– Я попытался показать вам, – сказал Флеминг студентам, – что случайные обстоятельства могут иметь удивительное влияние на вашу жизнь. И я могу только посоветовать каждому молодому исследователю не пренебрегать ничем, что кажется необычным. Может получиться и так, что из этого явления ничего нельзя будет извлечь, но бывает, что оно служит ключом к открытию. Это вовсе не означает, что мы должны сидеть сложа руки и ждать, когда вмешается случай. Мы должны работать, усердно работать и хорошо знать свое дело. Совершенно правильны слова Пастера, которые часто цитируются: Судьба одаривает только подготовленные умы; в самом деле, неподготовленный человек не увидит протянутую ему судьбой руку. В общем в моих советах начинающим нет ничего нового: работайте усердно, работайте хорошо; не перегружайте вашу голову старыми теориями и будьте готовы встретить счастливый случай, который пошлют вам боги...
Флеминг кончил речь, и раздались бурные аплодисменты. Бывший студент Гарвардского университета, президент Смитовского колледжа, подбежал к Роджеру Ли и сказал:
– Роджер, Флеминг из Эршира и я из Эршира. Вы с ним знакомы, представьте меня ему.
Профессор Роджер Ли познакомил их. Президент Нилсон сказал:
– Я родом из Эршира. Вы родом из Эршира.
– Aye, – ответил Флеминг.
Они пожали друг другу руки. И все. Шотландцы лаконичны, даже когда они встречаются за океаном.
Что же полезного вынес Флеминг из этой поездки?
а) Исследователям в Соединенных Штатах предоставлялось больше прав и средств, чем в Европе, и поэтому они достигли больших успехов. "Расходы лабораторий, – писал Флеминг в своем отчете, – ничтожны по сравнению с тем, что они дают промышленности и медицине".
б) Один американец, некий капитан Романский, предложил пенициллин более продолжительного действия (смесь калиевой соли пенициллина с пчелиным воском и арахисовым маслом). Этот метод очень ценен тем, что он позволяет сохранять нужную концентрацию пенициллина, не прибегая к инъекциям каждые три часа.
в) В США ведется работа большого размаха, которая подготавливает открытие новых антибиотиков. Один из них, стрептомицин, будет, несомненно, очень эффективен.
Джон Камерон, не покидавший Флеминга в течение этих двух месяцев, пишет: "Он меня совершенно очаровал. Ради такой дружбы, как у нас с ним, стоит жить... Я по-настоящему узнал Алека и проникся к нему глубоким уважением".
XV. Нобелевская премия
Если верно, что великая жизнь – это осуществленная в зрелом возрасте мечта юности, то Флеминг останется в истории тем счастливым человеком, который осуществил свою мечту.
Доктор Грасиа
В сентябре 1945 года Флеминг по приглашению французского правительства приехал во Францию. Это была его первая после войны поездка в Европу. Французские медики и исследователи мечтали с ним познакомиться. Пенициллин попал во Францию во время войны через Испанию и Голландию. Французскому ученому Пено, который в 1942 году приехал в Мадрид, испанский коллега дал "British Medical Journal" со статьей о чудесных результатах лечения пенициллином и подарил штамм этой плесени. Еще один штамм был получен из Голландии. Во французской армии были сделаны попытки добыть пенициллин, но продуктивность метода была слишком низкой для промышленного производства этого препарата.
В Париже собирались устроить Флемингу торжественный прием. Он вылетел из Лондона утром 3 сентября и приземлился в Бурже в 12 часов 15 минут дня. Его встречали на аэродроме профессора Пастер Валери-Радо, Трефуэль (директор Пастеровского института), Пьер Лепин, представители министерства здравоохранения и армии.
