А про адекватную ответственность за последствия подобных статей, думается, речи заводить и не надо. Вкратце, все это "добровольное стукачество" вылилось во внимание более чем настороженного госаппарата и обернулось жестким прессингом как на тех же музыкантов, так и на уличных неформалов. Музыкантам запретное позерство в это период было выгодным, а субкультуры… Субкультуры были уже другими, не хипповскими, что наши рок-руководители попросту прощелкали. Ну а кроме этого эпизода каким фашизмом Рекшана потешили?
Какой фашизм был в песне про Лещенко, который намозолил уши своими песнями про победу, или в песне про Индиру Ганди, которую убили спустя 2 месяца после записи альбома, тут уж пускай медики разбираются. Был сделан музыкально озвученный срез соцдействительности, но эти люди, заселившие Рок-клуб в 83–85 годах, этого попросту не понимали. Им нужна была паства и поклонники, потребляющие полулегальный аудиотовар, а все, что в этот формат не укладывалось или вызывало какой-то резонанс, они попросту отсекали. А группа вообще не собиралась выступать. Это был "ноль объект", задачей которого была фиксация ситуации, поэтому принципиально подавались заявки, которые тут же отвергались, ходили слухи о том, что когда-нибудь да выступят. Но этого не происходило, потому что и не планировалось (смеются). При этом стоит отметить, что бюрократическая система в Рок-клубе была не всегда таковой. В самом начале там творилась анархия, и все было достаточно весело. Ближе к перестройке началось подобное загнивание. Проявились унылые хиппи, появились билеты, которыми отчаянно спекулировали. Ввели хозрасчет, и все накрылось медным тазом. Но меня это тогда как-то слабо интересовало. А потом, когда волна рок-эстрады схлынула и стали пропускать радикалов, все вернулось на круги своя.
М. Б. А художественный срез?
Р. 3. Общение в рамках компаний было всегда, и нестандартно выделяющиеся люди всегда могли найти общие цели. Тем более, что для себя я тогда хотел определиться чем мне интересней заниматься – музыкой или рисованием. И на момент активного вливания в уже художественную среду состоял в секции художников при Рок-клубе.
Но еще в рамках уличного общения в начале 80-х часто заходил к Тимуру, когда он жил с мамой на Литейном. Он вовсю тогда ударился в неформально-творческие дела, и у него собиралась разношерстная компания, но уже без инфекционного заболевания в виде битломании. Условия были достаточно гнусные, и здесь стоит отметить, что в Ленинграде 80-х это была общецентральная картина. Если отъехать от Невского района километров на десять, то кругом царил не просто обветшавший ландшафт, а сгнивший и разлагающийся. Возможно, этим определялась социальная активность того периода. Либо самый центр, либо новые удаленные районы, где тоже в обилии присутствовала коммунальная жизнь. А в остальном, даже сейчас, где не расселены квартиры, обстановка премерзейшая. Тесно, зелено-бурые тона помещения, и не мудрено, что многие художники и неформалы ходили друг к другу в гости, задерживаясь в своих пенатах, только если коллектив собирался именно там. Приезжали и москвичи-художники чуть ли не с инспекцией (смеются). Помню, вместе с одной группой приехал такой Леша Фашист, и стало вдруг любопытно кто ж такой скрывается под таким суровыми позывными. Оказался достаточно крепкий хиппан, совсем не грозный. Больше всего похожий на тех хиппанов, что рисуют сейчас на MTV как персонажей. Хулиган, если он входит, его сразу чувствуешь, что если не сейчас, то через какое-то время обязательно что-нибудь произойдет, а здесь милый интеллигентнейший человек, но почему-то Фашист. Но все обычно кончалось пьянками и весельем.
С Юфой я познакомился через Мотю, когда Евгений проходил какую-то практику на пролетарском заводе, где он уже мутил какие-то битнические выходки, разлагающие рабочий коллектив (смеется).
Постоянно предлагал своему окружению, в которое входил Панов с товарищами, всякие глупости и шалости, которые радостно тут же и исполняли. Был активным деятелем и постоянно чего-то снимал, привлекая как статистов, так и знакомых. Была уже оформлена грузинская тема с битническим стилем. Евгений при этом был человек природный с эдаким первобытным мощным драйвом, которого к природе и тянуло.
А он за собой на природу тянул всех остальных. Можно сказать, на нее же и натягивал (смеются).
