В тот момент я и не подозревал, что с этого дня на целых десять лет стал собственностью Академии Китайской Драмы и Учителя Ю Джим-Юаня.
ПEPBOE ПРОЩАНИЕ
20. Часть первая.
Вскоре после того, как документ был подписан, родители отозвали меня от группы учеников, с которыми я играл. - Пойдем попрощаемся, Пао Пao, сказала мама. Я не понял, что она имеет в виду - разве мы не могли просто сказать друг другу: "До свидания"? Однако тон ее голоса удержал меня от возражений. Мы вышли из Академии, помахав ученикам и моему новому учителю и сообщив им, что я скоро вернусь.
Мы вернулись домой, на Виктория-Пик; отец занялся всякими мелочами, а мама скрылась в нашей комнате.
Я воспользовался этой возможностью, чтобы попрощаться с женой посла, не забыв упомянуть, что буду заходить в гости. Она улыбнулась, потрепала меня по голове и пожелала мне удачи, пообещав передать детям мои приветы.
Вскоре меня позвали родители, и мы снова вышли из дома и направились в Нижний Город. Отец нес большую сумку, доверху наполненную одеждой и личными вещами, и крепко обнимал маму за плечи.
- Ты надолго, папочка? - спросил я, когда мы ехали в автобусе по извилистой дороге; ведущей вниз с горы. Он отвернулся к окну, а его лицо стало привычной суровой маской.
- А Пао, вполне возможно, что мы увидимся очень нескоро, - признался он.
Я был слишком мал, чтобы правильно осознавать течение времени. Что он имел в виду?
Неделю? Месяц? Год?
Мама сжала мои ладони в своих.
- Папа едет работать в Австралию, за океан, чтобы когда-нибудь мы смогли купить тебе все, что ты захочешь.
Вот это я понял. Все выглядело вполне честно: папа уезжает далеко, но потом у нас появятся хорошие вещи.
На автобусе мы добрались до самого Залива, а затем прошлись прямиком к порту, миновав по пути паромную пристань. Я глазел на огромные и элегантные корабли, на высокие ряды контейнеров с грузом, предназначенным для сотен стран, и на гигантские портовые краны.
- Эй, Чан! - прокричал грубоватый голос со странным акцентом. Отец помахал рукой приближающейся фигуре - высокому и толстому иностранцу с большими светлыми усами.
- Это тот дядя, который устроил твоему папе поездку, - прошептала мне мама.
- Папа поплывет на одном из этих больших кораблей?
- Твой папа отправится вон на том корабле.
Мягко раскачивающееся под сильным ветром судно было меньше, чем огромные грузовые корабли, но намного превосходило по размерам паром "Стар Ферри" - единственное судно, на котором мне доводилось путешествовать. Внезапно меня охватил приступ зависти.
- Я тоже хочу поплыть на корабле! - захныкал я.
- Возможно, поплывешь, когда станешь постарше, А Пао, - откликнулась мама. - А сейчас будь хорошим мальчиком! Ты должен нарисовать папу в голове, чтобы вспомнить его, когда он вернется.
Я крепко зажмурился и начал представлять себе папу - высокого, сильного и крепкого: вот он в притворной ярости потрясает ножом после того, как я стянул из его кухни что-то съестное; вот измученно опускается на стул в конце дня - его передник покрыт пятнами, а руки красны от мыла, которым он пытался смыть запахи приготовленных на протяжении дня блюд; вот его силуэт на фоне розового утреннего неба - руки изящно перемещаются в серии упражнений кун-фу. Я вспомнил тот день, когда мы впервые посетили Академию, и те горячие сладкие булочки, которыми мы вместе лакомились.
Открыв глаза, я с удивлением обнаружил, что они стали влажными от слез.
21. ПEPBOE ПРОЩАНИЕ. Часть 2.
Отец уже закончил разговор с иностранцем и крепко обнимал маму, что-то нашептывая ей на ухо. Она кивала, уткнувшись ему в плечо, и шептала в ответ. Потом папа подошел ко мне и присел рядом на корточки.
