* * *
По пути в Москву нас везде ожидали радостные встречи. Люди забрасывали нас цветами, не было конца расспросам о нашем полете.
Когда до Москвы оставалось около двух часов полета, из штаба перелета по радио запрос: "Сможете ли быть в Щелкове точно в 17.00?" После короткого совещания трех членов экипажа командир попросил меня передать радиограмму:
"Будем точно в 17.00. Просим разрешения пройти над Москвой".
Тут же я принял:
"Согласны. Разрешаем".
Валерий, сидя за штурвалом, допытывал меня:
- А почему именно в 17.00? Ты понимаешь?
- Видимо, хотят ориентировать встречающих москвичей.
Никто из экипажа не представлял себе, что Москва и ее пригороды еще с утра 10 августа приняли праздничный вид. Улицы, площади, заводы и фабрики, дома пестрели красными и голубыми флажками, портретами руководителей страны и портретами Чкалова, членов экипажа, а с 15 часов потянулись десятки тысяч жителей столицы на широкую магистраль, соединяющую Щелковский аэродром с Москвой. К 16 часам на аэродроме собрались многие тысячи трудящихся столицы и Московской области.
На автобусах приехали пионеры Ленинградского, Киевского и Бауманского районов. Среди них юные делегаты пионерского отряда ЦАГИ - дети строителей гиганта АНТ-25.
Мы не подозревали, что наши жены так рано приехали на Щелковский аэродром и ждали с нетерпением нашего прилета.
Валерий вел самолет над крышами домов столицы, и нам стало ясно, что город специально подготовился к встрече экипажа АНТ-25, хотя день 10 августа 1936 года был будничным - понедельник.
В окружении воздушного эскорта из 12 самолетов АНТ-25, сделав плавный круг над Кремлем, лег на курс к аэродрому Щелково.
После посадки мы увидели, что нас встречает руководство страны во главе с И. В. Сталиным.
Митинг с горячей речью Серго Орджоникидзе, взволнованное слово Чкалова, путь в Москву через шпалеры радостных москвичей, кидавших цветы в наши открытые автомобили. А затем прием в Кремле, награждение членов экипажа АНТ-25 орденами Ленина и почетными званиями Героя Советского Союза и крупными денежными премиями, бесконечные встречи с рабочими, учеными, колхозниками, писателями, пионерами и комсомольцами - все это волновало Чкалова. Но особенно потрясло его решение ЦК ВКП(б) о приеме в партию его лично и членов его экипажа, состоявшееся через несколько дней после нашего возвращения.
Валерий непрестанно твердил нам: "Теперь я в неоплатном долгу перед советским народом и партией большевиков"…
Второй полет через Ледовитый океан
Наша тройка поселилась в одном доме на Садовом кольце, и мы часто собирались поздними вечерами в кабинете Валерия Павловича, обсуждая полет в Америку через Северный полюс.
21 мая 1937 года над Северным полюсом был водружен флаг нашей Родины. Четырехмоторные самолеты Водопьянова, Молокова, Алексеева, Мазурука высадили на льдину отважных исследователей - Папанина, Кренкеля, Федорова и Ширшова, выгрузили и все необходимое для их длительной работы на вершине планеты.
А 25 мая Чкалова, Леваневского и меня неожиданно вызвали в Кремль. В этот день правительство дало разрешение на полет в Америку через Северный полюс.
Дома мы не сразу сказали об этом. Но по тому, как деятельно мы начали подготовку, Ольга Эразмовна сразу же догадалась, что вопрос о перелете через Северный полюс решен. Войдя как-то вечером в кабинет Валерия Павловича, где наша тройка изучала карту Канадской Арктики, она сказала:
- Не таитесь. Слышали, что разрешили… Лучше идите и посидите со своими женами, а то ведь мы вас знаем, завтра как в воду канете.
- Разве от вас что-либо скроешь? А насчет завтрашнего дня все правильно: мы перелетаем в Щелково. У нас, милые мои, очень мало времени до вылета.