Я же был урбаноидом и участвовал в этих шабашах эпизодически. И вот однажды моя знакомая из медицинского института принесла резиновый макет человека и спросила, не нужен ли он мне. Я как увидел это зеленое чучело, тут же уволок на рабочее место. Участвовал он в выставке рок-клубовской, в которой участвовали многие известные ныне имена, а я имел прямое отношение к ее организации. Была комиссия во главе с девушкой Любой, которая пришла и говорит, мол, я это все не разрешаю. Можем повесить это, это, а все остальное забирайте. Работы при этом в подсобке лежали месяца четыре и было это в 83 году. Человека этого я таскал по городу сложенным вдвое в чемодане.
И однажды, когда меня милиционеры попросили развернуть и показать что я там несу, они были в шоке (смеется). Артефактов таких было мало, и я его с начала пытался приспособить в оформлении сцены Рок-клуба. Хотели его повесить на сцену, но руководство клуба попросило человечка убрать, и таким образом он перекочевал к Юфе и был отснят под видом Зураба, а я – в виде его отца. Девизы и лозунги уже были сформулированы, и сложилась своя система мимикрии и словечек в рамках некрореализма. Все делалось бессознательно и спонтанно, но весело. Термин "Асса" родился здесь, когда еще не было глубокого членовредительства, и, по идее, в "НЧ/ВЧ" должна была образоваться одноименная группа, но образовалась группа, одноименная с клубом. Я не знаю какое значения этому придает Юфит, но для меня это была стеб-юморина с загородными чудачествами.
Круг некрореалистов расширился, появились дубли в виде второго Юфы, второго Густова, сам процесс принял нездоровые, крайне брутальные формы, и многие участники изначальной группы вышли из ее состава. Даже мой дубль был, и мне его показывали. Я сначала думал, что смеются, но когда стали показывать дублей, стало не смешно. Но не менее удивительно: люди не похожи, но с теми же позывными и тоже неформалы.
А начиналось все с постановочных фотографий, на которых героизировались различные битники. А потом эти же типажи стали участниками идиотических постановок, в которых участвовал резиновый Зураб. Его с криком "Асса" кидали с высоты, и происходило это в районе конца Марата. Был разрушенный дом, и с него Зураба, одетого в пальто, катапультировали. При этом какая-то старушка, все это узревшая, начала кричать: "Люди, люди, убивают!" После чего ей пришлось продемонстрировать, что именно убивалось, и как-то успокоить. На что старушка заулыбалась и сказала: "А-а-а. Это вы в себе жестокость воспитываете" (смеются).
Воспитывали скорее идиотизм, и рефлексию на его проявления.
В 84-м году в музее Достоевского началось какое-то общение, и уже после этого начались постановки в Технологическом институте, сцена которого была в разы меньше, чем не такой уж большой питерский Рок-клуб.
И сцена была заточена за Драгомощенко, который там читал свои стихи, и вокруг этого стихочтения устраивались минималистические действия. Был, например, "пылесос", когда сидящего в тазу за ноги развозили по сцене, были "утюгон" и "капельница", когда звуки извлекались путем капания в таз с водой, но назвать это какими-то массовыми событиями лично мне сложно. Знаковыми для участников, возможно. По крайней мере, на этой сцене произошло единение различных групп, и к действиям художников подключились музыканты Курехинского круга. Как это все организовывалось, вообще не поддается описанию, потому что администрация знала, что что-то будет, а что именно и кто разрешил – нет (смеется).
Я бы назвал это все капустниками, а кто-то называет величайшими событиями. У нас были свои не менее интересные события, те же съемки с участием Зураба, с которым постоянно что-то приключалось. Переносили мы его по городу в чемодане, и как-то раз, точно тогда был Юра Морозов… И кстати, тогда же пошла мода на "арафатки", не связанная с каким бы то ни было антисемитизмом, просто здесь училось много арабских студентов. И когда мы шли со съемок и несли чемодан со сложенным Зурабом, то к нам подошла группа милиционеров и попросила его открыть. Причем Зураб, когда был несложен, пружинил и попросту выскочил из чемодана, перепугав не на шутку служителей правопорядка. А подошли милиционеры потому, что все люди как люди, а тут группа лиц в пятидесятнических "польтах" с регланами, в "арафатках" и что-то еще несут. На этот раз обошлось легким испугом, и когда я в очередной раз читаю или слышу по поводу каких-то злобных козней "кровавой гебни", все это уже даже не смешно. Лютовала в большей степени милиция, которая оцепляла концерты и дубасила посетителей. Тому же Нику Рок-н-роллу досталось после концерта на Заслонова, когда арестовали весь зал.
Сначала я попросту недоумевал по поводу происходящего. Такое происходило и на Рубинштейна, когда все приходили на концерт и еще до начала к клубу подъезжал пикапчик, в который прямо из зала эвакуировали дресскодированных неформалов. А на Заслонова, в заведении, на фоне белой простыни в фас и профиль щелкали, а потом гуляй. Фиксировали в течение часа, а порой оставляли на всю ночь. Примелькавшихся заметали автоматически. У Вилли, к примеру, было четкое правило: нельзя ходить за Аничкин мост. Потому как только его пересекал, тут же его забирали. Территория от Восстания до моста зачищалась.