Выйдя из самолета, он увидел человек пятьдесят репортеров, вооруженных фотоаппаратами, по своему обыкновению он держался позади всех пассажиров. Один из репортеров подошел к нему и задал какой-то вопрос. Флеминг ничего не понял, но, услышав свою фамилию, решил, что его спрашивают, не он ли Флеминг, и утвердительно кивнул головой. Фотографы немедленно ринулись снимать какого-то внушительного бородача, который, как писал потом Флеминг, "гораздо больше меня походил на ученого". Репортеры были удивлены и возмущены, когда официальные представители подошли к знаменитому гостю. Оказывается, вопрос, на который ответил Флеминг, не поняв его, был: "Тот бородатый человек и есть Флеминг?" Оправившись от изумления, фотографы сняли подлинного Флеминга, смеясь над своей оплошностью.
Дневник Флеминга.
3 сентября 1945 года. Покинул Кройден в 10 ч. 30 м. Долетел до французского берега в 11 ч 30 м. Прибытие в 12 ч. 15 м. Грандиозная встреча. Пришлось выступать по радио. Отвезли в "Риц". Ленч. Сакре-Кёр. Пантеон. Нотр-Дам. Готовил речь.
4 сентября. Закончил свою речь. Завтрак (нет карточек, поэтому без масла). Гобелены. Мне подарили небольшой коврик. Завтрак с Каминкером (переводчик). Прием в Медицинской академии. Все встали. Речь. Потом шампанское и пирожное, как на свадьбе. Когда уходил, овация.
В Медицинской академии он сказал, что счастлив сознанием, что будет принадлежать к этой высокой корпорации. "Меня обвинили в том, что я изобрел пенициллин. Ни один человек не мог изобрести пенициллин, потому что еще в незапамятные времена это вещество выделялось природой из определенной плесени... Нет, я не изобрел пенициллиновое вещество, но я обратил на него внимание людей и дал ему название".
Дневник Флеминга.
5 сентября 1945 года. Во Франции всего 10000 бутылей Ру пенициллина в день. У Англии есть возможность дешево оборудовать больший завод или помочь техническими советами. Послать Райстрика или кого-нибудь из "Бутса", "Глаксо", кто знает французский язык и знаком с производством. На их заводах методы интересны, но поверхность покрывается медленно. Подарок – 100000 единиц.
Должен был повидать де Голля в 11 ч. 30 м., но отложено на 4 ч. 30 м. В Лувре принимал сам директор, знакомил меня с живописью и скульптурой.
1 ч. 30 м. обед в министерстве иностранных дел. Сидел справа от министра. Очень хороший ленч: дыня, рыба-соль, цыпленок, салат, сыр, десерт и кофе. Шабли, бордо, шампанское, коньяк. Речи: министр иностранных дел, министр здравоохранения, президент Медицинской академии. Вынужден был отвечать... 1066 год – века войны – затем союзники в двух войнах – залечивание ран... Пенициллин. Поблагодарил.
4 ч. 30 м. у генерала де Голля, улица Сен-Доминик, 14. В вестибюле: Трефуэль, Валери-Радо и еще около двенадцати ученых. Десятиминутная беседа. Затем провели к де Голлю, который наградил меня орденом Почетного легиона (повесил его мне на шею и поцеловал в щеки). Сказал спасибо и ушел. В 5 ч. в Пенициллиновом центре армии (около Дома инвалидов). По дороге в Пале-Рояль Каминкер купил мне орденские ленточки...
8 ч. 15 м. – ужин с Дюамелем в кафе на бульваре Сен-Мишель. Около сорока человек: доктора, писатели, политические и профсоюзные деятели. Ужин хороший. Речи длинные: Дюамель, доктор, затем профсоюзник. Пришлось снова выступить (перевод был сделан великолепно). Вернулся около полуночи.
На этом ужине, где председательствовал Жорж Дюамель, присутствовали, кроме многочисленных медиков, также Жюльен Бенда, Поль Элюар, Клод Морган, Альберт Байе, Корбюзье. Дюамель вспоминает, что в своей речи он сказал Флемингу: "Мосье, вы шагнули дальше Пастера..." Английский ученый возразил: "Без Пастера я бы ничего не смог!"
Дневник Флеминга.
