* * *
Отношение молодежи к танцам в те годы было благоговейным, серьезным, как к изысканному самовыявлению, как к поклонению богу музыки, а в его лице и всему прекрасному. Тогда именно танцевали! Достаточно было заиграть оркестру, и молодые тела становились прекрасными, гибкими, появлялись движения сдержанные, грациозные, взвешенные требованиями танца. Это позже начали "ломать" румбу и буги-вуги, а потом, еще позже - танцы превратились на "гоцалки", где лица неопределенного пола, жирные и измятые, в равной мере патлатые и одетые в затрапезные штаны, парализовано дрыгаются в дикарском ритме ударных инструментов. Нынче молодежь и не представляет, что такое настоящий танец.
Танцы устраивались не каждый день, а лишь в среду, субботу и воскресенье. Для них возле молоденького парка соорудили опрятную круглую площадку. Она была приблизительно на полметра поднята над землей и огорожена парапетом, чтобы через него не перепрыгивали безбилетники. Для тех, кто сюда не вмещался или не мог попасть, например из-за отсутствия денег, забетонировали открытую площадку у входа в клуб. Музыка слышна была и тут, так что на качестве танцев это не отражалось. Просто на бесплатной площадке дурачились дети и старшей молодежи тереться с ними боками казалось не солидным.
Постоянным посетителем танцевальных вечеров был родной дядя Бориса Заборнивского Петр Антонович Тищенко, живший рядом с клубом. Он любил молодежь, музыку, веселье, поэтому приходил со своим персональным лозовым табуретом, садился неподалеку от танцплощадки и слушал игру оркестра, смотрел на танцующих, лакомился жаренными семечками и притаптывал ногой, в основном, когда звучала "цыганочка". Зачастую в конце танца восторженно и бурно аплодировал.
Относительно танцев тут существовала местная традиция - в среду их преимущественно посещали женатые люди и те, кто уже приглянул себе постоянную пару и подал заявление в ЗАГС на регистрацию брака. После вечернего киносеанса они собирались на платной площадке и в ожидании музыки удовлетворенно озирались вокруг, подчеркнуто гордясь своими избранниками или избранницами. Затем танцевали обязательный вальс, танго "Цветущий май", "Белая ночь" в исполнении Изабеллы Юрьевой, какой-нибудь фокстрот и расходились.
Суббота тогда еще не была выходным днем, но ее любили за то, что она предшествовала воскресенью и отдыху. Во второй ее половине в душах славгородцев начинали вызревать праздничная торжественность, ожидание музыки, желанных встреч. Звуки оркестра, приятных мелодий доносились до самых отдаленных уголков поселка, созывали тех, кто задержался на работе, эхом отлетали от посадок, наполняли сельскую тишину умиротворением, окутывали предчувствием неожиданного счастья, чего-то еще лучшего и дорогого.
Пожилые люди важно шли в кино, неторопливо рассаживались в зале, долго выбирая удобные места, так как в билетах они не указывались. Это действо исполнялось особым содержанием и значением, в нем проявляли себя амбиции и отношение сельчан друг к другу. Старики оставались дома, сидели под хатами на завалинках, щелкали семечки, слушали приглушенную расстоянием музыку и молчали или иногда лениво переговаривались, угадывая за скупыми словами, как за паролями, истинные мысли друг друга.
Николай по средам в клуб не ходил - имел не соответствующее тому состояние, да и некогда было. Он распланировал не только работу, но и отдых. Решил сначала сделать все во дворе, а потом отдыхать. Он уже наведался в цех, поговорил с бывшим наставником, с ребятами из бригады, рассказал о себе, короче, отчитался.
Зато в субботу - уже после обеда - собирался в клуб, где хотел не только потанцевать, но и увидеться с музыкантами Юлькой Татаренко, Николаем Бебченко, Сашей Осмоловским, Андреем и Николаем Федорченко.
Николай грел на примусе чугунный утюг и наглаживал на брюках "стрелки".
- Дырки протрешь, - насмехался Алим.
- Кыш, малявка, - отмахивался от брата бывалый моряк.
