В 1927 году церковь закрыли, и правильно – высшее естественно-научное образование плохо сочетается со слепой верой, и храмы при вузах – вещи совершенно бессмысленные. Само здание уцелело, но не надолго. Москва развивалась, некогда глухие Михалкове и Коптево превращались в оживленные городские местности, а прямой доступ к ним преграждали пути железной дороги и лесопарк Тимирязевской академии. Основной транспортный путь в эти районы пролег по Новому шоссе (нынешняя Тимирязевская улица). Недействующая церковь стала препятствием, фактически преграждающим путь по шоссе, и ее судьба была решена. Прекрасный памятник русского зодчества пал жертвой развития транспортной сети Москвы. После его сноса ликвидировали и зигзаг трамвайных путей, ныне проходящих через место апсид бывшего храма.
Относительно времени, когда произошли эти события, существуют любопытные расхождения. Например, в одной и той же книге (правда, на разных страницах) приводятся две противоречащие друг другу даты – 1934 и 1938 годы. В плаксивой литературе о "московских утратах", "потерянной Москве" можно встретить и еще одну дату – 1930 год. Ознакомившемуся со всем этим душеспасительным чтивом читателю любезно предоставляется право самому выбрать понравившийся ему год сноса Петропавловской церкви.
Наиболее надежным (хотя также небезгрешным) свидетелем исторических событий являются карты. Именно их изучение позволяет сделать вывод, что снесли церковь все же в 1934 году, а прочие версии являются либо зафиксированными со слов так называемых "старожилов" (то есть дремучих бабушек), либо плодами собственных высокоумных рассуждений авторов.
С реконструкцией Нового шоссе связана и еще одна операция, произведенная над бывшей усадьбой. При движении по Тимирязевской улице кажется, что главное здание академии поставлено точно параллельно красной линии. На самом же деле оно вместе с флигелями слегка, под очень небольшим углом развернуто относительно улицы. Из-за этого расширяемая проезжая часть наткнулась на торец южного флигеля. Его пришлось укоротить на одну ось, а для пешеходов пробить проход в нижнем этаже. Тем самым оба флигеля вновь сравнялись по своим размерам.
Академия в развитии
Двух небольших флигелей, вдобавок плохо приспособленных для жилья, конечно, не могло хватить для армии студентов-сельхозников. Уже в 1885 году к северу от площади было выстроено капитальное, вместительное (по тем временам) здание новых общежитий. С. И. Тихомиров (он в те годы служил архитектором Петровской академии) запроектировал довольно сложную композицию из трехэтажных корпусов, образующих в плане подобие буквы "Н". Особую представительность зданию придает солидная отделка фасадов, выдержанная в стиле "венского ринга", завезенном в Москву австрийскими зодчими, прибывавшими в то время на работу в Москву. К сожалению, позаботившись о жилье для студентов, руководство академии забыло про их питание. Ошибку пришлось исправлять спустя тридцать лет – в 1911–1913 годах к перекладине буквы "Н" по проекту Г. Кайзера пристроили столовую – высокий зал в полуподвальном этаже.
К юго-востоку от этого сооружения в 1912–1914 годах появился крупный учебный корпус, выстроенный по проекту Н. Н. Чернецова. Архитектор постарался придать своему творению классические черты, снабдив его полукруглым центральным ризалитом, обставленным спаренными колоннами. Но в этом поистине триумфальном элементе здания прячется совсем не парадный, по-академически скромный вход, а вознесенный над ризалитом купол почти не просматривается снизу. Окна второго этажа почему-то разрывают карниз отделанного под руст цоколя.
Для обитания ведущих профессоров академии рядом с учебными корпусами строились двухэтажные деревянные домики. До наших дней дожил и продолжает использоваться в качестве жилья дом, в котором в свое время обитал академик Вильямс (Тимирязевская улица, № 53).
Развитие центрального ядра академии продолжалось и годы советской власти. В 1934 году А. В. Снигарев из 10-й архитектурно-планировочной мастерской Моссовета разработал эскизный проект новой планировки территории академии, которая должна была превратиться во всесоюзный центр по научному исследованию сельского хозяйства. В соответствии с этим проектировалось создание образцово-показательных хозяйств, новых лабораторий, институтов. Как и большинство слишком широких задумок, план Снигарева остался на бумаге, но кое-что было сделано.
