В ожидании новостей от брата Эдуард IV организовал превосходную систему курьерского сообщения между Лондоном и Бериком вдоль связывавшей города 550-километровой дороги. Поэтому известие о захвате Эдинбурга дошло до столицы очень быстро. Король немедленно объявил о победе и приказал в честь нее устроить празднества. Торжества проводились везде - даже в Кале наместник распорядился провести процессию, палить из пушек и жечь ночью праздничные костры. Эдуард IV спешно отправил письмо папе Сиксту IV. "Хвала Господу, подателю всех благ, за помощь нашему возлюбленнейшему брату, чей успех доказал, что он в одиночку смог бы покарать все королевство Шотландское. В этом году мы назначили нашего дорогого брата Ричарда, герцога Глостерского, командовать той армией, которую год назад сами хотели вести, однако беспорядки помешали нам". Однако, несмотря на столь лестный отзыв, Ричарду во время шотландской кампании так и не удалось толком продемонстрировать свои полководческие таланты.
* * *
В середине ноября Ричард получил от Эдуарда приглашение на сессию парламента и незадолго до Рождества прибыл в Лондон. Там его ожидал роскошный прием. Горожане восторженно приветствовали герцога Глостерского, король осыпал его знаками своего искреннего расположения. Однако Ричард по-прежнему чувствовал себя чужим при дворе, да и на Эдуарда ему было смотреть тяжело.
Он помнил брата жизнерадостным, доблестным принцем, за которым был готов следовать повсюду. Ричард вспоминал, как Эдуард взошел на ослабленный и дискредитированный трон, как принял бразды правления королевством, страдавшим от баронских распрей и мятежей. За 15 лет правления Эдуард освободил корону от влияния лордов, укрепил власть монарха, вдохнул новую силу в государство. Король с успехом смог разрешить четыре самые большие проблемы, стоявшие на тот момент перед правительством. Во-первых, ему удалось успокоить мятежный Уэльс, учредив совет Уэльской марки. Во-вторых, он завоевал лояльность непокорного Севера, поставив там наместником Ричарда. В-третьих, он нашел решение французского вопроса, пусть и не очень удачное. Кстати, это решение помогло ему заодно разобраться и с расстроенными финансами - в-четвертых. А ведь две последние проблемы были головной болью английских королей на протяжении двух с половиной веков. Пятьдесят тысяч крон, ежегодно доставляемых от Людовика XI, впервые за много лет обеспечили независимость короля от парламентских субсидий. Таможенные правила строго соблюдались, штрафы неукоснительно собирались. Экспорт шерсти и шерстяных тканей приносил солидную прибыль. Англия подписала договоры о дружбе с Данией, Ганзой, Кастилией и Португалией. Король в полной мере использовал таланты простых людей, которых он высоко ценил и не гнушался приглашать за свой стол.
В этот приезд Ричард смотрел на своего брата с тайной грустью - блестящий, решительный, полный энергии человек изменился до неузнаваемости. И виной тому был не возраст, не лучшим образом сказавшийся на его когда-то великолепной фигуре. Талантливый полководец, король не обладал больше необходимым здоровьем, чтобы вести военные кампании. Превосходный администратор, он не имел больше воли для управления государством.
Что касается двора, то там, как и раньше, верховодили королева и ее родственники - несмотря на то, что Эдуард уже давно не был верен жене. Он открыто шутил, что у него три любовницы, обладающие тремя разными качествами: одна - самая веселая, вторая - самая лукавая, третья - самая праведная из блудниц королевства. Имен двух последних история не сохранила, а вот первой была Джейн (или Элизабет), жена процветающего лондонского торговца тканями Уильяма Шора. Их связь с королем началась примерно через год после возвращения Эдуарда из Франции. Миссис Шор в самом деле была остроумной и очень сердечной женщиной. Когда король впадал в ярость, она могла смягчить его гнев; если Эдуард лишал кого-то своей милости, она часто вступалась за опального. Милостями этой любвеобильной особы пользовались также лорд Хейстингс и маркиз Дорсетский, для Ричарда же миссис Шор была просто шлюхой, грязным пятном на репутации брата.
