Письма: Николай Эрдман. Ангелина Степанова, 1928 1935 гг.[с комментариями и предисловием Виталия Вульфа] - Эрдман Николай Робертович 5 стр.


* * *

Москва,

проезд Художественного театра,

Художественный театр Союза ССР им.Горького,

Ангелине Осиповне Степановой.

Енисейск, ул.Сталина, 23. Н. Р. Эрдман.

20 мая 34 года

После того как прошел Енисей, дня три-четыре было солнечно и тепло. Но, как только показалась первая ангарская льдина, опять стало холодно, и сейчас каждый день идет снег, дует ветер, ставни хлопают, а по реке бегут белые барашки.

Навигация началась неудачно - несколько пароходов, тронувшись было из Красноярска, вернулись обратно. Не успели проводить местные пароходы, как пришлось их встречать - тоже вернулись.

По-моему, я однажды писал Тебе, что весна приезжает в Енисейск на первом пароходе. Оказывается, на первом пароходе приезжает не весна, а водка. Пока еще нет ни первого парохода, ни весны, ни водки. Но, судя по тому, что девушки уже начали красить щеки, мужчины собирать бутылки, а рабочие исправлять пристань, можно надеяться, что в скором времени появится и то, и другое, и третье.

Вчера и сегодня я получил по букету Твоих открыток - я ношу их в кармане и перечитываю где могу. Спасибо Тебе, замечательная моя, за нежность, за каждый день памяти.

Ты спрашиваешь, что Тебе захватить с собой из продовольствия. Вспоминая Тебя за столом, я не могу вспомнить ни одного блюда, которое Ты любишь, если не считать молодки, - Ты больше смотришь, чем ешь. Я плохой хозяин, но такую Худыру, как Ты, я берусь накормить, а будешь слушаться, то и откормить без помощи московских распределителей.

Здесь совсем нет сладостей, и если Ты захватишь несколько плиток шоколада, чтобы положить их на стул возле кровати, то это все, что я могу Тебе посоветовать.

Возможно, что я несколько преувеличиваю мощность енисейского базара, и Тебе здешняя кухня не очень понравится, но, когда я думаю о Тебе, кроме шоколада и молодки, мне ничего не приходит в голову.

Чем глубже я знакомлюсь с жизнью (не вообще с жизнью, а со своей), тем меньше я могу согласиться с новым взглядом Елочки и тем больше я разделяю ее старый взгляд. Не смейся над философией путешественника.

Прости меня, Линушенька, но Тебе придется позаботиться о том, о чем всегда заботился я. Может быть, я ставлю Тебя этим в затруднительное и неприятное положение - не сердись на меня, милая, я не виноват. Свою дорогу в Енисейск я, наверное, когда-нибудь забуду, Твою в Сетунь - никогда.

Я все еще ищу новую комнату - кажется, наклевывается. Пиши пока до востребования - боюсь, что, с переменой адреса, часть писем может пропасть. Передай Борису (наверное, Ты его повидаешь), чтобы наши тоже писали до востребования - я им об этом пишу, но я не уверен о своих письмах.

Ты, наверное, единственная актриса в Москве, которая жалуется на обилие ролей. Скоро я начну писать: "Москва. МХАТ им.Пинчика". Замучили Тебя, длинноногая, - другой раз не будешь лучше других. Вот, брат.

Если сумеешь, достань мне пьесу Афиногенова. Превращение проститутки в институтку он уже печатал однажды в "Известиях" - это было очень плохо. Надеюсь, что пьеса лучше.

Здесь очень тонкие стены, и я часто хожу работать на кладбище. На кладбище я выбрал скамейку, на которой Ты мне будешь читать Лермонтова. Как хочется Тебя послушать, посмотреть на Тебя, увидеть, как Ты смотришь на меня, не видеть, как Ты смотришь на меня, пятое-десятое. Целую.

Николай.

[Воспоминания А. И. Степановой]

Я неоднократно возвращалась к мысли, что когда-то потеряла возможность иметь ребенка от Николая, он был бы живой памятью нашей любви. Но тогда это было невозможно: жена у него, у меня - театр. Он был испуган, растерян, но настойчив. Я уступила. Сетунь. Зависимость обстоятельств.

Записки Н. Эрдмана, переданные Ангелине Иосифовне в сетуньскую больницу, где она находилась несколько дней 1931 года.

"Если мое присутствие может хоть сколько-нибудь помочь Твоему одиночеству - знай, что я сейчас возле Тебя всем, что есть во мне самого лучшего. Прости меня, милая. Целую.

Николай".

Записка, переданная вместе с цветами:

"Не обвиняй их, милая, если они не пахнут. Целую.

Николай".

