамнику, но официально не входившие в состав его команды. Каждый из этих гроссмейстеров не раз встречался со мной на крупных международных турнирах и мог оказать моему сопернику существенную помощь не только в дебютной подготовке, но и своими рекомендациями по вопросам выбора тактики и стратегии, как на этапе подготовки, так и во время матча.
К началу нашего поединка я мог успешно сражаться, пожалуй, на девяноста процентах шахматной территории. Но Крамник вынудил меня играть на тех неудобных десяти процентах, которые сам знал лучше. Это была блистательная стратегия, и она сработала превосходно.
Вместо того чтобы бороться за инициативу, перейдя к тем позициям, в которых я чувствовал бы себя более уверенно, я самонадеянно принял вызов и упорно пытался переиграть Крамника на его собственной территории. Это сыграло ему на руку. Я не смог адаптироваться, не смог достаточно быстро внести необходимые изменения в свою стратегию. Да у меня и не было такого запаса времени на адаптацию, как в безлимитном поединке (1984/85).
Годы успехов сделали меня уязвимым для такой ловушки. Столкнувшись с новыми проблемами, я понадеялся, что их помогут решить старые методы. Мне трудно было признаться себе, что мой молодой соперник просто лучше подготовился к матчу. Когда это наконец до меня дошло, было уже слишком поздно. Уверенность в своих силах сменилась сомнениями в возможности победы. Ближе к концу поединка я смог навязать небольшую борьбу, но этого оказалось недостаточно. В итоге я уступил чемпионский титул, проиграв две партии из пятнадцати и не выиграв ни одной.
Немалая часть моей шахматной силы заключалась в том, что после партий, турниров и матчей я всегда очень тщательно проверял точность своих оценок и проводил анализ своей игры. Верные ли я принимал решения? Насколько последовательной была моя стратегия? И только проделав необходимую аналитическую работу, я смог пробить "берлинскую стену" Крамника в следующем году, выиграв у него решающую партию на супертурнире в Астане (2001).
Иногда учитель должен учиться у своего ученика. В конце концов я усвоил, что нужно проявлять большую гибкость по отношению к "неудобным" шахматным позициям. Но этого болезненного урока можно было бы избежать, если бы я проявил бдительность и прилежнее работал над выявлением и устранением слабых мест, прежде чем Крамник мог их использовать.
Главной причиной моего поражения в матче стала самоуспокоенность и чрезмерная уверенность в себе. Это и есть бремя прошлых успехов. Победа создает иллюзию, что всё прекрасно. Есть очень сильное искушение думать только о положительном результате, игнорируя все реальные недочеты и возможные ошибки на пути к успеху. После победы мы хотим праздновать, а не анализировать. Мы многократно прокручиваем в уме картину нашего триумфа, до тех пор, пока не поверим в то, что он был предопределен.
Такие заблуждения встречаются и в повседневной жизни. Старую поговорку "Не надо чинить то, что не сломано" нужно оставить водопроводчикам и забыть о ней в своих делах. Мы должны постоянно сомневаться в прочности своего положения, особенно если дела идут хорошо. Когда что-то идет плохо, мы, конечно же, хотим выправить ситуацию, но нужно стремиться к лучшему, даже когда всё в порядке. Отказ от этого ведет к застою, предвестнику неудач и поражений.
Поиск и устранение недостатков
Рука об руку с мотивацией идет поиск слабых мест в нашем собственном лагере, в нашем отношении к бизнесу и к повседневной жизни. Если мы видим отрицательные стороны, худшие сценарии и потенциальные кризисы, то можем своевременно корректировать свою стратегию и таким образом добиваться лучших результатов. Когда грянет катастрофа, будет уже поздно что-либо менять.
В последние годы самоанализ стал нормой в политике. Предвыборная команда Клинтона наняла следователей для поиска компрометирующих материалов на собственного кандидата, чтобы заблаговременно "обезоружить" средства массовой информации и подготовиться к защите от возможных обвинений. Если уж они не могли избежать скандала, то по крайней мере предвидели его и держали свой штаб в оперативной готовности.
Действительно, бывает трудно сосредоточиться на собственных недостатках, а тем более - изучать свои ошибки и поражения. Никому не нравится заново переживать тяжелые неудачи, но мы хотя бы понимаем, что это необходимо. Еще труднее заставить себя искать ошибки в своих успехах. Наше самолюбие хочет верить, что мы одержали блестящую победу над упорным противником, и отказывается признать, что нам повезло, и что, если бы наш оппонент не упустил свой шанс, дело могло бы принять совсем иной оборот.
Мы уже рассматривали примеры, когда плохая стратегия приводит к успеху благодаря хорошей тактике, и наоборот.
Знание причин победы не менее важно, чем понимание причин поражения. Сомнения в закономерности достигнутого успеха заставляют нас искать ответы на всё новые и новые вопросы "почему?". По отношению к причинам нашего успеха нужно сохранять жесткую объективность, иначе мы неизбежно придем к застою.
