Когда Гитлер покидал Италию, люди, знавшие истинное положение дел, были убеждены, что военный пакт между Италией и Германией, к которому Гитлер стремился, назрел. (5 ноября 1937 года Гитлер заявил трем главнокомандующим родами войск вермахта - фон Фричу, Герингу и адмиралу Редеру, а также военному министру фон Бломбергу, - что настало время дать немецкому народу больше жизненного пространства, в случае необходимости - путем насилия. Предстоит разделаться не только с Австрией, сказал он, но и с Чехословакией. Фрич и Бломберг указывали на рискованность такого предприятия, которое могло бы побудить Англию и Францию выступить против Германии.)
После присоединения Австрии и визита в Рим Гитлер чувствовал себя достаточно сильным, чтобы осуществить свой план, направленный против Чехословакии. 28 мая 1938 года он снова вызвал к себе в рейхсканцелярию руководителей партии, государства и вермахта и в двухчасовом докладе разъяснил им необходимость укрепления военно-воздушных сил, создания новых пехотных соединений, а также строительства мощного пояса оборонительных сооружений на Западе. Он сказал, что пришла пора настолько повысить военную готовность Германии, чтобы в течение двух-трех месяцев можно было бы выдержать любое вооруженное столкновение. "Тогда, - буквально сказал он, - Чехословакия будет разгромлена".
Вскоре после этого политическая разведка получила указание активизировать разведывательную работу в Чехословакии, как это было раньше в Австрии. Осуществление этого задания не встретило особых трудностей, поскольку партия судетских немцев под руководством Конрада Генлейна, а также другие национальные меньшинства (словаки, венгры и поляки) Чехословакии представляли собой прекрасную информационную сеть. Информационный материал был настолько обширен, что начиная с июля 1938 года на германо-чешской границе в двух местах были проложены кабели прямой связи, чтобы иметь возможность как можно быстрее передавать в Берлин поступающие сообщения. Благодаря действиям одного специального подразделения, Гейдрих был хорошо осведомлен о позиции партии судетских немцев и Конрада Генлейна. Национал-социалистское крыло этой партии, так называемые "сторонники выступления", возглавляемое Карлом Германом Франком, впоследствии ставшим государственным министром протектората Богемии и Моравии, выступали за скорейший разгром всей Чехословакии. Генлейн же был заинтересован лишь в предоставлении автономии трем миллионам судетских немцев. Ввиду этого Гейдрих пытался дискредитировать всеми средствами в глазах Гитлера менее радикального Генлейна, в частности, указывая на двурушнические связи Генлейна с английской Интеллидженс-сервис. Однако в беседах с Генлейном в марте и июле 1938 года Гитлеру удалось подчинить его себе.
Несмотря на это, в начале августа того же года Генлейн отправился в Цюрих для встречи с полковником Кристи, агентом английской секретной службы. И до этого Кристи неоднократно встречался с Генлейном, о чем Гейдрих точно знал. Теперь я получил от Гейдриха задание проследить за Генлейном во время его новых переговоров с англичанином в Швейцарии, за его передвижениями, а также узнать подробности разговора. Генлейн ограничился всего единственной встречей с английским полковником; в беседе с ним он заявил, что партия судетских немцев больше не в состоянии ждать и что проблема неизбежно должна быть решена насильственным путем.
Тем временем начался известный Нюрнбергский съезд партии, на котором Гитлер в присутствии многочисленных зарубежных гостей произнес свою пресловутую речь с угрозами в адрес Чехословакии и ее правительства. При этом Гитлер заявил, что решение кризиса на основе предоставления автономии национальным меньшинствам Чехословакии исключено. Правда, со своей стороны, чехословацкое правительство сделало все, чтобы ускорить развитие кризиса: оно запретило проведение плебисцита в пограничных с Германией областях и применило полицию против судетских немцев. В этой напряженной обстановке премьер-министр Великобритании Невилль Чемберлен решил нанести визит Гитлеру в Берхтесгадене 15 сентября 1938 года. Подробности и результаты переговоров в Берхтесгадене, драматический ход дальнейших англо-германских переговоров 22 сентября 1938 года в Бад Годесберге и наконец на Мюнхенской конференции 29 сентября того же года достаточно известны из других источников.
