"На митинге, посвященном вручению правительственных наград, выступил старший лейтенант Еремеев. Он заявил: "Советское правительство наградило меня орденом Красного Знамени… Я считаю себя в долгу перед Родиной и буду стараться всеми силами оправдывать заботу партии и правительства. Буду бить врага беспощадно, если кончатся патроны - протараню, но не допущу стервятников к нашей любимой столице - Москве".
А вот материалы расследования ночного тарана заместителя командира эскадрильи 27-го истребительного авиационного полка П. В. Еремеева. В них читаем, что Еремеев в ночь с 28 на 29 июля 1941 года в районе Румянцева совершил таран. Одним из членов комиссии был заместитель командира 6-го истребительного авиационного корпуса подполковник А. И. Митенков, ныне генерал-лейтенант авиации в запасе.
После длительных поисков в фондах корпуса нашел представление на П. В. Еремеева за ночной таран к ордену Ленина - высшей награде Родины, а в нем указано время тарана - 1 час 36 минут.
Наградной материал подписан командиром корпуса подполковником И. Д. Климовым, военным комиссаром корпуса бригадным комиссаром И. А. Орловым и начальником штаба полковником И. И. Комаровым. Но получил ли Еремеев орден - неясно. Нужно разыскать подписавших представление. Оказалось, все они живут в Москве. Встретился с ними несколько раз.
И. Д. Климов был командиром эскадрильи. Когда эскадрилью в 1938 году переименовали в 27-й истребительный авиационный полк, он стал командиром его. Полк, лучший в системе Военно-Воздушных Сил Московского военного округа (ВВС МВО), был награжден в 1940 году знаменем Военного Совета МВО.
Иван Дмитриевич Климов вспоминает:
"Петр Васильевич сразу же после выпуска из военной авиашколы пришел в нашу эскадрилью особого назначения. Скромный, немногословный, старательный, он с первого дня самым добросовестным образом относился к летной работе. Был в первых рядах отличников боевой и политической подготовки. Его назначили командиром звена, затем начальником связи эскадрильи, заместителем командира эскадрильи.
Рос его авторитет среди летчиков, а уж у них авторитетом пользуется тот, кто отлично летает и не показывает своего превосходства над товарищами.
Летал он на всех типах истребителей, быстро освоил обязанности летчика-ночника. Но когда мне доложили, что Еремеев совершил ночной таран, я не сразу поверил: нам ведь не было известно случаев ночного тарана. 29 июля, когда он вернулся в полк, я разговаривал с ним по телефону. Петр Васильевич доложил, как все произошло. Затем и комиссия сообщила, что нашли обломки стабилизатора вражеского бомбардировщика и концы лопастей винта от истребителя Еремеева.
Написали представление на Еремеева за этот подвиг к ордену Ленина. От нас потребовали документы экипажа и оружие с вражеского самолета. Лишь через неделю прожектористы 14-го зенитного полка передали, что самолет найден в районе Истры. Но случилось, что на этот раз документы не были отправлены из полка. Так Еремеев и остался ненагражденным. Вскоре его назначили в 28-й истребительный авиационный полк командиром эскадрильи, а в конце августа 1941 года полк вышел из моего подчинения".
Оставалось найти архивные материалы полка, в который назначен был Петр Васильевич. Запросил управление кадров ВВС. Мне ответили, что старший лейтенант П. В. Еремеев, командир эскадрильи 28-го истребительного авиационного полка, погиб 2 октября 1941 года. Место захоронения неизвестно.
Одновременно, ведя поиски полка (а их оказалось три под одним номером), разыскал родственников Петра Васильевича: сын Александр, дочь Лариса, брат Александр Васильевич живут в Челябинске, а сестра Анна Васильевна в Аше. Они тоже сказали, что место гибели П. В. Еремеева неизвестно. О таране знают из письма сестры Петра Васильевича Тони. Она, в то время студентка, сообщала, что в августе 1941 года у них в институте в Москве должна состояться встреча с Еремеевым и Талалихиным. Но приехал один Талалихин, и она очень жалела, что не увидела брата.
Продолжаю поиск. В двух истребительных авиационных полках не нашел П. В. Еремеева. И вот документы еще одного 28-го истребительного авиационного. Там и оказался комэском старший лейтенант Петр Еремеев. Полк в конце августа 1941 года был направлен под Осташков Калининской области и вошел в 4-ю смешанную авиационную дивизию.
Фашистские орды рвались к стенам Москвы. Наши соколы вели тяжелейшие бои с превосходящими силами противника. Дрались до последнего самолета, до последнего удара сердца.
