Видя, что переубедить Николая невозможно, Канкрин предложил снять с прусской и австрийской границ полки донских казаков, находившихся во второй линии, а вместо них усилить пограничную стражу солдатами из армейских пехотных подразделений. "Донские казаки, – писал министр, – не приносят никакой пользы в борьбе с контрабандой, а, наоборот, способствуют ей. Они принесут гораздо больше пользы на войне с турками". В общей сложности Канкрин просил увеличить пограничную стражу на 1200 человек.
На этом докладе император 22 марта 1829 года наложил резолюцию: "Согласен, прошу мне прислать копию с сей бумаги для моих соображений". Однако и после этого никаких распоряжений не последовало, а спустя ровно семь месяцев Канкрин еще раз обратился к Николаю I со "всеподданнейшим" докладом, в котором описывал бедственное положение пограничной стражи. Он сообщал, что перенесение границы с Днестра на Прут потребовало увеличения численности пограничной стражи, и, кроме того, набранные по вольному найму 710 человек служить в страже не желали, а из армейских полков прислали солдат, у которых заканчивались установленные законом сроки службы, и их надо увольнять, выздоравливавших же раненых из госпиталей не присылали.
В общем, министр финансов настойчиво просил экстренной помощи.
На этот раз Николай внял мольбам настойчивого графа и приказал выделить 400 "нижних чинов" из 1-го пехотного и Отдельного Литовского корпусов. по 200 человек из каждого, "выбрав к тому менее способных к фронту, но притом отличных поведением, имеющих не менее 15 лет службы". Вот так с "боем" приходилось министру финансов "выбивать" у императора то, что ему, в общем-то, законодательно было определено в соответствии с указом от 5 августа 1827 года. Указ-то существовал, но "механизма его реализации", как говорят теперь, не было. Отсюда происходила бесконечная переписка, бюрократическая волокита и всевозможные "согласования". Медленно и с большим скрипом крутилась государственная машина, и нужна была энергия и твердость графа Канкрина, чтобы этот механизм работал не вхолостую на границе.
В 30-х годах XIX века в южных и западных областях России свирепствовали чума и холера. Болезни уносили людей тысячами, и Николай I ввел жесткие меры к нарушителям карантинных правил. Их судили только военным судом. Сам он никогда не позволял себе нарушить установленные правила. В 1830 году император посетил в Москве холерные госпитали. На обратном пути он вместе с Бенкендорфом одиннадцать суток "отсидел" в Твери на карантине. От скуки граф подметал в саду дорожки, а государь стрелял ворон.
20 октября 1832 года Николай утвердил "Положение о карантинной страже", по которому содержание карантинного надзора по берегам Черного и Азовского морей и по сухопутной границе с Турцией возлагалось на пограничную стражу. С 1835 года император повелел уже всю таможенную погранстражу называть пограничной стражей.
Граф Канкрин неоднократно предлагал Николаю снять полки донских казаков с охраны государственной границы, а вместо них во вторую линию поставить пограничную таможенную стражу. Свои предложения он мотивировал тем, что казаки не задерживают контрабандистов, а часто потворствуют им. Кроме того, они вступают в стычки и потасовки с пограничниками. Их перемещение один раз в три года с Дона на запад идет долго и трудно, и вообще казаков полезнее использовать на войне, чем на границе.
Николаю в целом импонировали эти рассуждения. Ему нужна была сильная армия для войны с Турцией, борьбы с польскими мятежниками и вообще всяким революционным движением, но он опасался, что слабая и малочисленная пограничная таможенная стража еще не в состоянии плотно закрыть границу. Он медлил. Но в 1829 году все же снял три донских казачьих полка с прусской и австрийской границ, а спустя еще три месяца – повелел снять и остальные.
Как оказалось, опасения государя были не напрасны. Казачьи полки при всей их непригодности к охране границы служили сдерживающим фактором для желающих проникнуть в империю незаконным путем. Сразу же после их убытия прусские и австрийские контрабандисты начали действовать с наглой дерзостью, организуясь в крупные вооруженные шайки числом до ста и более человек. Они вторгались в пределы России и, нападая на дозоры пограничников, вступали с ними в открытый бой. Хорошо вооруженные и многочисленные отряды нередко одолевали стражников и, прорвавшись через линию их охраны, ввозили внутрь страны огромные партии беспошлинных товаров, а зачастую занимались грабежом и разбоями среди жителей приграничья.