Уже первого октября 1938 года из различных намеков Гейдриха мне стало ясно, что Гитлер не удовлетворится отторжением Судетской области, а также щедрыми экономическими уступками пражского правительства. В январе 1939 года Гитлер вызвал к себе Гейдриха и других сотрудников разведки и заявил им, что по внешнеполитическим соображениям необходимо в течение ближайших месяцев окончательно разгромить Чехословакию, в случае необходимости - силой оружия. Для подготовки и форсирования такого мероприятия, сказал он, необходимо с помощью немецкой разведки спровоцировать выдвижение словаками требований об автономии, после чего Германии будет легко решить проблему остальной территории Чехословакии тем или иным образом. При этом Гитлер настоятельно подчеркнул, что об этом тайном задании не должно знать никакое другое ведомство - ни министерство иностранных дел, ни вермахт, ни партия.
Для соответствующей профессиональной подготовки операции использовались в качестве основных исходных пунктов прежние притязания на автономию, выдвигавшиеся так называемой словацкой "гвардией Глинки". Однако было бы слишком долго описывать все стадии нашей операции. Во всяком случае, после того, как переговоры с представителем Словакии в пражском правительстве, д-ром Карлом Сидором закончились неудачей, Гитлер решил сделать своим союзником Иозефа Тисо.
В ночь на 13 марта 1939 года два представителя немецкой разведки имели решающий разговор с Тисо. Последний выразил готовность провозгласить суверенитет Словакии под немецкой защитой. В тот же день он - специальным самолетом немецкой разведки вылетел в Берлин для встречи с Гитлером. Провозглашение независимости Словакии должно было произойти прежде, чем чехословацкий президент Эмиль Гаха, намеревавшийся посетить с официальным визитом Берлин, будет принят Гитлером. Чтобы еще более осложнить тяжелое положение пражского правительства, немецкая разведка держала наготове в Словакии специальные команды, оснащенные взрывчаткой.
14 марта Тисо провозгласил основание независимой Словацкой республики. В ночь на 15 марта после драматического совещания Гаха принял ультиматум Гитлера и заключил с ним известное соглашение о "защите чешского народа великогерманским рейхом".
Немецкая оккупация Чехии произошла после этого без малейшего сопротивления. В ночную метель, по обледенелым дорогам Гитлер мчался в Прагу, чтобы появиться в Градчанах раньше Гахи. Тем временем я, находясь в Берлине, должен был заботиться о том, чтобы на соответствующий срок задержать вылет Гахи в Прагу.
Теперь Гитлер всячески торопил с включением Чехии в великогерманскую империю. Полиция безопасности и СД взяли на себя исполнительную власть и тесно сотрудничали с чешской полицией. Чешская полиция была настоящей элитой, как в отношении профессиональном, так и чисто внешне, что вызвало у Гиммлера следующее замечание: "Превосходный человеческий материал! Я всех их возьму в войска СС".
Жизнь в Чехословакии внешне быстро входила в свое привычное русло, однако глубинные трения еще давали себя знать.
1938 год недаром назвали "годом кризисов". Еще в то время, когда Гитлер подготавливал разгром Чехословакии, в Германии внезапно вспыхнули синагоги. В тот самый момент, когда Гитлер принимал участие в Мюнхенской встрече, посвященной годовщине путча 9 ноября 1923 года, министр пропаганды Геббельс организовал пресловутую "хрустальную ночь". В качестве повода для этого было использовано убийство атташе германского посольства в Париже, совершенное молодым польским евреем. Когда в ночь на 10 ноября 1938 года я шел по Курфюрстендам, эта фешенебельная улица Берлина выглядела как после бомбежки. Все магазины, принадлежащие евреям, были разгромлены, товары разграблены или выброшены на улицу. В других городах Германии дело обстояло точно так же. Материальный ущерб составил около двух миллиардов рейхсмарок. Кроме того, 3, 5 тысячи легковых автомобилей, принадлежавших евреям, были лично присвоены членами партии.
Гиммлер и Гейдрих, которые, насколько мне известно, ничего не знали о намерениях Геббельса, тотчас же обратились к Гитлеру с требованием немедленно устранить Геббельса из состава политического руководства. Гейдрих указал Гитлеру на возможные внешнеполитические последствия, связанные прежде всего с "окончательным решением" чехословацкого вопроса, которое могло бы быть затруднено в результате протеста мировой общественности против антисемитского террора. Отзыв американского посла из Берлина, казалось, подтверждал опасения Гейдриха. Гитлер, раздраженный самоуправством Геббельса, уже склонялся к согласию с требованием Гиммлера и Гейдриха о смещении рейхсминистра пропаганды, но тут вмешался Риббентроп. Он обрисовал внешнеполитические последствия этого события в менее тревожном свете и способствовал тому, что Геббельс сохранил свой пост.
АКТИВНЫЙ ШПИОНАЖ
Поездка в Северную Африку - Недостатки нашей разведки - Шпионаж в Скапа-Флоу - Польский шпион Сосновский.
