- Если батальон на подходе, брать мост будем немедленно! Ты, Щеголев, со своими хлопцами перейдешь реку здесь. Лед, наверное, выдержит. Выходи на шоссе, прикроешь слева, чтобы нам не помешали разделаться с охраной. Я с разведчиками подойду лесом вплотную к мосту. Наблюдай за нами. Как мы начнем, ты сразу же перерезай шоссе. Севостьянов и Кожухарь, вернетесь назад - ведите танки в обход леса к мосту. Все. Пошли. Только тихо.
- Я с вами, - сказал Птицын.
- Может быть, отсюда посмотрите? Все видно будет. Дождетесь здесь танковую роту.
- Нет, я с вами.
- Ну, хорошо. Двинули!
Скрываясь за деревьями. Ромашкин подобрался к мосту метров на сто и отчетливо увидел часового - толстого, неопрятного, пожилого. "Наверное, из тотальных", - подумал Ромашкин. У домика на другом берегу никого не было, но из трубы шел дымок. "Греются у печки. Сейчас мы поддадим вам жару!"
- Шовкопляс, ты можешь снять этого одиночным выстрелом? - спросил Ромашкин.
- Та я его щелчком сыму, не то шоб пулей.
- Не подпустит. Шум поднимет.
Шовкопляс снял автомат с груди, глянул на командира:
- Прямо сейчас сымать?
- Погоди. Рогатин и все остальные, держите на мушке двери. Если услышат выстрел и выбегут, бейте в дверях. Пролеткин, наблюдай за шоссе вправо. Голубев - влево. Начнем, когда на подходе никого не будет. Всем приготовиться.
Ромашкин видел, как и корреспондент достал из кобуры свой пистолет.
- Как дорога? - спросил Ромашкин.
- У меня чисто, - сказал Саша.
- У меня идут две машины, - быстро ответил Голубев.
- Подождем, пропустим машины, - скомандовал Ромашкин.
Два грузовика с длинными, низко посаженными кузовами, дымя, протащились через мост. Часовой что-то крикнул шоферу. "Ну, все, фриц, это твои последние слова", - подумал Василий и, когда грузовики ушли не так далеко и могли шумом моторов заглушить одиночный выстрел, приказал:
- Шовкопляс, стреляй!
Разведчик поднял автомат, прислонился к дереву для упора, выстрел треснул, как сломанная сухая ветка, и часовой мягко свалился на бок.
- За мной! - Ромашкин устремился к мосту, наблюдая за домиком. Там, видно, ничего не слышали.
- Пролеткин, Голубев, ну-ка, подбросьте им пару гранат, чтобы теплее стало! Всем остальным спрятаться под мост, часового убрать.
Вовка и Саша пошли к домику. Про себя Василий отметил: "Молодцы, идут к слепой стене, там нет окон". Но когда, приблизившись, они затоптались на месте, Ромашкин встревожился: эти сорванцы опять что-то придумали - Пролеткин почему-то полез на плечи Голубеву, который стоял, упираясь в стену.
Саша взобрался на крышу и опустил в трубу две гранаты. Грохнул глухой взрыв, стекла вылетели, дверь распахнулась, но никто не выбегал, видно, дверь выбило взрывной волной. Слабый дымок тянулся через раму. Голубев с автоматом наготове вошел в дом. Вскоре он выбежал и крикнул:
- Порядок!
А с шоссе уже махал Щеголев. Он тоже вышел на дорогу, как было приказано.
- Как по нотам, специально для вас сделано! - весело сказал Жук Птицыну.
- Да, высокий класс! - восхищенно оценил корреспондент. - Не зря о вашем взводе слава ходит. Хороший будет материал!
- Не кажи гоп, - предостерег Шовкопляс.
- Это цветочки, - согласился Ромашкин. - Ягодки… - Он не успел договорить - показались три грузовика с брезентовыми тентами. - Ягодки вот они, на подходе, - озабоченно закончил Ромашкин. - Всем сидеть тихо, может быть, проскочат. - И замахал рукой Вовке и Пролеткину: - Уйдите в дом!
Автомашины приближались медленно. "Хорошо, если везут груз, а если пехота?" - думал Василий, глядя снизу на мост, затянутый грязной паутиной.