Все отправились в столовую, здесь увидели и мою Евгению Сергеевну, и Сашину жену.
- Ишь какие тихонькие стали, - шутил Валерий над нашими супругами. - Такими бы и оставались всегда…
Женщины заулыбались сквозь слезы, а хозяин дома сказал:
- Вот почему вас не допускают к нам на аэродром - вместо того чтобы веселиться, вы навеваете тоску и уныние… К чертям собачьим этакие настроения! Лелик! Друзья! Давайте сегодня выпьем за наше успешное путешествие, а завтра - перейдем на компот…
* * *
Наши подготовительные полеты проходили успешно.
Мы тщательно изучали Америку, сделали давно подготовленные доклады. Все они были чрезвычайно интересны и полезны.
Во время сообщения штурмана выяснилась одна очень важная деталь. Скажем, пролетели "полюс недоступности", вышли на территорию Канады, подошли к Скалистым горам, а тут, как назло, циклон с непременной облачностью высотой более 5–6 километров и вдобавок ко всему ночь. Как быть? В облачности может возникнуть обледенение, а избавиться от него почти невозможно, так как вверх АНТ-25 выше 6 тысяч метров не залезет, а снижаться ниже 4–5 километров не позволят высокие хребты гор, вершины которых ночью и не заметишь. После длительного обсуждения Чкалов согласился с предложением разработать запасной вариант маршрута: с резким поворотом от меридиана полюс - Сан-Франциско в сторону Тихого океана с пересечением горного хребта перпендикулярно на траверзе города Кетчикан.
…После окончания подготовки вылетать решили 18 июня. Однако заключение метеорологов было крайне неблагоприятное: на нашем пути ожидалась мощная волна циклонов.
Никому еще не верилось, что при таком заключении метеорологов можно решиться на полет. Не верили и волновались. Но постепенно и метеоспециалисты, и штаб перелета согласились с экипажем. На лицах появились торжественные улыбки. Чкалов уже шутил и подначивал синоптиков, благодарил их, обнимал на прощание и говорил:
- Погода зависит от состояния психики потребителя, Дорогие метеорологи. Это учитывайте обязательно. Взгляды на погоду как на красоту - одному нравится, а другого с души воротит…
Пока мы с Беляковым бешеными темпами завершали окончательный подбор летной документации, наш командир вел бой за право вылететь. Азартная, убедительная речь Чкалова склонила чашу весов в нашу пользу, и нарком оборонной промышленности Рухимович решился позвонить Сталину.
Иосиф Виссарионович, выслушав наркома, спросил, как относится к вылету экипаж самолета и его командир. Рухимович передал трубку правительственного телефона Чкалову, и тот выложил все откровенно и предельно ясно. Но, видимо, Сталин почувствовал, что летчики спешат, и решил лично поговорить со специалистами метеорологии.
Валерий Павлович осторожно положил трубку телефона на место и удивленно смотрел на членов правительственной комиссии.
- Сказал, горячиться в таком деле нельзя, - медленно говорил Валерий Павлович. - Обещал дать ответ попозже.
Большую роль сыграли ученые-метеорологи, убедившие Сталина разрешить Чкалову вылет завтра, 18 июня, или в крайнем случае послезавтра.
В 18 часов раздался долгожданный звонок - Сталин согласился с решением экипажа.
* * *
Перед вылетом мы проспали полных четыре часа. Я вскочил первым. Час ночи. Пора вставать. Кричу во все горло, и это действует на Валерия и Сашу.
Говорят, история не повторяется. А вот клизму приходится делать, как и в прошлом году. Врачи весьма довольны нашим кротким поведением. Они наблюдали, как проходила и другая, не менее ответственная процедура - надевание сложного обмундирования. Вниз - шелковое белье. Затем - тонкое шерстяное. Потом носки - шелковые и шерстяные. Дальше - свитер и кожаные брюки на гагачьем пуху и, наконец, собачьи унты. Куртки наденем в самолете.
На аэродроме много народа. Это больше всего провожающие. Они следуют за АНТ-25, выкаченным из ангара и полностью подготовленным к полету. Теперь его буксируют по бетонной полосе к взлетной горке.
