Ад Дарданелл
Всю жизнь Уинстона преследовал призрак Дарданелл. Прежде всего, потому, что мучительное поражение, одновременно военное и политическое, стало причиной стремительного падения первого лорда с правительственных высот и едва не разрушило его головокружительную карьеру. Эта туника Нессуса надолго приклеилась к коже Уинстона. Он так верил в успех этого предприятия, которое в случае удачного исхода покрыло бы его неувядаемой славой. Он вложил в него все свои моральные и физические силы, он был безрассуден в своем упорстве. И вот мечта разбилась, в жизни Уинстона наступил самый тяжелый период, растянувшийся на многие месяцы. Страсти были накалены до предела. Рандольф Черчилль вспоминал, как в школе его пятилетний сверстник, которому он предложил свою дружбу, бросил ему в лицо: "Никогда! Твой отец убил моего отца в Дарданеллах!"В период между двумя войнами многие митинги, на которых выступал Черчилль, прерывались криками "Галлиполи!". Да и во время Второй мировой войны, когда премьер-министр в ходе дискуссий на высшем уровне выдвигал на обсуждение самые рискованные стратегические планы, многие его оппоненты, не говоря об этом вслух, вспоминали о кровавом поражении 1915 года. По сей день эта экспедиция вызывает много споров, хотя все без исключения исследователи сходятся во мнении, что с первого ее дня и до последнего было совершено невероятное количество ошибок, одна трагичнее другой. Конечно же, нельзя во всем винить одного только Уинстона, но в этой драме он играл далеко не последнюю роль.
Все началось с дискуссии о дальнейших стратегических планах, которую осенью 1914 года вели военачальники и гражданские лица Британии в высшем решающем органе - Военном комитете, заменившем в ноябре Комитет обороны империи. К тому времени, когда никто уже не надеялся на скорое окончание войны, четко обозначилось противостояние двух лагерей в лоне правящей элиты Англии. С одной стороны, "западный" лагерь, объединивший штаб империи, военное министерство и главнокомандующего британским экспедиционным корпусом во Франции генерала Френча, склонялся к мнению, что союзникам прежде всего необходимо было одержать победу на Западном фронте, там, где Германская империя сосредоточила свои основные силы. С другой стороны, "восточный" лагерь выступал за то, чтобы обойти противника по периферии, начиная с восточного побережья Средиземного моря и Турции, вступившей в войну на стороне Германской империи в октябре. Пытаясь убедить оппонентов в своей правоте, сторонники "восточной" стратегии приводили в пример действия Веллингтона в Испании, забывая при этом, что Великая Французская Армия потерпела поражение вовсе не на испанских полях брани. Премьер-министр Асквит и военный министр Китченер пребывали в нерешительности, не зная, какую стратегию выбрать.
Лишь в изобретательных умах двух гражданских активистов правительства - Ллойда Джорджа и Черчилля - без конца роились идеи о том, как дать новый толчок войне, застрявшей в окопах Франции. И хотя они выступали с разными стратегическими предложениями - Ллойд Джордж ратовал за высадку в Салониках, а Черчилль - за экспедицию в Дарданеллы, - базовый принцип был один и тот же. Вместо того чтобы сосредоточивать силы союзников на неприступных позициях противника, "жевать колючую проволоку", как говорил Уинстон, и впустую жертвовать десятками тысяч человек на Западном фронте, нужно использовать преимущество британского флота, обойти с фланга центральные империи и поискать другую линию фронта, на которой можно было бы одержать блистательную победу. Тогда-то и появилась мысль открыть фронт в каких-нибудь далеких землях, там, где франко-британские войска смогли бы обойтись меньшими человеческими жертвами. Однако Черчилль упустил из виду, что в таком случае союзники также были бы не в состоянии нанести сокрушительный удар по вражеской военной машине.
По правде говоря, Уинстон долго не мог выбрать между северными и Средиземным морями. С лета 1914 года и до начала 1915 года он лелеял план экспедиции в направлении Балтийского моря. Согласно этому плану армия союзников должна была перехватить инициативу и нанести удар по войскам Второго рейха, затем овладеть каким-нибудь островом в Северном море у берегов Германии (Боркумом или Силтом), захватить Шлезвиг, прорваться в Балтийское море, тем самым вынудив Данию вступить в войну, а русских - высадиться в Померании. Но этот план натолкнулся на непреодолимое препятствие, а именно - яростное сопротивление большинства экспертов военно-морского ведомства.