Немногие оставшиеся в активной политике представители старой знати не жаловали Вудвиллов и отвергали их притязания на равенство с собой. Генри Стаффорд, герцог Бакингемский, в чьих жилах текла немалая доля крови Плантагенетов, ненавидел главным образом королеву. Несовершеннолетним его женили на Кэтрин, сестре Элизабет Вудвилл, после чего он несколько лет прожил в доме королевы и находился под ее опекой. Воспоминания о том периоде жизни явно не радовали герцога. Лорд Хейстингс оказался в оппозиции к Вудвиллам в основном из-за того, что они сами относились к нему враждебно. Граф Риверс невзлюбил камергера двора после того, как в 1471 году вынужден был уступить ему должность капитана Кале. Маркиз Дорсетский не выносил Хейстингса потому, что они были конкурентами на звание главного королевского собутыльника, а кроме того, никак не могли поделить своих любовниц - и на обоих поприщах Хейстингс выигрывал. Королева Элизабет не могла простить Хейстингсу то, что он вовлекал короля в распутство и имел на него большое влияние на правах любимого друга. Вокруг главных придворных интриганов плодились временщики, наушники, прислужники и шпионы.
Герцог Глостерский видел, как по мере ухудшения здоровья Эдуарда IV росла его неспособность к решительным действиям как в войне, так и в дипломатии, ярчайшим примером чего стала недавняя шотландская кампания. Впрочем, не только она одна. Ричард мог бы напомнить брату бескровную экспедицию на континент, когда король упустил шанс надолго отбить у французов охоту вредить Англии. Тогда Эдуард предпочел удовольствоваться сиюминутной финансовой выгодой и развязал руки французскому королю. Результат не замедлил проявиться: Мария, наследница герцогства Бургундского, вышла замуж за сына германского императора Максимилиана, на которого Людовик XI оказывал мощное давление. Он захватил большую часть графства Артуа, угрожал Фландрии и даже английскому Кале. Вместо того чтобы предпринять какие-либо решительные действия, Эдуард разрывался между желанием помочь Бургундии, своему надежному союзнику и оплоту английской торговли, и стремлением сохранить ежегодный пенсион в 50 тысяч крон. Максимилиан был талантливым полководцем, но испытывал крайнюю нужду в деньгах и солдатах. Он умолял о помощи, но Эдуард завороженно внимал сладким речам французского короля и не нарушал перемирия.
И вот в разгар подготовки к Рождеству из-за пролива пришла весть, подтвердившая худшие опасения Ричарда. Максимилиан Бургундский заключил 23 декабря мир с Людовиком в Аррасе. По условиям договора он соглашался выдать свою дочь Маргариту замуж за дофина и в качестве приданого отдал Франции графства Артуа и Бургундию. Максимилиан обязался не предоставлять более помощи Англии и не поддерживать ее претензии на французскую корону. Таким образом Людовик нейтрализовал верного союзника Эдуарда на континенте и нарушил обещание выдать дофина за английскую принцессу Элизабет. В общем, стало понятно, что денег из Парижа больше не будет, а кроме того, в скором времени французские корсары вошли в Ла-Манш и развязали там настоящую партизанскую войну. Дипломатия Эдуарда IV потерпела полный крах. Потеря Бургундии лишила Англию возможности противостоять Франции.
* * *
С первого дня работы парламента, открывшегося 20 января, стало ясно, что король стремится переложить груз ответственности за государственные дела на плечи младшего брата. Недаром спикером палаты общин стал помощник секретаря казначейства Джон Вуд, о дружеских отношениях которого с Ричардом всем было хорошо известно. Парламент особо отметил боевые заслуги герцога Глостерского, графа Нортумберлендского, лорда Стэнли и других капитанов, участвовавших в шотландской экспедиции. С одобрения лордов и общин король пошел на беспрецедентный шаг и даровал Ричарду в наследственное владение должность хранителя Западной марки. В качестве финансовой поддержки Ричард получил замок Карлайл и доходы с одноименного города, а также все королевские земли и маноры, доходы короля, сборы, неустойки, прибыли, права на останки потерпевших крушение в море кораблей, право назначать шерифов и уполномоченных по выморочному имуществу в графстве Камберленд. Фактически для Глостера был создан большой палатинат на северо-западе - практически независимое княжество с полностью автономным управлением. Собственно, королевский дар увенчал усилия самого Ричарда, многие годы концентрировавшего свои владения на Севере.