Для полного шика надо было нагладить такие же "стрелки" и на полочках матроски, причем так, чтобы они совпадали со "стрелками" на брюках. Для этого на плечевых швах и по нижнему срезу полочек матроски имелись специальные метки, выверенные с нижней частью формы.
Соседские девушки, в частности Зоя Тищенко, раззвонили по селу, что Митора Сидоренто снова прибыл в отпуск.
- Отобьет ваших девушек, - небрежно бросила она парням, проходя мимо. - Кра-асавцем стал!
Ребята смеялись, но и мотали на ус, особенно те, кто увивался возле видной тройки подруг - Тамары Гармаш, Вали Молодченко и Нади Халявко. Среди них были Виктор Николенко (Виник) и Николай Тищенко (Митища), которых Николай знал мало, хотя с Митищей и жил почти по соседству. Но те ребята вышли из школьной среды, а он - из заводской. Кроме того, они были младше Николая. Ребята вспомнили прошлый приезд "морячка" и то, что он заглядывался на Тамару, девушку скромную, смирную, из бедной семьи.
- Этот моряк, - сказал тогда Митища, - закрутит ей голову и уедет, а она будет здесь сохнуть.
- Не выйдет, - уверил Виник. - Вон, Петр Терновский зовет ее замуж.
- Кто такой?
- Шофер из Днепропетровска, прикомандирован к нам на сбор урожая. Да ты же его знаешь! У Мотренчихи квартиру снимает.
- А-а, это Дудлик, любитель пива?
- Ну!
Николай ничего этого не знал - начищенным и наглаженным красавцем появился на танцах. Его стройность подчеркивал тот самый смертельный для девушек клеш, да еще с наутюженными "стрелками". На ногах - белые туфли, модельные, из натуральной кожи. Белая одежда хорошо оттеняла бронзовый загар лица и рук. Моряк - сын воды и солнца!
Тамару Николай увидел сразу - она стояла в кругу подруг. Ее лицо - торжественное и взволнованное - светилось ожиданием и надеждой. Вдохновенное состояние души, приподнятость Тамариного настроения безошибочно связывали с приездом Николая. Да он и сам это заметил, с приятностью для себя.
Поздоровался сдержанно - вдруг лишь кажется, что ему здесь рады.
- Ой, каким ты стал красивым! - воскликнула Лида Харитонова, восторженно взглянув на Николая. Но он не заметил этого. - Снова в отпуск?
- Именно.
- За какие заслуги?
- Стараюсь…
Пока девушки переглядывались и перешептывались, он коснулся Тамариной руки.
- Пошли в кино, - тихо произнес.
- Пошли, - согласилась девушка, и они мгновенно исчезли в тесной толпе молодежи, заполонившей танцевальную площадку.
Первым поднял тревогу Дудлик - красивый парень с открытым радушным взглядом. На днях он признался Тамаре в любви и предложил пожениться, рассчитывал на согласие, а здесь этот моряк приперся. Гляньте, какой! Некоторые говорят, дескать, не паникуй, он тебе не соперник. Подумаешь, что за угроза этот Сидоренто - воробушек серенький. Ага! Какой воробушек? Это, может, когда-то он был воробушком сереньким, а сейчас - альбатрос. Как идет, так все мышцы под одеждой играют, натренированный такой.
- Закрутит ей голову! Что делать? - приставал он к ребятам.
После окончания киносеанса Николая и Тамару ждали решительно настроенные сторонники испуганного Дудлика. Они стояли по обеим сторонам выхода и выпускали зрителей из зала словно из укрытия.
- Иди сюда, поговорить надо, - дернул Николая за рукав матроски Митища, едва тот шагнул на улицу.
Виник тем временем потащил в противоположную сторону растерянную девушку:
- Не волнуйся, мы тебя в обиду не дадим.
- Какая обида? Чего ты прицепился? - отбивалась Тамара, но ее уже окружили подруги.
- Тамара, пусть ребята сами разберутся, - сказала одна из них.
- Зачем тебе этот Николай? Подумаешь, красавца нашла! - добавила вторая.
