Рассуждать было некогда. 11 мая хорунжий Тарарин вылетел обратно, увозя донесения Богатырева и Кудинова. "Председателю окружного Круга Верхне-Донского округа. X. Сингин, 28 апреля, 13 ч 50 мин. Доношу господам членам Войскового Круга, что восстание есть. Восстали станицы Казанская, Мигулинская, Вёшенская, Еланская, Слащевская, Букановская, часть Усть-Хоперской, Боковской, Каргинской и слобода Березняги.
Численный состав восставших до 25 000 человек. Ощущается недостаток в командном составе, снарядах, патронах, полное отсутствие денежных знаков, табаку, спичек.
Дух восставших хорош. Очень сильное тяготение к Донской армии на предмет соединения.
Нужда в особенности в командном составе. Денег просим прислать незамедлительно. Желательно генерала Гусельщикова и есаула Матасова. Если можно, войти с ходатайством перед командармом Сидориным и ген. Деникиным о прорыве фронта, чему могут способствовать восставшие…
Ввиду отсутствия командного состава остаюсь на службе здесь… Восстание произошло на почве экономической, а в особенности террора…
Просим прислать побольше литературы, в особенности с декларацией генерала Деникина. Ваш верный слуга сотник Богатырев".
Командующий Кудинов послал донесение командующему Донской армией и копию председателю Войскового круга. С демагогами из окружного совещания (с некоторыми, возможно, у него были личные счеты) он связываться не хотел. К тому же, имея 25-тысячную армию и реальную власть в округе, он свысока смотрел на сидевшего за Донцом Верхне-Донского окружного атамана.
В донесении Кудинов писал, что силы повстанцев сведены в 5 дивизий по 4000 и одну бригаду в 2500 человек, имеют на вооружении 14 орудий, 1 гаубицу и 15 тыс. винтовок. Были приведены данные о расположении повстанческих дивизий и о силах экспедиционных войск против каждой из них. Сообщалось, что повстанцы перерезали коммуникационные линии красных Себряков – Усть-Медведицкая – Калитвенская и Большой – Миллерово, захватили 100 пулеметов и 15 орудий, 1 автомобиль, 8 мотоциклов (но нет бензина).
Кудинов писал о нехватке комсостава, патронов (патронный завод производит всего 2000 патронов в день). Просил 5 млн рублей на содержание армии. Что касается настроения казаков, то "наблюдается большая склонность на соединение с Донской армией".
Прилагался маршрут в случае прорыва повстанцев к белым: Боковская – Чернышевская – хутор Орлов – Скасырская – Карпово-Обрывская – Усть-Белокалитвенская или от хутора Орлова на Морозовскую, если в том округе вспыхнет восстание.
Помимо всего, прилетевший с Тарариным из Вёшенской радиотелеграфист подхорунжий Сафонов на словах доложил, что "везде были уничтожены комиссары, евреи и установлена казачья власть на старых началах". Газета "Приазовский край" приписала подхорунжему слова: "Казаки очень раскаиваются в том, что, поддавшись большевистской агитации, они изменили казачеству и Дону, с нетерпением ждут времени, когда смогут соединиться с Донской армией и искупить свою вину, сражаясь за общее дело".
На самом деле все обстояло не так благополучно. Инициаторы мятежа, контрразведчики, "алферовцы" были оттеснены от руководства восстанием. Помимо "законной власти" – окружного совещания и окружного атамана, отсиживающихся за Донцом, – на территории округа существовала "советская власть за вычетом коммунистов". Реальная власть была сосредоточена в руках военных, подавляющее большинство которых, в свою очередь, самостоятельной роли не играло, так как было выборным и послушно повторяло эсеровские лозунги, скандируемые основной массой повстанцев.
Посланный на связь сотник Богатырев был "верным дроновцем" и при каждом удобном случае повторял это, но он был простой казак, однополчанин тех же Кудинова, Ермакова, Голицына, Медведева. Кудинов назначил его главным военным советником и даже провел в честь его прилета "показательный налет" на хутор Горбатов. Налет, как и всякая "показуха", закончился печально. 27 казаков были убиты, 137 раненых отвезли в станицу Вёшенскую. Петр Богатырев сразу же заразился от повстанческой власти "самодеятельностью". Проскальзывающие в его донесении "просим", а не "прошу", указывали на внутреннюю сопричастность сотника к событиям и настораживали. Уже сама просьба прислать на командные должности генерала Гусельщикова и есаула Матасова, выбившихся из рядовых казаков, говорила о многом.