Рыча моторами и обдав разведчиков вонью сгоревшей солярки, грузовики медленно проходили по мосту. Разведчики держали гранаты наготове. Машины покатили дальше. Ромашкин с тревогой смотрел им вслед. "Как поступит Щеголев? Не надо бы сейчас ввязываться в бой". Автоматчики, увидев, что Ромашкин пропустил машины, тоже не стали их обстреливать. "Молодец Щеголев, догадался!"
- Товарищ старший лейтенант, - позвал Пролеткин, - тут телефон звонит.
Ромашкин взглянул на столбы с проводами, приказал:
- Рогатин, ну-ка займись, обруби связь! - А Пролеткину ответил: - Сейчас перестанет звонить. Ну, показывайте, что вы нашли? Документы, трофеи?
- Ничего особенного: служебные книжки, кофе в термосе, хлеб черствый.
- Вот война пошла, - сказал Василий Птицыну. - Раньше разведчики жизни отдавали, чтобы достать эту проклятую солдатскую книжку. А теперь и смотреть там нечего. У них в тылу уже не только дивизии и полки, а появились какие-то сводные отряды, команды, всякие группочки. "Языки" из этих команд ни черта не знают. Неделю был в одной команде, сейчас в другой. Кто командир, какая задача, что собираются делать - толком никто не представляет. Да, поломали мы немецкий порядок! Теперь у них только в приказах все по пунктам, по рубежам, по времени расписано. А в поле мы по-своему все поворачиваем. Отвоевались фрицы!
- Не могу с вамп согласиться, - возразил Птицын. - Мы лишь первые шаги делаем по их земле. У нас впереди вся Германия. Сопротивляться они будут отчаянно, укрепления сами видели какие настроили, а дальше ещё и долговременные оборонительные полосы с бетонными сооружениями. Они рассчитывают, что мы сами откажемся от продвижения в глубь страны.
- Ну, это шиш, - сказал Иван Рогатин. - Уж раз начали, добьем непременно. Я через любой железобетон пройду, а в Берлине свои сто грамм выпью!
- Ладно, братцы, мост - дело попутное, надо вести разведку берега. Скоро полк подоспеет, - сказал Ромашкин. - Ты, Рогатин, с Пролеткиным и Голубевым посмотрите, что делается от моста вправо. Шовкопляс пойдет со мной. Остальным остаться здесь. Жук, доложи в полк, что готовенький мост ждет их здесь!
Василий пошел к взводу Щеголева, разглядывая в бинокль окружающие поля и фольварки. Траншей было много, все старые, припорошенные снегом - давно подготовлены. Солдат в траншеях не оказалось. Только у сараев, у стогов сена, в отдельных домиках мелькали зеленые фигурки. "В замаскированных дотах гарнизоны в полной готовности, полевых войск пока нет, - делал выводы Ромашкин и наносил все на карту. - Они нас, конечно, заметили. Понимают - мы разведка, и не стреляют, чтобы скрыть свои огневые точки. Но какие-то меры для нашего истребления они предпримут".
Василий не дошел до взвода автоматчиков - там началась перестрелка. По кювету Ромашкин побежал вперед. Лег за дерево рядом со Щеголевым и стал стрелять короткими очередями по реденькой цепи, которая то ложилась, то опасливо шла вдоль дороги. Вдали стояли два грузовика.
- Этих-то мы положим, - спокойно сказал Щеголев, тщательно прицеливаясь и стреляя по гитлеровцам. - А потом?..
- Скоро батальон подойдет, - успокоил Ромашкин.
Автоматчики стреляли метко, и половина зеленых фигурок вскоре уже не поднималась. Оставшиеся в живых отступили назад к грузовикам.
- Беречь патроны! - крикнул Щеголев автоматчикам и, достав кисет и кресало, стал закуривать.
Вдруг сзади, у моста, бухнули взрывы гранат и затрещали автоматы. Ромашкин вскинул бинокль. На мосту дымилась разбитая машина, от нее убегали к лесу уцелевшие фашисты. Неподалеку остановилась колонна грузовиков, из кузовов выпрыгивали немцы. Их было не очень много, видимо, они охраняли груз.
- Ну, вот и там началось, - сказал Ромашкин и, прежде чем уйти, велел Щеголеву: - Держись здесь, сколько сможешь. А если попытаются тебя отрезать, отходи к нам. Будем держать мост.
Ромашкин позвал Шовкопляса и побежал назад.