- Кон Сан, - начал он, обратившись ко мне по имени, - ты уже большой мальчик - достаточно большой, чтобы позаботиться о себе. Я знаю, что мы будем гордиться тобой.
Я безмолвно кивнул.
- Я говорил, что, когда вернусь, ты уже станешь совсем взрослым. У меня не будет возможности повторить свои отцовские советы и потому я хочу, чтобы ты дал мне три обещания, - продолжал он.
- Во-первых, никогда не вступай в какую-нибудь банду;
- Во-вторых, не пробуй наркотики.
- И, в-третьих, никогда не играй в азартные игры.
Поскольку я и представления не имел, что такое банды, наркотики и азартные игры, мне было очень легко дать отцу эти обещания.
- Не важно, кем ты станешь - и как обернется твоя жизнь, - но ты должен сдержать свое слово, - сказал он. - Тогда я буду уверен, что ты идешь по правильному пути и не опозоришь свою семью и предков.
С этими словами он быстро обнял меня и поднялся. Толстый иностранец вновь позвал его, и, развернувшись, отец направился к сходням. Трап был поднят, два матроса отвязали отходящие от корабля канаты, и судно медленно вышло из порта, унося моего отца к новой жизни в незнакомой стране. Мы махали вслед пароходу, вода за кормой которого уже вспенивалась белыми бурунами.
- Помни свои обещания. А Пао! - Крик отца уже был едва слышен. Теперь нам с мамой пора было совершить морское путешествие в Академию, где меня тоже ждала новая жизнь. Когда мы добрались туда, уже смеркалось и вытянувшиеся тени придавали опустевшим переулкам зловещий вид. Из-за игры света здание Академии внезапно показалось мне неприступным и даже пугающим - оно походило скорее на тюрьму, чем на жилой дом.
У меня ком застрял в горле, но я твердил себе, что направляюсь к веселью и свободе и потому вряд ли буду сильно скучать без мамы и папы.
Учитель вновь приветствовал нас и заверил маму, что все будет в порядке. Она пообещала, что будет часто заходить в гости, и обняла меня, стерев рукавом пятнышко грязи на моем лице. Остальные ученики хихикали, и от этого мои щеки полыхнули смущением.
- Не волнуйся обо мне, мама! - нетерпеливо сказал я. Наконец она выпустила меня из объятий, а учитель проводил меня к дверям.
Мама оглянулась, чтобы еще раз увидеть меня, но я уже был занят болтовней с ребятами. Я даже не могу вспомнить последние слова, сказанные ею перед уходом. Как только Учитель проводил маму и вернулся, в окружающей атмосфере словно что-то переменилось. Ученики тихо разошлись заниматься хозяйственными делами и упражнениями.
Учитель взял меня за руку и провел по всей Академии, показывая то, чего я еще не видел: святилище поклонения предкам, кухню и большую душевую под открытым небом. Мы уселись за длинный стол; Учитель курил сигарету и расспрашивал меня о моей семье и прежнем доме на Виктория-Пик.
Мы говорили несколько часов, до поздней ночи. Заметив, что я начал зевать, Учитель отправил меня спать. Он что-то крикнул другим ученикам, которые входили в главный зал с аккуратно сложенными одеялами. Затем, пожелав мне спокойной ночи, он потрепал меня по голове и удалился из зала в свою комнату.
Встав из-за стола, я наблюдал за детьми, которые тихо переговаривались друг с другом и расстилали одеяла у стен спортивного зала.
- Мы будем спать на полу? - спросил я одного мальчика, с которым играл сегодня днем. Он не обратил на меня никакого внимания и улегся на живот, завернувшись в потрепанное одеяло. Тотчас кто-то шлепнул меня одеялом по спине. Обернувшись, я увидел своего заклятого врага - Юань Луна. С обычным для него угрюмым выражением лица он швырнул мне одеяло - не менее изъеденное молью и потертое, чем у других.
- Хватит трепать языком, - сказал он. - Через десять минут ты уже должен спать, если, конечно, твой зад не окажется слишком нежным для твердого пола.
Я расстелил одеяло в углу и улегся на него, за неимением подушки подложив под голову руку. Вскоре улегся даже Юань Лун, а самый старший из учеников, спокойный юноша по имени Юань Тин, которого все официально называли "Самый Старший Брат", скомандовал: "Отбой!"