Между тем обстановка требовала расширить контакты с верхнедонскими мятежниками и подчинить их действия общему плану антибольшевистских сил на Юге России. Английский военный представитель генерал Бриггс настоятельно советовал Сидорину послать новую миссию на Верхний Дон и даже обещал для этой цели специальный самолет.
Повстанческим командованием, в свою очередь, был отдан "Приказ № 11 по войскам Верхне-Донского округа" от 30 апреля (13 мая) 1919 г.: "Ввиду того, что предполагается частый прилет наших аэропланов, приказываю всякую стрельбу по аэропланам, не сбрасывающим бомбы, не производить".
В ночь на 28 апреля (11 мая), еще до возвращения самолета, конница Абрамова начала переправу. Место было выбрано против хутора Перебойный Гундоровской станицы, где у красных постоянного наблюдения за рекой не было, а Донец – "не широк, глубина доходила до пуза лошади".
Был собран заранее изготовленный из пролетов мост, по которому казаки перевели лошадей. Артиллерия перевозилась на паромах. К рассвету успел переправиться авангард – 78-й конный полк П.В. Савельева и 7-я батарея Бугураева. 20 орудий под общим командованием войскового старшины А.А. Упорникова были поставлены на закрытой позиции на правом берегу реки, чтобы прикрыть отход в случае неудачи. Около орудий сосредоточилась основная масса конницы, чтобы переправиться в случае успеха.
Красное командование отреагировало: "Противник сосредоточил значительные силы в районе Северского Донца между Гундоровской и хутором Хрящеватым, видимо, с целью прорвать наш фронт в направлении Миллерово – Глубокая для поддержки повстанцев, связь с которыми, судя по последним активным действиям повстанцев в юго-западном направлении, очевидно, у него имеется. Частью сил противник переправился на левый берег Донца в районе Нижне-Грачинский – Уляшкин".
Авангард казаков повел наступление в сторону Каменской. "Захват противником станицы Старо-Каменской, – писали советские военные историки, – означал бы захват всех переправ в тылу Каменского плацдарма, что могло бы привести к окружению расположенных на нем частей".
Красные оставили Каменский плацдарм. Навстречу казакам Абрамова выступили два полка пехоты с двумя батареями. Завязался бой. Казаки вернулись на правый берег Донца, хотя орудия Упорникова и разбили одну батарею красных.
На другой день генерал Абрамов сказался больным, он говорил, что задача не по его летам, что ее должен выполнять молодой кавалерийский начальник.
В командование группой вступил по старшинству генерал Секретев.
Александр Степанович Секретев (12.08.1882 -?) – казак станицы Нижне-Чирской, закончил Донской кадетский корпус и Николаевское кавалерийское училище (1901), выпущен хорунжим в лейб-гвардии Атаманский полк. Участник русско-японской войны в рядах 2-го Верхнеудинского полка Забайкальской казачьей дивизии. После войны возвратился в Атаманский полк. В 1907 г. уволился по болезни, в 1909 г. вновь поступил на службу. Прекрасный спортсмен. Занимал 1-е место на окружных скачках 2-го Донского округа. Мировую войну начал подъесаулом 16-й отдельной сотни. Во время войны заслужил орден Св. Владимира 4-й степени и Георгиевское оружие за разведку и уничтожение заставы противника 4 сентября 1914 г. В конце войны – войсковой старшина, командир 24-го Донского полка (с 20 сентября 1917 г. по 16 февраля 1918 г.).
В Гражданскую войну воевал под Царицыном. С 24 апреля по 20 августа 1918 г. командир 1-го конного полка Чирского фронта; с 20 августа по октябрь 1918 г. – начальник Курмоярского отряда; с 1 ноября 1918 г. по 12 мая 1919 г. – начальник 12-й конной дивизии; с 12 мая по 5 августа 1919 г. – начальник конной группы; с 5 августа по эвакуацию – начальник 9-й конной дивизии.
В "японскую" войну ранен 1 раз, в "германскую" – 2, в гражданскую – 6.
Современник вспоминал: "Генерал Секретев в бою был храбр и спокоен. Всем был доступен, в обращении был прост, а не "самодур", как некоторые другие начальники. Он всегда выслушивал мнение и младших командиров, его никто не боялся и, когда надо было, к нему все шли свободно – и офицеры и казаки. Он любил и берег казаков, на "убой" никого не посылал, и те платили ему тем же".
