Далее в "бабий век" всех императриц путем дворцового переворота сажала на трон гвардия. Так было с Екатериной I, с Анной Иоанновной, Анной Леопольдовной, саму Елизавету на престол посадили верные преображенцы, и было совершенно непонятно, как гвардия поведет себя на этот раз. Петр Федорович был законным наследником, но при этом очень непопулярен в армии и дворцовых сферах. А ведь еще жив был Иван Антонович. Он сидел в Шлиссельбургской крепости, но при этом имел такие же права на престол, как и великий князь Петр. Кроме того, могло обнаружиться завещание покойной императрицы. А она очень не жаловала своего племянника. Очень вероятно, что ей могла прийти в голову мысль отдать престол Павлу, лишив родителей права регентства. Ведь уже было такое у Анны Леопольдовны и ее несчастного мужа.
Вот тут-то Екатерина наверняка вспомнила Вильямса и его четырехлетней давности советы на случай смерти императрицы. "Нужно, чтобы великий князь и вы появились тотчас же, но не прежде, чем будет установлена и принесена вас обоим присяга министрами или министром, кого вы допустите до себя. В первые дни никого не принимайте худо, но своих сторонников отличайте. Старайтесь, чтоб на лице вашем не выражалось ничего, кроме полного спокойствия и хладнокровия. Если великий князь Павел здоров, надо бы вам вернуться с ним на руках. Нет вовсе необходимости заботиться о вашей безопасности или о защите вас. Права великого князя ясны, как день – во всей Европе нет более несомненных. … Если окажется завещание и будет не вполне вам подходить, лучше его уничтожить. Не выставляйте никаких других прав, кроме: от крови Петра Великого".
Но все прошло без сучка, без задоринки. Петр III на троне. Выстраивая картину государственного переворота 1762 года, очевидцы поносят Петра III почем зря. И здесь они тоже правы, императора было за что ругать. За свои шесть месяцев он успел наделать массу глупостей. Всё правда, Петр был слабохарактерным человеком, был недалекого ума, но при слабых государях заводятся умные министры. Канцлер Михаил Илларионович Воронцов был умным человеком. При Петре III на первое место выдвинулись в управлении государством два человека – генерал-прокурор Глебов и сенатор Волков.
За шесть месяцев правления Петра III было много сделано. Вначале он упразднил Конференцию и "предоставил себе право мгновенно, основываясь единственно на одностороннем докладе, принимать решения". Этот деспотизм и положил начало новым законам.
Первое дело – массовая реабилитация. Из ссылок были возвращены Бирон, Миних, Лопухины и другие.
29 января был опубликован указ о веротерпимости и равенстве вероисповеданий. Петр III прекратил преследование раскольников, разрешив им жить по своим обычаям и старопечатным книгам. Запрещено было гонение на иноверцев по религиозным мотивам.
12 февраля был объявлен указ о ликвидации Тайной канцелярии. Дела по государственным преступлениям Петр вознамерился проводить сам и метод сочинил: "Надлежит кротостью исследования, а не кровопролитием прямую истину разделять от клеветы и коварства и смотреть, не найдутся ли способы свои милосердием злонравных привести к раскаянию". Мы и сейчас смело может назвать Петра идеалистом, время для "кротости исследовании" и по сию пору еще не пришло. В XXI веке у нас с этим пока плохо.
18 февраля был обнародован манифест о вольности дворянства. Как бы потом ни гордилась Екатерина своей жалованной грамотой дворянству 1785 года, эта грамота целиком вытекала из Манифеста Петра.
Как уж был сочинен этот закон – другое дело. По утверждению князя Щербатова (он, кстати скажу, был дедом Чаадаева), виной тому было неуемное желание Петр III провести ночь с прелестницей, некой К.К. Император побаивался своей главной фаворитки Елизаветы Воронцовой и наказал секретарю Волкову, мол, будет спрашивать, где я провел ночь, скажешь – "в исполнении известного им важного дела в рассуждении благоустройства государства". Государь пошел к своей обожаемой, а Волкова запер в пустой комнате с "дацкой собакой", то есть догом, а также с бумагой и перьями – намарай что хочешь! Волков и "намарал" закон о вольности дворянства. Выдумка или быль – точно не скажем, но Щербатов в своей книге "О повреждении нравов в России" пишет, что узнал "о сим происшествии" со слов самого Волкова.
21 марта вышел указ Сената о секуляризации (отторжения в пользу государства) монастырских и церковных земель. Управление этими землями передавалось в Коллегию экономии. Монастырские земли отдали крестьянам с оброком в один рубль. Был также издан указ о запрете мануфактур покупать крепостных.
