Подготовка к восстанию в столице Сельджукидов сопровождалась разгулом низаритского террора, постоянными похищениями и убийствами людей при помощи "подсадных уток". "Подсадными утками" выступали, в частности, некий Алави Мадани, выдававший себя за слепого, и его жена, "старушка – божий одуванчик". Под видом нищих эти тайные агенты низаритских подпольщиков бродили по улицам славного города Исфагана, поджидая, пока не покажется нужный человек. Это мог быть мулла, известный своими речами против измаилитов вообще и низаритов в частности; чиновник, преданный Сельджукам; заезжий мелкий тюркский бек, то есть вообще не человек, а "джинн", или просто богатый человек ("паук-кровосос", "эксплуататор трудового народа", "гад"), несший с собой увесистый кошель с деньгами, которые всегда можно было "экспроприировать" на народное дело (или "на цели истинной веры", "к вящей славе Божией", если кому так больше нравится!) – дело известное, "грабь награбленное"…
Дряхлый, немощный, убогий, слепенький старичок подходил к прохожему и молил именем Аллаха всемилостивого и милосердного довести его до дома. Цепко ухватившись за руку невольного поводыря, слепец тащил его к узкой, темной улочке. Он останавливался у двери в высоком глинобитном дувале и начинал громко благодарить прохожего. В этот момент из двери выскакивали низаритские боевики и, оглушив жертву, бросали ее в глубокий колодец или брали живьем.
Таинственные исчезновения людей переполошили весь столичный город. Вскоре жители Исфагана уже боялись выходить на улицу поодиночке. Соглядатаи султанской тайной службы буквально сбились с ног в тщетных поисках неуловимых террористов. По разным версиям, в Исфагане было убито низаритскими боевиками от нескольких десятков до нескольких сотен человек.
Ключ к тайне преступлений был найден совершенно случайно. Как-то на рассвете одна женщина услышала из-за забора стоны. Она перепугалась и побежала на базар, где и рассказала об этом людям. Поскольку весь огромный город жил, как на вулкане, встревоженная толпа сразу кинулась к тому дому. Когда взломали дверь, в колодце, в подвалах и даже в задних комнатах дома Алави Мадани обнаружили множество тел со следами изощренных пыток. Кроме лжеслепца и его спутницы жизни "старушки – божьего одуванчика", удалось схватить еще нескольких добровольных ликвидаторов из числа исфаганских низаритов. Их судили шариатским судом, приговорили к смерти за совершенные злодейства и сожгли на костре при большом стечении народа. И всем стало ясно, что низариты готовятся к вооруженному восстанию.
Низаритские подпольщики тоже были перепуганы тем, что их дела открылись. В Исфагане началась настоящая "охота на ведьм". Стоило сказать о ком-то, что он низарит, как толпы мчались к его дому, чтобы убить еретика.
В конце концов у заговорщиков сдали нервы. Низариты начали восстание преждевременно, не дождавшись команды от Горного старца, и были разбиты войсками султана.
Массовые убийства, совершенные низаритами в славном городе Исфагане, как бы высветили некий предел, границу террора, придуманного Гассаном ибн Саббахом. Правда, исфаганский урок научил низаритов тому, что массовый (или, как выражались большевики, "массовидный") террор может обернуться против них самих, и решили перейти к нанесению, так сказать, "точечных ударов". С тех пор измаилиты убивали свои жертвы только выборочно.
Спираль террора
Когда в 1105 году на престол в Исфагане вступил 25 летний султан Мухаммед, он первым делом приказал готовить войска, чтобы отнять у низаритов крепость Шахриз. Ее комендант Абд аль-Малик ибн Атташ решил принять встречные меры.
Он рассчитывал на помощь султанского вазира. Тот достался новому султану по наследству от предшественника. В свое время именно этот вазир за щедрый "бакшиш" (говоря по-турецки, а по-нашему, по-русски, за крупную взятку) устроил Абд аль-Малика ибн Атташа комендантом крепости и теперь был "на крючке" у низаритов. Ибн Атташ направил к сребролюбцу верного человека, который дал мздоимцу понять, что незамедлительная ликвидация не в меру энергичного молодого султана – в их общих интересах. Если вазир откажется, султану станет известно о его измене, и тогда…
Вазир подослал своего верного, преданного ему не на жизнь, а на смерть слугу к султанскому брадобрею. За 1000 золотых динаров тот согласился в очередной раз отворить султану (страдавшему, подобно бедному Низаму аль-Мульку, от чрезмерной тучности) кровь… ножичком, смазанным особым, сильнодействующим ядом.