Министр финансов, понимая свою вину за создавшееся положение, напряженно думал, как его поправить. И предложил увеличить численность пограничной стражи, довести ее до размеров, продиктованных реальными потребностями.
Иное мнение было у императора. Он считал, что в тех местах, где злоумышленники орудуют особенно нагло, полагаясь на свое количественное преимущество по отношению к пограничникам и на силу оружия, следует укрепить границу и регулярными войсками. Тем более что для казны это будет дешевле.
В результате в 1836 году на прусскую границу прибыл пехотный полк четырехбатальонного состава с легкой батареей полевой артиллерии. Он расположился на участке от Юрбурга до Палангена и далее по морскому берегу Курляндской губернии до Либавы. На австрийскую границу от Литовска до Волынской губернии было выслано три батальона пехоты с несколькими орудиями. Причем по повелению Николая цели прибытия войск были широко разрекламированы, дабы удержать контрабандистов от новых покушений.
Мера эта оказалась действенной. Попытки провоза крупных партий контрабандного товара под прикрытием вооруженных банд почти полностью прекратились.
Так продолжалось до начала 1854 года, когда в связи с приведением войск в военное положение пехотные части и подразделения с границы были сняты, а вместо них назначены сотни казаков. Буйства и грабежи, особенно на прусской границе, возобновились с новой силой, и Николай приказал министру иностранных дел войти в сношение с прусским правительством и потребовать от него принятия энергичных мер к прекращению беспорядков.
Правительство Пруссии в то время проводило весьма недружественную политику по отношению к России и поэтому на требования Санкт-Петербурга не отреагировало. Только в 1861 году, когда пограничная стража на прусской границе снова была усилена регулярными войсками, обстановка на границе нормализовалась.
Николай I был сторонником самых решительных мер в борьбе с контрабандистами. В 1834 году он высочайше повелел действовать против них боевыми зарядами, "ибо дерзость их стала переходить всякие пределы". В 1846 году российский комиссар по пограничным делам с Пруссией полковник Кох, докладывая императору о происшествиях на границе, предложил расположить вдоль ее линии не один, а два пехотных полка, разместив нижних чинов по квартирам так, чтобы ни один хозяин не остался без постояльца и чтобы, в случае тревоги на пограничной черте, каждое жилое место могло быть заперто для контрабандистов. Прочитав этот доклад, государь наложил следующую резолюцию: "Следуя этому правилу, гораздо еще вернее будет расположить вдоль по границе, или еще лучше перевести в таможенное ведомство, целый корпус". На всеподданнейшем же докладе министра финансов графа Вронченко по поводу порядка привлечения контрабандистов к ответственности он собственноручно написал: "Судить военным судом необходимо, ибо надо остановить дерзость". И Николай был последователен в своих действиях. Когда один из губернаторов предложил подвергнуть смертной казни двух контрабандистов, он наложил такую резолюцию: "Виновных прогнать сквозь тысячу человек 12 раз. Слава богу, смертной казни у нас не бывало, и не мне ее вводить". Суровая требовательность у "Дон Кихота самодержавия" часто переходила в необузданную жестокость.
Страсть к порядку, равновесию, симметрии во всем привела его к убеждению, что и в российских законах надо навести порядок. Сделать это он поручил М.М. Сперанскому, который к 1832 году закончил свой колоссальный труд, выпустив сорок семь томов полного собрания российских законов. А спустя год Сперанский выпустил в свет еще один – пятнадцать томов действующих законов. Кстати, архивные дела того периода отличаются наибольшей полнотой и упорядоченностью.
Благодаря изумительной пунктуальности Николая история развития пограничной стражи России начиная с 1825 года дошла до нас, современников, в наибольшей полноте и сохранности. Он завел порядок, по которому все министры ежегодно готовили ему доклады о состоянии подведомственного им дела, письменно испрашивали соизволения на все более или менее значительные шаги на своем поприще. Николай Павлович рассматривал эти документы лично: на каждом из них имеется наложенная им самим или продиктованная им резолюция, выражающая его отношение к поднятой проблеме и содержащая конкретные указания и поручения. По ним, этим живым свидетельствам политики императора, можно достоверно судить о его подходах к новым идеям, чертах характера и взглядах.