Подобный дар в конечном счете вредил интересам королевства, и недаром владыки Англии за всю ее историю крайне редко прибегали к созданию таких обширных владений, на которые не распространялась власть монарха: последний подобный случай произошел в 1351 году, когда был учрежден Ланкаширский палатинат. Ричард стал на севере более могучим лордом, чем когда-то был Уорик, а также самым богатым землевладельцем страны. Если Кларенс на пике своей карьеры располагал годовым доходом около семи тысяч фунтов, то в последние годы правления Эдуарда IV герцог Глостерский имел не меньше, если учесть доход порядка 3500 фунтов с земель Бошанов-Деспенсеров, которыми он распоряжался от имени жены.
Король пошел еще дальше. К своему палатинату Ричард мог присоединять все земли юго-запада Шотландии, которые он в дальнейшем завоюет. Парламентский акт был недвусмысленным и точным: "Упомянутый герцог и его наследники по мужской линии должны иметь право на доходы с районов и земель в Шотландии, именуемых Лиддсдейл, Эскдейл, Ивсдейл, Аннандейл, Уочопдейл, Клайдсдейл, а также с западных марок Шотландии, большая часть из которых ныне находится в руках шотландцев, и со всех замков, лордств, маноров, земель, арендуемой собственности и прочего недвижимого имущества, которое находится в указанных долинах и приграничных областях, а также в любых других, которыми упомянутый герцог и его наследники владеют или которые с Божьей помощью получат или приобретут в будущем… Упомянутый герцог и его наследники по мужской линии будут иметь власть и право жаловать подданство грамотами, скрепленными их печатью, всем шотландцам, которые дадут клятву верности и покорности нашему повелителю и господину или же его наследникам королям Англии, а также миловать их за проступки и принимать их в подданство, как ныне лишь Его королевская светлость имеет право делать".
В конце февраля 1483 года парламент завершил свою работу. Ричард распрощался с королем и отправился на север, навстречу неотложным делам, связанным с организацией управления новыми владениями и подготовкой к очередной войне с Шотландией. Глостер прибыл в Йорк 6 марта, где его ждали не только торжественная встреча, но и новая тяжба. Дело в том, что зимой 1483 года прошли очередные выборы мэра Йорка. На эту должность претендовали Ричард Йорк и Томас Рэнгуиш. Про последнего всем было хорошо известно, что он пользовался симпатиями герцога Глостерского. Город бурлил. В таверне "Райские ягоды" сидела компания и за кружкой эля обсуждала перипетии предвыборной борьбы. Кто-то задал вопрос: "Господа, кого же мы должны сделать в этом году нашим мэром?" Известный горожанин Стивен Хогсон ответил: "Господа, мне кажется, что все будут удовлетворены, если мэром станет мастер Рэнгуиш, ибо это человек, за которого стоит милорд Глостерский". Реакция противников Рэнгуиша последовала немедленно. "Этого не может быть, поскольку мэр должен избираться горожанами, а не лордом", - заявил другой йоркширец, Роберт Рид. И добавил: "Милорд Глостерский не выразит недовольства, кого бы ни выбрали горожане своим мэром".
Поддержка у обоих кандидатов была примерно равной, но городские власти объявили победителем Ричарда Йорка. Сторонники Рэнгуиша опротестовали их решение. Противостояние приняло опасный размах, и обе стороны послали делегатов к королю. 7 марта олдермен Тонг, городской архивариус Майлз Меткаф и остальные члены делегации вернулись из Лондона с королевским приказом Ричарду Глостерскому - провести тщательное расследование, а до оглашения результатов должность отправлять старому мэру. Разобравшись в деле, Ричард 12 марта утвердил выбор горожан, поставив таким образом честность и законность выше собственных симпатий. Что касается Рэнгуиша, то он был избран мэром два года спустя.
Вскоре герцог Глостерский покинул Йорк и отправился еще дальше на север - туда, где среди болот Уэнзлидейла высились могучие стены Мидцлхэмского замка. Крепко держа изящными, но сильными руками поводья, тридцатилетний воин ехал через холмистую равнину. Его властное и энергичное лицо с тонкими чертами было омрачено невеселыми мыслями: слишком много потерь он пережил за последние годы. Один за другим ушли близкие ему люди - граф Уорикский, маркиз Монтегю, герцог Кларенсский. Но впереди его ждал еще более тяжелый удар.