- Мы решили на всякий случай на мосту завал сделать, - доложил Рогатин. - К вам в спину-то пропускать нельзя было.
- Правильно сделал, - одобрил Ромашкин и приказал: - Ну а теперь всем в немецкие окопы - и готовьтесь к тяжелой драке.
Василий спустился в траншею, вырытую немцами для обороны моста. Мокрая, жидкая земля на стенах липла к одежде, но дно оказалось твердым, предусмотрительные немцы сделали отводы для воды.
- Пролеткин, тащи из домика гранаты, патроны - все, что там есть, пригодится. Жук, где батальон?
- Сейчас запрошу. - Поговорив со штабом, он доложил: - Застрял батальон, товарищ старший лейтенант, около Хенсгишена, застопорился там, где наши танкисты в пивнуху снаряд засадили.
- Да-а? - тревожно протянул Ромашкин.
Положение разведотряда осложнялось. Если раньше, в движении, он мог уклоняться от боя и ускользать от врагов, то теперь его наверняка попытаются окружить и уничтожить. А уходить нельзя: мост надо удерживать, он очень пригодится полку.
Справа послышались взрывы - по автоматчикам уже били из минометов. "Понятно, минометы поставили на запасные позиции и теперь дадут нам прикурить", - отметил Ромашкин.
Подошел Голубев. Несмотря на огонь из автоматов, он все же успел порыться в машине, подорванной на мосту.
- Что там? - спросил Василий.
- Железяки, - разочарованно ответил Голубев. - И эти, как их, ну, блины такие железные, мины против танков.
- Пригодятся! - обрадовался Ромашкин. - Голощапов и Хамидуллин, набросайте мины на той стороне перед мостом, могут и танки появиться. Да осторожно, берегом прикрывайтесь!
Голощапов, как всегда, недовольно заворчал себе под нос:
- Легко сказать - набросайте. Машина ещё дымится. Подойдешь, а она рванет. Набросайте!..
- Это резиновые баллоны дымят, - сказал Голубев. - Разрешите мне, товарищ старший лейтенант? Я там все знаю.
- Давай, дуй, раз ты такой прыткий, - усмехнулся Голощапов, поглядывая на командира: что он скажет?
Ромашкин хорошо знал старого ворчуна. Потакать ему нельзя, а в разговор втянешься - тоже ничего хорошего не жди. Поэтому Василий молчал, разглядывая в бинокль опустевшие грузовики. Голощапов, ворча, поплелся за Хамидуллиным.
Через полчаса фашисты пошли в атаку. Сзади, из Инстербургского укрепленного района, ударили минометы и пушки. Несколько снарядов угодило в реку, вскинув фонтаны воды и обломков льда.
Разведчики выпустили вражеских солдат из леса, позволив им выйти на чистое поле. Немцы, подозревая, что их специально подпускают, шли медленно, с опаской, готовые залечь. Команды офицеров подгоняли солдат. Едва атакующие вышли на асфальт, как затрещали наши автоматы. Гитлеровцы все, кто уцелел, свалились в кювет, убитые остались на дороге.
- От так, приймайте прохладитэльну ванну, - сказал Шовкопляс, вспомнив, как сам бежал по кювету, заполненному жидким снегом и водой. - Куды? Купайся, фриц! Купайся! - приговаривал Шовкопляс, стреляя в тех, кто высовывался из кювета.
Через два часа разведчикам было уже не до шуток, их окружало до батальона пехоты. Правда, это был не линейный батальон, а фольксштурмовцы, группами прибывающие по шоссе на машинах. Но зато артиллеристы и минометчики из укрепрайона били точно. Подошли три танка и с того берега начали обстреливать окопы разведотряда. Один танк попытался перейти мост, подмял под себя разбитую машину, но угодил на мину - грохнул взрыв, и гусеница, звеня, сползла с катков. Танкисты начали бить частым огнем по разведчикам, наверное, решили расстрелять весь боекомплект, прежде чем уйти из подбитой машины. Танк стоял близко, взрывы и выстрелы сливались в такую частую пальбу, словно стреляли не из пушки, а из какого-то пулемёта, в котором лента начинена снарядами. Больше всех досталось от этого разъяренного танка автоматчикам. В это время они отходили к мосту, и огонь застал их на открытом месте. Погиб лейтенант Щеголев и с ним почти полвзвода.