Воздушные бои, штурмовка врага, разведка, прикрытие своих войск, сопровождение штурмовиков. Таяли ряды крылатых защитников. В полку только в эскадрилье Еремеева остались четыре истребителя. Спасла военная хитрость комэска. На своей посадочной площадке он приказал поставить макеты копен - получился скошенный луг. Во время взлета и посадки самолетов копны убирали. Фашисты не смогли обнаружить аэродром, где базировалась эскадрилья. Хорошая маскировка вводила их в заблуждение.
Нельзя без волнения читать скупые строки боевых документов. В оперативной сводке дивизии за 2 октября 1941 года говорится:
"28-й истребительный авиационный полк в течение дня сопровождал штурмовиков и попутно производил атаки по наземным целям. Всего произведено 9 самолето-вылетов.
9.35-10.00 прикрывал действия штурмовиков в районе Филиппова Гора, Залесье, Поленово, Селигер.
12.05-12.20 вновь прикрывал войска в этом же районе.
4.33 в составе трех самолетов вылетел на сопровождение штурмовиков, самолеты с задания не вернулись. Причины не установлены. Экипажи - летчики старший лейтенант Еремеев, лейтенант Крапивко и младший лейтенант Тюрин. Погода - низкая облачность. Штурмовики возвратились все. Не видели, куда девались самолеты. Но во время штурмовки истребители действовали хорошо. После окончания штурмовки остались над целью".
Куда же исчезли истребители? Вот еще один документ:
"Дополнительным выяснением установлено: звено "МИГ-3", не вернувшееся с боевого задания 2 октября 1941 года, сбито в воздушном бою группой самолетов противника в составе четырех "МЕ-109". Два экипажа - летчики старший лейтенант Еремеев и младший лейтенант Тюрин - в результате воздушного боя против четырех "МЕ-109" после произведенных не менее двух атак по самолетам противника были подожжены. Еремеев дотянул до деревни Красуха, где упал и сгорел. Тюрин горящим упал в районе деревни Труска, умер на руках у бойцов, извлекших его из самолета. Третий экипаж младшего лейтенанта Крапивко, будучи подожженным, упал 700 метров юго-западнее деревни Б. Веретье в болото. Летчик получил ранения и отправлен в госпиталь. Самолет затянуло в болото".
В документе нет имен свидетелей разыгравшейся трагедии.
Но свидетель был - член Военного Совета 27-й армии бригадный комиссар Михаил Васильевич Рудаков. Он наблюдал, как летчики сражались с врагом.
"Противник, очевидно, по радио вызвал истребителей, - вспоминает он о том бое. - Наши уже возвращались домой, как из облаков сзади на них вывалились вражеские истребители-бомбардировщики и внезапно атаковали наших летчиков. Ранили смертельно лейтенанта Тюрина, самолет которого загорелся. Старший лейтенант Еремеев и младший лейтенант Крапивко вступили в бой и после нескольких атак с невыгодного положения были сбиты. Самолет Еремеева загорелся (сам Еремеев был, видимо, смертельно ранен) и упал в районе деревни Красуха, а самолет Крапивко упал в болото".
Хоронил ли кто Еремеева? Если да, то где? Ответы на эти вопросы так и не удалось найти в документах архива.
Разыскал однополчанина Еремеева - Героя Советского Союза полковника запаса Василия Николаевича Матакова. Вот что он рассказал:
"Петра узнал, когда я пришел в полк после училища. Он был замечательным летчиком и товарищем. От нас, молодых, не скрывал секретов пилотирования, поэтому мы к нему тянулись. Он первым в полку был награжден орденом Красного Знамени, затем дня через три первым среди защитников Москвы совершил ночной таран. И стал нашим кумиром.
В день гибели Петра мы, несколько летчиков во главе с военкомом полка Авелевым, уехали за самолетами. Когда вернулись, то узнали, что нашего комэска нет в живых. Из однополчан никто не видел, как он погиб. И где был похоронен, тоже никто не мог ответить".
Где же похоронен герой? Написал письмо Осташковскому горвоенкому, изложил суть дела. Через некоторое время пришел ответ:
"На территории Осташковского района в числе захороненных в годы войны старший лейтенант П. В. Еремеев не значится. Летчик, упавший у деревни Красуха осенью 1941 года, захоронен неопознанным на месте падения самолета, к приходу жителей документы его сгорели. В 1956 году останки безымянного летчика перезахоронены на погосте Черемуха, что в полутора километрах от деревни Красуха".
Военком попросил прислать его фото. И вот получаю письмо, в котором сообщается, что еще раз опрашивали жителей деревни. Бывший председатель колхоза Н. С. Сергеев опознал Еремеева. Он был знаком с ним, летчик заходил к нему домой, хозяин угощал его молоком.
Так удалось выяснить место гибели героя. А по воспоминаниям бывших его однополчан вырисовывается полная картина ночного боя, когда старший лейтенант совершил ночной таран.
