Злость на сына лишила Ивана Грозного рассудка. Как он посмел бросить ему в лицо такие слова?! Выбрав из рода, в котором что не мужчина – то предатель, жену, которая смеет показываться царю в таком бесстыдном виде, его сын еще и попрекает его, обвиняет – и в чем! В том, что хотел он для него же счастья, хотел, чтобы был у их рода наследник!
Размахнувшись, царь ударил сына посохом. Пусть знает, что такое отцовский гнев! Пусть попробует еще раз сказать подобное!
Царевич упал и остался лежать без движения. Ковер возле его головы сделался красным от крови, Елена закричала и упала без чувств.
Иван Грозный замер. Пелена спала с его глаз. Кинувшись к сыну, он обнял его, умоляя не умирать, но было поздно.
В ту же ночь Елена родила мертвого сына. Так в один день русский престол лишился двух возможных наследников.
Оправившись от болезни, Елена ушла в монастырь, приняв в иночестве имя Леонида.
Живя в Новодевичьем монастыре в Москве, Елена Шереметева даже в официальных документах именовалась "царица старица Леонида". Иван Грозный не оставлял ее без внимания, очень благоволил к ней, а поскольку Елена заботилась о своем младшем брате Федоре, оставшимся после смерти отца и матери сиротой, то Иван Грозный не оставлял без внимания и его.
Глава 4
Смутное время
Начало службы юного Федора Шереметева совпало с началом Смутного времени. Иван Грозный умер, на трон взошел его сын Федор, но он не был способен управлять государством. Среди боярских кланов началась борьба за власть – каждый стремился укрепить свою власть над нерешительным и безвольным правителем. К тому же, детей у Федора не было, а единственный претендент на престол – его брат царевич Дмитрий – погиб в Угличе при довольно странных обстоятельствах. И, когда через четырнадцать лет правления Федор скончался, а его жена, царица Ирина, отреклась от престола, династия Рюриковичей прекратилась, и на трон взошел Борис Годунов, родственник Ирины.
Воцарение Годунова, последовавшие за этим ссылки и опала, мор, голод, восстание, появление Лжедмитрия I – все это происходило практически на глазах у Федора Шереметева. Ненадолго отправленный временным правительством в Чернигов, он вскоре вернулся, присутствовал при подписании грамоты на царство Бориса Годунова и остался при дворе.
Впрочем, Федор довольно быстро попал в опалу, как и другие бояре.
Годунов отличался крайней подозрительностью, ему всюду мерещились враги и отравители, желавшие его извести. Этому немало способствовали доносы. Первым на своего хозяина, князя Шестунова, написал донос холоп Воинка. Последствиями этого доноса стали опала князя и награда для холопа, которому было пожаловано дворянство. Об этой истории стало широко известно, и доносы посыпались как из рога изобилия. Писали холопы на нелюбимых хозяев, жены – на опостылевших мужей, дети – на родителей. После одного из таких доносов подозрения пали и на Романовых.
Донос этот был сфабрикован родственником царя, С. Годуновым, от начала и до конца – Романовы были основными соперниками Годунова и претендентами на царский трон, причем, прав на престол у них было больше.
Один из их слуг – казначей – за обещанное солидное вознаграждение донес царю, что те собираются его извести – сушат, мол, какие-то травы и коренья, да о чем-то потихоньку сговариваются. И даже мешочек с ядовитыми корешками, как по волшебству, появился в доме Романовых. Немедленно последовала опала, под которую попали не только Романовы, но и их родственники – Черкасские и Сицкие. Не избежал царского гнева и Федор Шереметев, который тоже приходился Романовым родственником, – его сестра, старица царица Леонида, была замужем за царевичем Иваном Ивановичем, мать которого – первая жена царя Ивана Грозного – была Анастасия Романовна, родная тетка Федора Никитича Романова. Родство дальнее и весьма сомнительное, но Годунову хватило и этого: царь Борис отобрал двор с палатами в Кремле и разорил этот двор, велев разрушить "двадцать житей палатных и погребных", а также забрал родовую рязанскую вотчину Шереметева, село Песочню с деревнями.