Как известно, ничто не учит шахматиста так хорошо, как анализ причин своих поражений. Но я хочу уточнить это, безусловно, верное утверждение. Исследовать необходимо и ситуацию, когда можно было усилить позицию, но вы прошли мимо этого. Любая упущенная вами возможность сыграть лучше даже в ничейной или с трудом выигранной партии - это ваш проигрыш. Вот почему надо снова и снова возвращаться к собственным промахам, независимо от исхода поединка.
Мы часто говорим об ошибке "анализа по результату". Для такого анализа характерны рассуждения типа: "поскольку белые выиграли, они играли лучше и одержали заслуженную победу", или "план черных был ошибочным, потому что они проиграли". Чрезвычайно трудно избежать подобных суждений, так как мы уже знаем результат партии, когда приступаем к ее анализу. Каждый ход победителя выглядит немного лучше, ведь нам известно, что его замысел увенчался успехом. В эту ловушку попадали даже такие великие шахматные авторы, как Тарраш и Нимцович. Они хотели, чтобы комментируемые ими шахматные партии подтверждали их теории и служили наглядной иллюстрацией выводов, к которым они уже пришли.
За пятьдесят лет до того, как неумолимая объективность компьютерного анализа помогла шахматистам решить проблему "анализа по результату", мой учитель Ботвинник разработал систему, предназначенную для той же цели. Он глубоко проанализировал все свои важнейшие партии и опубликовал результаты анализа, сделав их доступными для проверки и критики. Угроза нелицеприятной критики была сильнее, чем его желание выглядеть непогрешимым, поэтому в своих примечаниях к шахматным партиям он старался быть как можно более беспристрастным.
Признаться, мне следовало бы лучше помнить этот урок Ботвинника, когда я в конце 90-х годов приступил к работе над серией книг по новейшей истории шахмат. По ряду объективных и субъективных причин первый том серии "Мои великие предшественники" был издан без достаточного внимания к возможной критике со стороны шахматного сообщества.
Первый том вышел в свет весной 2003 года. Мой подробный анализ шахматной карьеры первых четырех чемпионов мира и их главных соперников вскоре подвергся критике со стороны тысяч шахматистов по всему миру. Тысячи мощных шахматных компьютеров тщательно анализировали каждый ход, каждую строку моих комментариев. Благодаря Интернету найденные ошибки быстро стали известны всему шахматному миру, а их количество стало холодным душем для моего самолюбия.
Я выдержал этот удар так, что, думаю, Ботвинник мог бы гордиться своим бывшим учеником. Мы вместе с Дмитрием Плисецким провели собственный анализ замечаний и внесли исправления в текст для следующих изданий книги. К примеру, бразильское издание, увидевшее свет год спустя, было значительно более точным, чем первое русское. Мы стали работать гораздо тщательнее, и каждый следующий том был в этом отношении лучше предыдущего. Когда в начале 2006 года появился пятый том, посвященный Карпову и Корчному, я не без гордости отметил, что огромная армия потенциальных критиков на сей раз вела себя на удивление тихо.
Улучшение качества никогда не произошло бы без готовности принимать и учитывать критику. Я воспринял ее как вызов, а не как личное оскорбление. В течение двадцати лет пребывания на вершине мировых шахмат я находился под перекрестным огнем похвалы и порицания. Всегда есть искушение принимать первое и отметать второе. Но мы должны бороться с избыточным самолюбием и защитным инстинктом, понимая, что разумная критика конструктивна и ее можно использовать как ценный ресурс. В этой борьбе не всегда удается победить, но жизненно важно понимать, что она необходима.
В стремлении избежать критики или отмахнуться от нее кроется большая опасность. Это справедливо не только для отдельных людей, но и для целых корпораций, и для государственных структур. Компания, не реагирующая на требования и запросы потребителей, неизбежно потерпит крах. Правительство действительно представляет интересы общества лишь в том случае, если может реагировать на критику и совершенствовать методы своей работы.
Для критической оценки своих достижений нужно иметь такую же внутреннюю силу, как и для признания необходимости перемен. Еще большая сила требуется для того, чтобы осуществить эти перемены. Черчилль сказал: "Успех не окончателен, неудача не смертельна; в счет идет лишь мужество, чтобы продолжать дело". Это мужество можно закалять в спортивном соперничестве, конкурентной борьбе или под влиянием других внешних факторов, но само оно должно исходить изнутри.
Конкуренция и борьба с самоуспокоенностью
Самоуспокоенность рано или поздно приводит к неудачам. В конкурентной среде - например, в военном деле или в корпоративном мире - они почти всегда связаны с традиционными методами ведения дел, в то время как противники или конкуренты делают рывок вперед. Опора на репутацию и устаревший опыт нередко оборачивается плачевными последствиями. Такое не раз случалось во время Первой и Второй мировых войн. А в 70-е годы американские автомобильные компании, успокоившись на достигнутом, уже не могли противостоять японским новшествам в области производства и управления.