- Нищета он несчастная, - заключила третья.
Тамара лишь огорошено вертелась по сторонам, ища глазами Николая и с недоумением слушая подруг.
- Он хороший, - защищала парня, который ей нравился.
- А жениться на тебе этот "хороший" собирается?
- Не знаю, мы об этом не говорили…
- Ну вот! Николай - это журавль в небе, а Петр Терновский - синица в руках. Не сходи с ума.
Тамара досадовала на себя, что теряет Николая, что начала встречаться с Петром, подала ему повод рассчитывать на брак. Зачем, дура, торопилась? Но ведь Николай не писал…
Отойдя за угол клуба, Николай оказался лицом к лицу с несколькими верзилами, среди которых заметил незнакомца с лицом, белым от волнения. Он обо всем догадался. Страха в нем не было, так как он знал, как действуют в таких случаях моряки - наматывают на кулак ремень, и отбиваются бляхой, как нунчакой. Безотказное оружие. И опасное, но он не спешил браться за него, успеет, если припечет.
Ребята вели себя агрессивно, были подогреты желанием "проучить наглеца" и заодно размять кулаки. Такое тоже бывает.
- Ты что здесь вышиваешь? - задирались к нему.
- Думаешь, как в матроске, так уже?! - гремел кто-то угрожающе.
- В белом ходишь, да?
- Нашелся аккуратист! - шипели сбоку.
Что-то отвечать было бы смешно, без толку, и Николай просто ждал, когда поток этой риторики исчерпается. Спокойно перебегал взглядом с одного лица на другое.
Затем крики возмущения усилились, к ним прибавились придирчивые издевки.
- В матроске он здесь! А постирать ее не желаешь?
- Гля, еще и молчит! Чего зеньки вытаращил? Щас получишь!
- Ты смотри какой!
Николай молчал. Это подействовало на парней, они выговорились и их задор начал остывать, восклицания стали слышаться реже и реже, теперь его просто рассматривали, иногда комментируя увиденное, будто он был недвижимостью.
- Гляньте, кожаные туфли обул. Стиляга гадский!
- Наутюженный с ног до головы.
- Причеса-а-ался! Нет, таки надо его проучить.
Парни почти что томились, не находя, что еще сказать и как задеть того, кого собрались проучить. И тут случилось то, чего уже никто не ожидал.
- Еще! - вдруг громко сказал Николай и резко поднял руку.
- Что "еще"? - присутствующие будто очнулись, остановили на нем удивленные взгляды.
- Еще хоть слово и я пойду в атаку.
Парни замолчали, застыли, но круга не размыкали. Зато Николай, оценив обстановку, убедился, что искатели приключений почти забыли о предыдущих намерениях. Теперь они просто развлекались дивом. Ему пригодилась наука о выживании в экстремальных ситуациях. И он, своевременно перехватив инициативу, сказал ради шутки, будто ничего и не было:
- Ну, ребята, здорово! - и энергично протянул руку Митище, а тот растерянно ответил ему пожатием. - Вымахал ты, брат, ничего себе! Рад вас видеть, - обратился к другим. - Пошли на свет, посмотрю, какие вы есть.
Говоря это, он заметил, как незнакомец с побледневшим лицом отошел от компании и пошел к девушкам, а вскоре, взяв Тамару под локоть, пошел с ней прочь от клуба. Инцидент был исчерпан.
Теперь Николай Николаевич не помнит, о чем они с ребятами говорили в тот вечер, видно, знакомились ближе, ведь в самом деле мало знали друг друга. Знает только, что встреча превратилась в дружеские посиделки на скамейке в парке. Выбрав минуту, он спросил у Виника о Тамаре и том незнакомце, что крутился возле нее.
- Не мешай, - сказал тот. - У них серьезно.
Стычка - приключение странное и досадное - резко изменила Николая, а может, так совпало.
