ЛИЧНОЕ ДЕЛО
МОНРО Мэрилин (Норма Джин Бейкер), киноактриса.
Родилась в 1926 году. Мать, монтажница на киностудии, Глэдис Монро Бейкер, записала девочку на имя мужа (с которым рассталась), назвав ее Нормой Джин Мортенсон. В двухнедельном возрасте Норма попадает к приемным родителям Болендерам и растет у них до 8 лет. Летом 1932 года мать забирает дочь к себе, однако через год впадает в глубокую депрессию, из которой уже не выходит. В 1935 году Глэдис помещают в больницу для душевнобольных, а ее подруга Грейс Эткинсон Мак-Ки Грейс оформляет опекунство над Нормой Джин Бейкер – так ее зовут до 20 лет. Позднее Грейс выйдет замуж, и Норму отдадут в сиротский приют. Через два года Грейс заберет девочку из приюта, но пьяный муж Грейс попытается изнасиловать Норму. Ее примет двоюродная бабушка Ида Мартин, живущая со своими внуками Олив, Идой Мэй и Джеком. Через год Джек начнет приставать к Норме Джин (ему – 12, ей – 11). Она переезжает к тетке Грейс – Анне Этчисон Лоуэр. Всего девочка сменила 13 семей. В 1942 году 16-летняя Норма вышла замуж за 20-летнего Джима Доуэрти. Через год после свадьбы он нанялся в торговый флот, а Норма пошла работать на авиационный завод. Вскоре она бросила завод ради карьеры модели. Через четыре года Норма разведется с Джимом. Ее следующий брак – с известным бейсболистом Джо Ди Маджио – продлится всего 9 месяцев, с января по октябрь 1954 года. Джо поможет ей, когда она впадет в глубокую депрессию из-за развода с Артуром Миллером. Джо вызволит ее из психиатрической лечебницы. Джо возьмет на себя ее похороны. Пока же она знакомится с драматургом Артуром Миллером в 1950 году в Голливуде. Тайный роман начинается в 1955 году – Артур женат и имеет двоих детей. Летом 1956 года, после развода, он женится на Мэрилин. Брак длится четыре с половиной года – это самый длинный из всех ее браков. В 1957 году она ждет ребенка, но беременность оказалась внематочной и завершилась выкидышем. Мэрилин впадает в долгую депрессию, пьет, принимает таблетки, от передозировки впадает в кому. Наркотики вошли в ее жизнь в 1953 году. Еще один выкидыш случился во время работы над фильмом "Некоторые любят погорячее". Одной из подруг Мэрилин признавалась, что в 15 лет родила ребенка, которого отдали в приют. Правда это или фантазия – никто так и не узнал. Две любовные связи – с Джоном Кеннеди и Робертом Кеннеди – завершились для нее трагически.
Она скончалась 5 августа 1962, в возрасте 36 лет, от смертельной дозы наркотика. Добровольной или насильственной – неизвестно.
АСКЕТ И ЛИСА
Андрей Сахаров и Елена Боннэр
Воспоминанье прихотливо
И непослушливо. Оно -
Как узловатая олива:
Никак, ничем не стеснено.
Свои причудливые ветви
Узлами диких соответствий
Нерасторжимо заплетет -
И так живет, и так растет.
Стихи Ходасевича Елена Боннэр взяла эпиграфом к своей книге "Дочки-матери".
* * *
Из воспоминаний Боннэр: "Самолет летел над океаном. За иллюминатором было розовеющее рассветное небо. Подумалось, что я прожила три жизни. В первой тоже было розовое небо, детство, светлая любовь девочки-подростка, стихи, сиротство, танцы, война, смерть".
Танцы были с Севой Багрицким, сыном поэта Эдуарда Багрицкого, под томительную мелодию "В парке Чаир", под Козина – "Веселья час и боль разлуки готов делить с тобой всегда…", даже под "Каховку".