По соседству с бывшим конным двором, как бы принимая от него эстафету, в 1935–1936 годах выросло здание кафедры зоологии и дарвинизма (заодно там же разместился Музей коневодства). Двухэтажное здание, украшенное портиком из четырех тощих колонок, спроектировал архитектор М. И. Осипов. В начале XXI века и кафедры, и музей выселили из его обжитого помещения, дом поставили на реконструкцию, растянувшуюся на несколько лет. К 2008 году здание надстроили третьим этажом, по мере возможности сохранив при этом общую композицию главного фасада.
Вплоть до 90-х годов XX века перед крыльцом музея красовались два бронзовых изваяния лошадей в натуральную величину. Одно из них изображало тракенского жеребца Темпельхютера, была отлита в Восточной Пруссии в 1932 году по модели скульптора Кюбарта. После Великой Отечественной войны статуя была отправлена в СССР в счет репараций и передана Тимирязевской академии.
Вторая статуя – арабской лошади – имеет французское происхождение. В свое время ее изваял скульптор Ледюк и продал за границу, в Россию, какому-то любителю лошадей. В 1928 году ее привезли в Москву и поставили перед Музеем коневодства, располагавшимся тогда на Скаковой улице. Когда музей переехал на территорию ТСХА, за ним последовала и статуя.
В годы перестройки и становления демократии статуи неоднократно повреждались местными хулиганами. В результате скульптуры пришлось убрать в помещения. Сегодня о стоявших некогда на Тимирязевской улице памятниках лошадям напоминают только старые фотографии.
А между бывшим конным двором и бывшим конным музеем в 1915 году выросло еще одно интереснейшее сооружение – решетчатая металлическая башня. Ее вполне можно было считать близкой родственницей знаменитой Шуховской башни на Шаболовке. Назначение тимирязевской было более утилитарным – всего-навсего нести на себе здоровенный бак для воды, да и высота была значительно меньшей – вместо трех ярусов всего один. Для снабжения водой всех невысоких зданий Петровской академии особой высоты и не требовалось. Век водонапорной вышки оказался недолгим, уже в 30-х годах академический городок был подключен к городским сетям и надобность в собственном водопроводе, а заодно и в башне исчезла. Ее демонтировали.
Зато возродился Музей академии, погибший в 1881 году. В 1938 году вышло специальное постановление Совета народных комиссаров СССР. Поводом для него послужило 75-летие со дня рождения директора академии Вильямса – основоположника отечественной школы почвоведов. Для музея академии в 1939–1941 годах было выстроено импозантное здание. Его закругленная угловая часть, оформленная колоннадой, закрепляет пересечение улиц Прянишникова и Тимирязевской. Проектировала здание группа архитекторов под руководством М. И. Осипова.
Постоянное развитие академии привело к тому, что наиболее разросшиеся ее подразделения стали выделяться в самостоятельные научные или учебные заведения. В 1930 году одним из них стал Институт инженеров водного хозяйства, созданный на базе гидротехнического отделения инженерного факультета академии и предназначавшийся для подготовки мелиораторов, инженеров-гидротехников, строителей и экономистов для водного хозяйства. В 1963 году он превратился в гидромелиоративный институт, ныне размещающийся по адресу: улица Прянишникова, дом № 19. Выделился из состава академии и Московский институт механизации и электрификации сельского хозяйства имени В. М. Молотова. Его лабораторный корпус (Лиственничная аллея, № 7) заложили в 1953 году. Архитекторы Е. Калашникова, И. Гамелина и инженер С. Румянцев включили в свой проект немало дорогостоящих элементов, не столь уж необходимых для научного учреждения – массивный портик, гранитная площадка перед входом, цоколь, облицованный тем же гранитом. Архитектурные излишества сильно затянули строительство, и здание было сдано лишь в 1955 году.
"Собрались мы в твои общежитья, столица…"
Отдельного раздела заслуживает история студенческих общежитий ТСХА. Как уже упоминалось, в первые годы существования академии ее воспитанники теснились в наскоро переоборудованных флигелях бывшей усадьбы. Затем появилось первое общежитие специальной постройки. Но самые главные события общежительного строительства развернулись после Великой Октябрьской социалистической революции.