* * *

1 июня

Вчера вечером получила твое письмо. Спасибо, милый, за все нежности, как я буду рада вернуть их тебе. Оказывается, Енисейск ни в чем не уступает нашей красной столице, - ты не смог выдумать приятного подарка ни себе, ни нам с тобой вместе. Могу тебя успокоить, шоколад будет, и все твои заботы я тоже исполню. Спасибо тебе за желание меня откормить. Действительно, Енисейск - единственное место на земном шаре, где я могу быть счастливой, а, следовательно, иметь надежду потолстеть под твоим руководством. (Прочла, получается двусмысленно.) Сегодня получила бесплатный проезд Москва- Енисейск и обратно. В первый раз я почувствовала реально свой желанный отъезд. Обнимаю, целую своего единственного.

Лина.

* * *

2 июня

Пожалуйста, напиши мне о пароходах. В Москве я узнала, что пароходы Севторгфлота ходят через каждые десять дней, в июле пароходы идут 6, 16, 26-го; мне нужно знать, есть ли какие-нибудь другие рейсы. В Ленинград я уеду немного позднее, чем все: у меня спектакль 20 июня, и я выезжаю из Москвы только 19 числа. Жить буду в "Астории" - все как в прошлом году. Елка шлет тебе нежный привет, она завтра именинница, она видит тебя во сне и жалеет, что так долго не видит тебя наяву. Идет дождь, небо серое, хмуро и очень грустно! Обнимаю ласково и нежно!

Лина.

* * *

23/VI-34 г.

Еще раз пишу Тебе то же самое, что писал в предыдущих письмах. Никакого расписания пароходного движения не существует - вернее, существует, но не исполняется. Пароходы отправляются из Красноярска в Енисейск и из Енисейска в Красноярск через промежутки от 4 до 14 дней. Поэтому установить день Твоего отъезда за столько времени вперед совершенно невозможно. Как только я узнаю о первых пароходах, которые пойдут из Енисейска в Красноярск и из Красноярска ко мне после 15-го июля, я немедленно телеграфирую.

Целую Тебя, прекрасная. Наверное, это последние поцелуи, которые я отправляю Тебе по почте.

Николай.

[Воспоминания А. И. Степановой]

Что сказать о десяти днях, проведенных в Енисейске?..

Там впервые у нас с Николаем был свой дом... Мы были счастливы..

* * *

19 августа

Вновь открытки. Страшно. Я несчастна, милый!

Лина

* * *

20 августа

Дни и ночи мучаюсь, волнуюсь: как ты? как зуб? какая температура? Жду Красноярска, чтобы бежать за телеграммой. Сменяются пристани, плывут бесконечные леса, дождь сменяет солнце, время неумолимо. Что же это? Что же это? Во мне все сжалось в комок. Слышу скрип твоей кровати, пение ребят под окнами, звук твоего голоса, твои шаги... Вижу твой последний взгляд, твою обвязанную голову, твои сандальки. Жизнь моя, любовь моя, родной. Хочется бежать, плыть назад. Благодарю за надпись на книжке, она помогает мне сейчас и будет источником моей силы и твердости. Как страшно писать "целую". Все благодарности Н.Р., телеграфируй о здоровье в Москву. Еще раз целую тебя, милый!

Лина.

* * *

21 августа

Вчера долго стояли, грузили дрова. Смотрела на енисейский закат, потом на луну. Старалась быть сильной, мужественной. Сегодня серый, хмурый день, и Красноярск уже не далеко. Еду я прилично, хотя и без каюты, но это небольшое лишение. Две старушки и парнишка, с которыми меня познакомил Н.Р., поят меня чаем, покупают ягоды и занимают незамысловатыми рассказами. Думаю без конца, но этого не напишешь, - если бы ты увидел мое лицо, ты бы все понял. Жду красноярской телеграммы. Не будете же вы с Н.Р. ложно успокаивать меня. С ума можно сойти от дум и волнений! Целую тебя, моя единственная радость. Выздоравливай и береги себя впредь. У меня еще ничего не укладывается в голове, я знаю только, что мы все равно вместе. Целую твои руки.

Лина.

* * *

21 августа

Собираюсь ложиться спать. Хозяйка гихловской дамочки приняла меня очень любезно и радушно. Сейчас одиннадцать часов, всю вторую половину дня (пароход пришел в три часа дни) я налаживала железнодорожные знакомства, к концу дня мне это удалось, и обещания у меня есть. Может быть, завтра удастся уехать. Конечно, у меня все с осложнениями (как всегда): около Читы размыло пути и поезда застряли, проскочило только три или четыре, на них-то и надо умудриться попасть. Как только бросила вещи, побежала за телеграммой... О здоровье ни слова. Что же ты, милый? Неужели тебе хуже? Замучилась от тревог и предположений. Прочла написанное, ничего не укладывается в слова. У меня горит электричество, я сижу одна, слышу паровозные гудки, думаю о тебе, не понимаю будущего и чувствую тяжесть настоящего. Часы бьют три, я просидела за этими строками четыре часа, а они ничего не говорят. Как тяжело не знать, здоров ли ты, но знать, что пароход 26-го уйдет обратно в Енисейск. Обещаю быть сильной и настойчивой и в жизни, и в своем искусстве. Прости, что пишу, - я такая, какая есть. Сейчас ты для меня все. Целую.

