Прочитав анонимное письмо, я попросил Савинкина дать его мне на несколько дней для установления авторства. Неохотно, с оговорками письмо мне дали, но с условием – вернуть обязательно, следов на письме не оставлять, пакет не прошивать.
С тем и поехал в Ташкент. Пригласил надежных чекистов. Те быстро, в течение дня, установили, из какого почтового ящика
(на самой окраине города) отправлено письмо, точное время выемки письма. Установили, что в район почтового ящика в это время выезжала дежурная автомашина КГБ и по чьему распоряжению (существовавший бюрократический порядок регистрации поездок автомашин сослужил хорошую службу). Не составило большого труда установить, в каком кабинете и кто писал анонимку. В тот день три товарища долго сидели, закрывшись в кабинете одного из моих заместителей.
Позвонил по ВЧ-связи в Москву Савинкину.
– Николай Иванович, авторы известны (назвал фамилии и должности). Картина мне ясна. Буду поднимать скандал.
– Не горячись, не предпринимай никаких действий. Скоро позвоню, никуда не отлучайся.
Вскоре раздался телефонный звонок по ВЧ.
– Никаких действий, никому ни слова. Письмо срочно спец-почтой пришли в Москву, конверт не повредите.
Вот и рассуди, читатель, как фабрикуются фальшивки и стряпаются провокации.
Между прочим, мне задали вопрос в ЦК КПСС: как же так можно работать? С кем же ты работаешь? Кто с тобой рядом?
Вот так жили и работали. До сих пор не пойму, почему запретили вывести на чистую воду анонимщиков. Если бы тогда дали по рукам провокаторам, это было бы хорошим уроком. А так ведь они (авторы) до сих пор убеждены, что все шито-крыто. Если сегодня они или их внуки будут настаивать, то я могу назвать поименно каждого. К счастью, живы свидетели и остались вещественные доказательства в архивах.
* * *
Летом 1977 г. меня пригласили заместители председателя КГБ СССР В.М. Чебриков и В.П. Пирожков. Разговор был корректный. После инспекторской проверки было принято решение переместить из КГБ Узбекистана в другие регионы страны некоторых начальников, засидевшихся в Ташкенте.
Мне было предложено быстрее освободить их от работы. Я заявил, что это не в моей власти. Эти товарищи были номенклатурой КГБ СССР. Только Центр мог их назначать и перемещать.
На второй день меня разыскали в гостинице и снова пригласили на Лубянку. Беседа в том же составе и в том же кабинете. В.М. Чебриков сказал:
– Тебе надо уезжать из Узбекистана.
– Куда?
– За границу.
– А что произошло за сутки?
– Мог бы и не спрашивать. Рашидов поставил вопрос…
* * *
Приехал я в Ташкент после разговора в КГБ СССР не в лучшем состоянии. Продолжался гипертонический криз. Врачи предписали постельный режим, инъекции и прочее. Через пару дней я позвонил Ш.Р. Рашидову.
– Докладываю Вам о своем прибытии из Москвы. У меня есть необходимость переговорить с Вами.
– Я знаю, что Вам нездоровится (ему докладывало 4-е управление Минздрава – ташкентская "кремлевская" медицина). Поправляйтесь, я готов встретиться с Вами.
– Я могу приехать к Вам, Шараф Рашидович, в любое время, хоть сейчас.
– Ну тогда, пожалуйста, приезжайте.
Приехал в ЦК. В кабинете Рашидова были вдвоем. Телефоны переключены на приемную. Никто не заходил и не звонил.
– Шараф Рашидович, со мной состоялся разговор в Центре о моей будущей работе. Предложили работу за границей. Я работу никогда не выбирал. Работал там, где поручали – Белоруссия, Москва, Северный Кавказ, Узбекистан. Но раз поставлен вопрос об освобождении меня от работы, то прошу Вас сказать, какие ко мне претензии как к председателю КГБ республики, как к коммунисту, как к человеку.