Через неделю Николай возвратился на свой крейсер, но еще долго вспоминал славгородские события с горечью и печалью, потому что не удалось наладить отношения с девушкой, которая ему нравилась. Он просто ее больше не смог увидеть. Хоть он и понимал, что принуждать кого-то так долго ждать его - жестоко, для этого должны быть чрезвычайно серьезные основания. А их не было.
Был осадок и от поведения ребят. И он успокаивал себя, что они, когда сами пойдут в армию, поумнеют, станут на правильный путь. Так и вышло. Митища - Тищенко Николай Валерьянович - стал известным человеком, специалистом в области права, опытным руководителем, сейчас возглавляет Запорожский юридический институт, ректор. А Виник - Николенко Виктор Константинович - жил в Славгороде, работал на заводе, а потом выехал в районный центр. Сейчас живет в Синельниково, имеет семью, детей - простой рабочий человек.
Николай много думал об этом приезде домой, осмысливал, почему он для него стал определяющим, пограничным в убеждениях. Возможно, настало время прозрений, для которых уже накопилось достаточное количество знаний, и славгородские события послужили лишь толчком к рождению мировоззрения, основных жизненных выводов и принципов? Будто его, обычного юношу, куда-то дели, а на его место пришел уравновешенный человек дела, мужчина, вершитель жизни. Он вдруг понял, что человек только тогда - Человек, когда умеет делать две вещи: принимать решения и отвечать за свои поступки. Понял и то, что в той стычке впервые ощутил в себе власть внутренней воли, холодную сдержанность, сдержанность в неожиданных обстоятельствах, еще многое, что потом стало его настоящим взрослым характером, который он дальше довершал сознательными усилиями. Добро и зло - в их соотношении заложена древняя формула человеческого бытия. Добро большей частью подремывает, а зло пользуется этим и наглеет, пока терпение страдающих от него не перейдет определенной границы. И тогда одни убегают, а другие решаются на поединок и восстанавливают утраченное равновесие мира.
Люди действия… Они обречены находиться посредине между добром и злом. Ведь их скромность не разрешает приближаться к тем, кого они защищают, чтобы не слышать слов благодарности, всегда тягостных для них. И в той же мере их честность не позволяет идти на компромисс со злом, даже поверженным, побежденным ими. И потому они вдвойне несчастны: от недоверия и страха тех, за кого воюют, и от постоянной ненависти тех, кто вынужден считаться с их силой.
А когда смотрел на высокие морские волны, поднятые штормом, то думал о стихии, которая иногда врывается в чувства людей, охватывает не одно сердце, омрачает не одну голову и способна натворить много бед, если своевременно и грамотно не унять ее. Именно эту стихию он видел в глазах ребят, когда они окружили его. Это ее невменяемая вспышка отсвечивалась в их зрачках. Коллектив руководствуется умом, а толпа - эмоциями, вот чем они отличаются. Итак, ум, как и коллектив, объединенный общей целью, - создает, строит. А эмоции, как возбужденная толпа, - разрушают. Тогда зачем они человеку? Есть ли эмоции у животных? И если есть, то достигают ли они у них масштабов взрыва? Нет, конечно. Животное - оробевшее или обозленное - умеет вовремя остановиться. Значит, человеческие эмоции что-то подпитывает, усиливает собой. Что? Воображение, подсознательная работа ума! Вот и выходит, что внутренний взрыв - это сугубо человеческий недостаток. Круг замкнулся. Вывод: надо научиться уравновешивать эмоции умом, а ум с его непостижимым воображением - силой воли, мудростью души.
О многом думал тогда Николай, в нем будто развязался узелок, и истины - простые и сложные - вызревали легко и непринужденно, логически связывая единой цепочкой причины и следствия событий. Если до этого им руководила природная мораль, естественная здоровая интуиция, то теперь проснулась способность понимать логику жизни и сознательно корректировать себя.
Так начался у Николая второй этап совершенствования - этап воспитания души.