В комнате стало темно.
Каким бы твердым ни был деревянный пол, бетон ниши для мусора был еще жестче, так что я повернулся на бок и быстро уснул.
БРАТ МОЙ, ВРАГ МОЙ
22.
На следующий день я открыл глаза и обнаружил, что остальные ученики уже встали. Учитель и Самый Старший Брат стояли посреди комнаты, наблюдая за тем, как мальчики и девочки выполняют сложную разминку. Отбросив ногой одеяло, я потянулся и начал бродить вдоль рядов взмокших учеников, что-то насвистывая и посмеиваясь над их утомленными лицами. Некоторые бросали на меня злобные взгляды, но это меня не смущало: никто не говорил мне, что делать, никто на меня не кричал, и впервые в жизни я мог заниматься тем, чем захочу. Я проспал завтрак, и потому наведался в кухню в поисках съестного. Там было пусто, а все припасы надежно заперли в кладовой. Дело принимало скверный оборот - я просто умирал от голода.
И тут я вспомнил, что по дороге от паромной пристани мама накупила мне целую сумку всяких лакомств и сладостей. Сумка все еще стояла у входа рядом с моим чемоданчиком.
Быстро обшарив сумку, я извлек из нее пару апельсинов и горсть конфет с черносливом. Вернувшись в спортивный зал и устроившись в углу, я наблюдал за усилиями учеников, очистил апельсин и сжевал его по одной дольке.
Через час учитель объявил короткий перерыв, и ученики разошлись небольшими группами, чтобы переброситься словечком и перевести дыхание.
Я прикончил один апельсин, оставил второй на потом и самозабвенно сосал конфету с черносливом, но моя сосредоточенность была прервана резким криком.
- Эй, новичок, где это ты взял еду? - Это был Юань Лун; его белая рубаха промокла от пота, а лицо выражало презрение. Рядом с ним болтался его закадычный друг - не менее крепкий парень по имени Юань Тай.
- Мама дала, - промычал я ртом, полным чернослива.
- Что ты сказал? - Глаза Юань Луна сузились.
Юань Тай вышел вперед и толкнул меня ладонью в лицо:
- Когда разговариваешь со старшим учеником, называй его Старшим Братом, - сказал он, - А теперь повтори.
- Мама дала мне еду, Старший Брат, - повторил я, заскрежетав зубами.
- Извинись перед своим Старшим Братом, - потребовал Юань Тай.
- Прошу прощения, Старший Брат.
Лицо Юань Луна озарилось победной ухмылкою.
- Юань Тай, как наказывается неуважение к старшим?
Тот на мгновение задумался: - Никаких сладостей, Юань Лун.
Юань Лун вырвал у меня второй апельсин, а Юань Тай силой раскрыл мне ладонь и отобрал оставшиеся конфеты. - Эй! - воскликнул я.
- Что-то не так, новичок? - спросил Юань Тай, набивая рот конфетами.
Между ними внезапно возникло суровое лицо Учителя с вопросительно приподнятой бровью.
- Что случилось? - строго спросил он.
- Ничего, Учитель! - сказал Юань Лун, сунув апельсин в карман (тот оттопырился, словно чудовищная опухоль).
Юань Тай с натугой проглотил конфеты - от напряжения его глаза стали косыми, и он слабо прохрипел: "Ничего, Учитель".
Я мысленно расхохотался. Дело в том, что внутри каждой конфеты с черносливом была косточка. Торопливо пытаясь избавиться от вещественных доказательств, Юань Тай одним махом проглотил четыре-пять таких косточек.
- Кон Сан? - выгнув брови, спросил Учитель.
- Все в порядке, Учитель, - проворковал я, сложив руки на груди. Юань Лун взглянул на меня и беззвучно выругался.
Два старших брата вернулись к своим тренировкам, а я продолжал сидеть, напевал себе под нос любимую мамину песню и с удовольствием глазел по сторонам, пока всех не позвали обедать.
СЛИШКОМ СЫТНОЕ БЛЮДО
23.