– Претензий к Вам, Эдуард Болеславович, нет ни как к руководителю Комитета, ни как к коммунисту и человеку. Вы честный человек, и претензий к Вам нет. Вопрос о Вашем освобождении я не ставил. Это Москва.
– Не хочу уточнять детали, Шараф Рашидович. За многие десятилетия работы я знаю механизм назначений и освобождений от дел. Прошу Вас решить вопрос о моем освобождении на заседании Бюро ЦК. Пусть товарищи выскажут все, что они думают о моей работе.
– На Бюро нет необходимости рассматривать. Вы работайте. Никому ничего не говорите о нашем разговоре. Знаем только мы вдвоем.
Кстати, проработал я в республике после того разговора еще около 10 месяцев. Шла борьба за пост председателя КГБ. В этой борьбе я был жертвой. Ю.В. Андропов убеждал Рашидова: "Делаешь ошибку, Шараф, освобождая Эдуарда. Ты в этом убедишься".
В конце той длительной беседы я сказал Рашидову:
– Я не рвусь за границу. Мой выбор продиктован следующим: Вас убеждают в том, что я "качу бочку" на республику и на Вас. Но это не так. Я говорил неоднократно о том, что докладываю Центральному Комитету и Вам как руководителю республики значительно больше, чем в Москву. Вы напрасно верите наговорам.
Мне было известно, кто в Москве плел интриги, настраивал Рашидова против меня. Не вытерпев, я однажды прямо высказал Андропову все, что думал о грязных информаторах в Центре. Голос мой не захотели услышать.
Я продолжал:
– Шараф Рашидович, если я останусь работать в Союзе, то Вам будут по-прежнему нашептывать, что я "качу бочку" на Вас. Если же уеду за границу, то повешу замки на рты клеветникам. В Союзе знают, как Вы расправлялись с некоторыми председателями КГБ, покидавшими республику.
– Кого Вы имеете в виду?
Я назвал фамилии.
– Что касается меня, то я не позволю никому перечеркнуть мою сорокалетнюю службу Отечеству. Я буду бороться, буду защищать свое имя. А борьба есть борьба. В этой борьбе я не пожалею никого, в том числе и Вас. Говорю Вам прямо и честно, как это делал всегда.
Надо было видеть Рашидова… Белел, краснел, потел… Не ожидал он такого заявления, не привык к такому прямому разговору.
Надо отдать ему должное. Он не позволил за все 5 лет моей работы в ГДР забросать Старую площадь грязными анонимками в мой адрес (это дело хорошо было поставлено в республике).
Я уже писал, что летом 1983 года первый заместитель председателя КГБ Г.Е. Агеев рассказал о словах Рашидова: "Я допустил ошибку, что убрал Эдуарда из республики". Для меня такое признание было дороже ордена.
* * *
В начале марта 1978 года мне объявили решение ЦК КПСС об освобождении от работы, не указав даже причину, как это было принято в таких случаях.
Позвонил по "вертушке" Рашидову:
– Прошу Вас разрешить уехать из республики.
(Чемодан уложен. Других вещей нет. Богатства в Узбекистане не нажил. Библиотеку отправил в Москву заранее.)
Рашидов ответил:
– 10 марта будет опубликован Указ Президиума Верховного Совета республики об освобождении, тогда и уедете.
Впереди праздничные дни, 8 Марта. Принесли пригласительный билет на торжественное заседание с пометкой "Президиум". Никакого желания идти в театр, сами понимаете, не было. Звоню Рашидову:
– Шараф Рашидович, я не пойду в театр им. Навои на торжественное.
– Прошу Вас придти обязательно. Вы не освобождены от должности кандидата в члены Бюро ЦК. Надо быть на торжественном собрании.
На таких мероприятиях я всегда садился во второй ряд президиума. На этот раз посадили в первый, рядом со вторым секретарем ЦК. Телевидение несколько раз показало крупным планом. К чему бы это?
