В этой суматохе боя жизнь разведчиков шла своим чередом. Они, как всегда, находились впереди. Но ведь и разведчики в эазисимости от обстановки меняют характер своих действий. В этом который раз меня убеждал боевой опыт.
Так случилось и сейчас. Используя дымовую завесу, мы незаметно, вдоль железнодорожного полотна, проникли к станции Торосово и сразу же открыли сильный огонь.
Гитлеровцы, ошеломленные нашим внезапным появлением, в панике бросили оружие и побежали. В стройной, слаженной обороне противника появилась первая, еще маленькая, брешь. Надо было расширить ее, нарушить устойчивость немецких позиций.
– Вперед! – скомандовал я. – Шолохов, отрезать немцам отход!
Блеснув серыми глазами, Николай вскочил и по ползущей из-под ног крупной гальке выбрался на высокую насыпь, скатился на ее противоположную сторону и устремился к водонапорной башне.
– Скорей, Коля! – кричу ему вслед. – Скорей! Ведь если Шолохов успеет ударить по отступающим немцам, они не смогут-закрыть брешь.
Но не хуже нас понимает это и противник. Кто-то из разведчиков крикнул:
– Немцы!
Секунда, нужна только одна секунда, чтобы самому увидеть и оценить изменившуюся обстановку и принять новое решение. Прямо на нас вдоль железной дороги движутся несколько десятков фашистов. Свист пуль, треск заглушил все вокруг. Что делать? Немедленно отвечать? Но тогда они метнутся за насыпь, а там – Шолохов. Нет, нужно дать ему возможность выполнить задачу. И мы молчим еще секунду, а может, и пять – не знаю. Время как бы остановилось. Немцы прут прямо на нас – видно, они убеждены, что мы струсили.
Из-за насыпи послышалась автоматная очередь, длинная, рассеивающаяся.
– Молодец, Коля! – закричал я и приказал разведчикам, лежавшим рядом со мной: – Пора!
На разные голоса застрекотали автоматы. В сплошной шум вплелось наше "ура". Немцы, стреляя, начали откатываться назад, а мы – продвигаться вперед. Вот и водонапорная башня. Я вскакиваю, бросаюсь в водосточную трубу и тут же появляюсь на другой стороне железнодорожной насыпи. Здесь, укрывшись между шпалами, лежит Шолохов. Взгляд у него сосредоточен, лицо и руки покрыты пылью.
– Смотрим – задыхаясь от волнения и пыли, шепчет Шолохов, – немцы снуют под вагонами.
К нам подползают другие разведчики. Я всматриваюсь вдаль. Но тут разрывается снаряд. Проходит минута. Пыль рассеивается.
– Да, тут что-то неладно. Хотят все на воздух поднять… Этого нельзя допустить.
– Разреши, я зайду со стороны вокзала и ударю гитлеровцам в спину?
– Действуй! – согласился я и, ободренный смелостью Николая, с остальными разведчиками выдвинулся поближе к железнодорожным путям.
Там, где стояли эшелоны и куда ушел разведчик Шолохов, под вагонами то и дело метались немцы, подтаскивая какие-то ящики. Теперь было ясно: фашисты деиствительно готовили к взрыву не только эшелоны, но и станцию.
– Сволочи! – Руки сами прижали автомат к плечу, и я скомандовал:
– По фашистам – огонь!
Гитлеровцы бросились к зданию вокзала. Но там их встретил огнем Шолохов… Брешь все расширялась, и в нее потекли пехотинцы. Бой, длившийся несколько часов, закончился нашей победой: 475-й стрелковый полк овладел селом Ивановский и станцией Торосово. Храбро дрались стрелки, а вместе с ними и разведчики.
Взорвать станцию и стоящие на ней два состава с вооружением, продовольствием и медикаментами гитлеровцам не удалось – нам достались добрые трофеи.
ПО ВРАЖЕСКИМ ТЫЛАМ
Гитлеровцы отступали. Но бои принимали все более ожесточенный характер. И, естественно, дивизия несла большие потери, пока ее не отвели на пополнение и перегруппировку. Однако нам:, разведчикам, отдохнуть не пришлось. Части быстро принимали пополнение, а мы вели разведку. Через несколько дней дивизия уже находилась на марше – по разведанным нами маршрутам.
