Раковский. Когда Армстронг и Леккерт мне предъявили этот документ, я сказал: "Да это же грубейший подлог". Документ был помечен Берном 15 октября, а я тогда был в Румынии, а не в Берне. Тогда они мне заметили: "Вы утверждаете, что является подлогом и письмо Зиновьева, а вот результат: падение правительства Макдональда и предстоящее аннулирование того договора, который вы подписали с английским правительством. Мы осведомлялись относительно вас у господина Истмена (Истмен - американский троцкист) и узнали о вашей принадлежности к течению мистера Троцкого, о вашей близости с ним. И только вследствие этого обстоятельства "Интеллидженс Сервис" дало агреман на назначение вас полпредом в эту страну". Это заявление изменяло всю ситуацию. Они говорили мне: "Мы явились сюда не как ваши враги". Я им заявил: прежде всего мне необходимо иметь подтверждение, что вы действительно в данном случае представляете "Интеллидженс Сервис". Через некоторое время я был приглашен на обед в ресторан на улице Оксфорд-стрит, где они меня познакомили с лицом, которое они представили как заведующего русским отделом "Интеллидженс Сервис". Фамилию его я не помню точно (это дело относится к 1924 году), если память не изменяет, - не то Ричардсон, не то Робертсон. Он подтвердил, что Армстронг и Леккерт действуют от имени "Интеллидженс Сервис".
После этого я поехал в Москву. Для меня было важно выиграть время. Я приехал в Москву и сообщил Троцкому. Троцкий говорил, что подложное письмо было предлогом для разговоров.
Троцкий согласился с тем, чтобы войти в связь с английской разведкой, благословил, так сказать, меня на это дело, оговаривая, что нужно быть осторожнее, что нужно еще выявить, что они могут дать для троцкизма. Возвратившись в Лондон, я вскоре был вызван к одному официальному лицу, которое мне подтвердило, что данное "Интеллидженс Сервис" предложение действительно санкционировано. В свою очередь Армстронг и Леккерт заявили, что агентом связи между мною и ими будет журналист Фарбман. К этому делу в качестве агентов связи я привлек, завербовал еще двух сотрудников полпредства. Это произошло уже в начале 1925 года. Перед отъездом из Лондона я успел передать документ - оценку советской политики в средне-азиатских национальных республиках, с точки зрения человека, который желает поддержать враждебные отношения к СССР. В октябре того же 1925 года я был переведен полпредом в Париж. Держать непосредственную связь с "Интеллидженс Сервис" мне в этом положении было трудно. И когда ко мне явился снова Фарбман, посоветовавшись с ним, решили привлечь к непосредственному обслуживанию "Интеллидженс Сервис" Мдивани. Затем мои связи с "Интеллидженс Сервис" прекратились. Летом 1934 года, после того, как я вернулся из ссылки, мои связи возобновились. В Москву приехала одна моя знакомая английская женщина, которая напомнила мне, что следует возобновить связи с "Интеллидженс Сервис".
Вышинский. Почему этот вопрос интересовал английскую женщину?
Раковский. Я ее знал в Лондоне, возможно утверждать, что она сама была связана с "Интеллидженс Сервис".
Вышинский. Иначе говоря, английская разведчица?
Раковский. Да.
Вышинский. Как ее фамилия?
Раковский. Леди Пейджет.
Вышинский. Какое у нее социальное положение?
Раковский. Она известная крупная филантропка; во время войны имела госпиталь в Киеве.
Вышинский. Вы ее так и считали филантропкой?
Раковский. По совместительству.
Вышинский. Так же, как и вы филантроп по совместительству?
(Раковский молчит).
Вышинский. Вы возобновили эту связь через Пейджет тоже с ведома Троцкого?
Раковский. Нет.
Вышинский. Вы были с Троцким в связи с 1934 года?
Раковский. Был. В 1934 году я ему писал, то есть в 1935.
Вышинский. Расскажите о том, что вам известно о связях Троцкого с "Интеллидженс Сервис"?
Раковский. Это было накануне ссылки Троцкого в Алма-Ату. Первоначально его должны были направить в Астрахань, но он добивался отмены этого назначения и получил Алма-Ату. Будучи у него на квартире на улице Грановского, я нашел его очень довольным тем, что ему обменяли Астрахань на Алма-Ату. Я удивился. Ведь до Алма-Аты надо ехать от Фрунзе несколько дней (тогда там еще не было железной дороги). Он ответил: "Зато ближе к китайской границе", и он указал мне на сверток карт. Он дал мне понять, что рассчитывает на побег. Я его спросил, каким же образом через Западный Китай, через песчаные пустыни, через горы, без средств, можно организовать побег. "Мне поможет "Интеллидженс Сервис", - сказал Троцкий. И тут он мне строго конфиденциально сообщил, что с 1926 года он вошел в преступную связь с "Интеллидженс Сервис".
