Сколько понадобилось бы фронтовых сил: пехоты, танков, орудий, самолетов, чтобы получить такие результаты?
Важно и то, как влияли партизаны на моральный дух солдат вермахта.
Несколько лет назад я мирно беседовал за кружкой пива с бывшим гитлеровским солдатом, который сражался против нас. "Это был какой-то ужас, – признавался он. – Когда мне снятся белорусские партизаны, я просыпаюсь в холодном поту".
* * *
Незадолго до кончины П.К. Пономаренко я навестил его в больнице. Выбрал момент и спросил:
– Скажите, Пантелеймон Кондратьевич, почему в Центре к Коржу относились несправедливо?
– Если бы ты почитал, что писали в шифровках о Корже известные тебе товарищи… Не подчиняется партийным органам. Выставляли чуть ли не анархистом, этаким белорусским батькой Махно. Моя вина – поверил… Понадобилось время, чтобы разобраться, кто же такой Корж на самом деле. Он был законопослушным, но на шею садиться никому не позволял. Очень сожалею, что поздно разобрался.
Наконец-то я понял причины несправедливого отношения к любимому командиру. Не исключено, что могли учитывать и другое: Корж по возвращении из Испании был арестован и несколько месяцев в 1938 году провел в тюрьме. Тогда разобрались, вернули ордена Красного Знамени и Красной Звезды, отправили в санаторий, а затем назначили директором зерносовхоза в Кропоткинском районе на Кубани. В войну, наверное, некогда было искать справки в архивах и уточнять, что да как.
* * *
Последний свой подвиг, трудовой, Василий Захарович совершил в 1953 году. Будучи заместителем министра лесного хозяйства, он написал заявление в ЦК КПБ с просьбой направить его работать на село. И возглавил в родных местах колхоз с прекрасным названием "Партизанский край".
Теперь полное название хозяйства звучит так: колхоз "Партизанский край" имени Василия Захаровича Коржа. Именем Коржа названы улицы в Давид-Городке, Сталине, Лунинце, Солигорске, Пинске, Минске, школа в Пинске. На родине Коржа – в д. Хоростово ему поставлен памятник. Василий Захарович – поистине национальный герой.
* * *
Это уже навсегда записано в историю…
Первый партизанский отряд на территории Белоруссии в Beликую Отечественную войну создал В.3. Корж.
Первый партизанский выстрел в ту войну сделали партизаны Коржа 28 июня 1941 года.
АЛЕКСЕЙ КОСЫГИН
Это известно всем: Косыгин был выдвиженцем Сталина. Как Устинов, Громыко, Жуков и многие другие. Выдвигались люди знающие, надежные, на которых можно было положиться в трудный час. Мы практически ничего не знали об этих людях. Мы знали только их официальные биографии. И все-таки в народе складывалось вполне определенное отношение к ним. Разве не помните? Суслова, например, недолюбливали. А вот к Косыгину отношение было теплое, о нем говорили с откровенной симпатией. Теперь, когда мы узнали о бывших вождях почти все, подтвердилась извечная истина: народ всегда прав. Прав был народ в своем теплом отношении к Косыгину.
"Если бы меня попросили выделить что-то главное, определяющее в личности Алексея Николаевича Косыгина, я бы сказал: цельность натуры. Он всегда был самим собой, серьезным, внутренне собранным, с обостренным чувством ответственности за свои решения и действия, требовательным и справедливым. Не терпел некомпетентности и верхоглядства, но легко прощал мелкие погрешности и недочеты. Никогда слепо не следовал догмам, тем более предрассудкам. Его жизненным компасом был здравый смысл. Как в экономике, так и в политике. Несмотря на свою внешнюю сухость, даже суровость, умел располагать к себе людей – от глав государств до официантов, от академиков до школьников.
Никогда не видел его в состоянии праздности, даже на отдыхе. Разве только в баке, где он, как истинно русский человек, позволял себе по-настоящему расслабиться. Он был общителен и раскован в хорошей компании близких ему людей. Терпеть не мог сальных анекдотов и иных пошлостей. С другой стороны, примечал живинку в большом и малом. Но и святошей его тоже нельзя было назвать.