Опала, впрочем, была недолгой, и уже через несколько месяцев Шереметев был послан главным воеводой в Тобольск – тогдашнюю столицу Сибири, – где провел три года. Царь хотел продолжить освоение Сибири, и воеводам сибирских городов предписывалось за счет казны строить дороги, мосты, закупать суда и заниматься перевозкой товаров для переселенцев. При этом коренным жителям были оставлены и их охотничьи угодья, и их вера, и их образ жизни.
Царь стремился нравиться подданным, однако не мог не чувствовать, что его не любят. Расправа над Романовыми, почти все из которых умерли в ссылке от постоянного недоедания и болезней, вызывала в народе страх. Многие бежали в южные земли, где в то время жили вольные казаки. Царь окружил себя громадным количеством иностранных наемников, которые должны были исполнять роль телохранителей, и положил им весьма солидное жалование, что также вызывало неудовольствие среди бояр. Недовольство росло также из-за начавшегося неурожая и голода – продуктов не хватало, хлеб продавался по завышенным ценам, люди умирали прямо на улицах, ели падаль, а в некоторых областях началось даже людоедство. Среди иностранных правящих семей Годунов тоже не мог найти поддержки – после того, как в России умер жених царевны Ксении, датский принц Иоганн, по слухам, отравленный кем-то из бояр, никто уже не стремился поддерживать отношения с русским царем.
Положение государя становилось все более шатким и непрочным.
И, когда появился беглый монах Григорий Отрепьев, выдававший себя за чудом спасшегося от рук убийц царевича Дмитрия, законного наследника престола, под его знамена стали даже войска, посланные усмирять восстание.
В 1605 году Годунов послал войска под командованием Шереметева, Мстиславского и Шуйского под Кромы, где в это время находилось казачье войско, перешедшее на сторону Лжедмитрия.
Но войска, осаждавшие город, при этом снабжали повстанцев продовольствием, а вскоре многие из воевод и дворян стали присягать на верность "царевичу Дмитрию". После смерти Бориса Годунова, когда на престоле воцарился его сын Федор, присягнул Лжедмитрию и Федор Шереметев. Полк Шереметева, находившийся в Орле, встретил самозванца очень радушно. Навстречу Лжедмитрию вышли люди с хлебом-солью, а из церквей доносился колокольный звон, приветствовавший чудом спасшегося наследника престола.
Григорий, который к тому моменту, ухаживая за Мариной Мнишек, принял католичество, получил поддержку и от Польши, и от Рима, а написав в Ватикан письмо с просьбой о деньгах для организации похода на Москву, Лжедмитрий вскоре получил положительный ответ.
После этого войско Лжедмитрия двинулось в Москву.
Обстановка в Москве в это время сложилась очень напряженная. Не имея достоверных сведений о том, что происходит в армии, и какова реальная власть Лжедмитрия, люди распространяли самые противоречивые слухи. Нарастала паника, многие сомневались: а стоит ли защищать Годуновых от "наследника престола"? Не лучше ли открыть ворота чудом спасшемуся царевичу?..
Наконец бунт вспыхнул и в столице. Лжедмитрий призывал москвичей схватить Годуновых как изменников, обманом завладевших троном, но больше ничего в Москве не трогать до его появления. Однако разбушевавшаяся толпа разграбила многие подвалы и хранилища.
Только через несколько дней боярам удалось навести в столице порядок, а к Лжедмитрию была отправлена делегация тех, кто принял его как нового царя. Одним из первых из Москвы вышел Петр Никитич Шереметев – племянник Федора Ивановича Шереметева, сын Никиты Шереметева, казненного Иваном Грозным. Вместе с князьями И. М. Воротынским, Н. Р. Трубецким и A. A. Телятевским они направились в Тулу, где Лжедмитрий милостиво позволил им себя лицезреть.