Советская власть в качестве одной из важнейших задач рассматривала ликвидацию катастрофического отставания России от передовых стран в области науки, в том числе и сельскохозяйственной. В 20-х годах Тимирязевская академия вступила в период быстрого роста и развития. Резко увеличился приток студентов, в большинстве своем иногородних, не имевших возможности найти жилье в Москве, переживавшей острый жилищный кризис. Уже в 1925 году было принято решение о строительстве новых общежитий. Участок для них отвели довольно далеко, на Новом шоссе (ныне Тимирязевская улица, владения № 26 и № 28). Задание на проектирование разработал профессор механизации, впоследствии академик ВАСХНИЛ В. А. Желиговский. Он же руководил и строительством двух кирпичных двухэтажных зданий по проекту архитектора К. К. Гиппиуса.
Эти постройки из красного кирпича до сих пор притягивают внимание прохожих своим необычным видом. Планы их напоминают букву "П" с причудливо волнистыми ножками. Ориентированы постройки под острым углом к шоссе, что дает возможность обозревать не только главный, но и боковые фасады. Окна разных форм и размеров дополняют остроту впечатления. Над входами в здания красуется дата "1927" – год окончания работ.
Еще более интересен в архитектурно-художественном плане комплекс общежитий, возникший к востоку от ядра академии – на Лиственничной аллее близ ее примыкания к Дмитровскому шоссе. Четыре однотипных, но разнящихся в деталях корпуса числятся под № 12, 14, 16, 18.
Эти немаленькие даже по нынешним меркам постройки обращают на себя внимание мрачными стенами из красного кирпича (оштукатурены лишь два дома из четырех), планом в виде буквы "П" (как будто ставшим традиционным для тимирязевских общежитий) с расходящимися в стороны ножками, а главное – многосложным решением главных, обращенных к аллее фасадов. В конце 20-х годов, ознаменованных в Москве бурным развитием высших учебных заведений, в городе строилось немало студенческих общежитий, даже целые городки: в Анненгофской роще, Балтийском поселке, на Извозной (позже Студенческая) улице. В число первых подобных сооружений вошли и общежития Тимирязевки. На разработку их проектов в 1928 году был объявлен конкурс. О том, насколько важным представлялось это строительство, говорит тот факт, что некоторые конкурсные проекты публиковались в важных архитектурных изданиях. Например, работа Б. А. Кондрашова и Н. А. Круглова удостоилась чести появиться на страницах Ежегодника Московского архитектурного общества – в числе наиболее крупных и интересных работ московских зодчих.
Очевидно, эта публикация дала возможность исследователям архитектурного комплекса академии приписывать авторство зданий общежитий названным архитекторам. На самом же деле по результатам конкурса был выбран проект А. Ф. Мейснера, оказавшийся самым рациональным. Александр Фелицианович был зодчим старой школы (как упоминалось выше, он, в частности, перестроил во вполне классическом стиле Дом союзов), но в 20-х годах в московской архитектуре безраздельно господствовал стиль конструктивизма. Чтобы добиться успеха в конкурсе, архитектору пришлось оснастить свой проект конструктивистскими атрибутами – трехгранными, обильно остекленными эркерами, круглыми окнами, сложно расчлененным планом. С этой данью архитектурной моде сочетаются признаки того, что проект все же выполнял зодчий старшего поколения, воспитанный в академическом духе – строгая симметрия, вполне классическая арка в центре главного фасада.
Конкурсный проект А. Ф. Мейснера довел до рабочей документации другой зодчий старой школы – А. К. Ланкау. Именно его подпись стоит на проектных чертежах. Так двое ветеранов переиграли многочисленных приверженцев архитектурного авангарда.
Как всегда, реализация проектов столкнулась с определенными проблемами. Сначала управление губернского инженера затянуло утверждение чертежей, а время поджимало, студентов нового набора нужно было где-то селить. Пришлось академии начать строительство общежитий без разрешения. Возник небольшой скандал. Его удалось урегулировать, и в 1930 году первый корпус (ныне дом № 12) был завершен. В 1932 году за ним последовал второй (дом № 14). Опыт первых построек показал, что не все конструктивистские приемы так уж рациональны, и последующие здания (№ 16 и № 18) в 1933–1934 годах сооружались в несколько упрощенном варианте – без эркеров на фасаде. К 1934 году ТСХА получила прекрасные по тем временам капитальные общежития, на какое-то время снявшие проблемы с обитанием будущих агрономов и зоотехников. В комплекс общежитий входили также размещенные во дворах вспомогательные постройки, в числе которых были котельная и небольшой студенческий клуб шаговой доступности.
