– Ты, лишенец, его просто запугал, – прозрачно взглянул "смершевец" на старшину. – Давай, колись сам, пока я добрый.
– А вы все записывайте, – скрипнул ремнями в сторону двух писарей, своего и прокурорского.
Дим мучительно соображал, с чего начать, а потом сделал рожу ящиком и выдал.
– Она хрюкала на товарища Сталина!
У замполита отвисла челюсть, трибуналец икнул, а прокурор промокнул лоб платком. Такого они еще не слышали.
– Ну да, – упрямо сказал Дим. – Хрюкала и мы ее пристрелили. А вы записывайте, чего рты открыли? – пробубнил в сторону писарей. – Чтобы все было слово в слово. Иначе не подпишу. И точка.
Дело в том, что когда они с Жорой обихаживали свинью, то обратили внимание на недожеванную ее газету.
Она была на болгарском, и там действительно был портрет Сталина, запечатленного с Димитровым. Вот это Дим и решил использовать в свою пользу. Удар попал в точку. Ставить в протоколах рядом имя великого вождя и свиньи было смерти подобным.
После длительной паузы, все взгляды обратились на бледного командира роты.
– Он у тебя не того? – покрутил у виска пальцем военный прокурор. – Контузий не наблюдалось?
– Было дело, – наморщил капитан лоб. – При форсировании Днестра Вонлярского ранило в голову, но в госпитале он не лежал, может, это последствия?
– Точно, контузия, – буркнул председатель трибунала – После нее и не то бывает.
– Ладно, можете быть свободными, – бросил начальник политотдела Диму с капитаном.
– Но что б мне ни-ни! И погрозил пальцем.
Когда потные старшина с ротным вышли из помещения, снаружи их встретили Морозов и Дорофеев.
– Во! А вы чего приперлись? – удивился Дим.
– На всякий случай, – был ответ. – Думаешь, мы бы тебя так просто отдали?
Глава 8. Вверх по Дунаю
"…В октябре 1944 года более четко обозначился замысел немецко-фашистского командования в Югославии. Оно не только спешно отводило свои войска на север, но и форсировало строительство оборонительных рубежей по рекам Драва, Сава и Дрина. Эти рубежи, по-видимому, предназначались для того, чтобы прикрыть отход гитлеровских сил из Италии и Югославии в Венгрию и Австрию. На линии Триест, Марибор, Братислава тоже спешно готовились хорошо укрепленные позиции, или, как их называли сами немцы, "рубежи решительного сопротивления". Они должны были обеспечить сплошной фронт немецко-фашистских войск от Италии до Венгрии. Противник ждал, что советское командование будет вбивать клин в этот фронт, и готовился к противодействию…"
Из книги генерала С. М. Штеменко "Генштаб в годы войны". Москва. Воениздат 1989.
Продвигаясь по железной дороге, 83-я бригада миновала болгарские города Ямбол, Стара Загора и Пловдив, пару суток простояла в Софии и у небольшого городка Цареброд пересекла болгаро-югославскую границу.
В Югославии бойцам повсюду открывались следы партизанской войны с оккупантами – мосты и туннели взорваны, станции сожжены. Разрушенные участки пути обходили пешим маршем, потом снова забирались в вагоны. В Белграде, освобожденном от немцев всего две недели назад, выгрузились на платформы. С этого рубежа бригада моряков превратилась в длиннющую походную колонну, состоявшую из пеших батальонов, рот и растянувшихся по шоссе конных обозов.
Путь проходил вдоль Дуная. Извилистая дорога прижималась к берегам и повторяла все изгибы великой реки. Стояла глубокая осень. Хмурые облака низко висели над свинцовыми волнами. На поросших ивами и кустарником берегах не было ни судов, ни лодок, да и людей было незаметно. Все кругом казалось унылым, пустым и безжизненным. По утрам Дунай затягивало плотным, как дымовая завеса, туманом. Холодные ветры без труда пронизывали отсыревшие шинели и бушлаты, прохватывая до костей. В разбитых сапогах хлюпала вода, плащ-палатки напитывались влагой и совсем не защищали от сырости. Не просыхающее от затяжных дождей шоссе бесконечно и скучно тянулось под ногами.
– Шире шаг! – простужено звучали командные голоса. – Подтянуться!
Еще через несколько дней приписанное к Дунайской флотилии соединение погрузилось на бронекатера и двинулось дальше по воде, попав в родную стихию. Эти малотоннажные корабли проекта "1125" как нельзя лучше были приспособлены для боевых действий в прибрежных водах, заливах, а также речных акваториях. При длине 22 метра, водоизмещении в 30 тонн и мощных двигателях, развивавших скорость до 18 узлов, они выполняли задачи по охране и патрулированию водных районов, уничтожению береговых объектов противника, постановке мин, высадке разведгрупп и десанта. Имея достаточно сильное вооружение, состоявшее из танковой 76-мм пушки, двух спаренных ДШК и башенного пулемета, такой катер представлял собой грозную боевую единицу и мог взять на борт взвод десантников.