Крымская война 1853–1856 годов, в которой участвовала и пограничная стража, стала крушением надежд Николая I создать могучее, отлаженное государство с хорошо устроенными и безопасными границами. Во время этой войны, 18 февраля 1855 года, он умер. Лежа на смертном одре, царственный реформатор говорил своему наследнику: "Служи России! Мне хотелось оставить тебе царство мирное, устроенное и счастливое… Провидение судило иначе".
"Что принять за правило и впредь"
Александр II и охрана границ России
Тридцатисемилетний Александр Николаевич Романов сидел у изголовья умирающего отца – самодержца России Николая I – растерянный и потрясенный. По его небритым щекам текли слезы, а грудь сотрясалась беззвучными рыданиями. Отец еще пытался что-то говорить, но голос его становился все глуше, а речь неcвязной и невнятной. "Я оставляю тебе команду не в добром порядке", – были его последние слова, смысл которых уловил Александр.
Это он знал и сам. Россия напоминала ему огромный корабль, который, оставив тихую гавань, вышел в бушующее море. Его старый деревянный корпус скрипел под напором волн и штормового ветра, опасно кренился, угрожающе трещал, грозя в любой миг потерять управление и отдаться во власть разгулявшейся стихии.
Александр II
Еще продолжалась Крымская война, и еще сражался Севастополь, но все уже знали, что дни его сочтены, а война бездарно проиграна. Народ глухо роптал, и этот ропот становился все отчетливее и слышнее. Россию ненавидела вся Европа, которая, не скрывая этого, дерзко смеялась над ее неуклюжестью и бессилием.
Такая Россия досталась в наследство Александру Николаевичу Романову: неспокойная и затаившаяся, настороженно ожидающая oт нового царя перемен к лучшему. Александр знал, что управлять ею так, как то делал его отец, уже нельзя. Надо было отменить крепостное право. Об этом писал ему Герцен: "Дайте землю крестьянам. Она и так им принадлежит. Смойте с России позорное пятно крепостного состояния, залечите синие рубцы на спине наших братий…" Надо было сделать рывок в техническом развитии, перевооружить армию. И, наконец, надо было провести реформу управления, возможно, дать стране Конституцию. Александр II, взойдя на престол, испытал чувство благодарности к отцу за его подготовку к роли самодержца. Это он отправил его в продолжительное (около 7 месяцев) путешествие по России, откуда Александр привез 16 тысяч прошений. Он же отправил его на три года в Европу, посмотреть мир и себя показать. Зная по собственному опыту, как трудно управлять государством без подготовки, Николай I приказал наследнику присутствовать на заседаниях Государственного Совета и Кабинета министров. Во время поездки императора по России цесаревич затмевал собою отца и осуществлял высшее управление государством. Все это позволило Александру Николаевичу обогатиться опытом государственной деятельности, вникнуть в суть важнейших проблем, стоящих перед страной.
Относительно охраны государственной границы он знал, что процесс создания пограничной стражи еще не завершен. Министерство финансов в последние годы проводило политику либерализации внешней торговли и добивалось значительного снижения пошлин на ввозимые товары. Контрабанда шла 11:1. Таможенный тариф, который предоставляло ему на утверждение Министерство финансов, был весьма либеральным. Александр II знал, что Россия прочно связана с внешним рынком и могла существовать без него, потому он утвердил eго без особых сомнений. Однако он считал, что и в условиях либерализации международной торговли российские рубежи нуждаются в надежной защите. Последовавшие затем события подтвердили правильность его мысли.
На фоне мрачных событий, происходивших под Севастополем, наконец-то пришла и радостная весть: на Азиатском море войны наши войска штурмом взяли Каре. Это позволило немедленно заключить в Париже не совсем унизительный для нас мир. Россия лишилась права иметь военный флот на Черном море и вынуждена была часть Молдавии отдать Турции. Это означало необходимость выделения дополнительных сил и средств на обустройство и охрану новых рубежей. На Черном море нельзя было иметь вооруженные суда пограничной стражи, что открывало широкий простор для контрабандистов и исключало возможность перекрытия морских путей работорговли, процветавшей у кавказского побережья. Охрану границы можно было организовать только на суше по черноморскому берегу.