Пятое общежитие собрались построить в 1936 году во владении № 5 по Лиственничной аллее. Времена менялись, условия проживания улучшались. Проект архитектора Э. Л. Гамзе и инженера Левитеса предусматривал строительство семи-восьмиэтажного здания с более комфортабельными комнатами, предназначенными не только для одиночек, но и для заселения семейными студентами. В трехэтажной пристройке собирались разместить столовую и спортзал. Но, к сожалению, этот корпус так и не выстроили.
К строительству новых зданий вернулись лишь после войны. Архитекторы института "Гипрогор" Л. Пастернак, Л. Славина и А. Игнатьева составили план развития академического комплекса, который был одобрен в 1952 году. Спустя год были готовы и эскизные проекты отдельных сооружений. Чертежи долго пролежали у заказчика и лишь в 1954 году были вынесены на обсуждение в Архитектурно-строительном совете. Его члены дали работе гипрогоровцев весьма негативную оценку. С вроде бы благой целью сохранения единства сложившейся архитектурной среды зодчие решили оформить новые здания в духе уже существующих старых построек, придав им явные черты классического стиля. Здание музея украсил двухъярусный портик и массивные пилястры. Еще более внушительным мыслилось убранство библиотеки – целых два портика. И еще две отдельно стоящие колоннады стоимостью два миллиона рублей на площади перед ней – для достижения симметрии! Шестиколонный портик предусмотрели даже перед конноспортивным манежем! Результат стараний архитекторов оказался парадоксальным – не говоря даже о фантастической цене ненужных архитектурных деталей, новые здания не поддерживали сложившийся ансамбль, а разрушали его, подавляя старые скромные постройки своей подчеркнутой пышностью. Тщательно и с любовью разработанный проект был бесповоротно отклонен.
Но время шло вперед, академия развивалась, число студентов постоянно росло. На первый план выдвинулась проблема расширения студенческого городка. В конце 60-х годов по соседству с мейснеровскими корпусами решено было выстроить еще одно здание, которое надолго могло удовлетворить потребности академии в общежитиях.
Сотрудники мастерской № 7 института "Моспроект" И. Ловейко, Ю. Гайгаров, Е. Таранова, инженеры Л. Винарская, И. Матвеева, М. Зотов, А. Грунин, В. Янин спроектировали 20-этажное здание, в котором могли удобно разместиться 1800 учащихся. В плане башня представляла собой трилистник, лепестки которого сходились к центральному ядру, где размещались лифтовые шахты и лестничные клетки. На каждом этаже лепестка должны были разместиться двухкомнатные блоки на четверых студентов каждый.
Здание строилось на сборном железобетонном каркасе с обшивкой керамзитобетонными панелями. Его предполагалось поставить под углом к направлению шоссе, чтобы, с одной стороны, обеспечить хорошую инсоляцию всех помещений, а с другой – создать яркий контраст со строго линейным размещением старых общежитий.
Проект был весьма интересным, новым, но эта самая новизна его и погубила. Его осуществление могло затянуться, а проблема расселения студентов была очень острой. Руководство предпочло не рисковать. На месте, где должен был появиться трилистник башни, поднялись два блока, составленные из двух типовых корпусов каждый.
Все-таки труд проектировщиков даром не пропал. Их наработки по несостоявшемуся общежитию легли в основу проекта другого, более значительного здания, которое вскоре начало строиться неподалеку, на том же Дмитровском шоссе, – гостиницы "Молодежная", о которой уже рассказывалось выше.
Лиственничная аллея
Таким образом, большинство академических общежитий сосредоточилось вдоль Лиственничной аллеи. Эта уникальная московская улица заслуживает самого пристального внимания. Долгие годы она служила основной дорогой, по которой обеспечивался подъезд к усадьбе Петровско-Разумовское, к Петровской, а затем Тимирязевской академии. От Дмитровского шоссе аллея нацеливалась точно в середину усадебного дома, а впоследствии – главного учебного корпуса, ведущая от Дмитровского шоссе прямо к главному зданию. А оттуда открывался путь в Коптево, Михалкове, к возникшему в конце 20-х годов автотракторному (НАТИ), а затем автомоторному (НАМИ) институту. Словом, аллея была важной транспортной магистралью. Именно по аллее проходили первые автобусные маршруты, проложенные в окрестностях академии – № 32, а потом № 87.
Но главным достоинством аллеи являлась вовсе не ее транспортная функция. В полном соответствии с названием прямую как стрела аллею с двух сторон окаймляли ровные ряды лиственниц – деревьев исключительно красивых, но капризных и потому довольно редких в Москве.