Алексей Николаевич был однолюб. Он очень тяжело переживал кончину супруги Клавдии Андреевны в мае 1967 года…
Никогда не замечал у него проявлений барства, неуважительного отношения к тем, кто рядом. О человеческих качествах Косыгина говорит и то, что у него годами оставался стабильный состав личной охраны и работников других служб, которые обеспечивали его повседневные нужды. Люди это ценили и отвечали взаимностью". Так пишет наш земляк и мой друг Борис Терентьевич Бацанов, который проработал у Алексея Николаевича Косыгина четырнадцать лет помощником.
Я могу добавить к этому кое-какие штрихи…
* * *
Много лет подряд Алексей Николаевич приезжал лечиться в Кисловодск в санаторий "Красные камни", в один и тот же номер 27 на втором этаже. Предлагали ему отдыхать на даче, но он отказывался: "Я привык быть со всеми". Поднимался рано, в шесть часов утра уходил на терренкур, то есть на прогулку. После обеда – часовой сон и работа над документами. Вечером – кино или опять прогулка. Не любил застолий и азартных (и не только) игр. Застолье допускалось два раза в месяц – в связи с приездом и отъездом. Выпивал одну-две рюмки коньяка. Пищу любил простую. Питался в общей столовой.
Не любил Косыгин, когда вокруг него суетились, пытались услужить. Однажды, заметив, что его автомашину в Кисловодске сопровождают две машины ГАИ, возмутился:
– Им что, нечего делать? Уберите.
В кинозал санатория шел в сопровождении начальника охраны Евгения Карасева. У входа останавливался и ждал, пока Евгений купит билеты. Как-то главврач санатория А. Перекрестов попытался провести Алексея Николаевича без билета:
– Алексей Николаевич, проходите!
– Не могу.
– Но вы же у нас один председатель правительства. Санаторий не обеднеет из-за 30 копеек.
– В том-то и дело, что я председатель Совмина. Какой же это пример для других, если я буду нарушать порядок? Я нарушу на рубль, другой под эту марку попытается урвать миллион.
И пока Евгений Карасев не взял три билета (Косыгину, себе и главврачу), в кинозал Алексей Николаевич не вошел.
Мелочь, конечно, но как много говорит она о человеке.
Радовался Косыгин, когда удавалось поговорить с простыми людьми "без протокола".
Зимой 1972 года в Домбае, не доезжая до "Солнечной поляны" километров пять-шесть, остановил авто и пошел пешком. В поселке нас обогнала ватага ребят, как оказалось, это были студенты из Ростова. В руках – буханки хлеба и рыбные консервы. Узнали Косыгина. Обступили тесным кольцом.
– Как поживаете, ребята?
– Хорошо живем, Алексей Николаевич!
– Так уж и хорошо?
– Не обманываем, хорошо. В магазине хлеб есть, консервы тоже, вот только колбаса дорогая – по 2 рубля 80 копеек.
Г. Подольский (из охраны) начал фотографировать. Не все попадали в кадр. Ребята сразу загалдели:
– Алексей Николаевич, сфотографируйтесь с нашей группой на память.
– И с нашей…
Взрослые уже, но еще как дети. Косыгин фотографировался со всеми, по-доброму улыбаясь.
Когда студенты ушли, Косыгин сказал:
– Какой же народ у нас необыкновенный. Ржаной хлеб и банка консервов, а они – хорошо живем. Мы же в вечном долгу перед ними. С таким народом под силу все…
И тут я увидел, что украдкой Алексей Николаевич смахнул слезу. Словно в глаз попала соринка. Стеснялся он своей сентиментальности.
* * *
В очередной приезд Алексея Николаевича на Кавказ я навестил его в санатории. Хотел узнать о планах поездок по краю. Вроде ничего не намечалось. Разговор был в субботу. Условились с начальником охраны Карасевым, что он своевременно известит меня в случае чего. Приехал в Ставрополь вечером в воскресенье, изрядно уставшим. Дорога тяжелая, метель, вьюга. В понедельник в девять утра Карасев звонит по ВЧ-связи на квартиру:
– Выезжаем в Архыз.