"Но эта первая жизнь вся была – розовое небо. Вторая жизнь – роды, женское счастье, радость профессионального труда. Ее главным содержанием были дети.
Третья жизнь – Андрей! Как в старой сказке, сошлись две половинки души, полное слияние, единение, отдача – во всем, от самого интимного до общемирового. Всегда хотелось самой себе сказать – так не бывает!..
Теперь я в четвертой жизни".
* * *
6 сентября 1989 года в Комитете госбезопасности были сожжены последние 7 томов материалов "оперативной разработки", собранных на Аскета и Лису. 583 тома уничтожили раньше. Под кличкой Аскет проходил ученый-физик, отец термоядерной бомбы, лауреат Сталинской и Ленинской премий, трижды Герой социалистического труда, лишенный этого звания за правозащитную деятельность, академик Андрей Дмитриевич Сахаров. Вторая кличка была – Аскольд. Лиса – его жена Елена Георгиевна Боннэр.
За ними следили, их подвергали провокациям и репрессиям вплоть до конца 86-го, пока зимним днем 15 декабря, в их квартиру в Горьком, куда сначала был выслан он как антисоветчик, а ей разрешили его сопровождать, а после и она тоже, – пока к ним неожиданно не вошли люди и принялись ставить телефон, которого они были лишены семь долгих лет. Сказали: завтра, примерно в 10 утра, вам позвонят. И ушли.
Звонок раздался в 3 часа дня. Звонил глава государства Михаил Сергеевич Горбачев. Он сказал: вы сможете вместе вернуться в Москву.
* * *
Кто-то из журналистов спросил Боннэр: когда Сахаров стал диссидентом? Она ответила в свойственной ей резкой манере: он не диссидент. А кто? – последовал вопрос. Физик – последовал ответ.
Если ваш избранник – физик – такой физик! – приготовьтесь к уникальным переживаниям.
Из воспоминаний Боннэр: "…ночью в лесу полушепотом спросил: "Хочешь, я тебе расскажу про мое любимое?" И, глядя на звездное небо, сказал: "Реликтовое излучение"".
Но, конечно, он был диссидент. Инакомыслящий. Поскольку всегда мыслил иначе, чем другие, многие. Выдающийся ум физика сочетался с объемным зрением, нравственностью, чистотой и высотой человека.
* * *
"Однажды, уже когда у меня был второй (а может, и третий?) инфаркт, Андрей сказал, что он не сможет жить без меня и покончит жизнь самоубийством. В его тоне была какая-то несвойственная ему истовость, как будто он заклинает судьбу или молится. Я испугалась. И просила его ничего не делать сгоряча. Взяла слово, что если это случится, перетерпеть, переждать полгода. Он обещал".
Такая любовь. Такая сила. И такая цельность.
Известно: они увидели друг друга осенью 1970-го в доме правозащитника Валерия Чалидзе.
Из воспоминаний Андрея Сахарова: "У него сидела красивая и очень деловая на вид женщина, серьезная и энергичная… Со мной он ее не познакомил, и она не обратила на меня внимания".
Она ушла, и ему назвали ее имя. Ей – не назвали. Между тем, она уже знала его. Она читала в Париже его громкие "Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе". В памяти застрял романтический эпиграф из Гете: "Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день за них идет на бой".
Их представили друг другу в Калуге, на очередном правозащитном процессе. Энергичная деловая женщина и застенчивый засекреченный академик. Она была пять лет как разведена. Он – два года как вдовец.
* * *
Роман протекал в скрытой форме.
Он уезжал с детьми Любой и Димой в Сухуми. Некуда девать Малыша, помесь таксы со спаниелем. Собака может пожить на ее съемной даче в Переделкине. С юга вернулся больной. Что случилось? Флюс. Ну, от флюса не умирают, заключила она по телефону и примчалась с уколом. Она была медик и прошла войну как медик. Он запомнил "несентиментальную готовность придти на помощь".