В доме на Виктория-Пик пища была простой: рис, маринованные овощи, жареная рыба и изредка - вареное мясо. В Академии кормили почти так же, но здесь еды было больше: ее хватало на целую толпу учеников и тех преподавателей, которые в этот день помогали Учителю. Еда была не такой вкусной, как блюда, приготовленные моим папой, - ведь в те времена он был одним из лучших поваров Гонконга, - но вполне сытной. К тому же, сидя рядом с Учителем, я успевал попробовать все блюда, прежде чем их передавали к другому концу стола. Места за столом распределялись по старшинству, то есть те ребята, которые жили в Академии уже давно, сидели неподалеку от Учителя, его жены и других наставников, а самые младшие ученики располагались у дальнего конца. Я понимал, что это вызвано почтением к старшим, но в результате младшим детям доставалось очень мало: к тому времени, когда тарелки попадали в цепкие руки десятка маленьких мальчиков и девочек, на них оставались только крохи пищи и остатки подливки.
Хотя я был самым младшим учеником, ко мне относились как к почетному гостю: я начинал есть даже раньше Самого Старшего Брата и других старших мальчиков вроде Юань Луна и Юань Тая. Я решил, что причиной стала особая любовь Учителя ко мне - да и зачем мне отказываться от такой чести? Она означала, что мне больше достанется.
Через несколько дней, на протяжении которых со мной обращались словно с принцем, я внезапно осознал, что те ребята, которые прежде относились ко мне по-дружески, все меньше и меньше разговаривают со мной. Они не издевались надо мной, как Юань Лун и Юань Тай, а просто избегали меня. По утрам, когда все остальные ученики уже приступали к утренней зарядке, я продолжал спать. Пока они до изнеможения занимались мучительной растяжкой, кун-фу и акробатикой, я играл в одиночестве, воображая себя великим генералом Кван Куном, Кинг-Конгом или каким-нибудь храбрым героем прошлого. Время от времени я даже присоединялся к занятиям и вместе со всеми растягивался и выполнял стойки на руках, но это длилось лишь несколько минут, после чего я взрывался хохотом или отвлекался на более интересные занятия.
Время от времени я возвращался к оставленной мамой сумке, чтобы подкрепиться самому и удовлетворить требования Юань Луна и других старших ребят, однако в промежутках мои запасы снеди стремительно таяли. Я попытался сберечь особо лакомые кусочки - шоколадки и банки с апельсиновым соком, - и использовать их в качестве взяток, которые помогли бы мне завоевать дружбу других младших учеников, однако они немногословно отказывались от моих подарков - а потом, стоило мне отвернуться, воровали сласти прямо из сумки.
Чтобы понять этот намек, мне не потребовалось много времени. Хотя по ночам мы спали рядом и вместе сидели за столом, мое особое положение обрекало меня на одиночество. Думаю, я мог бы пожаловаться на это и попросить, чтобы ко мне относились так же, как и ко всем остальным, однако это означало бы намного больше работы и гораздо меньше еды - но, честно говоря, больше всего мне хотелось заниматься тем, что в голову взбредет.
Я и не подозревал, насколько кратким окажется это блаженство. На шестой день моего пребывания в Академии я сидел в кухне, осматривая все, что осталось от маминого угощения - пакетик с грецкими орехами. Я никогда прежде не ел грецких орехов, и потому не знал, каковы они на вкус; помимо того, извлечение ядрышек из скорлупы было настоящим мучением. Именно поэтому орехи остались последними из сластей, прежде наполнявших сумку, - их даже не украли.
В тот день я снова проспал завтрак, и потребности желудка возобладали над присущей мне ленью. Выбора не было - мне необходимо было расколоть орехи.
Учитель никогда не оставлял на кухне ничего, чем можно было пораниться (или поранить другого): здесь не было ни молотка, ни ножа, ни даже увесистого горшка. Попытка раздавить орехи ладонями привела лишь к тому, что на руках остались болезненные кровоподтеки, а рисковать зубами, пробуя раскусить твердую скорлупу, мне совершенно не хотелось.