В понедельник, 10 марта в газете "Правда Востока" на первой странице Указ Президиума Верховного Совета. Необычный текст: освободить от обязанностей в связи с выездом за пределы республики. Не в связи с переходом на другую работу или, допустим, снят за такие-то грехи, а в связи с выездом.
Сели с женой в "Волгу" – и в аэропорт.
Самолет подали к правительственному павильону. Зал VIP, накрыт стол. Провожали только члены коллегии КГБ республики. Ни одного человека из руководства республики, ни узбека, ни русского. Одним словом, унизили по полной программе, утонченно.
Меня часто спрашивают, возглавлял ли Рашидов мафию, был ли взяточником? Я убежден, что нет. Он был весьма обеспеченным человеком за счет гонораров. Верил и верю в его чистоплотность. Беда была в том, что он не сумел возглавить решительную, бескомпромиссную борьбу с коррупцией. Это сделали другие, да так грязно и преступно, что и во сне не приснится. К тому же и из Бюро ЦК, из республики убрали сразу трех человек, не узбеков – В. Ломоносова, С. Белоножко и Э. Нордмана, а затем и Л. Грекова. Не думаю, что это пошло на пользу республике.
Была ли обида на несправедливость ко мне в 1978 году?
Была, наверное, как у каждого нормального человека.
Но обиды не было на узбекский народ. Я трезво анализировал ситуацию и понимал: в Узбекистане меня предали не узбеки. Они оказались честнее и порядочнее других.
В Узбекистане у меня остались товарищи и друзья. Это придавало мне силы, не позволяло озлобиться на "весь белый свет". В 1980-х годах, когда в адрес узбекского народа шли потоки грязи и клеветы, я решительно защищал его честь и достоинство. Помню, как в 1989 году в "Правде" тормозилась статья Валентина Архангельского "Узбеки, братья мои". Я использовал свои дружеские связи и возможности, и статья вышла на целую страницу. А сколько было потрачено нервов, энергии и сил доказывать Комиссии Верховного Совета СССР, рассматривавшей "узбекское дело", чью-то невиновность! Одному Аллаху известно.
Об Узбекистане, его людях у меня остались самые добрые воспоминания.
НИКОЛАЙ РЫЖКОВ
Николай Иванович Рыжков родился в 1929 г. в Донбассе. Вырос в шахтерской семье. Познал труд рабочего, инженера, начальника цеха, директора гиганта советской индустрии "Уралмаша".
В 1975 году его выдвинули первым заместителем министра тяжелого и транспортного машиностроения. В 1979–1982 гг. он – первый заместитель председателя Госплана. В 1982–1985 гг. – секретарь ЦК КПСС. А с 1985 по 1990 год – Председатель Совета Министров СССР. От рядового инженера до главы правительства – таков его путь.
Его отличали высокий профессионализм, конкретность, деловитость.
Его любят люди за чуткость, заботу, доброжелательность, строгость к себе и подчиненным. Это – человек дела.
Он убежден, что все доброе в нем от людей. И он старался платить людям тем же. Что такое руководитель правительства с добрым сердцем и руководитель, равнодушный к людским бедам, думающий только о своем благе, о счетах в "забугорных" банках, мы теперь знаем не понаслышке.
Глава правительства Рыжков никогда не отдал бы приказ пролить кровь людскую и расстрелять Верховный Совет. Не позволил бы ограбить народ, обесценить саму жизнь.
На первых выборах Президента России мы потеряли возможность иметь человечного, мудрого, честного лидера. Только боязнь М.С. Горбачева иметь во главе России сильного и честного человека не позволила ему в то время согласиться на выдвижение Председателем Верховного Совета РСФСР Н.И. Рыжкова. В результате пришел Ельцин. Выиграли от этого народ, страна? Пусть каждый ответит сам себе. Я же скажу – мы упустили шанс.