* * *
Последний отпуск Николая выпал на конец лета и начало осени 1955 года. Он любил это время года, когда резко сокращается день, быстро и рано надвигаются сумерки с настойчивыми пронзительными ветерками. Откуда-то берутся скучные дождики и приносят первую прохладу. Небо полнее наливается чистой синевой, а поля - укрываются прожелтью. В саду входят в пору его любимые сливы "венгерки", поздние сорта яблок, а на базаре отливают полосатыми боками арбузы и умопомрачительно пахнут дыни. На грядках еще краснеют помидоры, дозревает морковь, наливаются упругостью головки капусты. Да что там, куда ни глянь - роскошь!
После нескольких пасмурных и дождливых дней, отделяющих конец лета от начала осени, вверху снова проясняется, снова на небо прытко выкатывается солнце, но уже не жаркое, будто его за это ставили в угол и теперь оно умерило свою дерзость. Оно делается послушным - встает не раньше людей, днем греет землю, а вечером не надоедает, а своевременно прячется за горизонт. Тучи черной пыли, мелкой и прилипчивой, которые поднимались над землей от наименьшего движения воздуха, оседают под ночными туманами, о которых приходит догадка лишь тогда, когда утром на деревьях и на траве поодиночке запестреют капли росы. Это замечательная пора, когда еще не холодно, но уже, наконец-то, и не жарко.
Как и положено, "видавший виды моряк", "укротитель штормов", Николай ехал домой с подарками. Хотя в их семье не привыкли к такому вниманию. Откуда и за какие деньги им было привыкать? Разве что матушка иногда приносила "подарок от зайца" - недоеденную горбушку хлеба или несколько варенных картофелин. А они, малыши, верили, что это зайчик им передал гостинец. Да родственники изредка приносили на угощение запеченной тыквы или маковых бубликов. Вот и все лакомство, все подарки. Но у моряков, и вообще у военнослужащих, в те годы была традиция привозить каждому близкому родственнику хорошие подарки, а маме и дорогой девушке - в обязательном порядке. Маме Николай привез отрез штапеля на платье, сестре - ткань на блузку, а Алиму - модные ботинки, хорошо, что размер ноги у них одинаковый. На всякий случай прихватил еще платок в цветах, газовый шарф, дешевую бижутерию - мало кто придет поздравить его с приездом. Дяде Семену приготовил портсигар.
Себе Николай набрал книг - хотелось весь отпуск читать. Так как он познал вкус к беллетристике, художественной литературе. Сколько есть непрочитанных интересных произведений! Надо наверстывать то, что у него забрала война.
Правда, славгородская молодежь, Николаевы ровесники времени зря не тратили, почти все ходили в вечернюю школу, организовывали диспуты, горячо спорили по многим вопросам. Поэтому он тем более должен был держать марку. И он старался поднимать планку знаний, образования выше сельских друзей, ведь они определенной мерой на него равнялись. Это ощущалось. Он научился играть в шахматы, к чему давно стремился. Теперь принимает участие в соревнованиях на корабле и часто выигрывает.
- "Тайна двух океанов", - взял в руки книгу Алим. - Дашь почитать?
- Положи на место!
- А дашь почитать?
- Если будешь хорошо себя вести, то, может, не только дам почитать, а даже подарю.
- Ура!! - Алим затанцевал, словно маленький.
Николая это радовало - пусть хоть около брата детство задержится дольше.
- А эту кому ты подаришь? - Алим вынул из чемодана роман Кронина "Звезды смотрят вниз".
- Еще не решил, - честно признался Николай. - Но непременно надо кому-то подарить, - сказал и понял, что лучшего подарка, чем книга, нечего и искать, а он этого раньше не сообразил и набрал черт знает чего. Вещи, что он привез, можно дарить только близким и родным людям. Вовремя его Алим на умную мысль натолкнул!
- Мама, я тебе еще вот что привез, чуть не забыл, - сказал Николай, вытянул и набросил матери на плечи платок в цветах.
- Ты меня балуешь, - засияла иметь. - Спасибо, сынок. Никто мне подарков не дарил и не дарит. Только ты один.
- Ну так! - смутился Николай.
После праздничного ужина по случаю его приезда Алим снова оттащил его в сторону от гостей.
- О тебе девушки спрашивали, - сообщил с многозначительным видом.
- Какие?