О вступлении Екатерины на трон написано множество книг. К ним относится и очень популярный в XVIII веке труд Рюльера под заглавием "Истории и анекдоты революции в России в 1762 году". Слово "анекдот" имело в XVIII веке другой, отличный от нашего смысл. Анекдот – это не придуманный сюжет, а реальная история, которую стоит рассказать. Рюльер был секретарем барона Бретейля, французского посла в Петербурге, в его обязанности входил сбор информации. Говоря нашим языком, он был разведчиком, а текст его – шпионским отчетом, который он со временем обработал и превратил в очень популярную во Франции книгу. Этим сочинением зачитывался не только Париж, но и вся Европа. В России при Екатерине "Истории и анекдоты" были запрещены. Труд Рюльера был опубликован в России только в 1907 году, но перевод книги явно сделан куда раньше: это видно по языку – сочному, выпуклому и точному (самиздат XVIII века). В свое сочинение Рюльер без разбору накидал массу всякой информации – сплетни, догадки, смелые предположения. Догадки эти очень устойчивы. Изучаешь историческую событийную канву и удивляешься – как, например, попал в серьезную историческую литературу слух, что Дашкова была то ли дочерью Никиты Ивановича Панина, то ли его любовницей. Или смелое утверждение, что отцом Екатерины был Бецкий, якобы состоявший в любовниках матушки Иоганны Елизаветы. Или, скажем, из каких документов известно, что Петр III, уже будучи императором, вызвал в Петербург Сергея Салтыкова, намереваясь вырвать у того признание, что Павел его сын? Это, якобы, дало Петру возможность лишить Павла трона. Оказывается, все оттуда, от Рюльера анекдот. Как профессиональный разведчик, он и должен был выслушивать все слухи и заносить их в свой отчет.
Не откажу себе в удовольствии воспользоваться записками Рюльера. Тексты его – изюм в моем пресном повествовании. "Я был свидетелем революции, низложившей с российского престола внука Петра Великого, чтобы возвести на оный чужеземку. Я видел, как сия государыня, убежав тайно из дворца, в тот же день овладела жизнью и царством своего мужа". О Екатерине: "Приятный и благородный стан, гордая поступь, прелестные черты лица и осанка, повелительный взгляд – все возвещало в ней великий характер".
А вот о Петре: "Беспредельная страсть к военной службе не оставляла его всю жизнь; любимое занятие состояло в экзерциции, и чтобы доставить ему удовольствие, не раздражая российских полков, ему предоставили несчастных голштинских солдат, которых он был государем. Его наружность, от природы смешная, делалась таковою еще более в искаженном прусском наряде; штиблеты стягивал он всегда столь крепко, что не мог сгибать колени и принужден был садиться и ходить с вытянутыми ногами. Большая, необыкновенной фигуры шляпа прикрывала малое и злобное лицо". Таков образ человека, объявившего войну русской гвардии.
Пытаясь дать оценку трагической гибели Петра III, историки в один голос говорят, что главным врагом его был он сам. Это совершенная истина. Петр не любил Россию, он был голштинцем с головы до ног: "В шуму праздников и даже в самом коротком обхождении с русскими он явно обнаруживал к ним свое презрение беспрестанными насмешками. Чудное соединение справедливости и закоренелого зла, величия и глупости видимо было при дворе его". Особая голштинская армия, Дашкова про нее говорила: "Сволочи, состоящие из сыновей немецких сапожников", смотрела на русских гвардейцев свысока.
Семилетняя война шла к концу, и Россия ее явно выиграла. 24 апреля 1762 года Петр III заключил мир с Фридрихом II, отказавшись "с рыцарским великодушием" ото всех завоеванных русской армией земель. Отказавшись даже от Восточной Пруссии, которую Фридрих сам предлагал, Петр заключил с ним союз, дабы воссоединиться с прусскими войсками и воевать с Австрией, нашим извечным союзником. А что должен был чувствовать, скажем, корпус генерала Чернышева, героя Семилетней войны, которому было велено (15 000 солдат) покинуть Австрию. А ведь семь лет вместе воевали!
Петр боготворил Фридриха II. Однажды во время парадного обеда он, как перед иконой, встал на колени перед его портретом. По примеру пруссаков он решил укрепить дисциплину в русской армии, и потому шла бесконечная муштра. Он решил, что неплохо бы и высоким сановникам вспомнить азы военной культуры, а потому люди самого высокого ранга должны были облачаться в прусские мундиры и под командой офицеров маршировать на плацу. Самой высокой целью Петра было встретиться с Фридрихом II. Еще во время войны Петр принял чин полковника его армии. "Мой любезный брат, – говорил он, – вместе мы завоюем весь мир". Рюльер: "Все опасались, чтобы герой, имеющий такую власть над исступленным своим почитателем, не потребовал от него при первом случае новой армии из сотни тысяч русских, и целая Европа внимательно наблюдая сие происшествие, опасалась революции".