* * *
Через день-другой после Пасхи, пришедшейся в 1483 году на 30 марта, король с придворными отправился на рыбалку. Вернувшись во дворец, он слег то ли из-за подхваченной на реке простуды, то ли из-за апоплексического удара, то ли из-за острого расстройства желудка. В королевском окружении поговаривали, что здоровье Эдуарда IV подорвало тяжелое нервное расстройство, вызванное Аррасским договором между Максимилианом Бургундским и Людовиком XI, а также крушением его внешнеполитических планов. Никому из придворных тогда и в голову не могло прийти, что болезнь смертельна, тем более что неделю спустя Эдуард почувствовал некоторое облегчение. Однако сам король опасался, что дни его сочтены, и судорожно пытался исправить ошибки последних лет.
Несомненно, его тревожил скрывавшийся у герцога Бретонского Генри Тюдор, бежавший на континент в 1471 году после поражения Ланкастеров в битве при Тьюксбери и упорно именовавший себя графом Ричмондским, хотя этот титул был давно у него конфискован. Однако гораздо большая опасность виделась Эдуарду внутри стен его собственного дворца. Он вызвал к себе лидеров двух враждующих фракций. С одной стороны его ложа встали родственники королевы: два ее сына от первого брака - Томас, маркиз Дорсетский и сэр Ричард Грей, и двое братьев - Лайонел, епископ Солсберийский, и сэр Эдуард Вудвилл. С другой стороны ложа собрались представители старой знати во главе с лордом Уильямом Хейстингсом. Эдуард IV умолял всех оставить взаимные распри во имя служения его сыну и будущности королевства. Маркиз Дорсетский и лорд Хейстингс торжественно поклялись любить друг друга, остальные лорды и джентльмены последовали их примеру.
Эдуард IV отпустил их, но хрупкий мир между врагами его не успокаивал. Мысли короля то и дело возвращались к наследнику, двенадцатилетнему Эдуарду, принцу Уэльскому. Нужно было опереться на третью силу, которая действительно могла сохранить трон его сыну. А такой силой, равноудаленной от всех придворных фракций и способной умиротворить королевство, обладал лишь один человек - его брат Ричард.
Однако ставка на герцога Глостерского также была рискованной, и снова по вине короля. Большую часть жизни наследник трона прожил в Ладлоу, в родовом замке Йоркской династии. Он был отослан туда в возрасте трех лет и редко появлялся в Лондоне. От имени принца Уэльсом правил совет, в который королева постаралась ввести как можно больше своих сторонников. Хотя номинальным главой совета считался Джон Элкок, епископ Вустерский, на деле всем заправлял ее брат граф Риверс, исполнявший обязанности опекуна Эдуарда. Ему во всем помогал сын королевы сэр Ричард Грей, а контролером двора принца служил Ричард От, племянник графа Риверса. Члены совета исполняли двойную функцию: они следили за воспитанием юного Эдуарда и отправляли правосудие, причем не только в уэльских, корнуоллских и честерских владениях принца. Их власть распространялась также на Уэльскую марку, в том числе приграничные графства Шропшир, Херефорд и Вустер. Удаленный от центра власти, принц Эдуард жил в соответствии с тщательно продуманным режимом, ему дали превосходное образование. Но наставниками его были исключительно родственники матери. Точка зрения Вудвиллов на политику была единственной, которую он знал, и поэтому теплых чувств к герцогу Глостерскому испытывать не мог.
Так или иначе, но выхода у короля не было. Он срочно вызвал исполнителей того завещания, которое было составлено им еще в 1475 году - пятерых прелатов и трех лордов. При них Эдуард IV внес важное дополнение в документ, назначив на случай своей смерти опекуном и протектором королевства Ричарда, герцога Глостерского. Эта приписка вовсе не была тайной, и вскоре о ней знали по всему Лондону. Хронист писал: "Упомянутый могущественнейший и славнейший король Эдуард Четвертый объявил, что после его смерти протектором при его детях станет его брат Ричард".