Лина.

* * *

22 августа

Только что вернулась с вокзала за вещами и сейчас же еду назад. Вечером придет поезд, ночью другой, на один из них надо попасть (обещают посадить). Устала от дум. Москва пугает, и мысли путаются. Здоров ли ты, радость моя? Пиши почаще мне записочки о твоих днях. Мне очень трудно, милый! Надо ехать. Покидая Красноярск, покидаю последнюю енисейскую пристань, последнюю сумасшедшую мечту на возвращение. До свидания, любовь моя, жизнь моя! Будь здоров, любимый, целую тебя.

Лина.

* * *

23 августа

Сижу на платформе с билетом в руке и жду курьерского поезда. Сейчас половина пятого утра, и, может быть, твоя длинноногая сейчас снится тебе. Я верю, что снится. Потому что она с таким отчаянием покидает Красноярск, с таким отчаянием смотрит на высокие берега Енисея, которые видны отсюда, на розовое от восхода солнца небо, твое небо или наше небо, потому что оно было таким, когда мы возвращались от грузин. Нет, это не может не долететь до тебя. Тихо, тихо обнимаю тебя. Ты, наверное, уже привык к моему исчезновению, а я все еще уезжаю от тебя. Спи спокойно, счастье мое. Целую тебя без конца. Подошел поезд, с билетом пришлось возиться (доплачивать) и открытку не успела опустить в Красноярске. Сейчас утро, на первой станции брошу.

Лина.

* * *

23 августа

Мне повезло: еду маньчжурским "люксом", состоящим из четырех международных вагонов; мое место в двухместном купе. Пребывание в Красноярске и доставание билета были не из приятных, но это позади. Мой спутник по купе сел вместе со мной в Красноярске. Он оказался горным инженером, пробывшим целый год где-то около Диксона. Он сияет от удовольствия, восхищается рестораном (правда, прекрасным) и не умолкает ни на минуту. Одним словом, еду я прекрасно и стараюсь взять себя в руки, чтобы спокойной приехать в Москву. Здоров ли, написал ли мне хоть строчку? Не забывай меня, я всегда с тобой. Очень целую.

Лина.

* * *

24 августа

Сейчас три часа, значит, у тебя семь. Если ты здоров, то, наверное, сражаешься в волейбол. Надеюсь, что в ответ на эту открытку ты похвастаешься визитом к зубному врачу. Мелькают станции, скоро Рыжикины края, Тюмень. Надо бы написать ему, но нет сил. Мысли грустные, сердце болит, и физиономия в зеркале выглядит неважно. Не ругай меня за отчаянные открытки, за мучительную боль разлуки - кому мне пожаловаться, как не тебе. Ничего, я еще буду сильной и бодрой. Желаю тебе хорошо работать и обещаю тебе тоже. Я с тобой всегда, всеми мыслями и делами. Не забывай моих поцелуев и не изменяй им.

Лина.

* * *

24 августа

Поезд так летит, так качает, что я боюсь, что ты не разберешь каракули моих открыток. Едет много иностранцев, приходим на станции раньше расписания; чистота, проводники и ресторан безукоризненны. Ночью старалась выдумать веселые рассказы о доме отдыха для мхатовцев, но мысли неслись к тебе, и ничего не выходило. Хотелось протянуть руку, как я протягивала в первые ночи Енисейска, чтобы, дотронувшись до тебя, увериться, что это - действительность, что ты со мной рядом, что я счастлива и что это никогда не кончится. Сейчас трудно, но надо верить и надеяться. Целую моего замечательного, чудесного, друга моего единственного.

Лина.

* * *

25 августа

В Свердловске слез мой спутник, который вконец замучил меня своей болтливостью, на смену ему пришел дядя поспокойней. Ночью сплю плохо: все думаю, думаю без конца. С того момента, как я очутилась на пароходе, мир сделался большим-большим и страшным и тяжело думать о жизни в нем! Приходи почаще посидеть со мной своими записочками, пиши мне только два слова кроме "Целую. Николай". Не сиди, не мучайся над письмами ко мне, не надо мне таких писем! Целую тебя, счастье мое, друг мой единственный.

Лина.

* * *

25 августа

Еще одни сутки подходят к концу. Поезд мчится, везет меня в несчастливую, одинокую жизнь. Очень хочу, чтобы моя невеселая любовь была нежной спутницей твоего одиночества, чтобы она утешала и помогала, как помогает твоя нежность, оставшаяся в записной книжке. Давай улыбнемся друг другу и подумаем о хорошем. Целую.