Но… у верного слуги вазира, преданного ему не на жизнь, а на смерть, была красавица жена, прекрасная, как райская гурия или пери из народных персидских сказаний, от которой он ничего не скрывал. У прекрасной, как райская гурия или пери из древних персидских сказаний, красавицы-жены слуги вазира был возлюбленный (придворный султана), от которого она ничего не скрывала. В общем, той же ночью тайна стала достоянием нескольких человек. А "что знают (хотя бы) двое, то знает свинья" (как любил выражаться незабвенный старик Мюллер из любимого телесериала наших школьных лет "Семнадцать мгновений весны") …
Брадобрей должен был прийти к султану брить его величество повелителя правоверных после завтрака. Но возлюбленный прекрасной, как райская гурия или пери из народных персидских сказаний, красавицы-жены слуги вазира (полагавший, что может недурно заработать на разоблачении злодейского заговора), сумел проникнуть к султану до завтрака. И когда брадобрей явился брить султана Мухаммеда, повелитель правоверных уже был "в курсе всех событий"…
Его величество приказал сделать брадобрею кровопускание тем самым отравленным ножичком, который тот приготовил для него самого, вызвав предварительно коварного и продажного вазира, дабы тот присутствовал при поучительной операции.
После чудовищных и изощренных истязаний вероломного, сребролюбивого вазира торжественно повесили на городской стене в назидание всем правоверным. Сутки спустя султан Мухаммед, отложив на время все государственные дела, лично повел отборный отряд гвардейцев-гулямов на штурм низаритской крепости. Он поклялся, что собственными руками убьет ее коменданта, это исчадие ада – Абд аль-Малика ибн Атташа, которого сам же и назначил на этот пост. Пустил, что называется, козла в огород…
Но проклятая крепость никак не сдавалась. Гарнизон ее был многочисленным. Осажденные не испытывали ни малейшего недостатка ни в оружии, ни в провизии, ни в питьевой воде. К тому же начальник гарнизона Абд аль-Малик ибн Атташ знал, что пощады не будет.
Исход дела решила измена: в стан сельджукского султана перебежал один низарит, который предложил показать тайный ход в крепость.
Когда верная жена Абд аль-Малика ибн Атташа увидела, что султанские гулямы окружили ее мужа, она бросилась с крепостной стены. Ибн Атташа, который тоже пытался в последний момент покончить с собой, но был вовремя схвачен и обезоружен сельджуками, султан Мухаммед приказал доставить в Исфаган.
Его везли по улицам столицы Сельджукского султаната, заполненным толпами народа. Горожане швыряли в вождя низаритов камни и нечистоты. Ибн Атташ хранил стоическое молчание, хотя догадывался, что его ожидает лютая казнь.
Султанские палачи раздели Абд аль-Малика ибн Атташа, содрали с него живьем кожу и набили ее соломой (по древнему обычаю, отнюдь не тюркскому, а исконно иранскому, практиковавшемуся еще шахиншахами времен Новоперсидского царства Сасанидов).
Султан жестоко отомстил коварному Абд аль-Малику ибн Атташу, но низариты так и не были истреблены под корень.
Горный старец пристально следил из своего "орлиного гнезда" за положением дел в странах, лежащих к западу от Ирана, в приморских областях Ближнего Востока. А на них как раз в описываемое время надвинулась грозная туча с вечно враждебного миру ислама "франкского" Запада.
Низариты и "франки"
26 ноября 1095 года глава западной (католической, или "латинской") христианской церкви римский папа Урбан II (претендовавший не только на духовную, но и на светскую власть над всем христианским миром) на соборе этой церкви во французском городе Клермоне призвал к началу крестового похода ("вооруженного паломничества") для оказания военной помощи теснимой мусульманами православной Восточной Римской (Византийской) империи и освобождения Земли Воплощения (Господа Иисуса Христа) – Сирии и Палестины со Святым Градом Иерусалимом – из-под власти египетских мусталитов и турок-сельджуков (разбивших войско византийского императора Романа Диогена в 1075 году при Манцикерте, да к тому же принявших ислам, в его суннитской разновидности, сравнительно недавно и потому со всем религиозным пылом новообращенных притеснявших восточных христиан, а также нападавших на паломников, прибывавших в Святую землю с христианского Запада).