Позади остались Днестр и Прут. А вскоре мы вступили на румынскую землю.
Недалеко от села Мегура, в горах, грохотали орудия. Через час наши части вступали в бой. Перед разведчиками встала задача: уточнить передний край противника, его огневые точки. Ничего нового в этой задаче не было, но выполнять ее стало вдвое труднее. Ведь кругом чужая земля, горно-лесистая местность, а опыта ведения разведки в этих условиях мы не имели. До сих пор мы действовали в основном в степных районах, и приспосабливаться к заросшим лесом горам было трудно. Рота то и дело несла потери, и мы хоронили своих товарищей. Гитлеровцы обнаруживали ребят на подходе к объекту. Их выдавал громкий треск сухого валежника, которым были завалены горные леса.
Как обмануть немцев и на этой незнакомой местности, как бесшумно пробраться к ним – об этом мы думали везде: и на переднем крае, наблюдая за фрицами, и? расположении роты. Думали, но придумать ничего не могли. Однажды за обедом кто-то из разведчиков предложил:
– Давайте объявим конкурс на военную сметку.
– Правильная мысль, – поддержал разведчика Федотов и, ударив ложкой по тарелке, озорно крикнул: – Тише! Чапаевы думать будут.
На лужайке, где обедали разведчики, наступила тишина. Ребята прикидывали разные варианты. Но первым нарушил тишину не разведчик.
– Разрешите слово… – сказал наш сапожник Павлов. Он был много старше нас, очень заботливый и добрый человек. До войны работал в городе Иванове. Человек хозяйственный, он складывал на свою повозку все, мимо чего мы, молодежь, проходили не оглядываясь, а потом, когда Павлов пускал трофеи нам же на пользу, удивлялись: надо же, до чего человек додумался. Ивана Григорьевича мы любили, уважительно называли "батей", но, гордясь своей нелегкой профессией, думали, что сапожник в нашем деле особой ценности не представляет. Но оказалось-наоборот.
– А что, если сшить всем тапочки? – предложил Иван Григорьевич и, улыбнувшись, добавил: – Самые обыкновенные домашние тапочки.
Разведчики переглянулись.
– Батя, ты не того? – еле сдерживая смех и покручивая пальцем у виска, спросил Федотов.
– Да нет… – усмехнулся Иван Григорьевич. – Не того. Ведь почему сучья под вами хрустят? Подметка жесткая! А вот если надеть тапочки с мягкой подошвой, так нога сама где изогнется, где чуть скосится. И сучок ей подчинится-также где изогнется, где скосится, а не треснет.
– Правильно! – одобрил наш новый командир взвода Королев. – Сибирские охотники шьют специальные сапоги-ичиги – с мягкой подошвой.
– А здешние люди тоже шьют что-то вроде гуцульских посталов, – сказал Павлов. – Вот я и подумал…
Думать мы думали, а наблюдать, выходит, наблюдали невнимательно. Павлов сразу заметил, в чем ходят местные гурали.
– Лады, батя. Шей десять пар с запасом, – приказал Королев.
Павлов покопался в повозке, нашел нужную кожу и засел за работу. Тапочки получились отличные. Правда, они еще не раз вызывали смех разведчиков. Каждый раз, надевая тапочки, мы шутили:
– Батя, не лезет нога…
– А вы ее немножечко подтешите, – тоже с иронией отвечал Иван Григорьевич.
Но шутки скоро иссякли, наступала серьезная работа – тренировочные занятия… Перед нами лежала незнакомая местность – склон высоты, поросшей лесом.
От одинокого дуба, что стоял возле горной тропы, была видна траншея – там условная оборона "противника". Мы вплотную подползаем к кустарнику, проделываем проход в проволочном заграждении. Все идет как нельзя лучше. Сейчас ворвемся в расположение, "противника". Н вдруг в ночной, настороженной тишине раздался резкий, как выстрел, треск. Не прошло и полминуты, как в темноте взвилась ракета и осветила разведчиков.
– Группа обнаружена. Встать! – раздраженно бросил лейтенант Королев. – Эксперимент с тапочками не удался… Надеть ботинки.