Четверг, 6 сентября. Прием в Пастеровском институте. Ленч: Дафф Купер, Бийу. Сидел справа от госпожи Трефуэль. Речь Валери-Радо (по-английски). Я ответил: 1) Похвальное слово Пастеру. 2) Похвальное слово Райту. 3) Пенициллин. Как его применять. Производство. Быстрота. Поблагодарил. Получил медаль Пастера. Осмотрел Пастеровскую больницу. Доктор Мартен... У него милая жена, говорит по-английски. Присутствовал при местном лечении фурункула. Очень мучительно. Был в Гарше. Рамон производит впечатление упрямца. По всей видимости, Рамон здесь ведет только исследовательскую работу и не руководит. Какой-то бородач занимается микросъемкой. Видел хороший фильм о фагоцитозе. Чай в гольф-клубе в Сен-Клу.
7 сентября. 9-я Детская больница. Профессор Дебре. Он говорит, я отвечаю. Видел много случаев лечения пенициллином. Менингиты – хорошо. Пневмонии – один из четырех умирает. Остеомиелит – хорошо. Если абсцесс прорывается и гной начинает вытекать, рану зашивают, оставляя иглу, через которую вводится пенициллин. 11 ч. В больнице Клод Бернар: доктор Лапорт. Лечение абсцесса легкого при помощи местных инъекций. Эндокардитов мало.
5 ч. 30 м. Прием в ратуше. Речи. Президент Академии наук говорит, что я буду академиком.
Суббота, 8 сентября. Отъезд. Дебре подарил мне ингаляционный аппарат и книгу о живописи. Вылетел в 2 часа. Дома.
Интересны впечатления, которые сохранились от этого визита у французского врача, профессора Дебре. "В Флеминге поражала крайняя осторожность в суждениях. И не оттого, что он был очень скромен. Он сознавал, что знаменит, и наслаждался этим. Но он больше всего на свете боялся зайти слишком далеко в своих выводах. Он ограничивал каждое явление рамками того, что видел. Когда мы ему демонстрировали результаты, достигнутые во Франции благодаря применению пенициллина, он интересовался больше неудачами, чем чудесами. "Расскажите-ка мне еще про тот случай остеомиелита, который вы не смогли излечить". Он желал оставаться на земле".
Флеминг писал миссис Дэвис, с которой был дружен в юности (теперь она жила во Франции):
Неделя в Париже была поистине необычайной... Какая разница по сравнению с тем наивным юношей, которого вы помогли воспитать, – и все же я думаю, что никакой разницы нет. Теперь я встречаюсь со всякого рода великими мира сего, но, честно говоря, это не более интересно, чем видеться с обыкновенными людьми.
Торжественный прием, оказанный ему в Париже, повторился, с небольшими изменениями, в Италии, Дании и Норвегии. Флеминг становится разъездным послом английской науки. Он писал Роджеру Ли:
Я сожалею, что пока не могу привыкнуть к этому беспокойному образу жизни, но думаю, что свыкнусь. Впрочем, потом, когда все кончается, остаются очень приятные воспоминания, но во время всех этих поездок я не могу избавиться от ощущения затравленного кролика.
Если это и пугало его, то он умел скрыть свои чувства и принимал хлынувшие на него почести со спокойным достоинством. Он был счастлив, что сумел выдержать этот высший экзамен – славу. Огромным казалось расстояние от шотландской фермы и маленькой лаборатории до академий и королевских обществ, с трибуны которых он теперь выступал. Но с его точки зрения весь этот немного утомительный шум был частью повседневной работы. Он сознавал, что всю жизнь усердно трудился и сделал все, что в его силах, поэтому награда ему казалась естественной. И он вполне сознательно, покорно и с чувством удовлетворения усваивал новые для себя привычки.
Из всех многочисленных писем, полученных им в то время, больше всего ему доставило радости письмо его учительницы из маленькой шотландской школы. Письмо пришло из Дёрбена (Нател), и под ним стояла подпись: Марион Стерлинг. Начиналось оно так:
Дорогой мой маленький Алек,
Простите, что я вас так называю, но, когда я вас знала, вам было не больше восьми или девяти лет и вы были милым мальчиком с голубыми мечтательными глазами... Я пишу, только чтобы поздравить моего дорогого маленького друга давних времен и сказать ему, что я следила за его жизненным путем и радовалась его успехам. Я только что прочитала чудесную историю пенициллина, и мне кажется, что и я в ней немножко участвовала. Между прочим, ваши чудодейственные вливания вылечили мою молоденькую внучатую племянницу – Хейзел Стерлинг, которая сильно хворала. Желаю вам всего наилучшего, продолжайте идти той же дорогой. Я прочитала, как вас чествовала Франция, и считаю, что она воистину прекрасная страна.