Летом 1938 года, в продолжительной беседе с Гиммлером, Гитлер поднял перед ним вопрос о позиции Америки и о влиянии ее на будущую позицию Японии. При этом весьма неодобрительно отозвался об американском президенте Ф. Д. Рузвельте - в частности, назвав его речь о "карантине", произнесенную 6 октября 1937 года, "типично американским блефом".
Гиммлер в то время был хорошо осведомлен о положении дел в Японии. Я думаю, что эта осведомленность опиралась на информацию Янке, который, благодаря своим связям с китайской и японской разведками, всегда был в курсе текущих событий. Тоном человека, предостерегающего от поспешных выводов, Гиммлер напомнил Гитлеру, что между Америкой и Японией существует большая общность экономических интересов, которую нельзя недооценивать. Однако Гитлер отбросил эту мысль и с новой силой обрушился на "гнилую псевдодемократическую систему США", являющуюся, по его словам, сплошным раздольем для евреев. Затем последовали длинные монологи об отношениях США с Англией, в ходе которых Гитлер заговорил о возможных совместных военных действиях этих стран против европейского континента. Он считал, что вряд ли можно ожидать нападения англоамериканцев через Северную Африку, поскольку на западном побережье Африки нет достаточного количества морских портов, необходимых для проведения такой операции. Кроме того, по его мнению, местность в том районе непригодна для развертывания современной армии и обеспечения ее тылов.
Вопреки этому, Гиммлер продолжал держаться того мнения, что от англичан и американцев вполне возможно ожидать попытки совместными усилиями вторгнуться в случае войны в Европу с территории Африки. Поэтому в один прекрасный день Гейдрих дал указание предпринять обследование прибрежных районов Западной Африки в разведывательных целях. До этого Гейдрих в одной из бесед с адмиралом Канарисом установил, что абвер не располагает сколько-нибудь заслуживающими внимания сведениями об этом районе. Таким образом, я принялся за выполнение своего первого оперативного разведывательного задания.
Гейдрих вызвал меня к себе, изложил передо мной суть вышеперечисленных проблем и сказал, что прежде всего необходимо обратить внимание на французскую военно-морскую базу в Дакаре: узнать, в каком состоянии находится этот порт? По возможности раздобыть документы портовых властей, освещающие техническое состояние порта, составить собственное представление об этом, подкрепив его соответствующими фотоснимками. Так было сформулировано задание, которое я с воодушевлением принял. Гейдрих передал мне необходимое для моей поездки оборудование - специально для этой цели изготовленный фотоаппарат "Лейка", две пленки, голландский паспорт и валюту; кроме того, я получил адреса явок в Мадриде и Лиссабоне.
Под видом сына торговца бриллиантами из Голландии, который якобы ликвидировал свои дела в Германии, я в прекрасном расположении духа отправился в путешествие. Однако, чем больше я приближался к своей цели, тем скорее улетучивалось мое воодушевление, а на смену ему приходила нервозность и все более ослабевала острота реакции, необходимая разведчику. И при пересечении испанской границы, и на границе с Португалией моя "Лейка" возбудила повышенный интерес таможенных чиновников. Затратив немало усилий, изрядно потратившись, мне удалось провезти фотоаппарат до Лиссабона. Здесь по указанному мне адресу меня встретил японец, старый сотрудник Янке. Он посоветовал мне обменять "Лейку", какими бы прекрасными качествами она ни обладала, на другой, более простой аппарат. Вообще план, составленный Гейдрихом, под влиянием этого опытного агента претерпевал одно изменение за другим. Стоило мне как следует "нюхнуть" практической работы, и я сразу заметил, что "погода" здесь совсем другая, чем за столом, крытым зеленым сукном. Я чувствовал себя все более неуверенно и поэтому крайне охотно следовал и другим ценным указаниям японца - прежде всего отделался от врученного мне при отъезде пакета с валютой.
В Дакаре я поселился в доме португальской семьи еврейского происхождения. Хозяин дома, сеньор X. , был уведомлен о моем прибытии "деловыми письмами" из Лиссабона. Необходимые суммы были переведены также по "деловым" каналам. Уже через пять дней г-н X. заполучил нужные документы портовых властей, которые были посланы в Лиссабон прямо на явочную квартиру под видом "образцов товаров". Довольно значительная плата за приобретение этих бумаг была выдана в английских фунтах и оформлена как сделка между торговцами золотом и бриллиантами.