– Тапочки здесь ни при чем, – хмуро сказал Супрунов. – Я сам виноват.
Он злился и не мог понять, почему, чувствуя, как его маскхалат задел за ветку, продолжал ползти.
– На ошибках учимся, Супрунов, – сказал лейтенант.
Он не успел дать команду "занятие повторить", потому что из кустарников вынырнул наш связной – разведчик Бойко.
– Товарищ лейтенант, – обратилсяон к Королеву, – вас вызывает майор Боровиков.
Королев ушел, а мы еще раз повторили условный, но приближенный к боевой обстановке поиск. И он получился удачным. Мы, сменив путь движения группы, незаметно дрошли оборону "противника". Тапочки и в самом деле помогли. В это время к нам возвратился Королев. От него мы узнали, что через день идем к фрицам "в гости".
Обутые в тапочки, с ботинками за плечами, в следующую ночь мы беззвучно перешли линию фронта, миновали лес, переобулись и, спрятав теперь прямо-таки драгоценные батины тапочки, начали выдвижение по направлению к румынскому городу Тыргу-Фрумосу, чтобы выполнить поставленную штабом дивизии задачу: во что бы то ни стало взять "языка" из глубины вражеского тыла.
Шли по глухим отрогам Карпатских гор, ориентируясь по карте. Идти было трудно: чужая земля, кругом леса и, главное, за любым поворотом капризных горных троп можно ждать врага. Несколько раз натыкались на фашистские колонны. Они шли к фронту и в тыл. Но, взять "языка" Не удавалось: немцы передвигались только крупными группами и все время были настороже: по опушкам подступающих к дороге лесов шли усиленные огневые группы.
К утру второго дня мы удалились от переднего края километров на двадцать. До города, как говорится, рукой подать. В синей рассветной дымке уже виднелись трубы его заводов, кварталы жилых зданий.
– Супрунов и Пипчук, ведите наблюдение за деиствиями противника в городе и на подходе к нему, – приказал лейтенант Королев. – Остальным – спать. Через четыре часа на пост встанут Близниченко и Вербицкий.
– Ваня, ты не спишь? – позевывая, задаю я один и тот же вопрос Супрунову через каждые пять – десять минут.
– Тьфу, черт бы тебя побрал, – бросает друг, совсем не считаясь с моим сержантским званием. Впрочем, в этом поиске мы действуем на равных-рядовыми разведчиками. И ему, наверное, даже приятно подурачиться и подчеркнуть наше равноправие: – Ну что ты пристал: не спишь, не спишь. Подсчитывал бы лучше, сколько гитлеровской пехоты входит и выходит из города.
Я, конечно, не обижаюсь на товарища и в душе посмеиваюсь. Моя маленькая хитрость "работает". Если Иван начинает "ерепениться", значит, все в порядке. Есть еще порох в пороховницах.
– Вань, а Вань, – через некоторое время тяну я, – а ты знаешь, у Чехова есть рассказ "Спать хочется". О том, как одна девчурка, качая хозяйского ребенка, так измучилась от желания уснуть, что взяла и задушила дите, чтоб оно не плакало.
Супрунов дурашливо косится на меня и отодвигается.
– Боюсь, как бы и ты меня не задушил. Уж больно разоспался.
Так в ленивой добродушной перебранке проходит время. Но, поругиваясь, мы не забывали о наблюдении. Его результаты настораживают – поднявшиеся солнце и ветерок рассеяли туман над городом. Над его центральными улицами клубится пыль – движутся немецкие войска. Где-то за городом слышатся взрывы. Похоже, фашисты подрывают боеприпасы. В движении гитлеровских колонн чувствуется нервозность. Но разобраться в их намерениях трудно: отходят фашисты или передислоцируются – неизвестно. Возможно и то и другое. Значит, "язык" действительно очень нужен.
К вечеру, отдохнув (мы с Иваном хоть немного, но поспали), Королев решил рискнуть – спуститься с гор в город и там захватить в плен фашиста.
Когда стемнело, мы быстро скользнули вдоль пустынной окраины города. В полуквартале от центральной улицы выбрали особняк побогаче – ведь именно в таких лучших домах жили гитлеровские захватчики. Но нас встретила только шикарная обстановка – полированная мебель, зеркала, на стенах и полу – дорегие ковры. Некоторые из них скатаны и свалены в угол.