Гоня перед собой буруны и трепеща флагами на гафелях, катера со стоящими на палубах бойцами неслись вперед, на запад. На правом берегу, в районе городов Вуковар, Илок и Опатовец противник создал глубоко эшелонированную оборону, опиравшуюся на мощные приречные пункты и узлы сопротивления. Сосредоточенные в них две пехотные и одна танковая армии группировки "Сербия" сражались, выгодно расположившись на капитально оборудованных позициях, на которые нашим предстояло наступать с открытой местности.
Умело навязанная противником тактика существенно сгладила имевшийся на тот момент перевес советских войск, 1-й болгарской армии и соединений Народно-освободительной армии Югославии в живой силе и технике. Из-за этого продвижение шло тяжело, каждая пядь земли доставалась большой кровью. Впрочем, для высшего командования людские потери в ряду прочих неизбежных на войне трат занимали по своей значимости далеко не первое место. Теперь был не роковой сорок первый, когда Красная Армия испытывала небывалую нужду буквально во всем: от самолетов до цинка с патронами. Сейчас и того, и другого хватало. Но тем не менее вооружение, техника и другое имущество ценились гораздо дороже жизни солдата. По принципу "бабы еще нарожают". Так, в общем-то, учил великий Сталин. Этому учила партия большевиков и многие ее полководцы. И армия свято верила. Так были воспитаны советские люди.
Прижавшись к стылой броне башни, Дим напряженно вглядывался во мрак, вдыхал запах перегорелого соляра и вместе с другими ждал высадки. Кто мог предвидеть, что по ошибке взятого на борт лоцмана из местных роту десанта старшего лейтенанта Жени Ларикова и следовавшую с ней группу Вонлярского высадят вместо дунайского берега на остров.
Сбросив обороты до "самый малый", катера ткнулись форштевнями в камыши, а по переброшенным туда командой доскам-трапам застучали каблуки десанта. Вслед за этим, дав реверс, "бэкаэры" упятились назад и, совершив циркуляцию, исчезли. Словно их не было. Когда же выяснилось, что кругом вода и до берега через протоку целых сто метров, комроты стал непечатно выражаться. Затем последовала команда "вперед!" (приказ подлежал выполнению любой ценой), и самые отчаянные, держа над головами оружие, ринулись в воду. Но тут же провалились по пояс в донный ил и их едва вытащили. Пройдя ниже, попытались еще раз. Аналогичная история.
– Кранты, старшина, – выливая из сапога воду, сказал Диму Лариков – Скоро рассвет, а тут все как на ладони.
– М-да, – выкручивая портянки, кряхтел Дим. – Фрицы устроят нам легкий крик на лужайке.
Приняли решение окопаться и стоять до конца. Будь что будет. А спустя час из тумана снова возникли бронекатера, начальство докумекало, что произошла ошибка. Дальше отряду пришлось разделиться.
Роту Ларикова с минометами высадили у местечка Опатовац, где она исключительно удачно оседлала дорогу, по которой немцы перебрасывали подкрепления, а группу Вонлярского оставили на берегу – для глубинной разведки и совершения диверсий.
Посовещавшись, решили действовать по обстановке, для чего следовало ее уточнить. Захватом "языка" и непременно осведомленного. С этим помогла неожиданная находка.
В часе хода от места высадки в молодом леске ребята наткнулись на телефонную линию. Теперь пленного можно было брать "на живца". Способ для этого имелся многократно проверенный. Разведчики чуть надрезали провод. Но не совсем, а чтобы замыкало. В противном случае наученные горьким опытом немцы примчались бы целым взводом, а это в их планы не входило. Клюнуло и на этот раз.
Спустя некоторое время среди березок появились фигуры двух связистов, а дальнейшее было делом техники. Вскоре один лежал со свернутой шеей в буераке, а второго допрашивал Дим, с которым в свое время мама изрядно занималась языком Гете и Шиллера.
От него-то разведчики и узнали, что неподалеку, у села Лавас, расположилась батарея противника. Охраняли ее несколько человек, а остальные отправились на ночевку по хатам. Такую возможность упускать было нельзя, и старшина поставил боевую задачу.
– Часовых снять, а батарею подорвать (у группы имелась взрывчатка).