Русская армия негодовала, и не только офицеры, среди солдат тоже было "брожение, которое могло дать повод к возмущению". Иностранные послы в своих отчетах были единодушны – грубое и безрассудное поведение государя всех шокировало. Церковь не могла ему простить закон о секуляризации и открыто его осуждала. Кто-то пустил слух, что священникам, по примеру запада, скоро будут брить бороды, а то и вовсе заставят принять лютеранство. Мало того, что мир с Пруссией был позорным, Петр объявил, что будет воевать с Данией, чтобы вернуть Голштинии отнятый когда-то Шлезвиг. Армия должна была готовиться к войне.
Один из современников Петра III писал, что государь "не пренебрегает ничем, что могло бы ему повредить". Ему все ставили в вину. Он пил, курил, плохо обращался с женой, беззастенчиво любезничал с Воронцовой, свою законную супругу прилюдно обозвал дурой и пугал разводом и монастырем, он запретил русские поклоны при дворе и ввел французские приседания, он не любит Россию, и голос у него резкий, неприятный, и смех ни к черту. Дело шло к кровавой развязке.
Переворот 28 июня 1762 года
Очень много в наше время развелось популяризаторов русской истории. При этом все хлебают из одной супницы: сочинения классиков, как-то Соловьев, Ключевский, Костомаров и пр., мемуары, энциклопедии, а также сочинения коллег, которые друг у друга беззастенчиво переписывают. У меня на руках тоже чужие пазлы, из которых я стараюсь сложить свой рисунок, ан не получается. И не потому, что история России XVIII века вся исхожена и описана. Мешает уже твердый установившийся взгляд на события. Но что такое история? По сути дела это твой собственный взгляд при работе с материалом.
Сегодняшняя точка зрения: Великая французская революция – благо для человечества, революция 1917 года – безусловное зло. Но ведь и в первом, и во втором случае присутствовала дикая жестокость, существовало огромное количество жертв, в закон вошли несправедливость и разгул масс. Но был приобретен опыт, а это главное. Все как-то забыли, что прижившийся в мире слоган – "Свобода, равенство и братство" имел другое окончание – "или смерть". Наполеон – национальный герой и любимец публики. А чем он лучше Фридриха II, которого в мире и в самой Германии отнюдь не почитают. Он главный милитарист XVIII века.
Императоры Петр III и Павел I (муж и сын Екатерины Великой, между прочим) – трагические фигуры. Раскрашивать их черными красками – хороший тон. Петр III был пьяница, плохо, когда государь пьет, Павел – самодур… Но ни тот, ни другой, не были злодеями, а садист на троне лучше? Но как-то очень легко в сознании людей сложилось мысль, что оба эти правители были из рук вон плохи, что их обязательно надо было заменить… так сказать – любым способом.
Начнем с того, что Екатерина формально не имела никаких прав на русский трон, потому что в 1761 году имелись три законных претендента на это место: ее муж, ее сын, и Иван Антонович, узник Шлиссельбургский – о нем я расскажу позднее.
В письме Понятовскому от 2-го августа 1762 года Екатерина пишет: "Уже шесть месяцев, как замышлялось мое восшествие на престол". Это что значит? Как только Петр был объявлен императором, окружение Екатерины начало стараться отнять у него корону? Кто были эти люди, примерно известно: Разумовский Кирилл Григорьевич, Панин Никита Иванович – это светская власть, гвардию представляли братья Орловы, Пассек, список можно длить. Всех участников переворота можно вычислить по огромным подаркам, которые они получили после переворота. Подробности этих фантастических планов, как, где и кем они обговаривались, какие сроки намечали, неизвестны. Многие историки сходятся во мнении, что все произошло случайно, как бы само собой, и все сходятся во мнении, что зародышем заговора, его ядром, стала любовь Екатерины и Григория Орлова. Екатерина сама пишет: "Узел секрета находился в руках троих братьев Орловых".
Далее в письме Понятовскому она пишет: "Петр III потерял ту малую долю рассудка, какую имел. Он во всем шел напролом; он хотел сломить гвардию, он вел ее в поход для этого; он заменил бы ее голштинскими войсками, которые должны были оставаться в городе. Он хотел переменить веру, жениться на Елизавете Воронцовой, а меня заключить в тюрьму. В день празднования мира, сказав мне публично оскорбительные вещи за столом, он приказал вечером арестовать меня. Мой дядя, принц Георг, заставил отменить этот приказ.
С этого дня я стала прислушиваться к предложениям, которые мне делались со времени смерти императора".