В столовой мы выпили по стакану крепкого чая и съели по бутерброду с икрой и маслом.
Аэродром как-то затих. Огромное зеленое поле приглядывалось к чистому голубому небу. Ветра почти не было. Прохладно. Моноплан раскинул свои красные крылья и, высоко стоя на горке, казалось, хотел взять в объятия и узкую бетонную полосу, и всех провожающих, столпившихся вблизи АНТ-25 в плотном кольце вокруг Валерия Павловича.
Мы пытались миновать эту большую семью друзей и знакомых, корреспондентов и журналистов, но, услышав голос Чкалова и дружный хохот, решили пойти к нему на выручку. Оказалось, что этого только и ждали репортеры.
Сначала нас снимали в полном полетном обмундировании втроем, затем каждого отдельно, заставляя тут же подписывать приветствия читателям газет или просто давать свои автографы в блокнотах и на книгах.
Попрощавшись с провожающими, поднимаемся по лестнице и через задний люк попадаем в самолет.
- Боже мой, да здесь и повернуться негде, - замечает штурман.
Мы тут же кое-что переложили в крылья машины, и в первую очередь парашюты и рюкзаки. На поперечную трубу лонжерона повесили три шара-пилота, в которые каждый из членов экипажа будет собирать жидкость для медицинских анализов. Резиновую лодку перенесли на заднее сиденье. После этого нам показалось, что в кабине самолета стало просторнее.
Вот и убрана лестница. Я задраил задний люк. Беляков уже сидел на бачке для воды, необходимой для пополнения системы охлаждения мотора. Бачок служил одновременно и штурманским местом. Штурман отбирал все, что понадобится для навигации в первые 10 часов полета.
Командир самолета в повернутой козырьком назад кепке занимал пилотское место. Он перевел двигатель на максимальные обороты. Я располагался за спиной Чкалова и также следил за работой мотора.
Двигатель работал безукоризненно.
Чкалов обернулся и спросил:
- Все готово?
- Все в порядке! Проси старт!
Валерий высунул руку через боковое стекло кабины. Взвилась зеленая ракета, стартер поднял белый флаг. Мотор снова заревел на полной мощности. Самолет медленно трогается, словно не желая расставаться с насиженным местом. Но воздушный винт все сильнее разгоняет машину. Черная широкая линия посредине взлетной дорожки уходит под центральную часть АНТ-25. Панели бетонной полосы мелькают ровно с каждой стороны - значит, самолет бежит по центру. Только бы не свернуть в сторону! Иначе катастрофа… Но Чкалов удивительно спокоен: он в эти критические секунды умудряется еще высунуть в правую боковую форточку кабины руку и помахать ею в ответ на прощальные жесты сотен людей, стоявших вблизи предполагаемой точки отрыва самолета.
Чкалов совершает изумительный взлет. С каждой секундой удары шасси становятся мягче. Справа мелькнул последний ангар. Самолет, еще раз прыгнув, остается в воздухе. Я моментально убираю шасси. Под нами проскочил поваленный специально для нашего взлета забор аэродрома. Часы показывают 4 часа 5 минут по московскому времени или 1 час 5 минут по гринвичскому.
Справа и выше нас уходят назад дымящиеся трубы заводов.
Мне так радостно от мастерского взлета Валерия, что я душу его в объятиях и целую в щеку, стоя на коленях за спинкой сиденья пилота.
Чкалов широко улыбается.
- Ну вот, Егорушка, и полетели… Теперь все от нас зависит.
Функции экипажа распределены по-старому: Чкалов - первый пилот, я - второй и по-прежнему буду сменным штурманом-радистом, чтобы Беляков мог отдыхать. Рабочий график мы также решили не менять: 6 часов работы и 3 часа отдыха. В общей сложности полет может продлиться 60–70 часов, и каждому из нас придется, если все будет идти нормально, работать 40–50 часов.
Уже 400 метров высоты. Уплыли под крыло города Калягин и Кашин. Теперь командир АНТ-25 с нетерпением ожидает Череповец.