Конкуренцию этому дерзкому плану действий на севере составила еще более грандиозная концепция наступления и победы, долгое время остававшаяся в тени, но наконец созревшая в деятельном уме Черчилля. Итак, в январе 1915 года Уинстон сделал окончательный выбор в пользу нового плана действий, при разработке которого он, вероятно, вспомнил все сказки о Востоке, которые слышал в детстве. Отныне этот план занял все его мысли и поглотил всю его невероятную энергию, неисчерпаемые запасы энтузиазма и пылкого воображения. Ведь теперь речь шла не больше не меньше как о том, чтобы войти в Босфор и Дарданеллы и захватить Константинополь.
В то же время из России пришло тревожное известие о том, что турецкие войска вот-вот совершат прорыв на Кавказе. А Черчилль, в свою очередь, нетерпеливый и неутомимый, как никогда, пускал в ход свой полемический талант, чтобы убедить безынициативный, вялый Военный комитет в преимуществах своего плана. И комитет сдался. 13 января 1915 года он утвердил грандиозный стратегический план Черчилля и поручил адмиралтейству осуществить его, а именно: подготовить морскую экспедицию для бомбардировки и дальнейшего захвата полуострова Галлиполи, а затем и Константинополя. Таким образом, Военный комитет принял роковое решение, имевшее трагические последствия. Никто даже не задумался о том, а почему, собственно, падение Константинополя должно было непременно повлечь за собой падение Германии. Правда, все были уверены в том, что операция продлится недолго и не будет стоить союзникам больших потерь. А ведь совсем рядом с местом высадки экспедиции некогда стояла Троя - символично, не правда ли?
К несчастью для Черчилля, он был слишком увлечен своей ставшей навязчивой идеей захвата Константинополя и в то же время слишком уверен в своем военном гении. Поэтому, вместо того чтобы позволить морским экспертам подробно изучить свой грандиозный стратегический замысел, вместо того чтобы тщательно сосчитать, сколько кораблей и моряков было в резерве британского флота, принять к сведению все возражения (почти все специалисты тщетно пытались ему доказать, что чисто морская операция практически неосуществима, что без амфибийной операции не обойтись), Уинстон принялся осуществлять свои рискованные затеи, не обеспечив ни необходимой материально-технической базы, ни своего политического отступления.
Он продолжал с обычным своим пылом и популистским чутьем изливать потоки красноречия на оппонентов, обосновывая принятые им решения и меры. Вот почему в тот день, когда разразилась катастрофа, народный гнев обрушился прежде всего на него. Романтическое воображение Уинстона все время звало его в погоню за миражом. "Это одна из величайших военных кампаний в истории, - продолжал он утверждать после того, как союзники потерпели несколько поражений подряд на море и на суше. - Вдумайтесь, что такое Константинополь для Востока. Это больше, чем для Запада Лондон, Париж и Берлин вместе взятые. Вспомним о том, что Константинополь был владыкой Востока. Вдумайтесь, что означало бы его падение. И какие последствия оно имело бы для Болгарии, Греции, Румынии, Италии".
По крайней мере, мы можем сказать, что ни история, ни историография не подтвердили черчиллевских ожиданий. Однако несмотря на то, что поначалу вокруг этой кампании бушевала ожесточенная борьба мнений как в среде военных, так и в среде политиков, все же в период между двумя войнами в ее адрес стали чаще раздаваться благосклонные отзывы. Прежде всего это объяснялось тем ужасом, который людям внушала окопная война, унесшая столько жизней и заперевшая на Западной линии фронта в непроходимом тупике армии противников с осени 1914 года до весны 1918 года. На общественное мнение оказала некоторое влияние книга Черчилля "Мировой кризис" - умело построенная защитительная речь, нечто вроде apologia pro actis suis ("оправдание своих поступков"), - впрочем, достоинства этой книги как исторического произведения весьма сомнительны. Тем не менее после Второй мировой войны, в ходе которой стало ясно, что Черчилль извлек-таки урок из поражения в Галлиполи (так, он большое внимание уделил материально-техническому обеспечению и тактической подготовке высадки войск союзников в Нормандии), действия командования во время кампании в Дарданеллах снова стали осуждать. Осуждали и стратегию командования, и сам замысел, и ошибки в подготовке и планировании операции, которые изначально ставили под сомнение успешный исход этой наспех подготовленной кровавой диверсии, с помощью которой правительство надеялось приблизить победу над Германией.