– Когда?
– Минут через 20–30, машины уже вызваны. Алексей Николаевич предупредил: никого не извещать, ни в Карачаево-Черкесии, ни в крае.
– Ну, ребята, так до инфаркта доведете. Предупредить никого в Архызе не успею. Где поесть, где отдыхать?
Правда, успел позвонить начальнику девятой службы в Кисловодске В. Христофорову: "Быстро в машину – и в Архыз". Позвонил первому секретарю крайкома М. Горбачеву, но его не оказалось на месте.
Быстренько собрался. Дочь Галина упаковала в дорогу сумку: хлеб, лаваш, сало, колбаса из дикого кабана и две бутылки клюквенной – домашней "фирменной" водки. Большего в холодильнике на тот момент и не было.
"Волга" у меня скоростная, с восьмицилиндровым двигателем. Шофер Семен Никитович – с тридцатилетним стажем. Но дорога до Архыза не близкая. Мчались до Черкесска на пределе. Догнал косыгинские машины за станицей Зеленчукская. Около аула Архыз Косыгин оставил машину, все тоже пошли пешком. И я к ним пристроился. Косыгин оглянулся:
– А вы откуда взялись? Я же сказал никого не предупреждать.
– Никого и не предупреждали. А я по службе. Я отвечаю за вашу жизнь на территории края. Поэтому, извините, здесь.
Прошли по аулу. Вид домишек – убогий. Завернули на турбазу какого-то завода. Как на грех, там еще утром отключилось электричество. Холодно и голодно. Даже туристов завтраком не кормили. Все ждут. Я на кухню к поварам:
– Выручайте, приготовьте что-нибудь по-быстрому.
В столовой холодно, сидим не раздеваясь, ждем. Подали тарелки с хлебом. Вижу, Алексей Николаевич отщипывает по чуть-чуть, проголодался, значит. Вспомнил о своих запасах в багажнике автомашины. Нарезали колбасы, сала, налили клюквенной. Выпили, на душе потеплело.
– Что это за водка такая приятная? – спросил Косыгин.
– Жена готовит по собственному рецепту.
– Что за рецепт, откуда на юге клюква?
– Из Белоруссии, присылают друзья.
– Любопытно, надо попробовать сделать в Москве…
Подали щи или борщ, не помню. Помню только, что капуста и свекла не уварились. И соленое варево получилось. Я пару ложек съел, солено, не могу есть. А Косыгин терпеливо ел. Подали баранину. Жесткое мясо. Видно, барашек старый попался.
Полуголодные вышли из столовой, и сразу обступили отдыхающие:
– Сфотографируйтесь с нами, Алексей Николаевич!
У меня сохранились те фото: улыбающийся Косыгин и туристы на фоне сугробов снега.
Из Архыза поехали в Астрофизическую обсерваторию Академии наук СССР. Там был смонтирован самый большой в мире телескоп – шесть метров в диаметре. Никто нас на объекте не ждал, не предупредили о приезде. Охрана не пропускала автомашины. Пришлось мне воспользоваться своим правом начальника краевого управления КГБ.
Весть о том, что приехал Косыгин, немедленно стала известна всем обитателям маленького поселения. Начальник обсерватории оказался в отъезде. Пояснения давал главный инженер, толковый человек. Алексей Николаевич вникал во все детали. Ко мне подошел кто-то из администрации:
– Можно съездить в райцентр продукты купить? Хотим стол накрыть.
– Не успеете. Нагрейте чайку. Это будет то, что надо.
Сидим, чаевничаем. Одна сотрудница принесла печенье домашнего приготовления. Косыгин доволен, что побывал на объекте. Ведь в то время к строительству обсерватории был повышенный интерес. Туда часто приезжали президент Академии наук М. Келдыш, министр обороны Д. Устинов, другие министры.