Александр II знал, что его отец Николай I к охране границ России подходил иначе, чем его предшественники. Он считал, что для этой цели нужны специальные войска, подчиненные министру финансов, и последовательно шел к ее осуществлению. Обеспечению безопасности границ отец придавал большое значение. Александр помнил, какие жесткие резолюции писал Николай I на докладах министра финансов, касавшихся каких-либо имевшихся там беспорядков: "Генерал-лейтенанту Левашову предписать сделать строжайшее следствие, предав всех виновных военному суду, а генерал-адъютанту Бенкендорфу послать в штаб округа исследовать, как то могло случиться" или "отыскать виновных и немедленно предать военному суду". Да, строго спрашивал его батюшка за упущения в охране границы. И он, Александр, эту линию менять не намерен.
Все преобразования, сделанные Александром II в пограничной страже, шли в русле той политики. Они не привели к кардинальным изменениям в ее организации и структуре и носили скорее местное, нежели стратегическое значение, но неустанно вели к созданию военной организации, предназначенной для охраны границы. И этот образ действий нового императора вписывается в русло той характеристики, которую очень метко и точно дала ему Анна Федоровна Аксакова, урожденная Тютчева, близко знавшая Александра II ("Император был как личность ниже своих дел").
И это действительно так. Реформы Александра II, несмотря на их половинчатость и несовершенство, имели громадное значение для страны. Россия мерами "сверху" по своему внутреннему устройству приближалась к европейским державам, но император так и не стал народным героем, погибнув от руки террориста.
Позднее Герцен сказал: "Зачем этот человек не умер в тот день, когда был объявлен русскому народу манифест освобождения…"
Характер же его реформ в пограничной страже был как раз таков, что личность его полностью соответствовала размаху дел.
Он повелел полубригады переименовать в бригады (по месту расположения штаба), а надзирателей и их помощников переименовать в отрядных офицеров.
Пограничная стража возрастала численно, и ее уже было трудно комплектовать за счет армейских кавалерийских полков. Александр разрешил комплектовать ее рекрутами, как и все вооруженные силы. С того момента служба в пограничной страже стала одним из видов прохождения действительной военной службы.
Пытаясь придать пограничной страже отличную oт армейских подразделений организацию, император в 1875 году распорядился роты переименовать в отделы. Таким образом, в бригадном звене пограничной стражи сложилась своя собственная, присущая только ей военная структура. Теперь она состояла из отделов, отделы делились на отряды, а отряды на посты. Над этой структурой оставалось только сделать два этажа управленческой надстройки – центрального и окружного, и процесс создания специального рода войск, предназначенного для охраны границы, был бы завершен. Но эту работу выполнил уже его сын, Александр III.
Еще в детстве маленький Саша Романов прилежно учился урокам гуманности у поэта В.А. Жуковского и крупного педагога того времени К.К. Мердера. К моменту восшествия на престол он уже имел программу гуманистических преобразований, которую и попытался осуществить. В 1863 году отменил телесные наказания и клеймение преступников. Эта идея гуманности вошла и в новые уставы воинской службы. В пограничной страже эта норма была закреплена в Таможенном уставе 1857 года. В нем, в частности, подчеркивалось: "Никто из таможенных чиновников, равно офицеров и нижних чинов пограничной стражи, не вправе наказывать телесно контрабандистов и кого бы то ни было из людей, не принадлежащих к таможенному ведомству".
Но жизнь оказалась более сложной и жестокой, чем та, которая рисовалась в воображении юного наследника престола. Каждый раз, когда царь пытался провести одну из своих гуманистических акций, жизнь, словно в насмешку, отвечала ему бессмысленной жестокостью и коварством. Ему казалось, что после тяжелого пресса, под которым находилась страна во время царствования его отца, народ должен быть ему благодарен за те свободы, которые он принес в общество. Шутка ли, когда в один день 23 миллиона крепостных получили свободу! А сколько стало выходить новых газет и журналов! Но людям все мало. Они хотят все сразу. Вот на днях ему принесли прокламацию "К молодому поколению". "Нам нужен не Царь, – писалось в ней, – не Император, не Помазанник Божий, не горностаевая мантия, прикрывающая наследственную неспособность, а выборный старшина, получающий за свою службу жалованье… Если Александр II не понимает этого и не хочет сделать эту уступку народу, тем хуже для него".
Читая эти строки, Александр Николаевич понимал, что за такими словами могут последовать и действия. Ведь на него, царя, было совершено уже семь покушений. И он все чаще, вопреки своим убеждениям, прибегал к мерам жестоким и непопулярным.