По инициативе Секретева было изменено место прорыва фронта. Он предложил рвать его восточнее Гундоровской и Каменской, возле станции Репной. Возможно, во внимание был принят присланный повстанцами план маршрута в случае их прорыва навстречу Донской армии. Для передислокации нужно было время.
2 (15) мая еще один самолет (летчики поручик Веселовский и подпоручик Бессонов) вылетел на связь к повстанцам.
С самого начала контактов лидеры донской контрреволюции начали сложную дипломатическую игру по отстранению повстанческого руководства от власти. На данном этапе была поставлена цель оказания всемерной помощи "крайнему течению" и перетягивания на свою сторону повстанческого командования, обладавшего реальной властью на территории мятежников. Первым шагом здесь было присвоение чина есаула повстанческим командирам, которые отменили в своей армии погоны, чины и титулование.
Под предлогом, что Тарарин "под наплывом впечатлений и переживаний… не успел собрать многих необходимых сведений, крайне интересовавших штаб…", потребовался новый полет к восставшим, причем летчику и наблюдателю были даны руководящие указания по вопросам, которые надлежало выяснить. На сей раз вылетели не казачьи офицеры, а лица "нейтральные", представители Донской армии, но не казаки – поручик Веселовский и подпоручик Бессонов (о важности миссии можно судить по тому, что Веселовский впоследствии, уже в чине капитана, обеспечивал связь Деникина с уральцами и был послан для связи к Колчаку). Летчики везли три письма, составленных довольно хитро.
Кудинов в свое время проигнорировал Верхне-Донское окружное совещание и послал донесение командующему Донской армией и копию – председателю Круга. Ни один из адресатов Кудинову не ответил, избегая устойчивых контактов и тем самым возможных обязательств перед верхнедонским командованием. "Командующему войсками Верхне-Донского округа" направил письмо Донской атаман А.П. Богаевский. Не обращаясь ни к кому конкретно, Богаевский констатировал, что "почти 2 месяца тому назад мы с радостью услышали о восстании своих братьев казаков Верхне-Донского округа против красных насильников".
Письмо заканчивалось призывом: "Держитесь, братья. Бог вам на помощь…"
Войсковой круг, к председателю которого обращался Кудинов, ответил туманным посланием "Казакам восставших станиц": "Привет вам и низкий поклон, герои братья-казаки! С великой радостью услышали мы весть о вашем восстании…"
Зато "Командующему войсками восставших казаков Верхне-Донского округа" направили письмо члены Верхне-Донского окружного совещания. Тем самым Кудинову и прочим "вождям" указывалось их место в белогвардейской иерархии. Не обращаясь опять же непосредственно к Кудинову, а, скорее, через его голову ко всем повстанцам, члены окружного совещания своеобразно напомнили о "законности" своей власти": "Мы, ваши избранники на Круге, душой и сердцем с вами". Бежавшие за Донец верхне-донцы готовы были простить мятежникам прошлые грехи и переговоры с красными ("это было и прошло"). Демократии повстанческих "советов" противопоставлялась демократия более солидная. Писалось о свободе, справедливости и истинном народоправстве в лагере деникинщины. "…С нами демократия всего мира – союзники".
Отцы-избранники посылали повстанцам 20 фунтов турецкого табаку, 7 фунтов махорки, 80 папиросных книжек, 6 коробочек спичек. Подарок Донского правительства был более весомым. Летчики везли деньги – 250 000 рублей, остальные 4 750 000, испрашиваемые Кудиновым, решено было выслать "по мере необходимости".
Все послания были составлены так, что имели вид не столько ответа на донесение главкома Кудинова, сколько игнорирования местной "советской власти" и ее выдвиженцев на командных постах.
Прилет тех самых "кадетов", против которых восставали в январе казаки Верхне-Донского округа, обострил противоречия между двумя течениями. Казаки старших возрастов воспрянули духом. "Кадеты" были встречены колокольным звоном, учащиеся Вёшенской станицы были выстроены в две шеренги и имитировали почетный караул, женщины засыпали самолет "кадетов" цветами сирени. В день их прилета, 2 (15) мая, толпа стариков убила в станице казака П.Л. Кухтина – два его сына были "в красных". Протестов "умеренного течения" уже не боялись. Летчиков хотели было повезти по полкам, но вовремя опомнились и решили, что "дождь помешал".
Тон писем с "большой земли" повстанцами был понят правильно. Тем более что Веселовский объявил Кудинову и другим повстанческим "вождям", что "белые уже начали наступление и не позднее, чем через 15 дней, соединятся с повстанцами.