– Не иначе как именно здесь жил родственничек короля Михая, – засмеялся Вербицкий, разглядывая богатство особняка.
– Видать, у него душа нечиста, – вставил Супрунов, – вот и дал с немцами драпанеску.
– Приготовиться к выполнению задания, – приказал Королев.
Мы все спрятались за дверями и шкафами и стали ждать. Расчет был прост. Захватить "языка" в колонне – дело сложное, связанное с большими потерями. А вот сюда, в этот богатый особняк, наверняка заскочит какой-нибудь фашист – любитель пограбить. Уж кто-кто, а гитлеровцы никогда не упустят возможности прихватить чужое.
Но проходит полчаса, час, два…
Мы часто слышим голоса немцев на улице, в соседних дворах, но к нам в ловушку никто не идет.
Первым не выдержал Супрунов:
– Сиди у моря и жди погоды. Никто сюда и не придет.
– Почему?
– Они, поди, думают, что в особняке живет кто-то из начальства – особняк-то богатый…
– Что предлагаешь?
– Пойду распахну ворота…
– Правильно, – поддержал лейтенант Королев. – Но будь осторожен. Близниченко, прикрой.
Через несколько минут разведчики вернулись, и мы снова затаились. Прошло еще полчаса. На улице, около особняка, загалдели гитлеровцы.
– Клюнет или нет? – шепотом спросил Супрунов, поправив автомат. Раздался скрип калитки.
– Клюнуло, – тихо протянул кто-то в ответ.
Лейтенант, прищурив левый глаз, по привычке щелкнул пальцами. Это приказ приготовиться.
Кто-то медленно поднимался на крыльцо. Мое тело невольно напряглось, и ладони на оружии покрылись испариной. В какую-то долю секунды я заметил здоровенного гитлеровца и отодвинулся за косяк. "Даст или не даст очередь? – мелькнула мысль. – Как бы не зацепил товарищей".
Но немец, видимо, решил, что в особняке никого нет, и, осмотревшись, шагнул в комнату.
Через минуту, связанный, он уже давал ценные показания о передвижении гитлеровской группировки. Все сведения были по рации немедленно переданы в штаб дивизии. А через день наши войска начали наступление на этом участке фронта. Мощным ударом фашисты были отброшены далеко на запад, к хребту Маре.
И снова трудные и кровопролитные бои, поиски, глубокие разведки, марши по горному бездорожью. Мы вошли в Венгрию, снова новая страна, новый язык и обычаи. Но за спиной был уже боевой опыт, и командование ставило нам более сложные задачи.
… Девятнадцатого сентября 1944 года группу наиболее опытных, бывалых разведчиков вызвали в штаб дивизии. Хлюпая по грязи до дома, где располагался начальник разведки Боровиков, следопыты гадали: что им предстоит? Судя по составу группы и срочности вызова – что-то важное.
Поздоровавшись с майором, разведчики сгрудились возле стола с картой.
– Вот, видите, мост, – произнес майор Боровиков и поставил остро отточенный карандаш на изгиб голубой линии на карте. – Есть сведения, что при отступлении немцы намерены его взорвать. Если им это удастся – наступление наших войск может быть задержано. На много километров вниз и вверх по реке мостов нет. Придется форсировать реку: а она довольно широкая. Нам поставлена задача – сохранить мост. Задание очень сложное. В тыл к немцам пойдут трое…
Боровиков на минуту замолчал, переводя взгляд с одного на другого, словно задавал безмолвный вопрос каждому из разведчиков: готовы ли они к этому?
Затем твердо произнес:
– Нужны добровольцы. Кто пойдет? Словно по команде, все вскинули руки.
– Добро, – удовлетворительно и как-то по-особому мягко проговорил начальник разведки. – Пойдут трое:
Иван Абашкин, Николай Шолохов и Иван Кириченко. Старшим – старший сержант Абашкин.
Через несколько часов, с наступлением темноты, разведчики перешли линию фронта. Хлестал дождь. Мокрые маскхалаты плотно обтянули полусогнутые фигуры разведчиков. Всю ночь шли под проливным дождем.