На Воинова, где были мастерские и открылся "НЧ/ВЧ", он стоял прямо напротив "большого дома". Семья же Сумароковых, возглавившая открывшееся в 86 году новое место, была из настоящего дворянского рода, и квартира была напичкана всякими атрибутами этого сословия. В том числе и именным фарфором, на котором съели котов, и эта история обросла множеством слухов и легенд. Рок-клубовская тусовка ко второй половине 80-х обросла новым поколением неформалов со своими "звездами". Юру Скандалиста, Рикошета и почему-то Ника Рок-н-ролла считали какими-то жуткими хулиганами, хотя из этого списка только Юра мог отвечать всему комплексу подобного психотипа.
М. Б. Ну, Коля и Рикошет все-таки жили на сцене, потому и выкладывались там. Рикошет крутил сальто и вращал микрофонные стойки, а Ник на открытии "НЧ/ВЧ" надел на голову плафон от лампы и бился им обо все что попало (смеются).
Р. 3. Ну да, эти были в образах. А Юра и тот же Свин, и многие другие к этому моменту уже не различали где кончается образ и начинается реальность. Ну так вот, когда в квартиру к Леше Сумарокову набилась тусовка панков, и все, конечно же, на кураже стали развивать ситуацию в общении, кто-то вспомнил что-де сегодня какая-то годовщина блокады Ленинграда, и все это вылилось в решение это событие отпраздновать. Уже не помню кто предложил, но активность проявил Свин: был изловлен кот, ощипан и съеден коллективно в тесноте в завалах из антикварной мебели. Кот оказался домашним и никакой не сумароковский, как это потом рассказывалось. Но, что я по этому поводу хотел бы сказать. Распоясались на тот период очень, и грань между шутками и не шутками стала более чем призрачна. Вроде бы шутейно начиналось, пока кто-то не ставил вопрос ребром и не находились люди, думающие: "А почему бы и нет?" Причем акция на тот момент никого особо и не шокировала, и слухов потом было гораздо больше.
"НЧ/ВЧ" стало новым местом, хотя я все еще проводил время в загнивающем Рок-клубе. "Поп-механика" уже встала на какую-то эстрадную колею, а художественные группы обросли новыми деятелями и поклонниками. Само название придумал, конечно же, Котельников, именно для группы, но потом все это брожение получило обобщенное название низких и высоких частот по аналогу с AC/DC.
Перебывали там все, но почему-то толкового ничего не вышло. Помню, еще к Сумарокову-младшему приехала чилийская подруга, имевшая отношение к чилийскому же коммунистическому движению, которая очень хотела тут же уехать обратно (смеется).
То, что происходило в последние годы застоя, на многих приезжих коммунистов подобным образом действовало.
А неформальная среда тоже разрослась и отчасти перемещалась. Мне же из этого всего, конечно, нравилась эстетическая сторона вопроса, и то, что любой сложившийся стиль можно было высмеять, не примыкая при этом к панкам. При этом были люди, которые были завернуты на гипертрофированной панковской эстетике, близкой к "чуханизму", но подобных сторонились. Часть же серьезных людей поставила целью для себя поскорее от этого нарождающегося хаоса свалить за границу. И многие из уехавших в силу своей активности состоялись и там. И кто его знает, как оно сложилось бы иначе, если б черненковский мрачняк наступил на лет пять позже. Возможно, всего этого не было бы, и те кадры, которые бежали от советского апокалипсиса, либо не уехали, либо вернулись, сверив свои представления о загранице, до этого момента дозированно потребляя только красочные истории о ней.
При этом в первые годы перестройки основная часть советской интеллигенции сама отвалила от текущих госпроцессов, занимаясь собственными делами. Никто уже не ожидал какого-то чуда, и кто-то попросту не вписался в подобный поворот событий, кто-то вовсе отошел в мир иной. И творческий люд на самом деле от этого всего только пострадал, будучи поставлен в какие-то неопределенные рамки и условия. Немалая часть, и маргинальная в первую очередь, оказалась не приспособленной к самостоятельным жестким реалиям. Многие попросту утратили жилье и были ущемлены в правах. И те, кто играл в группу риска, в какой-то момент в этой группе уже настоящей и оказались. Каким-то художникам впоследствии повезло и они получили жилье с мастерскими в сквоте на Пушкинской, который позднее превратился в арт-центр.