Фельдфебеля тащить с собой было нельзя, и он отправился вслед за собратом, а все тройка гуськом потопала в сторону батареи. Тихо и незаметно. Двух сонных часовых в обложенной мешками ячейке со спаренным пулеметом сняли удачно, а вот третий, прохаживавшийся у орудий, оказался шустрым, и с ним пришлось повозиться. Когда же затих и этот, перестав сучить ногами, разведчики принялись минировать батарею. Но потом у Жоры возникла умная мысль использовать ее по назначению.
– А почему нет? – переглянулись Дим с Петькой. – Хорошее дело!
Пыхтя и чертыхаясь, они развернули три орудия на село (до него было чуть больше километра), подкрепились обнаруженными в блиндаже шпиком с консервированным хлебом, а когда небо стало светлеть, Дим обозрел цель в бинокль, что его весьма впечатлило.
На околице села и меж домов виднелись несколько грузовиков и легковых автомобилей, а чуть справа, в низине, расположился обоз, где задымила полевая кухня.
– Жора, наводку не забыл? – покосился Дим на сопящего рядом Дорофеева.
– Обижаешь, – ухмыльнулся тот, – я был лучший комендор на "Червоной Украине".
Первыми же залпами (наводил лично Жора) моряки разнесли пару машин и подожгли село, а затем перенесли огонь на обоз, где началась паника.
– Неплохо для начала! – оторвавшись от прицела, заорал Жора. – Петька, заряжай осколочным! И метнулся ко второму орудию.
Вскоре немцы опомнились (из рощи за селом выползли два бронетранспортера), а за ними россыпью пехота.
– Однако, – переглянулись моряки, и Дим кинулся к спарке. "Ду-ду-ду!" – полетели навстречу врагу, огненные трассы.
Когда бой был в самом разгаре и положение разведчиков стало аховым, сзади послышался гул моторов и далекое "ура!" – в атаку шли советские "тридцатьчетверки", а за ними рассыпалась густая цепь пехоты. Впоследствии выяснилось, что это были передовые части 68-го стрелкового корпуса и 12-й Народной Освободительной армии Югославии, которые двигались на северо-запад, к Опатовцу.
…В еще дымящемся селе пиликала гармошка (там расположился танковый батальон и рота югославов), а чумазые разведчики сидели на ящиках у одного из орудий, нежась в лучах осеннего солнца.
– Хреновый у фрицев мед, искусственный, – облизнул липкие губы Петька и, наколов финкой пустую, чуть больше наперстка банку, швырнул ее в свежую воронку. – Одно слово – эрзац, – согласился Дим, с интересом глядя на Жору.
Любящий все что взрывается, тот изучал устройство необычных гранат, которых на батарее нашелся целый ящик.
"Рубашки" боевой части у них были полосатые, а сверху имелся венчик с резьбой, такой же, как на рукоятке.
– Тэ-кс, понял, – разобравшись, хмыкнул бывший комендор. – Они навинчивают вот сюда, – ткнул пальцем в венчики, – один или два дополнительных заряда.
– Умные гады, – икнул Морозов. – Надо будет прихватить несколько штучек.
А чуть позже со стороны села к ним на мотоцикле подкатил лейтенант в черном комбинезоне.
– Комбат приглашает на чай, славяне, – хлопнул по горлу крагой, – ждем. И рванул обратно.
Дело было в том, что по завершению танковой атаки один Т-34 с пятью звездами на стволе подвернул к батарее, из него выбрался коренастый майор и бросился жать морякам руки.
– Здорово вы их, ребята, и, главное, вовремя! Я доложу своему командованию.
Спустя полчаса, умывшись у колодца и приведя себя в относительный порядок, разведчики вместе с майором, его начальником штаба, югославским командиром и еще двумя офицерами сидели в одной из уцелевших хат и пили ром, закусывая его трофейной снедью.
– Так, хлопцы, наш комполка просил ваши фамилии и номер части, – после очередного тоста развернул на столе блокнот начштаба.
Дим назвал, капитан аккуратно записал, а затем поинтересовался фамилиями погибших.
– Таковых нет, – пожал плечами старшина. – Вся группа в наличии.
– ?!
– Ну да, – видя недоумение танкистов, сказал он. – Мы из бригадной разведки морской пехоты.
– Во! Видишь, Бугров, – обратился, дымя сигаретой, комбат к сидевшему рядом офицеру с обгоревшим лицом. – Три человека захватили батарею и сами вели бой. А ты у меня вчера всей ротой еле раздолбал четырех "тигров".
– Но ведь раздолбал, – обиделся старший лейтенант. – Такие махины!
– Ладно, давайте по последней и спать, – ткнул окурок в блюдце майор, после чего обратился с тостом к молчаливому югославу:
– Ну, друже, за боевое содружество!