В приступе раздражения я начал колотить орехами о кухонную стойку, пока пакет не разорвался и орехи не рассыпались по всей кухне. Вскрикнув, я бросился собирать свои последние, драгоценные лакомства, но обнаружил, что один орех закатился под холодильник и теперь валяется в пыльной щели у задней стены.
Я был пухлым ребенком, однако мне удалось сунуть одну руку в щель между холодильником и стеной, и теперь я отчаянно вытягивал ее, пытаясь дотянуться до темного и грязного угла. В пояснице начало побаливать. Неожиданно кто-то рванул меня за штаны и выдернул к свету. Это был учитель, а рядом с ним стояли Самый Старший Брат, Юань Лун и Юань Тай - на лице последнего блуждала злобная ухмылка.
- Видите, Учитель? - сказал Юань Тай. - Я ведь говорил, что он играет с электрической розеткой.
- Это неправда! Я просто пытался достать орех! - воскликнул я.
- Тебе следовало бы держать руки в карманах, новичок! - хихикнул Юань Лун. Самый Старший Брат Юань Тин следил за происходящим с усталым видом, словно ему доводилось в очередной раз наблюдать привычную сцену. Учитель вытолкал меня из кухни и вывел в спортивный зал. Я перепугался. Я никогда не видел доброго старого Учителя таким, каким он был сейчас. Его лицо было злым и жестоким, и я внезапно вспомнил лицо отца перед тем, как он собирался меня наказать. Сурово наказать.
- Кон Сан, ты ведь любишь покушать, правда? - спросил Учитель. Я кивнул, но потом покачал головой, не зная, какой именно ответ сможет меня спасти. Впрочем, вряд ли такой ответ существовал.
- Думаю, тебе пора попробовать цзянцзян мянь, - сказал он и сделал жест рукой, обращаясь к Юань Тину.
Цзянцзян мянь - очень острое блюдо из лапши с мясом, которое подают холодным. Выражение лица проходящего мимо меня Юань Тина недвусмысленно предполагало, что он отнюдь не собирается идти на кухню.
Остальные ученики окружили нас широким кольцом; они криво улыбались, явно зная, что сейчас произойдет. Наконец Юань Тин вернулся с тонкой и гибкой тростью из ротанга. Учитель толкнул меня к полу и велел лечь на живот. Я зажмурился и сцепил зубы. Как только живот и ноги опустились на отполированный деревянный пол, мои штаны грубо стянули к коленям. После этого раздался свист и щелчок - я успел услышать эти звуки еще до того, как от ягодиц к спине прокатилась острая вспышка боли.
Я закричал. Упругий и жесткий удар трости приносил намного больше мук, чем отцовская ладонь и даже его широкий кожаный ремень, - моя кожа никогда еще не ощущала такой боли. Хлесткие взмахи трости и мучительные удары сменялись в равномерном ритме стаккато - мой голос мгновенно охрип, а зад онемел.
Шесть ударов, в которые мой Учитель вложил всю свою силу.
Шесть вспухших и кровоточащих полос на моей нежной коже.
Я разрыдался, громко звал маму и папу и просил их забрать меня. Я хотел перенестись домой - я хотел оказаться где угодно, лишь бы не оставаться в этом месте, которое в мгновение ока превратилось из рая в сущий ад.
- Тихо! - прогремел голос Учителя, взмокшего от вложенных в порку усилий. - Молчи, иначе получишь добавку!
Я умолк. Сквозь слезы я видел, как стоящие в углу Юань Лун и Юань Тай смеются надо мной, передразнивая выражение моего лица во время наказания. Я видел Юань Тина и старших девочек - их лица были лишены всякого выражения, как сочувствия, так и ликования.
Я видел усмешки на лицах большинства младших детей, однако эти улыбки означали только одно: "Так было с нами, а теперь твоя очередь. Добро пожаловать в наш клуб".
Взмахом трости Учитель велел всем разойтись и удалился, позволив сократить время упражнений и заняться своими делами. Юань Лун и Юань Тай ушли вместе, обсуждая, как расколоть и съесть грецкие орехи. Юань Тин двинулся ко мне, будто хотел помочь, но потом отвернулся и тихо вышел из комнаты.