Отрепьев опасался Годуновых и, зная, что любовь народа переменчива, и те, кто сегодня поддерживает его, могут завтра вновь присягнуть Годуновым, решил себя обезопасить. Царь Федор и его жена Мария были казнены, в живых осталась лишь принцесса Ксения, которая никак не могла угрожать власти Лжедмитрия, а кроме того, отличалась необыкновенной красотой.
Вскоре по приезде в Москву, самозванец стал возвращать многих опальных Годуновского царствования и прежде всего своих "родственников", как например Нагих и Романовых. Якобы узнавшая его мать, Мария Нагая, в монашестве носившая имя Марфа, жила в одном из московских монастырей. Лжедмитрий постоянно общался с ней, спрашивая благословения на каждое серьезное действие. На повышение он тоже не скупился, и Федор Шереметев, пожалованный из дворян прямо в бояре, занял 16-е место в Боярской думе.
Короновавшись на царство, Отрепьев казнил всех, кто мог узнать в нем бывшего монаха Чудского монастыря, а также тех, кто замышлял против него заговор – всех, кроме Василия Шуйского, в последний момент помилованного и сосланного подальше от столицы.
Выполняя данное некогда обещание, Григорий женился на Марине Мнишек, дочери опального польского воеводы. На свадьбе присутствовали все приближенные нового государя, в том числе и Шереметевы. Пир в часть свадьбы продолжался много дней, но обстановка в Москве была неспокойная.
Царь ваш нам не указ, – во всеуслышание заявляли прибывшие в Москву по приглашению Отрепьева поляки. – Как посадили мы его на трон, так и снять можем.
Начались грабежи и погромы, народ все больше роптал – правление нового царя началось вовсе не так, как ожидалось. Бояре также были недовольны. Несмотря на свадьбу с Мариной Мнишек, самозванец держал при себе многих боярских дочерей фактически в качестве наложниц. Да и царевна Ксения, отправленная в монастырь, по слухам, родила там от "Дмитрия Ивановича" сына.
Больше же всего недовольства вызывал отказ Григория от веры и следование иноземным традициям.
"А местные иконы под себя стелет, а чудные кресты под пяты кладет", – распевали на улицах – ходили слухи, что в сапог царя зашит крест, на который он наступает при каждом шаге.
Вскоре объявился и новый "наследник престола" – никогда не существовавший внук Ивана Грозного царевич Петр. Федор Шереметев был назначен воеводой восемнадцатитысячного отряда новгородского и псковского войска, с которым отправился в Крым – подавлять восстание.
Однако до Крыма войско не дошло и вернулось в Москву. Заговор против Лжедмитрия, начавшийся еще до его коронации, неожиданно получил свою развязку.
Василий Шуйский, не скрывавший своей неприязни к Дмитрию, не скрывал также, что тот был весьма удобной фигурой, необходимой, чтобы сместить Годуновых. Теперь же пришло время сместить и его самого, и, под предлогом защиты царя, Шуйский поднял восстание.
Литва пытается убить царя! – кричал Шуйский. – Защитим нашего государя!
Начав бунт как протест против действий поляков, Шуйский умело перенаправил народный гнев на царя.
Отряд Шереметева был задержан в семи километрах от Москвы, и в ночь на 17 мая, по распоряжению Шуйского, введен в столицу. Шуйский хотел, чтобы в Москве присутствовало сильное войско, готовое исполнять его приказания. Впрочем, участия в расправе над поляками и Лжедмитрием войско Шереметева не принимало.
После того, как Лжедмитрий был казнен, на престол взошел Василий Шуйский.
Между тем, восстание на юге все еще не было подавлено – казаки по-прежнему поддерживали Лжепетра и даже успели взять Астрахань. Шереметев, вновь встав во главе войска, отправился туда, чтобы возвратить город.