Ситуация была достаточно мрачная, учитывая то, что группы рассыпались, и многие уехали за границу. И когда появился Сорос и поддержал грантами уже санкт-петербургскую художественную среду, эти группы сузились до предела. Все стало больше напоминать борьбу за выживание. И я все время старался держаться от этой суеты подалее, время от времени производя картинки. Возможно, плохая аналогия, но когда разные люди сидят в одной камере с единым надсмотрщиком – они как бы вместе, равноценны, и ни у кого ничего нет. Но как только двери тюрьмы распахнулись, все эти разные люди разошлись по нишам, к которым изначально имели склонность. Желание получить свободу и отвоевать себе пространство для жизнедеятельности объединяли. И, возможно, многие до сих пор не осознали, какие блага они получили по сравнению с тем, что уже обрушивалось и осыпалось. Людям дали свободу выбирать и перемещаться, но многим это попросту было не нужно. Они не могли самостоятельно формироваться и производить какой-то продукт, но продолжали бороться за свое индивидуальное пространство. Многие в этой борьбе и погибли.
Олег Хак
Фото 2. Москва, фото Александра Слюсарева,1985
О. X. Сейчас, проезжая мимо "Щелчка", даже удивляешься, что тут могло что-нибудь возникнуть и быть вообще. Казалось бы, что близостью к метрополитену и к другим коммуникациям можно было хоть как-то объяснить то, что происходило в те времена лично у меня. Но то, что происходило на самом деле и по всей стране, объяснить словами не представляется возможным (смеется).
Нормальное беззаботное советское детство, со всем набором в виде свободного времени и всяческими творческими экспериментами. Жил я прямо возле метро, где ежедневно собиралось немалое количество беззаботных бездельников. Так уж получилось, что Гольяново заселялось не единовременно и даже можно сказать многослойно. Некий поселковый островок, населенный советскими тружениками, стал объектом выселения всяческих неблагонадежных типов и наркоманов в середине 70-х. А уже позже, ближе к 80-м, когда Москва в очередной раз расширялась, туда стали отселять молодежь из центральных коммуналок. В результате получилась гремучая смесь, которая быстро между собой перезнакомилась благодаря усиленному новостроечному мордобою.
М. Б. Я помню эти моменты более чем отчетливо, так как учиться приходилось в Метрогородке, а путь домой лежал через все микрорайоны поэтапно, и на каждом остановочном форпосте с детства приходилось доказывать свою состоятельность как местного жителя (смеется).
О. X. Ну и, наверное, как у многих, детство и юность проходили в поисках постоянных приключений и новых ощущений. Собственно, благодаря нашей подростковой активности мы тогда были осведомлены о всех передовых направлениях и тенденциях в зарубежной молодежной моде. Но хотелось чего-то своего, непохожего на все, что предоставляла достаточно ограниченная окружающая действительность. А нас, компанию подобных, уже тогда манили и привлекали старинные добротные вещи, которые с легкостью находились в комиссионных магазинах. О рок-н-роллах тогда еще никто не помышлял, все это началось позднее, но желание клоунады присутствовало с детства. Без нее было скучно. Смотри сам. Проснулся, пошарил по карманам. В кармане 3 рубля. Сдал завалявшуюся стеклопосуду – стало пять. Дальше прошелся по комиссионкам на предмет поиска новинок…
М. Б. Сейчас от сети комиссионных осталась всего пара точек, где принимают вещи от городского населения. А ранее это был целый сетевой мирок необычных вещей со своей специализацией и маршрутами. Да и оборот стеклотары в советской природе – это отдельная тема для песни. Своя инфраструктура, прилагающаяся к винно-водочным развлечениям. Со своей системной иерархией и кидаловом (смеется).
О. X. Присутствовало, присутствовало. Но мы не давались в обман. Тут, наверное, потребуются аннотации, иначе никто ничего не поймет. Бурно проведенный предыдущий день, как правило, оставлял мешок пустой посуды от пива, а это практически 10 рублей денег от сдачи тары. Начальный подростковый капитал, можно сказать. Как можно сказать и то, что нормального пива, которого было в обилии ранее, к этому моменту стало очень мало и за ним почти охотились. Это во многом определяло место встреч. Типа, встречаемся там куда пиво нормальное завезли (смеется).
Ну и, встретившись, день был начат. При этом всякая активность закономерно приводила к расширению кругозора, и смекалка шлифовалась на ход ноги. Знали мы тогда порядка пяти местных комиссионок и, конечно же, Тишинский рынок, где пополнялись запасы личных гардеробов. В Москве начала 80-х практически единственной формой молодежного досуга были дискотеки, которые поводились исключительно до 23:00, но нам этого хватало, чтобы продемонстрировать все достижения комиссионного хозяйства и собственного стиля (смеется).