Окружной "Совет" и станичные "советы", проводившие политику по принципу "чего изволите?", за власть особо не держались. Чувствовали они себя как на вулкане, так как при малейшем недовольстве в войсках какие-нибудь бойкие казаки, как правило, предлагали "двинуть полк на Вёшки и поставить власть вверх ногами". Задачу свою "советы" в данный момент видели в том, чтобы доказать лояльность Донскому правительству.
В обратную дорогу летчики везли ворох писем и среди них донесение окружного "Совета" Войсковому кругу. Члены "Совета" жаловались на "жестокое угнетение коммунистической власти", описывали начало восстания и свои успехи, извиняющимся тоном поясняли причины сохранения "советской власти". В отчете давалось пространное, без упоминания о внутренних столкновениях, описание деятельности "Совета", решений окружных съездов, несколько хвастливо упоминалось об узаконении телесных наказаний. В конце члены "Совета" высказывали надежду, что "Круг простит нам за наши погрешности". После донесения "демократа" Кудинова, который даже слово "контрибуция" писал в нем как "конституция", послание окружного "Совета" было бальзамом на душевные раны членов Круга, скорбящих о былых порядках на Дону.
19 мая 1919 г. Войсковой круг заслушал летчиков, летавших на связь с мятежниками. Поручик Веселовский браво вышел к трибуне и звонким поставленным голосом начал такое!.. "Серая часть" затаила дыхание, делегаты из "казачьей общественности" несколько раз вопросительно переглянулись. Ужасы Дантова ада были детскими шалостями по сравнению с картинами, которые рисовал перед Кругом прославленный летчик. Здесь были: поп, обвенчанный с кобылой, 1000 изнасилованных девушек в одной станице, отрезанные и прибитые обратно гвоздями языки… Именной список расстрелянных красными с легкой руки Веселовского возрос до 600 человек. На стол перед председателем Круга выложили "сувениры" – самодельные патроны и ветку сирени. Кое-кто в зале прослезился.
Общий язык был найден. Председатель Круга В.А. Харламов заявил на том заседании: "Таким образом, как вы видите, известный порядок в Верхне-Донском округе, а также дело борьбы с большевизмом налажены достаточно прочно. Вопрос же о той или иной форме народоправства в восставшем округе существенного значения не имеет: важно лишь, что восставшие идут по одной дороге с нами".
В советских разведсводках появляются данные: "Настроение казаков воинственное, на наши воззвания казаки предпочитают умереть, чем сдаться… Носятся слухи, что в случае занятия ими хуторов, не поддерживающих восстания, они будут истреблять поголовно". И действительно, 20 мая в станице Слащевской, где были добровольцы в Красную Армию, появился карательный отряд Шмалева.
Совсем по-иному отнеслись к установлению связи с белыми многие мобилизованные казаки. Красная разведка доносила: "19/V. Между молодыми и старыми казаками намечается раздор. Молодые протестуют против расстрелов пленных красноармейцев и требуют прекращения восстания… Казаки желают послать делегатов для мирных переговоров, но боятся расстрелов".
На следующий день после прилета к повстанцам "кадетов" под станицей Мешковской перед красноармейской цепью показалась группа казаков и закричала: "Эй, товарищи! Красные солдаты! Не стреляй! Поговорить надо! Мы сдаваться хотим…"
Красноармейцы в цепи стали переговариваться, потом один крикнул: "Уходите с богом, казачки! Нельзя нам с вами… Уходите, а то стрелять будем!" Кто-то действительно выстрелил.
Когда второй раз делегация сунулась из-за бугров и стала махать красным флагом, по ней без слов ударили недружным залпом. Но казаки вышли в третий раз. Передний размахивал фуражкой: "Не стреляй! Поимейте сердце, товарищи! Нам деться некуда. Продали нас начальники. Мы всем полком к вам. Добром сдаемся".
В цепи помолчали, потом нехотя ответили: "Ладно, идите. Поговорим…" Но когда трое, предварительно сняв оружие, боязливо подошли, на них накинулись и стали крутить руки…
"Кто это на бугре разорялся?" – спросили потом в штабе у захваченных. "Рыбников, командир полка", – ответил пленный.
Вечером, как обычно, командованию была направлена сводка, что 16 мая делегация казаков во главе с командиром 4-го Мигулинского полка трижды выходила сдаваться, но была обстреляна.