Впрочем, это оказалось нелегко. Город выдержал длительную осаду, а положение войска становилось все тяжелее. На остров, где расположились основные силы, подтягивались беженцы из Астрахани, еды не хватало, и люди страдали от цинги и недоедания. Тем не менее, Шереметев решил начать активное наступление, и город вскоре был взят.
"Астраханские и Терские изменники, воры и богоотступники, – написал Шереметев царю, – узнав свои воровские затейные вины, добили челом государю и крест все целовали".
Царь Василий Иванович был очень доволен прекрасной службой Шереметева. Ну а восставшие казаки, поняв, что из Астрахани пора уходить, отправились на границу с Польшей – там как раз объявился человек, утверждавший, что он – спасшийся царь Дмитрий Иоаннович, который сумел бежать из Москвы во время восстания. Вместе с казаками к Лжедмитрию II уехал и Лжепетр.
Лжедмитрия вновь поддержали поляки, и он, собрав войско, двинулся на Москву. В начале осени 1608 года, когда второй Лжедмитрий стоял уже под Москвой, Шереметев получил приказание отправляться со своим войском на защиту Москвы – Шуйский возлагал на войско Шереметева большие надежды. Отправившись в сторону столицы, Шереметев наголову разбил неприятельское войско под Свияжском, что вызвало в Москве большое оживление и надежду на скорую победу. Шереметев задержался в Нижнем Новгороде, остановившись в собственном дворе в Каменном городе, у Ивановских ворот. Там он остался до весны, привлекая к повиновению царю Василию Шуйскому сторонников Лжедмитрия II. Весной Шереметев вновь выдвинулся в поход, и многие города – как, к примеру, Муром, – присягали на верность царю, не дожидаясь появления Шереметева, зная о том, что в итоге все равно придется сдаться.
Царь был доволен успехами своего полководца, но его беспокоило, что Шереметев движется слишком медленно. В это время Лжедмитрий практически правил страной, раздавая земли боярам, рассматривая жалобы, все больше людей присягали на верность "истинному государю", а Шуйский, оставшись в Москве, практически потерял контроль над ситуацией.
Когда Шереметев задержался в Касимове, к нему прибыли люди от царя.
Василий Иванович жалует тебя за верную службу, – говорил ему Семен Прозоровский, – да только больно уж ты мешкаешь. Или ты за государево дело не радеешь?
Шереметев понял, что, если не хочет он потерять расположение царя, нужно поторопиться, и вскоре уже оказался у стен Владимира, который сдался без боя, а затем выдвинулся к Суздалю. Но в Суздале Шереметеву не повезло. Из-за спешки он не успел разведать ни точное число неприятеля, ни его расположение, и войско понесло значительные потери. Шереметев вернулся во Владимир, где остался ждать войско Михаила Скопина-Шуйского, племянника царя, с которым смог встретиться в Александровской слободе лишь поздней осенью 1609 года. Михаил тут же принял командование войсками, и с этого времени Шереметев отошел на второй план. При торжественном победном въезде войск в Москву в начале весны 1610 года вся слава досталась Скопину-Шуйскому, а Шереметев оказался на вторых ролях – вместе с другими боярами и ратными людьми, следовавшими за Скопиным.
Царь Василий принял своего племянника и других воевод с большими почестями и одарил ценными подарками. Скопин-Шуйский был очень популярен в народе – слишком популярен, по мнению царя и его приближенных, правлением которых, напротив, народ был весьма недоволен.
Государь, – говорил царю его брат, князь Дмитрий Шуйский, – смотри, чтобы племянник твой худое против тебя не измыслил. Не доверяй ему, уж больно народ его любит, а ну как захочет он сам на престол взойти?
Друзья полководца видели, что против него назревает заговор, и советовали ему побыстрее уехать из Москвы.
Как же, уеду, – говорил тот. – Вот сына князя Воротынского окрестим – и пойдем осажденный Смоленск вызволять.
Крестной матерью сына Ивана Михайловича Воротынского была тетка Скопина-Шуйского, жена Дмитрия Шуйского. Именно из ее рук принял на пиру по случаю крестин полководец бокал с вином – и тут же кровь хлынула из носа Скопина-Шуйского. Через две недели полководец скончался.