Два других танка подошли вплотную к берегу. Гитлеровцы знали, что у русских нет артиллерии, а гранаты через реку не добросишь. Огнем в упор танки принялись уничтожать разведчиков. Отпускали по снаряду на человека. Вскрикнул перед смертью Кожухарь. Вздыбилась и задымила земля там, где стоял, припав к автомату, Севостьянов.
"Ну, все, - подумал Ромашкин, - ускользнуть взводу некуда - впереди Инстербургская линия, за мостом вражеские танки. Остаться в траншее - гибель, танковые пушки пробивают косогор насквозь". Василий взглянул на корреспондента. Тот спокойно писал, положив на колени планшетку. "Не понимает обстановки. - Ромашкин даже позавидовал ему. - Так легче умирать. И зачем мы взяли его? Жил бы хороший человек, работал в газете, не надо было ему связываться с разведчиками".
И все же Ромашкин не чувствовал предсмертного холода в груди. Верил: и на этот раз останется жив.
Он не ошибся. Выручил его танкист Угольков.
Четыре пушечных выстрела почти залпом грохнули с опушки леса, и оба немецких танка окутались дымом. Один сразу же запылал ярким огнем, другой испускал ядовито-желтый дым.
- Вовремя, братцы! - вздохнул с облегчением Ромашкин.
Но вскоре и оттуда, где прежде сидели автоматчики Щеголева, полезли немецкие танки. Одновременно группа фашистов перешла реку по льду, неожиданно выскочила из-за кустов и кинулась на разведчиков.
Стреляя в упор по фашистам, Ромашкин не забывал и о корреспонденте, старался прикрыть его огнем. Но тот и сам не растерялся, смешно вытягивая руку, стрелял из пистолета, будто в тире, как его учили где-то в тылу. И попадал! Гитлеровцы падали перед ним, Ромашкин это видел.
Нападение отбили, но Василий понимал, что долго не продержаться. Зло крикнул на Жука:
- Ну, где же батальон, в конце концов? Радист виновато опустил глаза, стал вызывать:
- "Сердолик", "Сердолик", я - "Репа"…
Патроны были на исходе. Ромашкин приказал собрать автоматы и магазины перебитых на этом берегу гитлеровцев.
- Здорово мы их! - радостно сказал Птицын.
По его счастливым глазам Ромашкин понял: Птицын никогда ещё не видел врагов в бою так близко. Пленных, конечно, встречал, разговаривал с ними, а вот так, лицом к лицу, в рукопашной, не приходилось.
Вдруг Птицын ойкнул, выронил пистолет и, согнувшись, упал на дно окопа. Ромашкин и Пролеткин бросились к нему. Подняли, помогли сесть.
- Ну, все. В живот. Это смертельно, - сказал сдавленно Птицын.
- Погоди, разберемся, - пытался успокоить Ромашкин, разрезая ножом гимнастерку. Он убедился-действительно, пуля вошла чуть выше пупка. "Да, не жилец, - горестно подумал Ромашкин. - В расположении своих войск хирурги ещё могли бы спасти…"
Ромашкину было жаль капитана, который и смерть встречал спокойно, с достоинством. Настоящим парнем оказался в бою! Даже в рукопашной, где теряются опытные вояки, вел себя прекрасно. Как же ему помочь?
Птицын печально смотрел на Ромашкина снизу вверх и напоминал святого, какими рисуют их на иконах. Он ждал, как приговора, что скажет Ромашкин. И Василий все же нашел возможность его выручить даже в таком безвыходном положении.
Перевязав рану, он достал плащ-палатку, расстелил на дне траншеи, велел:
- Ложись.
Птицын, закусив губы, повалился на бок. Он лежал, скорчась, и тихо стонал.
- Бери, Иван, и ты, Шовкопляс, понесем к танкам. Остальные, прикройте нас огнем! - приказал Ромашкин.
Прячась за сгоревшей на мосту машиной, а потом за подбитым танком, разведчики с раненым прошмыгнули к лесу, туда, откуда стреляли танки Уголькова. Он весело встретил их, но, увидав окровавленного капитана, воскликнул:
- Эх ты! Надо же…
- Давай машину с лучшим механиком-водителем, посади туда капитана - и на предельной скорости назад, к своим. Капитан ждать не может. Понял?