* * *
Как только в январе 1915 года было принято решение об отправке экспедиции в Дарданеллы, началась подготовка к операции. Однако велась она неслаженно, в инструкциях отсутствовала ясность. Эта неразбериха, беспорядок и противоречивые взгляды военачальников на ситуацию сразу же поставили под угрозу успех всего предприятия. Черчиллю, возглавлявшему военно-морской флот, пришлось дорого заплатить за двойную ошибку, которую он допустил вместе с Асквитом в самом начале войны. Прежде всего, в августе 1914 года на пост главы родственного адмиралтейству военного министерства впервые с XVII века был назначен военный - лорд Китченер, герой колониальных войн, генерал, отличавшийся великолепной выправкой. Между тем этот блистательный генерал вовсе не был хорошим стратегом, к тому же он ничего не смыслил в современной войне. Первым морским лордом после отставки князя Луиса Баттенбергского стал лорд Фишер - "злой гений" военно-морского флота. Он был человеком непоследовательным, непредсказуемым, неуравновешенным. Безусловно, Фишер умел блестяще предугадывать дальнейший поворот событий, но нередко выступал и с весьма опрометчивыми предложениями, поносил всех и вся, а поскольку он отличался еще и редкостным эгоизмом, то его столкновения с первым лордом адмиралтейства были неизбежны.
Таким образом, весь февраль 1915 года командование разрабатывало, отвергало и снова разрабатывало различные планы действий, в результате чего было упущено много времени. Военачальники никак не могли выбрать один из двух тактических планов. Первый, который горячо, почти исступленно защищал Черчилль, состоял в том, чтобы подготовить чисто морскую операцию, в ходе которой корабли британского флота прорвались бы в Дарданеллы и затем проникли в Мраморное море, солдат же сухопутной армии первый лорд адмиралтейства предлагал задействовать лишь для последующего захвата Константинополя. Сторонники другого тактического плана ратовали за комбинированную операцию, предусматривавшую бомбардировку побережья с моря и высадку десанта. Большинство экспертов военного флота склонялось ко второму плану. Однако как бы задача ни была трудна, решать ее нужно было немедленно, поскольку перед флотом стояла цель войти в Босфор и Дарданеллы, тем самым сдвинув ситуацию на Французском фронте с мертвой точки и при этом не лишив французов поддержки британских войск. Китченер пребывал в нерешительности, он то намеревался ввести в операцию подразделения сухопутной армии, то отказывался от этой мысли. А вот Черчилль упорно стоял на своем, не считаясь с возражениями специалистов адмиралтейства. Больше того, сгорая от нетерпения, он дважды отдавал приказ о бомбардировке Дарданелл. Турки и их немецкие советники насторожились и успели принять необходимые меры, таким образом, союзники уже не могли застать противника врасплох.
В довершение всего разработчики и руководители морской операции совершили невероятное количество технических ошибок: недооценили материально-техническую базу турков, переоценили мощность пушек британских военных кораблей, надеясь, что они смогут разрушить фортификации противника (Уинстон забыл поговорку Нельсона, утверждавшего, что флот не создан для штурма крепостей), не учли опасность, которую представляли подводные мины (в те времена в Северном море, например, очищать дно от мин посылали рыболовецкие суда), упустили из виду сильное течение в Босфоре и Дарданеллах, а также штормистость Эгейского моря в это время года. Малочисленным штабам и даже офицерам, находившимся непосредственно на поле боя, не хватало карт местности. Эти непростительные ошибки, повлекшие за собой столь тяжелые последствия, разногласия в стане военачальников, противоречивые приказы и, как следствие, вечная путаница стали причиной того, что народный гнев обрушился прежде всего на инициаторов и исполнителей этой трагической операции. В первую очередь в ее неудачном исходе обвинили Черчилля, ведь это он был душой предприятия.