Однако того, чего добивался царь, – укрепления своего положения, – не произошло.
Быстро просочились слухи, что столь любимого народом полководца отравил царь и его приближенные. Народное недовольство все нарастало, вскоре случился еще один бунт, и Василий Шуйский был низвержен.
Глава 5
Последние дни Смуты
Когда царь Василий Иванович был сведен с престола, начались жаркие споры по поводу избрания нового царя. Шереметев и его друг Владимир Долгоруков примкнули к патриарху Гермогену и поддерживали юного Михаила Романова. Однако гораздо больше сторонников нашлось у королевича Владислава, сына польского короля Сигизмунда. Правление же государством пока было поручено боярской думе, в которую вошел и Федор Шереметев. Кроме него, в этой боярской комиссии было еще шесть человек – князь Федор Иванович Мстиславский, князь Иван Михайлович Воротынский, князь Андрей Васильевич Трубецкой, князь Андрей Васильевич Голицын, князь Борис Михайлович Лыков-Оболенский и боярин Иван Никитич Романов.
В августе 1610 года на Девичьем поле в торжественной обстановке Шереметев принес присягу на верность королевичу. Считая Владислава законным московским государем, Шереметев заявлял о своей верности "государю Владиславу Жигимонтовичу всея Руси". А новый царь, оценив верность Шереметева, вернул боярину отобранную некогда Иваном Грозным рязанскую вотчину.
Все это время не утихало восстание Лжедмитрия II. Однако сторонников у него становилось все меньше – бояре были недовольны жестокостью Лжедмитрия, который многих уже казнил по подозрению в измене, и вскоре он был предан и убит своими же сторонниками.
После убийства Лжедмитрия II началось земское освободительное движение, но многие бояре, в том числе и Шереметев, не участвовали в нем, оставаясь верными присяге королевичу Владиславу. Население Москвы восстало против польской власти, произошла ужасная резня, а Шереметев, пытаясь уговорить москвичей прекратить кровопролитие, не преуспел и вынужден был с польскими войсками и несколькими боярами спрятаться в Кремле, перейдя фактически на осадное положение. Денег в казне не было, и жалование польским воинам выдавалось царскими драгоценностями. Впрочем, Шереметев сделал все, чтобы их уберечь – некоторые вещи он выдавал только с условием, что впоследствии сможет выкупить их.
Начался голод, многие из соратников Шереметева страдали от болезней, а когда Китай-город был взят людьми Минина и Пожарского, положение засевших в Кремле людей стало еще хуже. Осада эта продолжалась полтора года, когда, наконец, поляки сдали Кремль Минину и Пожарскому. Шереметев и другие бояре оказались на свободе. Пожарский принял их весьма радушно, оказывая им всяческие почести и защищая от разгневанного народа, а Временное правительство предоставило ему владение в Кремле взамен того, что было отобрано у него Годуновым. Владение это принадлежало сначала Дмитрию Годунову, а затем Михаилу Скопину-Шуйскому. Впоследствии Шереметев устроил там два сада и выстроил новые здания.
Между тем, основным претендентом на царский престол стал юный Михаил Романов. Находившийся в польском плену митрополит Филарет Романов, который переписывался с Шереметевым, не предполагал, что его сына Михаила собираются избрать на престол, так как в одном из писем к Шереметеву настаивал, чтобы непременным условием избрания было ограничение самодержавия. На земском соборе в 1613 году Шереметев прочитал это письмо Филарета Никитича.
Узнав, что хотят избрать на царство Михаила Романова, мать его, инокиня Марфа Ивановна, написала Шереметеву.
"Прошу вас употребить все свое влияние, чтобы не допустить избрание моего сына на царство, – писала она. – Слишком он молод, чтобы управлять страной, да в столь тяжелые времена".
Шереметев был в целом согласен с Марфой Ивановной и позже говорил на земском соборе: