Осенью 1982 года, когда Уилсон прибыл в Исламабад, эта необычная программа ЦРУ несомненно удерживала афганское сопротивление от полного краха. В денежном исчислении (около 30 миллионов долларов) это была самая крупная операция Агентства более чем за десять лет. Но были и серьезные трудности.
* * *
Джоанна Херринг подготовила сцену. Она позвонила Зие из Хьюстона по частной линии и посоветовала ему не придавать большого значения живописной внешности Уилсона и не обращать внимания на слухи о его бурных похождениях, ходившие среди пакистанских дипломатов. Она была непреклонна в своем намерении: генерал должен завоевать расположение этого конгрессмена из Техаса, который может стать самым важным союзником Пакистана.
В Абу-Даби Уилсон встретился с Джо Кристи, своим старым собутыльником из Техаса. Оба сели на самолет компании Gulf Air, летевший в Исламабад. Они расположились в салоне первого класса и заказали напитки. Но незадолго до взлета они были вынуждены перейти в хвостовую часть лайнера. Стюардессы покрыли пластиком сиденья первого класса; вскоре на борт доставили несколько клеток с соколами и поставили туда, где раньше сидели Джо и Чарли. Когда самолет совершил посадку в Исламабаде, на летное поле выехали два автомобиля. Тот, что побольше, подкатил к самому борту, и прежде чем пассажирам разрешили начать высадку, чиновник забрал драгоценных соколов, полученных в дар от арабского шейха. Небольшой автомобиль был предназначен для конгрессмена, и его приятель не преминул заметить, каким огромным уважением пользуется техасский законодатель в этой части света. На самом деле Зия уль-Хак принял увещевания Джоанны близко к сердцу и решил не просто оказать Уилсону достойный прием, но также испытать конгрессмена, обратившись к нему за помощью в очень щекотливом деле. Сразу же после посадки один из эмиссаров генерала спросил у конгрессмена, не желает ли он встретиться с командованием пакистанской армии на закрытом брифинге после обеда.
Когда Уилсон вышел из номера своего отеля в Исламабаде и присоединился к военному эскорту, он напоминал карикатуру на ковбоя из вестернов. Стетсоновская шляпа и сапоги ручной выделки прибавляли минимум шесть дюймов к его росту. Почти семифутовый великан широкими шагами пересек прихожую и протянул руку офицеру. "Привет, я Чарли Уилсон", - произнес он своим глубоким, рокочущим голосом. Техасец производил впечатление человека, абсолютно довольного жизнью и гордого своим оптимизмом и габаритами, о которых любому жителю "третьего мира" остается только мечтать.
Они совершили пятнадцатимильную поездку из унылой, недавно перестроенной столицы в Равалпинди - древний город с узкими улочками и оживленной торговлей, где находилась штаб-квартира пакистанского военного командования. Делегация маршалов ВВС и пехотных генералов уже ожидала Уилсона. Перед началом секретного брифинга подали чай, разлитый из блестящего серебряного чайника. Пакистанцы не спешили со своими запросами. Сначала они хотели, чтобы конгрессмен понял, какому риску подвергается их страна, поддерживающая афганских повстанцев.
Все пакистанские военные живут в неизбывном страхе перед своим кровным врагом, Индией, поэтому ведущий брифинга, вооружившийся большой картой и указкой, начал с описания текущей диспозиции индийских войск на границе с Пакистаном. Уилсону напомнили, что Индия взорвала свою атомную бомбу в 1974 году и теперь значительно увеличила свой ядерный арсенал. По словам пакистанцев, Советский Союз обеспечивал индийскую армию щедрыми денежными вливаниями, а сейчас индийцы осуществляли угрожающие маневры в пограничных районах. Выражаясь в сдержанной британской манере, пакистанские генералы изо всех сил старались очернить Индию, но при этом не обидеть странного американца. Большинство американцев, с которыми они встречались до тех пор, благосклонно относились к Индии. Понадобилось некоторое время, чтобы понять, что они ломятся в открытую дверь. Наконец Уилсон в простых выражениях объяснил, что он презирает индийцев. Насколько ему известно, они примкнули к советскому лагерю еще во времена Неру.
Теперь совещание вошло в нормальное русло, и Уилсон внимательно слушал, как генералы объясняют положение дел в Афганистане. Они сказали, что эта военная кампания сильно отличается от вьетнамской. Никакие средства массовой информации не могли освещать действия Советской армии, и в Москве не было антивоенного движения. Целые дивизии проходили по густонаселенным долинам, убивая людей и домашний скот, уничтожая посевы и оросительные сооружения.
Лучшим свидетельством жестокости этой кампании были беженцы: почти три миллиона в Пакистане и еще два миллиона в Иране. Конгрессмену предстояло встретиться с ними на следующий день. Каждый из них мог рассказать о жестокостях, творившихся у него на глазах. Лагеря беженцев находились лишь в сорока пяти минутах полета от Равалпинди, и генералы объяснили, что прямо сейчас советские МИГи и боевые вертолеты пролетают над самой границей. Потом маршал ВВС обратился к проблеме, которую Зия уль-Хак собирался поставить перед Уилсоном. Речь шла об истребителях-перехватчиках F-16.
Когда администрация Рейгана начала изо всех сил стремиться к восстановлению отношений с Пакистаном, Зия потребовал, чтобы американцы продали ему высокоэффективные истребители F-16 того же образца, какой стоял на вооружении израильских ВВС и использовался для бомбежек ядерных объектов Саддама Хусейна. Несмотря на предсказуемое сопротивление со стороны Израиля, сделка была одобрена. Средства из фонда военной помощи на закупку самолетов были выделены подкомиссией Уилсона. Пакистанские пилоты уже отправились в Техас для обучения летному мастерству на новых машинах. Но теперь вся сделка находилась под угрозой, потому что Пентагон отказался оснастить истребители новейшей радарной системой под названием "смотри и стреляй". По мнению Зии уль-Хака, Пакистан рисковал очень многим, чтобы остановить коммунистов, и если США откажутся снабдить его пилотов таким же радаром, какой они дали израильтянам, он откажется от самолетов. Маршал ВВС предупредил, что это повлечет за собой и отказ Пакистана от помощи в афганской войне. Может ли конгрессмен оказать помощь?
Это было все равно что спросить лису, не хочется ли ей прогуляться ночью в курятнике. Чарли Уилсон всегда лоббировал зарубежные продажи американского оружия, а в случае F-16 у него была особая причина для этого. Эти реактивные истребители строились на заводах компании General Dynamics в Форт-Уорте, штат Техас - в избирательном округе тогдашнего лидера большинства в Конгрессе, Джима Райта. Сделка по продаже F-16 была не только выгодна для Пакистана и неприятна для СССР; она была выгодна для влиятельного коллеги Уилсона, не говоря о том, что оборонные подрядчики ежегодно вносили по 200 000 долларов в его предвыборный фонд.
Уилсон вытянул свои длинные ноги и улыбнулся. Он объяснил генералам, что Конгресс является равновеликим органом власти в правительстве США и что Комиссия по ассигнованием контролирует не только зарубежную помощь, но и средства для правительственных заказов на вооружения. В глубине души Уилсон подозревал, что эта проблема могла бы решиться и без его участия. Но будучи искушенным политиком, он сообщил напряженно ожидавшим генералам, что обязательно поможет им. Фактически он лично отправится в Пентагон.
С этими словам Чарли Уилсон нахлобучил свою ковбойскую шляпу и вместе с Джо Кристи отправился на экскурсию по Исламабаду, завершившуюся у самой большой в мире мечети. Это было ярким напоминанием, что, несмотря на британскую выучку генералов, Пакистан остается консервативным исламским государством. Алкоголь здесь находится под запретом; для мусульман это западный эквивалент наркотиков, запрещенный Кораном. Однако Джо Кристи заявил, что он нашел единственного пакистанского плейбоя, и теперь они с Уилсоном приглашены на вечеринку в его подпольной дискотеке. Уилсон пришел в восторг, особенно после того, как спустился в подвал и обнаружил мигающие огоньки, приятную музыку и столько "Чивас Ригал", сколько душе угодно. Лишь когда до конгрессмена дошло, что никаких девушек не будет, все мужчины, включая его лучшего друга Кристи, внезапно стали ему безразличны, и он стал надираться как сапожник. Напившись, он пообещал себе, что никогда не вернется в эту удивительную страну без американской женщины в своей свите.
Официально конгрессмен выполнял миссию по выяснению истинного положения дел в Афганистане. Поэтому, несмотря на чудовищное похмелье, они с раннего утра отправились на "шпионском" самолете американского посольства осматривать лагеря беженцев. Над горной грядой один из двух двигателей "Сессны" вдруг отказал, и пилоты принялись лихорадочно рыться в летных инструкциях. Похмелье как рукой сняло, пока охваченный ужасом конгрессмен и его приятель наблюдали, как потные пилоты разворачивают крошечный самолет обратно к Исламабаду.
Через два часа они снова вылетели, на этот раз коммерческим рейсом, и совершили благополучную посадку в Пешаваре, исторической столице северо-западного Пакистана. Пешавар - последняя остановка перед Афганистаном на Большом перевалочном пути, который начинается в Нью-Дели. Это исторический перекресток контрабандистов, кишащий интригами город, который был домом для британской колониальной армии, увековеченный в рассказах и стихотворениях Киплинга. В 1982 году здесь находился полусекретный центр афганского сопротивления.
Все американцы, впоследствии совершавшие поездки в Пешавар по этому маршруту, испытывали такое же головокружительное ощущение "провала во времени", которое в тот день владело Уилсоном и Кристи. Улицы города полнятся звуками, которые нужно услышать самому, чтобы понять их. Вы как будто оказываетесь внутри пчелиного улья, попадаете в водоворот тюрбанов, бород, запряженных быками фургонов, ярко раскрашенных автобусов и моторикш под управлением суровых пакистанцев. Каждое лицо имеет библейский вид, и все на улицах находится в движении: менялы, продавцы ковров, погонщики, правоверные, ополаскивающие руки и ступни у входа в мечеть, и мальчишки, бегающие с подносами чая и свежевыпеченных лепешек.
"Все это как будто сошло со страниц Киплинга, - вспоминает Уилсон о первом из своих четырнадцати визитов в Пешавар. - Мне казалось, что я вот-вот увижу Кима, сидящего на пушке. В городе царила атмосфера британского гарнизона на рубеже XIX и XX века. Повсюду можно было видеть затейливо украшенные ворота военных баз с пушками по обе стороны, и бравых солдат, щелкающих каблуками и отдающих честь".
Пешавар находился всего лишь в тридцати милях от афганской границы и в нескольких минутах езды от переполненных лагерей беженцев. Там находились тайные склады, а командиры повстанцев жили в огороженных бараках с вооруженной охраной. Здесь находились штаб-квартиры лидеров семи групп моджахедов, созданных ЦРУ и пакистанской разведкой ISI для координации военных усилий. Но никто не предложил Уилсону посетить этих засекреченных воинов. Он еще не заслужил право свободно входить в их мир.
Его график включал традиционный объезд лагерей беженцев, получавших гуманитарную помощь по линии ООН. Эта сцена потрясала всех, кто приезжал в Пешавар: миллионы гордых афганцев ютились в глинобитных хижинах без проточной воды, не имея возможности прокормиться самостоятельно. В тот месяц прибыло еще двадцать тысяч - мальчики и девочки в ярких племенных одеждах, женщины с закрытыми лицами. Они пришли из гористой страны, где их предки жили столетиями. Они принадлежали к легендарному народу воинов, который нелегко запугать и согнать с родной земли.
Каждый из них мог рассказать свою жуткую историю о бегстве из Афганистана. Особенно часто они говорили о боевых вертолетах, зависавших над деревнями и преследовавших бегущих людей. До Уилсона начало доходить, что эта часть Пакистана населена одними афганцами и что он видит целый народ, спасающийся от коммунистов. Зрелище массовых страданий глубоко тронуло его, но ему уже приходилось бывать в лагерях беженцев, и толпы бездомных людей вызывали у него ощущение некой безликой массы. В тот день ему бросилось в глаза отсутствие мужчин: не было даже подростков, не говоря о сорока- или пятидесятилетних. Ему сказали, что все мужчины находятся на войне.
На следующей остановке, в госпитале Красного Креста на окраине Пешавара, Чарли навсегда отдал свое сердце афганцам. Он всегда считал себя защитником бесправных и обездоленных. Жертвы Сабры и Шатилы потрясли его, и теперь он стыдился, что промолчал перед лицом подобной жестокости. Возможно, это отчасти повлияло на его реакцию в госпитале, где он впервые увидел афганских воинов.
Десятки молодых людей лежали на койках. Врач, сидевший рядом с Уилсоном у изголовья подростка, объяснил, что мальчику оторвало руку миной-"лягушкой", замаскированной под игрушку. Это привело Уилсона в ярость. Юноша, наступивший на осколочную мину, сказал ему, что гордится своей жертвой. "Он сказал, что сожалеет лишь о том, что его ноги не могут снова вырасти, чтобы он пошел убивать русских".
Уилсон переходил от одной койки к другой, одуревший от зрелища кровавой бойни, но постепенно вникающий в положение вещей. Он поговорил с раненым командиром, когда тот начал испытывать действие обезболивающего средства. Человек выводил рукой круги в воздухе и говорил по-пуштунски, описывая маневры боевого вертолета, из-за которого он попал сюда. Никто не жаловался на потерю конечностей, но все выражали свою ненависть к вражеским вертолетчикам. И все просили только об одном - об оружии, которое сможет сбивать это сатанинское отродье. Уилсону отчаянно хотелось хоть что-то дать этим воинам, и перед уходом он сдал пинту собственной крови.
Далее последовала встреча с советом афганских старейшин, сотни которых поджидали его в огромном цветастом шатре, украшенном хлопковыми лентами и похожем на восточный лоскутный ковер. Когда Уилсон вошел внутрь, он был ошеломлен зрелищем длинных белых бород, тюрбанов и яростных немигающих глаз. Пакистанцы сообщили им, что конгрессмен приехал как друг с предложением помощи, и они приветствовали его дружным возгласом "Аллах акбар!"
Для Уилсона это было похоже на сцену из Ветхого Завета. Когда старейшины предоставили ему слово, техасец произнес короткую речь, которую посчитал уместной в тот момент. "Я сказал им, что они самые храбрые люди на свете. Я сказал "Мы поможем вам, и ваши семьи не будут страдать без пищи и крова". Я пообещал, что их солдаты не останутся умирать в муках, и что мы выделим им миллионы долларов гуманитарной помощи".
Один из старейшин произнес ответную речь. Он сказал Уилсону, что бинты и рис американцы могут оставить себе. Им нужно только оружие для уничтожения боевых вертолетов. Эти старики ничем не отличались от молодых людей в госпитале. Их помыслы были сосредоточены на русском вертолете Ми-24. Если конгрессмен хочет помочь, пусть достанет для них такое оружие, которое сметет с неба эту мерзость. В этот момент Чарли Уилсон понял, что эти люди не нуждаются в сочувствии. Им не нужны лекарства и благотворительность. Они жаждут возмездия.
* * *
Бывает так, что одно-единственное детское воспоминание, особенно связанное с душевной травмой, формирует всю жизнь человека. Иногда оно оказывается единственным объяснением решений и поступков, которые в противном случае кажутся бессмысленными. Это безусловно относится к Чарли Уилсону и его решению поддержать безнадежное дело афганцев.
Как и у многих мальчиков, пес Чарли был его лучшим другом и постоянным спутником. Все в Тринити знали, что Тедди и Чарли неразлучны. Когда они вбегали в угловую лавку Кокрэна, их встречали одинаковые приветствия: "Привет, Чарли! Привет, Тедди!"
Именно там умер Тедди - скончался в ужасных муках на полу магазина Кокрэна, в присутствии толпы соседей и друзей, в ужасе наблюдавших за происходящим. Уилмут, мать Чарли, удерживала мальчика на месте: она боялась, что у собаки приступ бешенства. В течение десяти минут он беспомощно смотрел, как умирает его друг. Тогда ему было тринадцать лет.
Потом, когда ветеринар обнаружил, что Тедди накормили тонко истолченным стеклом, Чарли сразу же понял, кто это сделал. Такое мог совершить только Чарльз Хазард, извращенный старик, который давно грозился убить любую собаку, которая нагадит на его аккуратно подстриженную лужайку
Весной 1946 года Чарли залил бензином драгоценные растения Хазарда и сжег его сад вместе с лужайкой. Но в холодном утреннем свете он осознал, что эта месть недостаточно сладка. Тогда ему в голову пришла одна из тех блестящих идей, которые впоследствии неизменно посещали его, когда он оказывался в сходной ситуации: сталкивался с негодяями, которых следовало поставить на место. Хазард был чиновником городского самоуправления, и Чарли внезапно осознал, что скоро состоятся выборы.
Он вспомнил, как возмущалась его мать из-за того, что производители спиртного подкупали чернокожих жителей Тринити пивом и наличными деньгами, а потом возили их на избирательные участки, чтобы те проголосовали на референдуме против запрета алкогольных напитков. Глядя на почерневший газон Чарльза Хазарда, Чарли пришел к выводу, что, если бы у него был только автомобиль, он тоже смог бы мобилизовать тайную армию избирателей, которая нанесет поражение его врагу. В те дни фермерские мальчишки могли получать специальное водительское удостоверение с тринадцати лет. Чарли добыл такое удостоверение и уговорил родителей дать ему попользоваться новым семейным автомобилем, двухдверным "шевроле" - первым, который они когда-либо имели.
Когда открылись избирательные участки, Чарли уже ждал у входа с первой группой избирателей. Перед тем как выпустить их из машины, он сказал: "Я не хочу влиять на ваш выбор, но вы должны знать, что Чарльз Хазард отравил мою собаку".
Во второй половине дня, когда Хазард прибыл на избирательный участок, его судьба уже была решена. Всего проголосовало около четырехсот человек, и Чарли провел агитацию среди девяносто шести из них. Хазарду не хватило шестнадцати голосов, и его правление неожиданно закончилось.
В тот вечер тринадцатилетний Чарли Уилсон пересек улицу по направлению к дому Хазарда и объявил, что темнокожие избиратели только что положили конец его карьере. "Больше не советую вам травить собак", - добавил он на прощание.
Тридцать шесть лет спустя какая-то нотка в призыве моджахедов остановить советские боевые вертолеты пробудила воспоминания о погибшей собаке. "Я подумал: где все конгрессмены, которые болтают о гуманитарной помощи, где поборники прав человека? Где они сейчас?" Осенью 1982 года у моджахедов не было официальной поддержки в Конгрессе. Фактически никто во властных структурах не верил, что у них есть шанс победить. Уилсон не имел логических оснований полагать, что он в состоянии помочь этим племенным воинам сражаться с беспощадной сверхдержавой. Но он был охвачен таким же холодным, рассудительным гневом, который позволил тринадцатилетнему мальчику наказать убийцу его собаки. В окружении этих решительных людей Уилсон видел путь к чести, если не к победе. "Я не знал, что будет дальше, но знал, что с моей яростью и их мужеством мы еще поубиваем русских".