В августе 1096 года в направлении Леванта из разных частей Европы двинулись четыре армии западных рыцарей-крестоносцев ("латинян" или "франков"). Из Южной Франции в Святую землю направилась армия под предводительством Раймонда Тулузского, из Италии – армия под командованием норманнского князя Боэмунда Тарентского, из Нормандии – армия под руководством герцога Нормандского Роберта, из Нижней Лотарингии (Брабанта) – войско во главе с герцогом Годфруа де Бульоном (потомком франкского короля и императора "Священной Римской империи" Карла Великого), более известным нам под именем Готфрида Бульонского. Соединившись в столице Восточной Римской империи Константинополе (Втором Риме, Новом Риме или, как его называли русские и другие славяне, Царьграде), войска крестоносцев, чьи вожди принесли вассальную присягу восточно-римскому императору (или, по-гречески, василевсу, то есть царю) Алексею I Комнину, переправились (усиленные отрядом византийских войск) в Малую Азию и осадили город Никею (знаменитый прежде всего тем, что именно там, на Вселенском соборе христианской церкви – тогда еще единой – был сформулирован православный Символ Веры, впоследствии, при Карле Великом, измененный на "латинском" Западе). Осада шла успешно, однако перед самым падением города его мусульманский гарнизон тайно впустил в Никею византийские войска, вступившие во владение городом от имени своего императора и отделавшиеся от своих западных собратьев по оружию словами благодарности (не уделив им ничего из богатой добычи). Этот некрасивый эпизод, при всем сочувствии к теснимой мусульманами единоверной христианской Византии, нельзя расценить иначе чем типичный пример "византинизма" – вошедшего в поговорку лицемерия, коварства и цинизма "восточных римлян" ("ромеев"), в данном случае по отношению к западным "варварам" (хотя и призванным на помощь самими "ромеями"). Крестоносцы овладели городом Эдессой (мирным путем, их впустило местное христианское армянское население) и Антиохией (после длительной осады). 15 июля 1099 года, ценой большой крови, был освобожден от мусульман Святой Град Иерусалим. Таким образом, в результате 1 го Крестового похода, который длился три года, на Ближнем Востоке образовалось несколько христианских государств:
1) Королевство Иерусалимское, возглавляемое Готфридом Бульонским,
2) княжество Антиохийское,
3) графство Триполийское,
3) графство Эдесское (основанное раньше всех других "франкских государств" и населенное преимущественно армянами), а также целый ряд более мелких феодальных владений.
Однако в рядах рыцарей-крестоносцев не было единства, чем не преминул воспользоваться Гассан ибн Саббах. Пришедшие в Левант "франкские" бароны, оставшиеся без поддержки (после возвращения основной массы христианских "вооруженных паломников", поклонившихся святыням Земли Воплощения, в Европу), пытались заключать между собой временные союзы и коалиции, которые, однако, никогда не отличались особой прочностью. Именно в этот период во многие европейские языки вошло слово "ассасин", которое приобрело значение "наемный убийца". Многие предводители крестоносцев нашли смерть от кинжалов ассасинов.
Между тем обосновавшиеся в Леванте "франки" очень скоро учредили для защиты своих тамошних владений военно-монашеские ордена, весьма напоминавшие аналогичные ордены, созданные гораздо раньше мусульманами шиитского толка – и прежде всего измаилитами-низаритами. Наибольшей известностью среди этих новых духовно-рыцарских братств пользовался (и пользуется до сих пор) орден храмовников или тамплиеров.
О "партнерах низаритов" – тамплиерах
В отличие от истории наиболее древних военно-монашеских орденов (например, орденов Святого Иоанна или Святого Лазаря) история ордена бедных рыцарей (соратников) Христа и Храма Соломонова (храмовников или тамплиеров), которых издавна упорно связывают с низаритами, постоянно находилась в центре внимания многочисленных исследователей, что породило поистине необозримую литературу о рыцарях Храма. История возникновения ордена храмовников вкратце такова.
В 1119 году бургундский рыцарь Гугон де Пайен (Гуго де Пэйн) и восемь его соратников (имена которых в разных источниках звучат по-разному) принесли орденские обеты перед "латинским" патриархом Иерусалимским. Кроме обычных трех монашеских обетов (нестяжания, безбрачия и послушания), они принесли еще один обет, придавший их сообществу совершенно новый и по тем временам уникальный характер – обет обеспечивать безопасность на дорогах и защищать паломников от нападений сарацин (и львов – единственных животных, на которых было по уставу дозволено охотиться храмовникам!) по пути от побережья до Иерусалима и обратно.