Необходимые контакты с судовладельцами и представителями судовых страховых компаний в Дакаре были установлены при помощи умело организованных "лэнчей" в узком кругу. Через этот канал я смог составить общее представление о положении дел и разузнать интересные подробности о работе порта. Трудно было с фотосъемками. Я постоянно страшился разоблачить себя из-за какой-нибудь оплошности. На улицах Дакара в каждом любопытном взгляде безобидных прохожих мне чудился изучающий взор сотрудника "Сюрте". Стоило кому-нибудь пойти той же дорогой, что и я, мне уже казалось, что за мной установлена слежка. Тогда я, как правило, останавливался у какой-нибудь витрины, киоска или просто делал вид, что поглощен созерцанием проходящих мимо автомашин, пока подозрительная фигура не скрывалась из виду. После этого из предосторожности я определенное расстояние проделывал в обратном направлении. Ночами меня преследовали беспокойные мысли: я вспоминал события прошедшего дня и самокритично обнаруживал те или иные ошибки и промахи, допущенные мной, и в конце концов погружался в тревожный сон, полный тяжелых сновидений, а утром просыпался весь в поту. Сразу же я вспоминал о фотоснимках, которые я еще так и не сделал.
Чтобы решить эту проблему, мой хозяин подал такую идею: всей семьей устроить прогулку в порт и в нужных местах сделать "семейные фотоснимки". Так мы и сделали. Семья в полном составе выстраивалась, загораживая меня, как ширмой, перед сооружениями, которые необходимо было заснять, что позволило мне сфотографировать важнейшие участки порта. При проявлении пленки выяснилось, однако, что интересующие меня объекты получились слишком маленькими, а семья X. , стоящая на переднем плане, слишком большой.
Спустя девять дней я с облегчением вновь прибыл в Лиссабон. В пути я прятал фотопленку под повязкой, которая была наложена на мое левое бедро, где я сам сделал себе небольшой порез бритвой, так что марля была пропитана кровью. Герметически упакованная пленка прочно приклеилась к ноге вместе с марлей, пропитанной кровью, отчего мое бедро выглядело так, будто оно распухло в результате заражения раны. То, что я прихрамывал, вызывало у таможенников и пограничников живейшее сочувствие, что и помогло мне проскочить неразоблаченным.
Вернувшись в Берлин, я представил Гейдриху подробный письменный отчет, приложив к нему "семейные фотографии". Он был доволен тем, как я выполнил задание. Однако меня результаты моей поездки ни в коем случае не удовлетворили. Впервые мне стало ясно, как мало знают ответственные руководители, стоящие во главе нашей разведки, о практических трудностях, связанных с выполнением их заданий. В то же время меня посетили серьезные сомнения относительно всей организации нашей разведки в целом. Дело в том, что в то время не могло быть и речи о каком-либо органическом развитии разведывательной службы в Германии, вся ее деятельность - за исключением отдельных областей - строилась в большей или меньшей степени на импровизации. Причина этих недостатков в значительной степени заключалась, с одной стороны, в разобщенности различных разведывательных организаций, а с другой, в полном непонимании деятельности разведки со стороны масс немецкого народа. С давних пор в Германии привыкли принижать значение разведки и даже относиться к ней с глубоко укоренившимся предубеждением. К этому прибавилось широко распространившееся при национал-социалистском режиме стремление к поспешному ниспровержению привычных форм и порядков. Однако эффективная деятельность разведывательной службы нуждается не только в понимании со стороны населения, которое она как раз и защищает, кроме того, предпосылкой успешной работы в больших масштабах, является преемственность и непрерывность в работе и тщательная координация усилий. Разведки других стран задолго до нас поняли необходимость создания такой базы. Например, Десятое Бюро преимущественно действовало в преподавательской среде учебных заведений Западной Германии; англичане использовали, главным образом, связи с представителями промышленности и экономики, не скупясь на затраты; японцы и китайцы действовали настойчиво, неотступно и в то же время тихо и осторожно, проявляя исключительную способность к глубокой оценке и постижению ситуации, причем в Европе эти люди желтой расы действовали ловко через своих сотрудников, коренных жителей страны. Русские развернули свою работу на чрезвычайно широкой основе; они и здесь предпочитали пользоваться поддержкой масс. В отличие от них, американцы, как и мы, не имели возможности опереться на богатый опыт, но и они осуществляли разведывательные операции в широких масштабах, правда, сильно рискуя при этом.
Мысли о широкомасштабной организации за границей и о возможном объединении всех разведывательных служб (информационные службы существовали, например, в министерстве иностранных дел, в иностранном отделе НСДАП, в ведомстве Геринга наряду с военной и политической разведкой) я изложил, пока только для себя самого, в записной книжке.