Год они мучились от "невысказанности чувств".
Объяснение произошло 24 августа 1971 года.
"Мы с Люсей прошли на кухню, и она поставила пластинку с концертом Альбинони. Великая музыка, глубокое внутреннее потрясение, которое я переживал, – все это слилось вместе, и я заплакал. Может, это был один из самых счастливых моментов в моей жизни".
С этого времени их жизненные пути слились.
Ей – 47. Ему – 49.
* * *
Когда его уже не было на свете, она написала "Вольные заметки к родословной Сахарова". Так тоже длилась неразрывная связь с дорогим человеком. Еще с живым, она обсуждала с ним девичью фамилию его матери – Екатерины Софиано. Фамилия встречалась у Пушкина. В 1824 году Пушкин написал из Михайловского Жуковскому: "…8-и летняя Родоес Софианос, дочь Грека, павшего в Скулянской битве Героя… племянница Рускаго полковника… Нельзя ли сиротку приютить?"
Люсе очень хотелось установить родство Андрея с "пушкинской" девочкой. Но Андрей Дмитриевич "отверг ее эмоции".
Она не сдалась и, попав в Грецию после его смерти, получила искомое: "Мы испытываем радость, ибо частично корни А. Сахарова – из Кеа, нашего острова, о котором писал много веков назад древний историк Плутарх". Письмо сопровождало архивный документ, из которого следовало, что "во второй половине 18-го века в семье жителя острова дворянина Петра (Петроса) Софианоса было три сына…" Далее прослеживалась вся родословная.
"Таким образом сошлись данные российских и греческих архивов и подтвердилось пересечение с Пушкиным. Андрей Дмитриевич – внучатый племянник пушкинской "маленькой гречанки"!"
* * *
Из дневника старшей сестры Кати Софиано – запись 25 февраля 1917 года:
"Нынче у мамы встретила какого-то учителя физики Дмитрия Ивановича, невыразимо некрасивого, неловкого. Хороши только глаза – милые, добрые, чистые. Катя влюблена и он в нее до такой степени, что не могут и, кажется, не хотят это скрыть".
Запись 21 мая 1921 года:
"Нынче в 5 ч утра у сестры Кати родился сын… Катя счастлива бесконечно, прислала мужу такие женственно ласковые, счастливые письма, что я удивляюсь тому, как он мог их нам читать. Верно, от полноты счастья… Он страшно возбужден, совсем не похож на себя повседневного".
Сын унаследует свойства обоих родителей.
Отец, учитель физики и автор научно-популярных книг по физике, станет сам заниматься с мальчиком, слишком незаурядным, слишком особенным. Долгое домашнее обучение усилит, по словам Андрея Дмитриевича, "неумение общаться с людьми, неконтактность, что было моей бедой большую часть жизни".
* * *
Семейная любовь во многом сформирует этот замкнутый, мягкий и – очень твердый характер.
Пухленькую лаборантку Клаву Вихиреву Андрей увидит в свой первый рабочий день, 10 ноября, на Ульяновском патронном заводе. Он попадет туда по распределению после окончания физфака МГУ, эвакуированного в Ашхабад. 1942-й год. Война. До войны девушка училась в Ленинграде, война помешала, так и осталась без высшего образования. Стеснялась она, стеснялся он. Дружили. Весной, помогая ей вскапывать картошку, он понял, что это не дружба, а любовь. Предложение сделал в письменном виде.
Она родит Сахарову троих детей и умрет 8 марта 1969 года от рака. Он тяжело переживет ее смерть. Огромную сумму, 30 академических окладов, он пожертвует на строительство онкологической больницы, в Международный Красный Крест на помощь жертвам стихийных бедствий и голодающим, а также в фонд детских учреждений Объекта.