В 1 час 30 минут он вылетел на "МИГ-3" на патрулирование. Совсем близко на светлом фоне неба заметил, как темной тенью проходит вражеский бомбардировщик. Сделав принижение, развернул истребитель и ринулся в атаку. Зайдя снизу слева и поймав фашиста в прицел, дал длинную очередь. Вражеский стрелок в панике начал вести бешеный беспорядочный огонь. Еремеев всадил в самолет еще две очереди - тот неуклюже накренился и полетел вниз. В это время Еремеев заметил второго стервятника. Сделав разворот, он зашел так же с принижением в хвост и дал пару очередей. И опять в темноту ночи вражеский стрелок открыл огонь, но, не видя самолет Еремеева, стрелял бесприцельно.
Петр снова пошел в атаку. До врага 50-40 метров. Опытный воздушный боец решил наверняка его сбить. Гашетки утоплены до отказа, но пулеметы молчат. Перезарядив оружие, он снова атаковал врага, опять нажал на гашетки, но выстрелов не последовало: кончились боеприпасы.
Дав мотору полную мощность, настиг врага, зашел снизу под стабилизатор. Воздушные струи от винтов самолета противника бросали истребитель. С трудом удерживая ручку управления, Еремеев сумел подвести машину под хвост врага. Ручка на себя - и пропеллер рубит по хвостовому оперению бомбардировщика.
Истребитель подбросило, перевернуло через крыло. Летчик восстановил положение, но самолет трясло, на приборной доске стрелки слились в сплошные линии. Во время атаки утеряны земные ориентиры. Медлить нельзя. Самолет вот-вот рассыплется от бешеной тряски. Отстегнув привязные ремни, открыл фонарь и, оттолкнувшись, выбросился из кабины. Дернул вытяжное кольцо и почти в мгновение услышал хлопок раскрывшегося парашюта. Приземлился на опушке леса. А когда начало светать, сориентировался по сторонам горизонта и направился через ржаное поле в сторону Волоколамского шоссе.
Через некоторое время встретил мальчугана со стадом. Тот проводил к правлению колхоза.
- Здравствуй, герой! - услышал он приветствия.
- Да какой я герой.
- Это твоя работа?! - Ему показали деталь хвостового оперения "Юнкерса".
- Моя…
Кто-то принес кринку парного молока. Еремеев связался с полком по телефону. Там его давно ждали.
…Моторист К. Жакупов беспокойно всматривался в ночное небо. Где же самолет командира? Подавленно шептал воентехнику Обозненко: "Бензина почти не осталось…"
Капитан С. С. Майковский (ныне полковник запаса) рассказал, что видел, как Еремеев зашел на таран. Однополчане делали различные предположения. Тревога за судьбу Еремеева усиливалась. Время истекло, а его все не было. С командного пункта корпуса звонил несколько раз оперативный дежурный: полковник Климов требует сообщить, что известно.
- Товарищ воентехник, а не сбили его зенитчики? Ведь он тогда привел на аэродром почти разбитую машину, сам был ранен, но приземлился… - твердил Жакупов.
А утром радостная весть облетела весь аэродром: Еремеев жив, звонил из сельсовета.
* * *
Встречи с родственниками, боевыми друзьями П. В. Еремеева, изучение архивных материалов позволили восстановить биографические данные героя.
Петр Васильевич Еремеев родился в деревне Бердино Уфимского района Башкирской АССР. После того, как он окончил семилетку, семья переехала в Ашу, где отец Василий Андреевич работал слесарем в огнеупорном цехе металлургического завода. Туда же поступил клепальщиком-молотобойцем и Петр. Наставником у него был старый кадровый рабочий И. Н. Микерин. На заводе Петра приняли в комсомол, затем избрали секретарем комсомольской цеховой организации. Вскоре коммунисты завода приняли его в свои ряды. В 1932 году Петр поступил в Златоустовский металлургический техникум на отделение электрометаллургии.
Стране были нужны летные кадры, и Уральский обком ВКП(б) направляет его в авиашколу. В личном деле Еремеева сохранился документ, датированный 9 августа 1933 года и подписанный секретарем Уралобкома ВКП(б).
"Еремеев П. В., слесарь, член ВЛКСМ с 1930 года, член ВКП(б) с 1932 года. Окончил первый курс металлургического техникума. Работал клепальщиком, к работе относился хорошо. Ударник. Был секретарем комсомольской ячейки. Работал парторгом, обязанности выполнял хорошо. Никаким взысканиям не подвергался, требованиям службы в ВВС РККА соответствует вполне. Имеет желание учиться в авиашколе".
Это путевка партии. П. В. Еремеев оправдал ее. 13 августа 1936 года он окончил в Оренбурге авиашколу военных летчиков имени К. Е. Ворошилова. Как один из лучших курсантов был направлен летчиком-испытателем в эскадрилью особого назначения.