В Бельгии (в ноябре 1945 года) Флеминг побил свой собственный рекорд: трижды за два дня был удостоен звания доктора honoris causa в Брюсселе, Лувене и Льеже. В Лувене Флеминг произнес чудесную речь. Этот университет после войны присудил докторскую степень трем англичанам: Черчиллю, Монтгомери и Флемингу. "Я надеялся, – сказал Флеминг, – что мы втроем приедем сюда. Я мог бы тогда послушать государственного деятеля и генерала, они оба хорошие ораторы, оба руководят людьми, их обоих почитают на родине, и они этого заслуживают, и вы бы почти ничего не ждали от меня, простого лабораторного исследователя, который в белом халате играет с микробами и пробирками. Но все сложилось по-иному. Уинстон Черчилль уже приезжал и уехал. Монтгомери тоже приезжал и уехал. Остался я один. Моя профессия очень несложная. Как я вам уже сказал, я играю с микробами. И в этой игре, естественно, есть свои правила. Интересно их нарушать, доказывать, что некоторые из них неправильны, и находить то, о чем еще никто не подумал..."
Флеминг – Джону Камерону
(гиду Флеминга по Соединенным Штатам).
Я должен рассказать вам о своих приключениях. В ноябре я был приглашен в Бельгию, по-видимому, как гость правительства, так как мне оплатили билет и гостиницу. Вечером в день своего прибытия я ужинал с нашим послом. На следующий день обедал с принцем-регентом и был в университете, где мне присудили звание honoris causa. Церемония происходила в честь меня одного Зал был переполнен. В первом ряду – отдельное кресло для королевы Елизаветы. Сбоку – двухместный трон для посла и меня. Можете себе представить, как я выглядел.
25 октября Флеминг получил телеграмму из Стокгольма, сообщавшую, что ему, Флори и Чэйну присуждена Нобелевская премия по медицине. Ученый совет Нобелевских премий сперва предложил, чтобы половина премии была отдана Флемингу, а вторая половина сэру Говарду Флори и Чэйну. Но общий совет решил, что более справедливо будет разделить ее поровну между тремя учеными.
Шестого декабря Флеминг вылетел в Стокгольм.
Флеминг – Джону Камерону.
Прибыл в Стокгольм в 10 ч. вечера. Лег спать. В 8 ч. утра отъезд в Упсалу. Возвращение ночью. На следующий день официальные визиты, с короткой передышкой для покупок. (В Стокгольме можно купить сколько угодно паркеровских ручек 57 и нейлоновые чулки.) Потом ужинал с нашим послом (теперь я к этому стал привыкать). Назавтра вручение Нобелевских премий. Фрак и ордена. (Мне с большим трудом удалось завязать вокруг шеи орден Почетного легиона, и я ограничился одним этим орденом.) В 16 ч. 30 м. под звуки фанфар и труб нас вывели на сцену, где рядом с нами сидела вся королевская семья. Оркестр, пение, речи, и мы получили из рук короля наши премии... Затем банкет на 700 персон. Я сидел рядом с наследной принцессой. Нам всем пришлось сказать несколько слов (я говорил об удаче), а после банкета студенческий хор и танцы. Дома в 3 часа ночи. На следующий день – конференция и ужин у короля, во дворце. Можно было бы лечь рано спать, но, вернувшись в гостиницу, мы все отправились в бар и долго пили шведское пиво. С нами была одна аргентинская поэтесса, она тоже получила Нобелевскую премию, но совершенно не умеет пить.