"Франкский" король Иерусалима Балдуин I Булонский (брат умершего к тому времени герцога Готфрида Бульонского) предоставил в распоряжение "Христовых рыцарей" часть королевского дворца, прилегавшую к бывшей мечети Аль-Акса, именовавшейся крестоносцами Храмом Соломоновым. Поселившихся на месте древнего храма "рыцарей Христа" вскоре стали называть "храмовниками" (тамплиерами). Однако новое сообщество пока что не имело собственного устава. Храмовники обратились к настоятелю духовного цистерцианского ордена (ответвления более древнего монашеского ордена бенедиктинцев) Бернару Клервоскому, составившему для них проект устава, утвержденный в 1128 году на соборе в городе Труа. Вторично устав тамплиеров-храмовников был утвержден буллой папы римского Иннокентия II в 1139 году. При этом внутренний распорядок орденской жизни был усовершенствован, а сам орден Храма получил многочисленные привилегии.
Важнейшим нововведением было перенесение основного упора с защиты рыцарями ордена Храма паломников на новую задачу – вооруженную борьбу за веру. По новому уставу эта вооруженная борьба и являлась главной целью ордена храмовников, для достижения которой он и был основан. Уникальность этой задачи, верность которой каждый рыцарь, вступавший в орден, подтверждал специальной клятвой, явствует из текста тамплиерской присяги: "Я имярек, рыцарь ордена Храма, обетую Господу моему Иисусу Христу и его викарию имярек, суверенному папе и его преемникам, хранить им неукоснительное послушание и верность; и я клянусь не только словом, но и оружием и всеми моими силами защищать мистерии веры, семь таинств… Я также обетую подчиняться Генеральному (Великому. – В.А. ) магистру ордена и быть ему во всем послушным согласно Уставу, предписанному нам отцом нашим, Святым Бернаром; клянусь во всех случаях, когда это будет необходимо, переплывать моря, отправляясь на битву; оказывать помощь (в войне. – В.А. ) против неверных царей и князей; клянусь никогда не бежать (даже. – В.А. ) от троих врагов, а напротив, в случае, если это будут неверные, сходиться с ними лицом к лицу…"
По мере нарастания крестоносного энтузиазма "франкского" рыцарства в борьбе за Святую землю росла и численность воинства ордена Храма. Этому способствовал и известный трактат святого Бернара "О похвале новому рыцарству" (лат.: De laude novae militiae). В нем Бернар восторженно восхвалял стремительный расцвет нового ордена, возникновение которого он сравнивает с чудом, происшедшим произволением Божьим. Осуждая нечестивую жизнь мирского рыцарства, он славил богоугодную жизнь этих рыцарей-монахов, выполняющих свои уставные задачи в духе братской любви, смиренного послушания и добровольной бедности.
С учетом огромного авторитета, которым цистерцианский аббат пользовался повсюду в Европе, этот трактат побуждал многих вступать не только в орден тамплиеров, но и в другие военно-духовные ордены и вообще в ряды крестоносцев. Как раз в период написания трактата численность обоих крупнейших духовно-рыцарских орденов значительно возросла. Подобно цистерцианцам, монахам ордена Бернара Клервоского, тамплиеры носили белые рясы и плащи. Позднее, при папе Евгении III (1145-1153 гг.), тамплиерам был в качестве знака отличия присвоен красный крест. В то время красный крест считался символом мученичества, а также символом Христовых воинов, как бы заранее приготовившихся обрести мученический венец в борьбе за веру. Поначалу храмовники носили красный крест на плече, подобно всем участникам 1 го Крестового похода (сами они как бы постоянно пребывали в состоянии "перманентного крестового похода" и потому, в отличие от обычных "паломников", снимавших с одежды кресты после возвращения домой, постоянно носили кресты на одежде), но позднее стали украшать свои одежды на груди и спине, стяги, щиты, шлемы и прапоры на копьях большими красными крестами, хорошо видными издалека. Таким образом, бело-красная цветовая гамма одеяний тамплиеров полностью соответствовала бело-красной цветовой гамме одеяний низаритов Гассана ибн Саббаха – факт многозначительный (как выразился бы Н.М. Карамзин).
Герб ордена рыцарей Храма представлял собой щит с черной главой и лапчатым красным крестом, доходящим до краев щита, на серебряном поле. В то же время в уставе тамплиеров, в отличие от уставов ордена иоаннитов и Тевтонского (Немецкого) ордена, отсутствовало всякое упоминание о странноприимной и благотворительной деятельности. "Бедные рыцари Христа и Храма Соломонова" изначально являлись не госпитальерским, а чисто военным сообществом. Знамя тамплиеров – так называемый "Босеан" (что означает по-старофранцузски: "пегая кобыла") было черно-белым, хотя и неизвестно точно, какой именно расцветки – то ли белое с узкой горизонтальной черной полосой сверху, то ли в вертикальную черно-белую полоску, то ли в черно-белую шахматную клетку (на этот счет источники сообщают разные сведения, нередко противоречащие друг другу).