Инструктор школы Горегляд в характеристике Петру писал:
"Решителен, настойчив, опрятен, авторитетен. В общественной работе активен. Организатор кружков по ликвидации неграмотности среди красноармейцев. Техника пилотирования отличная. Находчив, вынослив. В полетах неутомим. Использовать в истребительной авиации".
Читаем донесение командира 4-й смешанной авиационной дивизии полковника Самохина:
"В системе ПВО Москвы имел более 50 ночных вылетов. С 26 августа по 2 октября 1941 года - командир эскадрильи. Совершил более 70 боевых вылетов. Из них - 26 на штурмовку врага. Еремеев как летчик и комэск подготовлен хорошо, летает грамотно, уверенно, с людьми работать может. Правдив, настойчив… Имеет массу поощрений".
…Память о герое. Она вечна. Жители поселка Румянцево собрали средства, и 21 июля 1973 года открыли в поселке мемориал, на котором начертано имя старшего лейтенанта. П. В. Еремеева, совершившего здесь первый в истории Великой Отечественной войны ночной таран. А Истринский горком ВЛКСМ учредил алую ленту Петра Еремеева, которая вручается молодым передовикам социалистического соревнования.
Ф. Н. БРАГИН,
ветеран войны, лейтенант запаса
БОЕВОЕ КРЕЩЕНИЕ
Ноябрь грозного 1941 года. Днем и ночью шли к Москве с Урала, Поволжья, Сибири, Средней Азии и Дальнего Востока эшелоны с войсками, оружием, боеприпасами и продовольствием. Наша 84-я отдельная морская бригада тоже двигалась на защиту столицы. В соединении было немало южноуральцев. После досрочного выпуска из военного училища я командовал взводом и был комсоргом батальона.
Под вечер состав с первым батальоном, в котором ехал и штаб бригады, высадился на небольшой станции Желтухино, километрах в двадцати от Ряжска. Командиры и политработники были немедленно вызваны в штабной вагон. Сюда же прибыли командиры и комиссары других батальонов, остановившихся на соседних станциях и разъездах. Командир бригады В. А. Молев кратко сообщил боевую задачу: форсированным маршем окружить и при поддержке артбатареи уничтожить прорвавшийся в Скопин 5-й моторизованный полк второй немецкой танковой армии.
- Освобождение этого города имеет очень важное значение и будет большим вкладом в битву за Москву, - сказал он. - Скопин расположен на железнодорожной линии Ряжск - Тула, по которой идут сотни наших эшелонов. Гитлеровцы намерены захватить и перерезать ее и ударить с тыла по советским войскам, сражающимся за Тулу.
Затем комбриг обратился к нам, молодым командирам взводов разведки:
- Кто желает пойти ночью в разведку в Скопин? Карт у нас нет, нет и ясных сведений о противнике. Необходимо уточнить все, что предварительно известно от населения и по другим каналам. Идти придется километров тридцать вслепую…
Помню, что вызвалось четверо. Не знаю, по каким соображениям комбриг остановил свой выбор на мне. Получив необходимые инструкции в штабе, я вернулся в свой взвод и взял десятерых матросов. Перед выходом на задание мы сдали комсомольские билеты, другие документы и письма комиссару батальона. Сначала двигались параллельно железнодорожной ветке, потом повернули вправо. Дорогу нам показал пожилой рабочий, путевой обходчик.
Ночь с 21 на 22 ноября выдалась темная, безлунная. Под ногами скрипел снег. Степью и редкими перелесками мы обходили села и деревни. К окраине Скопина пробирались огородами. Плана города у нас не было. Выставив наблюдателей, я приказал остальным краснофлотцам занять оборону вокруг дома, стоящего на отшибе. Ворота были закрыты изнутри, а дощатый забор оказался не ниже двух метров. Я залез в палисадник и тихонько постучал в окно. Послышался звук открывающейся двери, затем заскрипел засов у ворот. Старик с окладистой бородой, в накинутом на плечи полушубке смотрел на нас с недоумением и страхом и, по всему было видать, не мог произнести ни слова.
- Немцы в доме есть? - шепотом спросил я.
- Наши! - обрадовался он. - Немцы в центре города.
Старик оказался для нас кладом - его, инвалида-сапожника, комендант обязал чинить обувь немецким солдатам и офицерам. И наблюдательный сапожник передал нам ценные сведения. Они подтверждали первоначальные сообщения. Крайне важны были и новые данные о десантниках, сброшенных в район Скопина на парашютах еще до вступления в него мотополка.
Следом за стариком мы с радистом Кутенковым вошли в дом. Я велел немедленно установить связь с командиром бригады. Молев приказал оставить радиста у старика, а с остальными моряками идти в разведку в центр.
Вскоре мы со всей осторожностью вышли на главную улицу.