* * *
Объектом именовался КБ-11 – филиал Курчатовской лаборатории № 2. Он располагался в монастыре в городе Сарове. Когда-то в нем жил инок Серафим Саровский. В начале ХХ века его причислили к лику святых. Теперь здесь делали атомную бомбу. В феврале 1949 была создана теоретическая группа для работы над водородной бомбой. В группу вошел 28-летний кандидат физических наук Андрей Сахаров. Попав на Объект летом, первое, что увидел: "два ряда колючей проволоки на высоких столбах, между ними полоса вспаханной земли ("родная колючка", как говорили потом мы, подлетая или подъезжая к границе Объекта)".
Там в самом деле работали заключенные.
"Ежедневно по утрам мимо наших окон с занавесочками проходили длинные серые колонны людей в ватниках, рядом шли овчарки".
В Сарове Сахаров проведет 18 лет.
Проект термоядерной бомбы, носивший аппетитную кличку "Слойка";
– защита докторской;
– избрание академиком (самым молодым из всех);
– Сталинская и Ленинская премии;
– три звезды Героя соцтруда -
все случится при Клавдии Алексеевне.
И при ней же:
– выступление против любимца властей, одиозного Лысенко на выборах в Академию Наук;
– участие в демонстрации в защиту Конституции возле памятника Пушкину;
– первое письмо в защиту инакомыслящих, взорвавшее спокойствие Лубянки;
– открытое возражение Хрущеву по поводу его решения о возобновлении ядерных испытаний;
– знаменитые "Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе", вышедшие в Самиздате, посланные Брежневу, попавшие на Запад и выдержавшие в одном лишь 1968 году около 30 изданий;
– создание Комитета прав человека;
– поддержка десятков узников совести;
– встреча с Солженицыным.
"Клава понимала значительность этой работы и возможные ее последствия для семьи – отношение ее было двойственным. Но она оставила за мной полную свободу действий".
Портрет Сахарова кисти Солженицына: "С первого вида и первых же слов он производит обаятельное впечатление: высокий рост, совершенная открытость, светлая мягкая улыбка, светлый взгляд, тепло-гортанный голос и значительное грассирование, к которому потом привыкаешь".
Портрет внутреннего облика Сахарова той же кисти:
"И именно вот в этой моей дурной двухчасовой критике он меня и покорил! – он ни в чем не обиделся, хотя поводы были, он ненастойчиво возражал, объяснял, слабо-растерянно улыбался, – а не обиделся ни разу, нисколько, – признак большой, щедрой души".
* * *
Спецслужбы не спускали с Сахарова глаз три года – с лета 1954-го по осень 1957-го. В ту пору он еще не объект слежки, а субъект охраны.
"Это были офицеры личной охраны из специального отдела КГБ, их задача была оберегать мою жизнь, а также предупреждать нежелательные контакты (последнее не скрывалось)… Они умели стрелять, не вынимая пистолета из карманов, как они мне однажды сказали".
Сахарову предложили вступить в партию. Он отказался. "Я не могу вступить в партию, так как мне кажутся неправильными некоторые ее действия в прошлом, и я не знаю, не возникнут ли у меня новые сомнения в будущем".
Сомнения возникли и были высказаны вслух. Предчувствие "противоборства с государством, которое мне предстояло", не обмануло.
10 июля 1968 года – последний день, который он проведет в своем кабинете на Объекте. Больше он туда допущен не будет.
Закрытая наука сопровождалась официальными поощрениями.
Открытая общественная деятельность повлечет побиванье каменьями.
Верность себе творила гармонию.
Свидетель этих дней Сахарова делился впечатлениями:
"Я был в его доме недалеко от Курчатовского института. Там были его дети, жена… Дом производил какое-то солнечное, светлое впечатление. Очень светлое, приподнятое настроение, оптимистическое. Никакой тени печали, разочарования. Он выглядел совершенно счастливым человеком".
Уход жены, матери его детей, положит предел всему.
"Несколько месяцев после смерти Клавы я жил как во сне, ничего не делая ни в науке, ни в общественных делах…"
Счастье и несчастье ему дано было переживать с одинаковой глубиной.