Через несколько часов в горы примчались начальник обсерватории, первый секретарь обкома Ф. Бурмистров и председатель облисполкома М. Боташев.
– Что же вы, Алексей Николаевич, не предупредили нас?
– Зачем отрывать вас от дела? Я все посмотрел, можно сказать, пощупал своими руками. Люди здесь толковые, самоотверженные. В условиях высокогорья не просто жить и работать. А они хорошо работают.
– Как-то осенью заехал в санаторий "Красные камни". Зашел в комнату охраны минут на десять, намереваясь потом поехать на обед. И в коридоре неожиданно встретился с А.Н. Косыгиным.
– Вы обедали? – спросил он. – Пойдемте в столовую, а потом, если не возражаете, на терренкур.
Вышли из столовой быстро. Через полчаса мы уже были на прогулочной тропе номер 2, которую до сих пор называют косыгинской. В пути разговаривали не о политике, а о чем-то бытовом, уже не помню. Вдруг Алексей Николаевич неожиданно спросил:
– Почему мне в 1965 году не дали провести экономическую реформу? – Видно, мучил его этот вопрос. – В стране появились бы в достатке одежда, обувь, продовольствие. Мы после нэпа лишились мастеров – портных, сапожников. Хороший портной – это как талантливый художник. Его за один день не подготовишь. Где сегодня хороший костюм сшить? Мне-то сошьют в кремлевской мастерской. А другим? Раньше в Москве на каждом углу сидел сапожник в будке. Мелкий ремонт, почистить обувь за копейки – пожалуйста. Пирожки горячие на каждом углу предлагали. А мне возражали: подорвем твоей реформой устои социализма. Это частник-портной подорвет устои? Бред какой-то…
Не мог я ответить на вопрос Косыгина.
* * *
Еще одна картинка. Косыгин возглавлял в Политбюро комиссию по аграрным вопросам.
– Скажите, зачем нам производить тракторы К-700 и более мощные? Это же настоящий танк.
– Алексей Николаевич, такой трактор нужен на Юге России, в Поволжье, в Казахстане – на огромных полях. А в Белоруссии, на Полесье, где поля по десять – двадцать гектаров, он не нужен.
Подробно аргументировал свой ответ. Но Косыгин остановил.
– Откуда вы это знаете? Разве генералов учат этому?
– Я, Алексей Николаевич, прежде чем стать генералом, прошел иную школу. Вырос на Полесье в селе, в колхозе, был первым секретарем сельского райкома партии. Да и сейчас стараюсь следить за тем, что и как делается на земле.
Зимой 1979 года мне самому довелось отдыхать в санатории "Красные камни". Через несколько дней приехал туда и Алексей Николаевич. Встретились в столовой. Мне показалось, что он обрадовался встрече.
– Где вы сейчас? В Средней Азии?
– Нет, служу в ГДР, Алексей Николаевич.
– Расскажите, как там.
Мои рассказы о жизни и быте людей он слушал заинтересованно. И снова вспомнил о сибирской потребкооперации в годы нэпа.
– Вы представляете, как были обустроены сибирские тракты? На постоялых дворах чисто и уютно. Хорошо, сытно кормили в придорожных трактирах. Не хуже, а лучше, чем в немецких гаштетах. Человек должен каждый день иметь возможность попить пивка, чайку в недорогом кафе.
Алексей Николаевич искренне сожалел, что не сумел осуществить перестройку потребкооперации и довести ее до европейского уровня.
* * *
Косыгина считали суровым человеком. Он не часто улыбался. В коридорах правительства ходила такая шутка: если Алексей Николаевич сегодня с утра улыбался, то неделю улыбается весь Совет Министров.
На самом деле, он был доброй души человек. Не гнушался прийти на день рождения Евгения Карасева, начальника охраны, или доктора Анатолия Прохорова.
* * *
У А.Н. Косыгина была феноменальная память. Рассказывают о таком случае. Вышел он на трибуну Кремлевского дворца съездов читать доклад о 45-й годовщине Октября и обнаружил, что взял с собой не те очки – не для близи, а для дали. Стал читать по памяти. Благо доклад готовил сам, выверяя каждую фразу.