- Сделаем, раз надо, - угрюмо сказал танкист.
- Ну, будь здоров, капитан, поправляйся. Извини, что так получилось.
- Разве вы виноваты, - тихо произнес Птицын.
- Лучше бы не ходил с нами. Ну ладно, крепись. А ты, Угольков, правильно понял обстановку. Спасибо тебе, выручил нас. Смотри только, чтобы тебя не обошли.
- Я круговую оборону организовал, - весело сказал Угольков.
- Давай-ка поддержи нас на обратном пути, - попросил Ромашкин.
- Есть поддержать, - отозвался ротный. - А ну, хлопцы, взять на прицел фрицев, чтобы ни одна падла не посмела в старшого стрелять!
Разведчики вернулись к мосту. Танк с закрытыми люками осторожно уходил вдоль опушки.
Настал вечер, серый, сырой, знобкий. Едкий туман, как дым, пощипывал глаза, мешал дышать. Разведчики в траншеях продрогли, шинели отяжелели от влаги, сапоги раскисли в жидком месиве.
- Ну и зима у них, - скрипел Голощапов, - язви их в душу! Наши морозы не нравились, а сами чего организовали? Это же не зима, чистое издевательство над военными людьми.
Ромашкин ощущал и озноб, и какой-то внутренний жар. "Не заболеть бы. В мирное время в такой слякоти давно бы уже все простудились. К тому же без горячей еды, без отдыха вторые сутки. Если к ночи батальон не подоспеет, фрицы нас дожмут…"
В полку тоже понимали положение разведчиков. То Колокольцев, то Линтварев, то сам Караваев по радио подбадривали:
- Скоро придем! Держитесь!..
Справа, а потом и слева от разведчиков разгорался большой настоящий бой. Должно быть, там соседние дивизии вышли к реке. "Что-то наши сегодня оплошали, - думал Ромашкин, - отстают от других. Григория Куржакова, и то нет. Уж не ранен ли? Да, ночью нас могут смять…"
Гитлеровцы действительно хотели уничтожить разведотряд с наступлением темноты, когда русские не смогут вести прицельный огонь. Но и Ромашкин, поняв их намерения, подготовил сюрприз. Он перевел танки Уголькова к себе через мост, и, едва фашисты полезли, танкисты встретили их огнем из пушек и пулемётов.
Поздно ночью избитый, истерзанный батальон подошел наконец к разведчикам.
- Где Куржаков? - спросил Ромашкин незнакомого младшего лейтенанта.
- Комбат ранен. Там такое было! - вяло махнул рукой младший лейтенант и побежал за своими солдатами, которые, пригибаясь, шли к дотам Инстербургского укрепрайона.
Увидев этого незнакомого офицера из своего полка, Василий почувствовал, что у него подгибаются ноги. Тело сделалось мягким и непослушным, будто кости стали резиновыми. Неодолимая, вязкая усталость, как пуховое одеяло, накрыла Ромашкина с головой. Он положил горячий лоб на скрещенные руки привалился к липкой стене окопа и стал падать куда-то ещё ниже этой траншеи, в какую-то теплую черную яму.
Проспал он недолго. Его растолкал Жмаченко.
- Здравствуйте, товарищ старший лейтенант. Примите вот это для бодрости. - Он протягивал флягу.
Ромашкин, плохо соображая, откуда здесь Жмаченко, взял флягу и начал пить, не понимая, что это - вода или водка? Сделав несколько глотков, он почувствовал, что задыхается, и совсем проснулся.
- Ты откуда здесь? - спросил старшину.
- А где же мне быть? Я с первыми солдатами шел. Разве же я вас кину? - любяще, по-бабьи ворковал Жмаченко. - Я поперед батальона не раз порывался уйти - не пускали! Ну, слава богу, вроде все обошлось, только двух наших убило да поранены трое. Автоматчики вон, почитай, все полегли.
- Корреспондента доставили?
- Того капитана? А що с ним? Раненый? Я не видел его.
Жмаченко, разговаривая, подкладывал куски вареного мяса, хлеб, картошку. Василий ел, не ощущая вкуса и даже не думая о том, что ест. Рядом стояли разведчики, они тоже молча жевали, прихлебывая из фляг.
- А чего мы в этой могиле торчим? Идемте в дом, - вдруг сказал Саша Пролеткин.