Ранним утром, когда забрезжил рассвет и экипажи во дворах стали прогревать моторы танков, разведчики на выделенной им повозке, в которой покоился ящик с приглянувшимися Жоре гранатами и трофейный пулемет, двинулись на северо-запад. По сведениям начштаба, где-то там была их морская бригада.
– Но, братишка, – чмокал губами на мохнатого першерона сидевший впереди Петька, а Дим с Жорой уютно устроились сзади на охапке сена. С неба сеялся мелкий снежок, где-то далеко впереди погромыхивало.
После взятия Опатоваца завязалось сражение вокруг другого опорного узла противника – у города Вуковар.
Сначала к нему подошли корабли артиллерийской поддержки, а за ним восемь бронекатеров, имея на борту передовой отряд в количестве трехсот моряков из 305-го батальона под командованием майора Мартынова.
Место высадки, как и раньше у Опатоваца, военные стратеги выбрали безо всякой разведки. В результате перед десантниками одна за другой возникали довольно глубокие протоки, которые форсировали по грудь в ледяной воде, таща на себя оружие и боеприпасы.
В это же время войсковая группа советских войск и югославов, призванная ударить по Вуковару с юго-запада, а потом соединиться с десантом, встретила ожесточенное сопротивление врага и увязла в позиционных схватках. Как результат, наступление замедлилось на протяжении всего семидесятикилометрового фронта от Дуная до реки Сава.
Из-за этой роковой задержки моряки, которые имели задачу дезорганизовать оборону противника на его приречном фланге, надолго остались одни перед многократно превосходящими их силами вермахта. В самом начале боя штурмовая группа, в которой находился и Дим с побратимами, вклинилась во вражескую оборону, уничтожив несколько огневых точек. Однако проявился с бронированным колпаком дот, который отсек пулеметами основной отряд, и тот вынужден был залечь, неся потери.
– Жорка, прикрой! – обернулся к Дорофееву Дим, и, зажав в зубах ленты бескозырки, они с Петькой поползли к доту. У каждого были с собой по две усиленных немецких гранаты.
Первую, чуть приподнявшись за убитым фрицем, Морозов точно метнул в изрыгающую огонь амбразуру, а когда грохнул взрыв, свернувший набок колпак, и из дыма в траншею выкатились несколько оставшиеся в живых немцев, Дим швырнул туда вторую, которая разнесла всех в клочья. За спиной грянуло дружное "Ура!" – морпехи ринулись в атаку.
Оседлав важный узел шоссейных и железнодорожных путей у города и захватив трехкилометровый плацдарм по фронту на почти такую же глубину, десантники заняли оборону в ожидании подхода главных сил с юго-запада, в обхват уже отрезанного ими от побережья Вуковара.
Но ни старшина Вонлярский с друзьями, ни их новый командир взвода младший лейтенант Ищенко, да и сам майор Мартынов не знали, что гитлеровские войска, отразив все атаки наших сил на направлении главного удара, уже создали для ликвидации десанта крупную войсковую группировку.
К вечеру на небольшой отряд двинулась целая армада – более семи тысяч немецких и венгерских пехотинцев при поддержке шестидесяти танков и самоходной артиллерии. И что было толку взывать по рации к командованию бригады. То само в бессильной ярости тихо материло вышестоящих "кутузовых", нарушивших основное правило высадки десанта: не может его отдаленность от фронта, превышать глубину задачи первого дня, наступающих навстречу основных сил.
В результате окруженному почти со всех сторон отряду, оставалось только сражаться и героически погибнуть. Почти двое суток отражая непрерывные атаки, десант героически держался. Танки пропускали через себя, швыряя в корму гранаты, а пехоту отсекали огнем пулеметов и автоматов. В один из коротких перерывов на связь вышел сам командующий Дунайской флотилией адмирал Горшков, с вопросом "Как обстановка?".
– Отстучи, принимаем танковый парад, – бросил радисту комбат. И выругался матом.
К исходу третьих суток удерживать позиции было почти некому и нечем. Списочного состава одна треть, боеприпасы на нуле и множество раненых.
Тогда возглавивший разведвзвод после гибели Мищенко старшина Вонлярский принял под командование остатки штурмовой группы и ночью по приказу Мартынова пробил узкий коридор. По нему все, кто остался жив, вышли к реке, где их погрузили на бронекатера и доставили в расположение бригады.
После трагически завершившегося десанта на Вуковар моряки хоронили своих погибших товарищей и каменели лицами. Только в одну братскую могилу, вырытую на центральной площади городка Паланка, положили более сорока человек – тех, которых удалось вынести с поля боя.
Особенно горевали над телом батальонного юнги Вани Коника – храброго мальчишки, любимца всей бригады. В соединение он попал в 43-м, сбежав из детского дома, и мстил врагу за погибших родителей и сестру с братишкой.