Итак, 18 марта 1915 года британские корабли приступили к выполнению операции. Внушительная англо-французская эскадра, в составе которой были десять броненосцев, несколько крейсеров и эскадренных миноносцев, подошла к Дарданеллам, дала пушечный залп по укреплениям и вошла в пролив, заставив замолчать орудия противника. Однако сразу же корабли союзников наткнулись на настоящее минное поле. Это была катастрофа: огромные корабли взлетали на воздух один за другим. К концу дня британское командование подвело удручающий итог: из десяти броненосцев, участвовавших в сражении, четыре пошли ко дну и два вышли из строя. Потери личного состава были ужасающими. После этого жестокого, неожиданного поражения двое главнокомандующих экспедицией наперекор Черчиллю, который настаивал на возобновлении атаки, решили изменить тактику. Адмирал Робек, командующий эскадрой в Эгейском море, и генерал сэр Ян Гамильтон, командующий резервными сухопутными войсками и товарищ Черчилля по войне с бурами, приступили к подготовке десантной операции, полагая, что лишь артобстрел побережья корабельной артиллерией в сочетании с высадкой десанта на полуострове Галлиполи могли спасти экспедицию.
Были установлены новые сроки для восполнения потерь личного состава и техники. Новую двойную операцию на море и на суше назначили на 25 апреля. К месту событий были стянуты значительные силы - численность десанта составляла несколько десятков тысяч человек, из них двенадцать тысяч должны были высадиться на полуострове в первый же день. Помимо новых боевых кораблей и кораблей с десантом на борту к берегам Турции прибыли войсковые подразделения из Англии, корпус из Австралии и Новой Зеландии - "анзаки", увы, за участие в экспедиции им пришлось заплатить страшную цену. На выручку к Черчиллю поспешили войска из Франции, призывники из Сенегала - Гамильтон называл ихniggy wigs("кучерявые") - и даже стадо мулов под предводительством ассирийских евреев.
Однако, едва начавшись, дело приняло плохой оборот. Турецкие солдаты засели в казематах на возвышенностях и были начеку. А солдаты союзнической армии штурмовали их с пяти пляжей совершенно гладкого побережья, где не росло ни единого кустика. У них не было десантных барж, с ними не проводили учений, им приходилось вжиматься в землю под смертоносным огнем. В этом аду, под градом пуль, где ничего не было видно из-за дыма, где перемешались трупы, оружие, повязки, покрытые мухами, единственным спасением было вырыть укрытие в земле и огородиться колючей проволокой. Иными словами, вместо стремительной атаки, на которую рассчитывали союзники, их вынудили начать окопную, позиционную войну, точь-в-точь как на Западном фронте.
Несмотря на нечеловеческие усилия (союзники несли огромные потери: в первый же день из десяти тысяч высадившихся в Галлиполи солдат больше трех тысяч были убиты или ранены), союзники так и не продвинулись дальше своих крошечных плацдармов на южной оконечности полуострова. Новые атаки, предпринятые в мае, а затем в июне, также не увенчались успехом - турки держались стойко. Солдаты союзников теряли последние силы на вражеской земле, их боевой дух заметно падал. К этому вскоре добавилась дизентерия. Поражение союзников было очевидно. В августе на полуостров высадили новый десант, на этот раз немного севернее, в Сувла Бей, но и ему не удалось прорвать оборону противника, усиленную немецкими соединениями и по-прежнему четко исполнявшую инструкции генерала Лимана фон Сандерса. И тогда началась долгая, мучительная агония экспедиционного корпуса. Осенью командованию пришлось внять голосу разума, то есть убраться восвояси. Это решение долго обсуждалось, откладывалось, но, в конце концов, было принято 8 декабря 1915 года: корабли союзников оставили негостеприимный пролив. В целом итог драмы, разыгравшейся в Дарданеллах, был таков: потери союзников составили около двухсот пятидесяти тысяч человек убитыми, пропавшими без вести, ранеными и искалеченными.