Вышинский. Через кого?
Раковский. Через одного из представителей концессии "Лена-Гольдфильдс".
Вышинский. А он имел отношение к этой концессионной фирме?
Раковский. Он был тогда председателем Главконцесскома.
Вышинский. Значит, тогда, когда он был председателем Главконцесскома, он вошел в связь с "Интеллидженс Сервис" через представителя фирмы "Лена-Гольдфильдс"?
Раковский. Вполне правильно. Он мне сообщил еще другой факт: он уже успел оказать известную услугу английской "Интеллидженс Сервис", это относится к началу 1927 года. По его словам, он за некоторые услуги этой организации в свою очередь помог консерваторам осуществить разрыв отношений с СССР, что он указал "Интеллидженс Сервис" как на удобный инцидент на возможность организации налета на Аркос. Он назвал при этом некоторых лондонских троцкистов, работавших там, в том числе Мюллера или Миллера, через которых было обеспечено нахождение в помещении Аркоса специально сфабрикованных документов, и что он дал, таким образом, в руки Джойнсона Хикса (тогдашнего министра внутренних дел) повод к тому, чтобы убедить его коллег в необходимости разрыва дипломатических отношений между СССР и Англией. Оппозиция ожидала тогда, что она сможет использовать трудности. Я сам с конца 1924 года был связан с "Интеллидженс Сервис", потому я легко понял все то, что мне говорил Троцкий о его связи с "Интеллидженс Сервис".
Я должен сказать, что к 1927 году относится еще один факт из моей изменнической работы. Это - переговоры с правыми капиталистическими кругами во Франции. Дело началось во время июльского пленума 1927 года. После речи Сталина, где он резко выступил против так называемого тезиса о Клемансо Троцкого, я был у Троцкого на обеде и спросил у него: "Я не понимаю, почему так резко ставит вопрос Сталин. В этом сравнении с Клемансо я не вижу ничего особенного". Троцкий мне заметил: "Сталин прекрасно понимает, что он делает, Сталин считает, что если пропасть между оппозицией и партией будет углубляться, то в силу логики вещей оппозиция должна перейти на последовательные пораженческие позиции". На второй день у меня опять был разговор с Троцким. Он сказал: "Я пришел к выводу о необходимости сделать указание нашим единомышленникам за границей, полпредам и торгпредам, чтобы они зондировали у правых кругов капиталистических стран, где они находятся, в какой степени троцкисты могут рассчитывать на поддержку с их стороны". Я ему сказал, что во Франции приходится иметь дело, главным образом, с Пятаковым. Он просил меня ему об этом сообщить.
Председательствующий. Подсудимый Раковский, то, что вы сейчас говорите, имеет отношение к вашей связи с английской разведкой? Вы перешли к 1934 году, а теперь возвращаетесь обратно к 1927 году.
Раковский. Я закончил с английской разведкой.
Председательствующий. Я понял, что в 1934 году возобновилась ваша связь и дальнейшая работа в английской разведке, а вы вернулись снова к 1927 году. Скажите, после попыток привлечь вас в английскую разведку в 1934 году вы принимали какое-нибудь участие в работе английской разведки?
Раковский. Да, я сказал, что в начале 1936 года снова стал обслуживать ее. Я передал анализ новой Конституции с точки зрения отношений периферийных республик с центром, причем анализ новой Конституции был дан абсолютно отрицательный.
Я хочу еще сказать относительно тех переговоров, которые мне поручил вести Троцкий летом 1927 года во Франции. Я встретился с депутатом Николь из Роэ. Николь - очень крупный льнопрядильщик севера, фабрикант, принадлежащий к правым республиканским кругам. Я его спросил тогда относительно возможностей или перспектив, которые существуют для оппозиции, можно ли искать опоры среди французских капиталистических кругов, которые настроены агрессивно против СССР. Он мне ответил: "Конечно, и в большей мере, чем вы, может быть, сами ожидаете". Но это будет, как он сказал, главным образом, зависеть от двух обстоятельств. Первое обстоятельство - это то, чтобы оппозиция стала действительно реальной силой, а второе обстоятельство, - в какой степени она пойдет на концессии французскому капиталу.