Все шесть месяцев правления Петра положение Екатерины было не только трудным, но унизительным. Петр словно забыл, что у него есть жена. Он позаботился, чтобы в Манифесте о восшествии его на трон о Екатерине и Павле не было сказано ни слова, хотя по обычаю в тексте присяги приближенные и министры клянутся в верности его императорскому величеству, его супруге, а также наследнику и наследнице, если таковая имеется. Появилась новая формулировка: быть верным "по высочайшей его (императора) воле избираемым и назначаемым наследником". Значит, Павел уже не наследник? И что ждет Екатерину при таком поведении супруга?
Французский посол Бретейль доносит в Париж: "Император удвоил свое внимание к девице Воронцовой. Императрица в ужасном состоянии, к ней относятся с презрением. Она нетерпеливо сносит обращение с ней императора и высокомерие девицы Воронцовой. Не могу даже себе представить, чтобы Екатерина, смелость и отвага которой мне хорошо известны, не прибегла рано или поздно к какой-нибудь крайней мере. Я знаю друзей, которые стараются успокоить ее, но которые решатся на все, если она потребует".
Екатерина была сильным и умным человеком. К трудностям ей было не привыкать. Она понимала, что сейчас как никогда важно общественное мнение. Муж безумствовал, а она жила затворницей, молилась истово, общалась с представителями церкви. Те жаловались на притеснения, она им глубоко сочувствовала. Дружила с юной и восторженной Екатериной Дашковой. И тайная любовь была, до которой теперь никому не было дела. 22 апреля 1762 года у нее родился сын, Алексей Григорьевич Бобринский. Отцом был Григорий Орлов.
Плана свержения Петра было три. О первом написала сама Екатерина: "Схватить его (Петра) в его комнате и арестовать, как принцессу Анну (Анну Леопольдовну Браунгшвейскую) и ее детей". Второй план носил совершенно фантастический характер. Вспомнили старый прецедент, случившийся при покушении на Петра Великого. Внук, то есть Петр III, во всем старался подражать деду, и не раз хвастал, что любит и умеет тушить пожары. Заговорщики предлагали поджечь крыло нового дворца. Суета, крики, вопли, а тут является Петр III. (Пишу и сама этому не верю – как могло такое прийти в головы умным людям – какая-то плохая беллетристика!). Далее – в дыму и пламени окружить Петра, дать ему хорошо по голове, а труп – в реку. Третий план свержения императора предложил Панин, и этот план был куда действеннее. В конце концов, он и сработал, когда власть уже была в руках Екатерины.
Для удачи в таких делах всегда нужны деньги. Известный русский историк Брикнер, ссылаясь на французские источники, пишет: "…Екатерина за несколько недель до дворцового переворота обратилась к французскому посланнику Бретейлю с просьбой ссудить ей некоторую сумму денег, но Бретейль отказал ей в этом и таким образом не воспользовался весьма благоприятным случаем для устройства выгодных отношений Франции и России. Прибавляют к этому рассказу, что Екатерина, оскорбленная отказом Бретейля, обратилась через одного агента Одара к какому-то английскому купцу, который тотчас же достал денег 100000 рублей и этим содействовал устройству благоприятных отношений Англии с Россией в последующее за государственным переворотом время". Опять Англия помогла!
Рюльер тоже не оставляет без внимания денежную тему. По его утверждению Григорий Орлов черпал деньги из артиллерийской казны, к которой имел доступ по службе. Но мало этого, братья Орловы и друг их Бибиков во имя заговора "в чаянии нового счастия или смерти, продали все свое наследство и рассыпались по всем питейным домам". Зачем? – чтобы мутить народ. "Во всеобщем волнении умов нетрудно было дать им одинаковое направление; во всех полках рассеивали они негодование и мятеж, внушали сострадание к императрице и желание жить под ее законами. Чтобы уверить ее в первом опыте, они склонили целые роты гвардейского Измайловского полка и крестным целованием приняли у них присягу. На всякий случай хотели удостовериться даже и в их полковнике, зная, что по характеру своему он не способен ни изменить заговор, ни сделаться его защитником". Что здесь больше – сплетни или правды?
Полковником Измайловского полка был Кирилла Григорьевич Разумовский, и его симпатии были целиком на стороне Екатерины. Григорий Орлов тайно встретился с Разумовским, и тот сообщил, что "при первой надобности представится к услугам государыни".
Никита Иванович Панин, воспитатель цесаревича Павла, был человеком западной выучки. На роль воспитателя наследника определила его императрица Елизавета, для чего вызвала его из Швеции, где он исполнял обязанности посланника России. Панин любил своего ученика, он был уверен, что переворот делается в пользу Павла, которому было уже восемь лет. До совершеннолетия, по мысли Панина, роль регентши будет исполнять мать, которая затем на законных основаниях передаст трон сыну.