* * *
Кремлевский дворец съездов. Идет заседание съезда народных депутатов. Рыжков сделал обстоятельный отчет о состоянии экономики страны. Предложил конкретные меры выхода из кризиса. В том числе повышение цен на ювелирные украшения, меха и прочие товары не первой необходимости. Обосновал необходимость незначительного повышения цен на хлеб и другие продукты.
Я на всю жизнь запомнил звонкий голос депутата Анатолия Собчака, его позу и театрально вытянутую руку в сторону Н.И. Рыжкова: "Вы посмотрите на этого человека. Он предлагает повысить цену на хлеб… на 20 копеек. Уму непостижимо, как это может себе позволить Председатель Совета Министров. Какой же он глава Советского правительства после этого…". И с не меньшим пафосом требовал от съезда депутатов строгой кары для Рыжкова.
Сидевшие рядом со мной возмущались: откуда появился демагог Собчак, кто он такой? Его еще только начинали узнавать. Он завораживал слушателей зажигательными речами, подавал надежды.
* * *
Страшнейшее землетрясение в Армении. Разрушенный Спитак. Людское горе. Н.И. Рыжков – среди людей, открытым сердцем прикоснулся к кровоточащим ранам. Беду людскую воспринял как свою…
На месте принимал решения. В Армению шли эшелоны со стройматериалами, палатками, продуктами. Большая страна шла на помощь маленькой Армении.
Николай Иванович Рыжков не сдержал эмоций – смахнул слезу с глаз. Его слезы были искренними. "Слабость проявил. Плачущий большевик", – закричали недоброжелатели. Да не слабость то была! Это было высочайшее проявление человечности. Не каждому дано такое. Равнодушному к чужому горю не уронить слезу.
Благодарная Армения поставила ему памятник. Пожалуй, в конце XX века действующему политику памятника не ставили нигде в мире.
* * *
Н.И. Рыжков был тверд в принятии решений. Не менял своих взглядов по нескольку раз в день. Ошибался? Конечно же, не без этого. Но если его убеждали, умел отказаться от своего мнения. Приведу пример. Не знаю с чьей подачи, но он стал настаивать на ликвидации Госкоминтуриста СССР как министерства. Это было, на мой взгляд, в то время нецелесообразным. Строились гостиницы, кемпинги. Открывались новые туристические маршруты. Годовой доход перевалил за 1,5 миллиарда долларов. Упростился порядок выезда за границу. И вдруг ликвидация… Наши соперники радовались – убирали с рынка мощного конкурента. Объединить "Интурист" со "Спутником", профсоюзным туризмом хотели. Под благим поводом – поможем слабым.
Я, в то время заместитель председателя Госкоминтуриста, написал записку в ЦК КПСС. Объединять мощное хозяйство со слабым – это уже было. Объединяли сильный колхоз со слабыми. И получали, как правило, еще одного бедняка. "Из двух бедных – одного богатого не сделаешь" – эта неформальная фраза в деловом письме привлекла внимание членов Политбюро. Николай Иванович звонит председателю Госкоминтуриста В.Я. Павлову: "Слушай, что это за Нордман работает у тебя заместителем? Что он пишет в ЦК?". Рассердился Николай Иванович на мою дерзость и непротокольные выражения. В.Я. Павлов был человеком далеко не "смелого десятка", на конфронтацию никогда не шел, тем более что собирался на пенсию и заступаться за ведомство не хотел. В общем, предотвратили в то время ликвидацию нашего комитета…
* * *
Конец апреля 1986 года. Авария на Чернобыльской атомной станции. Мир в тревоге: что будет дальше? Ожидали худшего – прогорания поддона под 4-м блоком, выхода радиации в подземные воды, загрязнения вод бассейна Днепра, а дальше – Черное море, Босфор, Средиземное. Могла быть большая беда. Чернобыль сильно ударил по международному туризму. Убытки были миллиардными. 9 мая мне предстояло ехать во главе делегации в Хельсинки на пленарное заседание ВТО (Всемирная туристическая организация). Перед поездкой собрал максимум информации. Академик Е. Велихов, глава Гидромета Ю. Израэль проинформировали меня, что тревога позади, надеются на лучшее.