Еще одно отличие весьма обрадовало Флеминга: ему присвоили звание почетного гражданина Дарвела, маленького шотландского городка, где он учился в школе. Нет более приятного и редкого ощущения, чем то, что тебя признали пророком в твоем отечестве. Из Лондона в Глазго Флеминг поехал поездом с женой, сыном Робертом, братом Бобом и невесткой. Чтобы скрасить путешествие, Флеминг придумал новую игру в карты. Дома Дарвела были украшены флагами. По улицам ходили музыканты в шотландских юбочках и играли на волынках. Мэр с советниками, а также репортеры и кинооператоры встречали Флеминга у ворот города. "Молитвы. Речи. Бесконечные автографы. Многие люди приходили сообщать, что они учились со мной в школе..." Он не удержался от соблазна подтрунить над своими соотечественниками и сказал, что они о нем услышали только потому, что мэр Дарвела поехал в Каир. "Когда ваш мэр был в Каире, он узнал, что я приобрел некоторую известность. Вернувшись, он предложил вашему муниципальному совету послать мне поздравительное письмо. Оно доставило мне большое удовольствие, ведь вы впервые после моего отъезда из Дарвела поинтересовались мною".
Преклонение, окружавшее его всюду, куда бы он ни приезжал, всемирная слава не изменили его характера, но он стал не то чтобы приветливее (он всегда отличался сердечной вежливостью), а, пожалуй, менее резким. Частые публичные выступления научили его держаться непринужденнее. Его друг Захари Копе, выслушав как-то его небольшую умную речь, сказал, когда они выходили:
– Вы произнесли блестящую речь.
– Да, – ответил Флеминг, – я это знаю.
Он очень хорошо говорил и в тот день, когда его друг, лорд Уэбб Джонсон, президент Королевского хирургического колледжа, вручил ему золотую медаль колледжа – высокая и редкая награда, которая за сто сорок четыре года присуждалась всего двадцать раз. Вручение медали состоялось во время ужина, на котором присутствовали члены королевской семьи, премьер-министр и лорд-канцлер. После речей старый друг и коллега Флеминга, доктор Брин, подошел к нему, чтобы его поздравить.
"К моему большому удивлению, он прервал меня, – пишет Брин.
– Ради бога, не надо! – сказал он. – Лучше сыграем партию в бильярд.
– Как, разве здесь есть бильярд?
– Нет, конечно, нет! – воскликнул Флеминг. – Пойдемте в клуб.
Он считал, что существует один только клуб – клуб художников в Челси, и мы поехали на своих машинах на Олд Черч-стрит. Это происходило вскоре после окончания войны, и к вечеру еще не переодевались. Появление Флеминга в этот поздний час во фраке, белом галстуке, с лентой Почетного легиона на шее и множеством орденов на груди произвело сильное впечатление. Но это не помешало нам сыграть партию в бильярд, и мы ушли только в два или три часа ночи".
Флеминг по-прежнему любил бывать в этом клубе, ему нравился большой светло-зеленый зал, где стояли два бильярдных стола, его привлекали непринужденные манеры художников и скульпторов. Он заходил сюда каждый вечер, часов в шесть, с наслаждением окунался в знакомую обстановку, играл партию в бильярд, придумывая (как он это делал во всех играх) какие-то необычные удары. Иногда он из любезности позировал кому-нибудь из художников, но никогда не хвалил свой портрет: это противоречило бы неписаным законам Lowlanders. Члены клуба были потрясены, что их молчаливый одноклубник стал великим человеком. Когда на него обрушились почести, многие поздравляли его.
– Это ничего не значит, – говорил он и переводил разговор на другую тему.
Нобелевская премия, присужденная Флемингу, сразу разрешила вопрос, стоявший столько лет в Сэнт-Мэри, о преемнике Райта. Флеминг стал принципалом Института (так теперь назывался директор). Райт ушел в отставку в 1946 году. Но еще до этого, во время одной из поездок Флеминга за границу, Старик поставил во главе всех отделов назначенных им руководителей. Таким образом у Флеминга не оказалось своей группы. Если он и страдал от этого последнего диктаторского поступка своего старого учителя, то никогда на это не жаловался.