Второй разговор я имел в Париже в сентябре 1927 года с депутатом, крупным зерноторговцем Луи Дрейфус. Нужно сказать, что и этот разговор и заключение аналогичны с теми, которые у меня были с Николем.
Теперь о моих контрреволюционных связях. Приехав из ссылки в 1934 году, я встретился с Сосновским и с ним поддерживал связь. В марте 1935 года Сосновский сообщил мне о том, что уже давно заключен блок между правыми и троцкистами, что есть полное согласие в целях и в методах - шпионаж, диверсия, вредительство. Он указывал на такую подробность: правые дали директиву, чтобы все их кадры ушли в глубокое подполье и были бы, таким образом, неуязвимы. Так они сохраняли свои кадры.
Другим подпольщиком, с которым я встретился в 1934 году, был Крестинский. Я у него был два раза в наркомате в связи с моей поездкой в Токио. Второй раз, когда я его видел, он сказал, что работает как подпольщик.
Вышинский. Как троцкист?
Раковский. Как троцкист. Последняя встреча с Сосновским была в декабре 1935 года.
Вышинский. Скажите, как вы могли бы кратко формулировать признание своей вины перед Советским Союзом?
Раковский. Я признаю, что, начиная с 1924 года, я являлся изменником советской социалистической родины.
Вышинский. А ваша сначала фракционная, потом контрреволюционная подпольная троцкистско-преступная деятельность в каком году началась?
Раковский. С Троцким я был лично знаком с 1903 года. Это знакомство укрепилось, и я являлся его близким другом.
Вышинский. Политическим?
Раковский. Политическим, когда касались политических вопросов.
Вышинский. И личным?
Раковский. И личным.
Вышинский. И оставались таковым до последнего времени?
Раковский. И оставался таковым до последнего времени.
Вышинский. Следовательно, почти 35 лет вас связывает политическая и личная дружба с Троцким?
Раковский. Правильно.
Вышинский. Вы вели борьбу против партии и Советского правительства?
Раковский. В 1921 году была дикуссия о профсоюзах, что называется проба сил. А с конца 1924 года уже создается нелегальная связь, переходящая в рамки Уголовного кодекса.
Вышинский. С 1924 года создаются нелегальные, преступные, караемые советским законом связи и преступная деятельность?
Раковский. Которую я изложил.
Вышинский. Которую вы признали. Во имя чего вы, троцкисты, вели эту борьбу против Советского государства?
Раковский. Во имя захвата власти.
Вышинский. И далее, в каких целях захват власти?
Раковский. Цели сводились, в основном, к ликвидации тех достижений, которые существуют в настоящий момент.
Вышинский. То есть, иначе говоря, к ликвидации социалистического строя?
Раковский. К возвращению, я не говорю открыто, капиталистического строя...
Вышинский. Открыто вы этого не скажете?
Раковский. Я хочу сказать, что в моем сознании не фигурировало это, как открытая, как ясная цель, но в моем подсознании, я не могу не отдавать себе отчета, что я на это шел.
Вышинский. А задача заключалась в озверелой борьбе против социалистического государства, в целях захвата власти в интересах - в конце концов, каких же?
Раковский. Когда мы думали, что можно захватить власть и ее удержать и не передать фашистам, - это было безумие, это утопия.
Вышинский. Следовательно, если бы вам удалось захватить власть, то неизбежно она оказалась бы в руках фашистов?
Раковский. Эту оценку я абсолютно разделяю.
Вышинский. Значит, вы хотели захватить власть при помощи фашистов?
Раковский. При помощи фашистов. В конце концов власть оказалась бы в руках фашистских агрессоров.
Вышинский. И вы лично действовали в целях и интересах этого фашизма?
Раковский. Признаю.
Вышинский. Действовали методами шпионажа?
Раковский. Признаю.
Вышинский. Подготовки поражения СССР в предстоящей войне в случае нападения на СССР?
Раковский. Признаю.
Вышинский. Подготовки ослабления мощи и обороноспособности СССР методами вредительства, диверсии и террора?
Раковский. Признаю.
Вышинский. Это есть не только измена перед Советским государством, но и перед всем международным рабочим движением. В этом вы себя признаете виновным?
Раковский. Признаю.
ДОПРОС ПОДСУДИМОГО ЗЕЛЕНСКОГО
Председательствующий. Подсудимый Зеленский, вы подтверждаете показания, которые вы давали на предварительном следствии?