К утру пришла усталость: ноги подкашивались, хотелось упасть хоть в грязь, передохнуть. Но "на войне солдат сильнее вдвойне", – говорит фронтовая поговорка, и разведчики благополучно добрались до верного ориентира – опоры высоковольтной линии. За ней начинался спуск к реке. Абашкин задумался: как лучше пробраться к мосту и не дать гитлеровцам взорвать его?
Внезапно ветер стих. Перестал барабанить дождь. Забрезжил рассвет. Вокруг стояла настороженная тишина. Разведчики юркнули в прибрежный лозняк. Чуть раздвинув ветки, они изучали мост и подходы к нему.
У опор моста виднелись тяжелые подвески. Это взрывчатка. А у въезда на мост маячила фигура часового. На противоположной стороне реки, метрах в двухстах от моста, виднелся окоп. К нему вели провода. В окопе кто-то был. Чуть дальше шла первая траншея второй полосы обороны противника.
Абашкин взглянул на часы.
– Ребята, через час начинается наше наступление. Пора действовать. Коля, снимешь часового. Я по мосту поползу на ту сторону. Ты, Ваня, прикрываешь нас огнем. Все ясно?
Разведчики молча кивнули, но с места не двинулись. Абашкин удивленно посмотрел на них. Потом повернулся к мосту. Там, у первого пролета, происходила смена часовых. Пока разводящий не спеша возвращался восвояси, разведчики лежали в густой и липкой грязи, чувствуя, как сырость медленно, но настойчиво проникает, казалось, до самого сердца.
Далеко-далеко прозвучал еще одинокий, неожиданно хлесткий в сыром воздухе орудийный выстрел. Нервы были так напряжены, что разведчики невольно оглянулись. И сейчас же ударили другие орудия. Началась артиллерийская подготовка нашего наступления, потрясая воздух и землю.
– Пора! – сказал Абашкин, и разведчики поползли к мосту.
Снова заморосил дождик. Грязь сковывала движения, чавкала между пальцами. Но это уже не волновало. Всеми владела одна мысль – во что бы то ни стало выполнить приказ.
Вот и мост. Ясно виден спокойно прохаживающийся часовой. Николай зажал в руке нож и пополз по-пластунски вперед. Метрах в пяти сзади и левее полз Абашкин. Иван лежал на месте, держа автомат в руках. До часового осталось несколько метров… Сейчас прыжок, такой, каким всегда славился Шолохов, уверенный, стремительный. Но рысий прыжок не состоялся.
Часовой соскочил в окоп и скрылся. На мгновение ребята растерялись. Заметил? Занял оборону? Подает сигнал по внутренней сигнализации?
Однако тревога разведчиков оказалась напрасной. Минуты через две немец вылез из окопа и стал поправлять снаряжение – аккуратно и спокойно. Мгновение – и подскочивший к фашисту Шолохов одним ударом свалил его.
Путь был открыт, и теперь пришли новые тревоги. "Только бы не поехал кто-нибудь по мосту, не заметил бы с берега. Скорее, скорее, скорее!" – лихорадочно думал Абашкин, выползая на мостовой пролет.
Он оглянулся-сзади ползли товарищи, опалубка прикрывала их от боковых взглядов, а дорога была пустынна. Наконец мост кончился. Абашкин скатился вниз с насыпи, пробрался к опоре и руками нащупал провода. Где же главный из них? Вот он – в толстой красной оплетке, идущий прямо к окопу. Старший сержант вытащил саперные ножницы. Прежде всего красный провод, а потом заодно и все остальные.
Разведчики благополучно укрылись в прибрежных кустах так, чтобы было видно и место пореза проводов и окоп, где укрылся гитлеровец-сапер.
Прошел час. По дороге все гуще и гуще шел транспорт, пока не слился в единый поток – значит, наше наступление развивалось успешно. До слуха разведчиков наконец донеслись переливы ружейно-пулеметной стрельбы и гул танковых моторов. Где-то неподалеку одна за другой заговорили гитлеровские противотанковые пушки. Значит, наши танки близко.
– Коля, давай сигнал, – приказал Абашкин.