Лина.

* * *

26 августа

Через несколько часов Москва. Все позади. Благодарю тебя, любовь моя, за счастливые дни, мечтаю о них вновь. Не забывай, не оставляй меня. Давай помогать друг другу - жить так трудно. Целую твои руки, обнимаю тебя, ненаглядный мой.

Лина.

* * *

Сегодня получил Твою телеграмму из Москвы и три открытки с дороги. Ты настолько еще в моей комнате, что, читая их, мне казалось, что я слышу Твой голос. Линушенька, разве Ты не получала в Красноярске телеграммы Н.Р. Он отправил ее вместе с моей. В моей говорилось о любви, в его - о здоровье. На другой день после Твоего отъезда ко мне заявилась гихловская дамочка, я принял ее с перекошенным лицом, но старался быть любезным, не знаю, удалось ли мне это? Когда Ты ушла на пристань, я хотел еще раз попрощаться с Тобой, открыл окно, но Тебя уже не было, тогда я пробежал в крайнюю комнату, высунулся из окна на улицу и все-таки Тебя не увидел. Не знаю, почему, но от этого мне стало еще грустней. Целую Тебя, родная, замечательная моя Худыра.

Николай.

* * *

3 сентября

Вчера разговаривала о тебе со своим знакомым. Он считает твое пребывание в Енисейске нецелесообразным и спросил меня, в каком промышленном центре ты хотел бы находиться, какой город тебя интересует. Речь шла о Магнитогорске, Новокузнецке и Свердловске. Я не смогла ответить, и он поручил спросить тебя письмом об этом. Разузнав и обдумав, я остановилась на Свердловске, как на самом крупном городе с бурным строительством, с большим культурным центром, где есть хороший театр, кино и т.д. Это письмо пишу на случай, если ты не получишь моей телеграммы, посланной сегодня утром и на которую жду ответа. Получив это письмо, дай мне телеграмму с указанием выбранного тобой города. Сделай это немедленно, октябрь на носу, тебе надо поспеть на пароход. Целую тебя крепко, желаю всего хорошего, надеюсь, что в дальнейшем наши встречи будут доступнее, возможнее, ведь два-три дня пути - это не девять. Будь здоров, роднуша моя.

Лина.

* * *

5.09.34 г.

Сегодня было совсем собрался на Ангару, даже вещи собрал, но, как и всегда у меня бывает, в последнюю минуту все пошло прахом.

Получил утром Твои открытки - опять три сразу. Как хорошо, что в Красноярске не было Никонова. Ты сама себя устраивала на поезд - по крайней мере, ехала по-человечески. Могу себе представить, как Ты измучилась.

Все время чувствую какую-то тяжесть оттого, что не проводил Тебя на пароход, и до сих пор не могу от нее отделаться. Жду не дождусь твоего московского письма - все ли у Тебя ладно, милая? После Твоего отъезда у меня наступила прежняя енисейская жизнь - дни стали похожими один на другой, как мои письма. Не сердись на меня за них, Линуша.

Читаю о съезде писателей. О сатире говорил Пантелеймон Романов. После таких защитников ее действительно надо запретить. Как работается Тебе, родная? Здорова ли? Целую Тебя, длинноногая. Спасибо за все.

Николай.

* * *

5 сентября

Вчера видела Бабеля, рассказывала ему о своем путешествии к тебе, об енисейской жизни. Спрашивала совета о Свердловске, он высказался категорически против и советовал Магнитогорск. Причины, им высказанные, очень уважительны. Ответа на мою телеграмму нет и, если его не будет в течение двух дней, буду действовать на основании всех советов и размышлений. Верю совету Бабеля, его знанию людей и присоединяюсь к его мнению. Нервничаю, но играю достойно! Целую тебя, будь здоров.

Лина.

* * *

Ноябрь

Последняя Твоя открытка была от 25-го сентября. Сейчас - ноябрь. Что случилось, Линушенька? Почему Ты не ответила на мою телеграмму? Я до сих пор не знаю, пропадают Твои открытки или не пишутся. Если Ты перестала писать, значит, я чем-нибудь Тебя обидел. Чем, длинноногая? Если они пропадают, значит, я еще кого-нибудь обидел. Кого, длинноногая? Чем больше объяснений я придумываю, тем меньше я начинаю понимать. Хорошо, что хоть я знаю, что Ты здорова, а то было бы уж совсем паршиво. Я пишу Тебе каждый четвертый день и в каждом письме спрашиваю об одном и том же. Телеграфируй мне, Пинчик, пишешь Ты или нет? Как Ты живешь, моя радость? Целую Тебя, Худыра. Николай. Когда же я опять прочту Твой поцелуй?

Назад Дальше