Феноменальная была способность к вычислениям. В памяти держал множество данных бюджета страны, пятилетнего плана.
Косыгин работал при Сталине, Хрущеве, Брежневе. Он никогда ни к кому не приспосабливался. Он всегда оставался честным и добросовестным человеком, компетентным, ответственным за порученное дело. Поэтому о нем в народе сохранилась добрая память.
О людях, с кем встречался, вспоминал. Были мы как-то в колхозе имени Ленина Предгорного района. Понравилось ему хозяйство, поразили его огромные сады. Через год спрашивает:
– Ну а как дела у Маслова, кажется Александр, председатель колхоза. Как урожай яблок в садах?
* * *
Освободили Алексея Николаевича Косыгина от должности в пору, когда он еще многое мог сделать.
Умирал он в одиночестве. Почти не навещали соратники.
Своему верному помощнику Евгению Карасеву сказал однажды:
– Остались мы с тобой вдвоем. Подошло мое время умирать…
* * *
Скажите, можно ли поставить рядом с этим человеком, рядом с этим государственным деятелем кого-нибудь из выдвиженцев Ельцина уже в новейшей истории России? Например, Силаева, Бурбулиса, Гайдара, Чубайса, Немцова, в разное время бывших на первых или вторых постах в российском правительстве.
Косыгин и они – фигуры просто несравнимые, согласитесь…
Куда им всем до Косыгина.
АЛЕКСАНДР ЛУКАШЕНКО
Как генерал КГБ я ничего не могу сказать о нем. Не сводила меня жизнь с Лукашенко. Не было у нас контактов.
Я его не только не знал, но и не слышал о нем в 70–80-е годы. Впервые узнал о нем в 1994 году…
Он для меня интересен как личность неординарная, которая у одних вызывает симпатии, у других – ненависть.
Первое знакомство состоялось при необычных обстоятельствах. В 1994 году пригласили меня в Минск на торжества по случаю 50-летия освобождения республики от немецко-фашистских захватчиков. Торжественное заседание проходило 2 июля во Дворце спорта. Мой ряд был седьмой. Впереди была делегация России во главе с Черномырдиным. Рядом присел незнакомый мне человек. Познакомиться не успели, как подошли люди с повязками "распорядитель" и предложили незнакомцу уйти на 11-й или 12-й ряд. Никакие объяснения не помогли. "Распорядители" были настойчивы.
Я спросил у соседа:
– А кто это был? Почему ему места не дают?
– Это – Лукашенко.
– Кандидат в президенты?
– Да, он самый.
– Господи, стыдоба-то какая! Кандидат в президенты республики – и не в президиуме. Кандидат в президенты Кебич сидит там, а Лукашенко даже не пригласили.
Как же это можно проявлять такое неуважение к сопернику?
* * *
В день выборов я был у своих земляков в Пинске. Поехал на рыбалку. Припозднился, рыбаки уже уху сварили. Пригласили отведать.
– Что ж это вы, друзья, на выборы не пошли?
– А мы уже проголосовали за Лукашенко.
И пошел разговор "за жизнь".
– Наш мужик, за народ стоит.
Дома зять, рабочий "Кузлитмаша", с гордостью сообщил: "Рабочие за Лукашенко дружно проголосовали".
– А ты, Володя, откуда знаешь Лукашенко?
– Как же, приезжал к нам на завод. Во мужик!
Через несколько дней поехал в райцентр Иваново. Иду по улице, рядом дед постарше меня. Как водится, разговорились: каким был Янов-Полесский (Иваново) до и после войны. Хорошо в советские годы отстроили райцентр… И я решил взять деда "на крючок".
– Хорошо-то хорошо, а президентом выбрали вроде бы не того…
Он остановился, посмотрел на меня сердито:
– Ты думаешь, мы дурни, не ведаем, за кого голосовать? Мы ведаем, кого выбирать!
* * *