Минет время – Люся возродит его к жизни.
* * *
Из воспоминаний Боннэр: "Однажды, когда мне очень хотелось спать, я сказала, что это непорядок – ему давать мне свой дневник, а мне его читать. Дневник пишется для самого себя. Андрей ответил: "Ты – это я". Эти слова Юрий Олеша когда-то сказал своей жене. Андрей услышал их от меня после знакомства с Ольгой Густавовной Суок-Олешей в Переделкине, на даче, которую я снимала для мамы и сына. В то время он еще был для меня Андреем Дмитриевичем, хотя меня он с первой встречи называл Люсей".
Ее имя было Люсик. По-армянски. Метрикой в семье не обзавелись, так вышло. Получая паспорт, она, полуармянка-полуеврейка, самостоятельно взяла себе фамилию матери – Боннэр и назвалась Еленой – в честь тургеневской героини Елены Инсаровой из романа "Накануне". Со школы к ней приклеилось прозвище: "коллегия адвокатов". Позже, помогая ссыльным и заключенным, она получит еще одно: "всехняя Люся". Она всегда действенно отстаивала справедливость.
7 января 1972 года они зарегистрируют свой брак. За два дня до суда над Буковским, в защиту которого выступят оба.
Через десять лет спецслужбы объяснят Сахарову и публике, какую злодейку он взял себе в жены.
* * *
"Все старо как мир – в дом Сахарова после смерти жены пришла мачеха и вышвырнула детей… В молодости распущенная девица достигла почти профессионализма в соблазнении и последующем обирании пожилых и, следовательно, с положением мужчин…"
Эту пошлость, эту ложь от первого до последнего слова напишет и напечатает в журнале "Смена" доктор исторических наук Николай Николаевич Яковлев. Среди "соблазненных" мужчин он назовет Всеволода Багрицкого, якобы отбитого у подруги путем телефонного шантажа. Эпизод доктор наук заключит сверхциничной фразой: "Разочарование – погиб на войне".
Из искового заявления Елены Боннэр в суд: "Всеволод Багрицкий, сын поэта Эдуарда Багрицкого, не был ни пожилым, ни богатым – он родился 19 апреля 1922 г . в Одессе и погиб 26 февраля 1942 г . недалеко от Любани, не дожив до 20 лет. Мы учились в одном классе и сидели на одной парте, вместе ходили в школу и из школы, и он читал мне стихи. Его отец в шутку называл меня "наша законная невеста"… Была у нас с Севой детская дружба, была первая любовь".
Из письма Севы от 14 октября 1940 года матери в лагерь:
"…я успел влюбиться в одну больную девушку (у нее порок сердца) и, поборов сопротивление ее родных, жениться на ней. Прожили мы вместе месяц и поняли, что так, очевидно, продолжаться не может. Семейная жизнь не удалась. Она переехала обратно… Моей женой была Марина Владимировна Филатова, очень хорошая девушка. Я и сейчас с ней в прекрасных отношениях. До сих пор не могу понять, почему я женился. Все меня отговаривали, даже она сама. А я все-таки женился – глупо!.."
Елена Боннэр никогда не видела Марины Филатовой и никогда не говорила с ней по телефону.
"…фразой "Разочарование – погиб на войне" Яковлев оскорбил не меня, а всех, у кого погибли близкие, память всех мальчиков, не пришедших с войн. Я в память своего мальчика, не пришедшего с войны, сделала все, что могла: по крохам собрала все, что от него осталось, до последнего дня жизни его мамы была ей ближайшим другом и почти дочерью, научила своих детей любить ее и чтить память Севы".
О маленькой книжке, составленной Еленой Боннэр вместе с мамой Севы, одной из трех сестер Суок, из его стихов, писем и дневников, Сахаров скажет с уважением: "Может, это одно из главных дел Люсиной жизни".