Зеленский. Да, я подтверждаю. Я должен коснуться в первую очередь самого тяжелого для меня преступления - это о своей работе в царской охранке. Я состоял агентом самарской охранки с 1911 по 1913 год.
Летом 1911 года у меня был произведен обыск. У меня были найдены кое-какие документы, изобличающие меня в принадлежности к социал-демократической организации. Я был доставлен в жандармское управление, допрошен полковником Бетипажем, который заявил мне следующее: либо они создадут для меня каторжный процесс, либо я должен стать информатором охранного отделения. Я смалодушничал и дал согласие на то, чтобы стать осведомителем.
При вербовке мне была дана кличка "Очкастый". Мне было предложено информировать о работе местной социал-демократической большевистской группы, о ее борьбе с ликвидаторами. В дальнейшем я регулярно получал деньги за эту предательскую работу - 25, 40, 50 и даже 100 рублей. Так продолжалось до февраля 1912 года.
Я давал сведения о работе большевиков в обществе взаимопомощи, клубе печатников, о работе большевиков в обществе потребителей. Само собой разумеется, что я имел встречи на конспиративной квартире с жандармским офицером, фамилии которого я не знал, а называл его Василий Константинович. Я ему сообщал имена руководящих работников самарской организации. Я выдал ряд людей, которые были арестованы. Помимо работы по осведомлению, жандармы поручают мне и провокаторскую работу. Мне было дано поручение организовать типографию. Мне было поручено организовать при помощи квитанционных книжек сбор членских взносов с тем, чтобы там были печати, то есть мне было дано задание подготовить такой фактический материал, который при аресте организации послужил бы основанием для создания судебного процесса по 102-й статье и высылки людей на каторгу.
В феврале 1912 года я был арестован вместе с теми людьми, которых я выдал: Буянов, Благодарова, Левин, Вульфсон, Кучменко. Будучи арестован и заключен в самарскую тюрьму, я обратился к Бетипажу с заявлением о вызове меня на допрос, так как я желал узнать мотивы моего ареста. Бетипаж меня вызвал и заявил, что это сделано для того, чтобы предохранить меня - "для вас же лучше, что мы вас арестовали". В тюрьме я просидел 6 месяцев, после чего был выслан в Нарымский край. Перед отправкой ко мне в тюрьму явился тот же самый жандармский офицер, с которым у меня были свидания на конспиративной квартире, и потребовал, чтобы я из ссылки информировал о настроениях ссыльных.
Должен сказать, что, кроме непосредственной связи с жандармским офицером, охранка связала меня с другим агентом - провокатором Полонко, который доставлял часть той информации, которую я давал, то есть служил связующим звеном.
Обязав меня информировать из ссылки, жандармское управление сообщило мне конспиративный адрес для сношений, именно типографию Авербуха. Таким образом, уже в Нарымскую ссылку я пришел предателем рабочего движения.
Поскольку я скрывал свое преступление от партийных организаций и партийных людей, я пользовался их доверием, как член партии.
Вышинский. Не известно ли вам, интересовалось ли жандармское управление вами лично во время вашего ареста в 1912 году? Не запрашивало ли оно другие охранные учреждения о причинах ареста, что с вами случилось?
Зеленский. Не знаю, вероятно запрашивало. Это мне не известно.
Вышинский. В августе 1911 года или весной 1911 года, точных данных у меня нет, вы были подвергнуты обыску? И были завербованы?
Зеленский. Да.
Вышинский. До этого момента вы не были ни в какой связи с охранкой?
Зеленский. Нет.
Вышинский. А чем тогда объяснить, что 11 августа 1911 года был запрос начальника саратовского губернского жандармского управления по району о том, что "из полученных агентурным путем писем видно, что арестованный вами Зеленский весной или летом с/г будто бы был подвергнут вами обыску. Вследствие того, что сообщения об этом от вас не было, прошу сообщить, достоверно ли это, что послужило поводом к его обыску и какие результаты такового". Выходит, что начальник саратовского жандармского управления 11 августа 1911 года интересуется вашим делом специально. Чем это объяснить?
Зеленский. Я сам - уроженец Саратова, в Саратове привлекался, был связан с некоторыми саратовскими работниками...
Вышинский. Значит, безотносительно к тому, что вы были агентом охранки?
Зеленский. Безотносительно.
Вышинский. А может быть и в этой связи?
Зеленский. Не знаю.