Внизу леса Приволжья. Солнце уже высоко и пригревает Чкалова основательно. Он попросил термос, чтобы утолить жажду глотком чая с лимоном.
Вот и Череповец. Валерий Павлович жадно разглядывает хорошо знакомый город, где он начинал учиться на мастера котельного дела.
За спиной Чкалова на койке раскладываю большой мягкий спальный мешок из собачьих шкур. И в это время Валерий попросил меня жестом к себе и высказал поразившую меня мысль:
- Лечу, Егор, а сам думаю, почему же нам никто не рассказал, как нужно себя вести среди американцев, что говорить, как держаться?
- Да кто тебя должен учить! Ты же коммунист… Важно, Валерьян, долететь, а там будет видно. Да и посольство не зря там завели.
- Долететь мы обязаны! - сердито отрезал Чкалов и со злостью закричал: - А чего ты болтаешься, а не спишь? Ложись-ка лучше…
В 9 часов меня разбудили, и я сменил Чкалова. Самолет шел на высоте 2 тысячи метров, как того требовали графики полета. Нижний слой облаков настолько близок, что отсырели стекла кабины и прохладные пары чувствуют голые, без перчаток руки. Вскоре белая, безмерная облачная муть настолько плотно окутывает самолет, что уже не видны концы крыльев.
По давней договоренности между мною и Валерием слепой полет- моя обязанность. И Чкалов и Беляков мне верят и поэтому не беспокоятся, что обстановка так резко изменилась, хотя у меня этого спокойствия на сей раз не было, так как при наружной температуре минус 4 градуса началось интенсивное обледенение. Я резко засвистел, вызывая командира. Чкалов с красными от усталости глазами, встревоженный, подлез ко мне и сразу понял, зачем понадобилась его помощь. Лед уже забелил лобовое стекло пилотской кабины и плотно осел на передней кромке крыльев. Лопасти винта из-за того же обледенения стали разновесны, что привело переднюю часть самолета в лихорадочное состояние. Тряска распространялась и на весь фюзеляж. Машина вздрагивала, словно от ударов невидимой, но страшной силы.
Положение было чрезвычайно тревожное, так как всем нам стало ясно: страшнейший враг авиации - обледенение - схватил нас за горло мертвой хваткой. Через час такого полета либо я разломаю самолет, либо он устремится вниз под тяжестью льда.
- Нельзя долго идти на высоте по графику, полезу вверх за облака! - крикнул я командиру экипажа и прибавил обороты мотору.
- Лучше уж вверх! - согласился Чкалов.
Самолет медленно набирает высоту. Лишь через 500 метров слева стали тускло просвечивать лучи солнца.
- Скоро выскочим! - радостно закричал Валерий. Еще пять напряженных минут, и гигантский воздушный корабль вылез из облачности. Под действием лучей солнца и скоростного напора самолет, освобождаясь от чужеродных наростов, успокоился, продолжая держать курс на север…
Наступило 14 часов- конец моей вахты на месте пилота. Бесцеремонно бужу Чкалова, и мы вновь фокусничаем, меняясь местами. Сон освежил командира, у него хорошее настроение.
- Ну что, видно там бороду Отто Юльевича Шмидта и белых медведей? - шутливо кричит мне Валерий, когда я между летчиком и правым бортом фюзеляжа пробиваюсь назад, точно через заросли кустарника или бурелома в лесу.
- Не спеши, может, еще повстречаем их. Семь часов не видим земли, а у Саши, как назло, выбыл секстант. А помнишь, тебе штурман рассказывал, что без астрономии в Арктике много не налетаешь.
- Да ну тебя, Егор! Валяй к Сашке, он, поди, совсем ухайдакался.
Беляков, устало наклонив голову, силился принять радиограмму. Его посиневшие губы и резко очерченные морщины говорили об утомлении. Александр Васильевич старше Валерия на семь, а меня - на 10 лет. Но его жизнестойкость повыше нашей. Вот что значит строго следовать режиму!..