На пленарном заседании ВТО все с тревогой смотрели в сторону советской делегации, ждали информации. Мое выступление планировалось 13 мая, но генеральный секретарь ВТО попросил меня выступить раньше, так как все с нетерпением ждали информации. Делать нечего. Поднялся на трибуну:
– Дамы и господа, все последние дни мы с тревогой ожидали в Чернобыле худшего. Но критическая точка пройдена. Удалось локализовать очаг. Днепр остается чистым, а это значит, воды Черного, Средиземного морей также останутся чистыми.
Делегаты облегченно вздохнули. Генсек ВТО задал вопрос: "Насколько достоверна информация? Могут ли делегаты сообщить ее своим правительствам?". Я ответил, что информация надежная. Журналисты бросились к телетайпам. В вечерних выпусках газет на Западе появились срочные сообщения. Мне же пришлось по просьбе нашего посла Л. Соболева давать шифровку в Москву о том, что в 108 стран ушла успокаивающая информация. Правда, посол, мой однокашник по учебе, посетовал:
– Почему же ты не согласовал свое выступление в посольстве?
– Не мог, не было времени на согласования.
Между прочим, М.С. Горбачев выступил по телевидению только 15 мая. Выступление должно было стать мировой сенсацией. Выжидали, что будет в Чернобыле.
"Интурист" опередил с информацией. Высочайшего поручения на такую инициативу не было.
Интересна реакция Н.И. Рыжкова: "Никогда не думал, что "Интурист" так может ошеломить, дать информацию в 108 стран мира. Это надо же…".
* * *
В 1990 году на заседании Совета Министров слушался вопрос о мерах по развитию иностранного туризма. Доклад и.о. председателя Госкоминтуриста Коновалова был статичен, малоубедителен и впечатления не произвел. Н.И. Рыжков остался недоволен. Из выступавших в прениях только И. Силаев поддержал А. Бирюкову (в то время заместителя председателя Совмина) о необходимости сохранения Госкоминтуриста, остальные, зная прежний негативный настрой председателя, сконъюнктурили. Но вот взял слово председательствующий:
– Вы знаете, что я долгое время выступал инициатором ликвидации Госкоминтуриста. Не удивляйтесь тому, что я скажу – я ошибался. В большинстве стран Европы, Америки, Азии и Африки существуют министерства по туризму. Там, где их не было, они создаются. Зачем же нам ликвидировать то, что другие создают?
Слушая Николая Ивановича, я думал: как важно государственному деятелю уметь отказаться от неверной, ошибочной точки зрения. Ведь от его решений зависят судьбы людей. Рыжков таким драгоценным качеством обладал.
* * *
Демократы во главе с Ельциным в конце 1980-х годов развернули шумную борьбу с привилегиями номенклатуры. Николай Иванович одним из первых заявил, что отказывается от государственной дачи. Купил (уже не новый) деревянный дом в дачном поселке Управления делами. Уплатил, как все, балансовую стоимость 42 тыс. рублей. Немалые деньги по тем временам.
Какой визг подняла демпресса по этому поводу! Безобразие! Пусть платит по рыночной (спекулятивной) цене. Не было у Рыжкова таких денег, не мог он построить коттедж за миллион долларов, как это сделали после 1992 года "вожди демократии" – борцы с привилегиями.
* * *
Одного случая не могу простить Николаю Ивановичу, – случая его… дисциплинированности.
Дело было так. Идут выборы первого Президента Советского Союза. Официально выдвинули М.С. Горбачева. Затем депутат Оболенский выдвинул себя сам. Сейчас не помню, кто выдвинул кандидатуру Н.И. Рыжкова. Настрой у делегатов съезда далек от единодушия. Нависла угроза кандидатуре Горбачева. Большая часть депутатов не склонна поддерживать Михаила Сергеевича. Очень многие склонялись отдать голоса Рыжкову.