Мысленно обозревая пределы государства, доставшегося ему в наследство, Иван III понимал, насколько сложно будет обеспечить охрану и оборону его довольно протяженных и во многом неопределенных границ. Лишь на северной границе не было войны. Обширные пространства, простиравшиеся до Белого моря, надежно защищали Москву от любых вторжений с этого направления. Остальные границы требовали много энергичных, мужественных и храбрых людей, способных противостоять набегам жадных до чужого добра кочевников, "ушкуйников", а то и просто бродячих шаек, живущих за счет грабежей и разбоев. На юге хотя и поддерживался мир с крымцами, но тревожили набеги ногайцев. Что же касалось западной границы, то здесь постоянно следовало быть начеку. Литовцы и ливонцы почти ежегодно вторгались в пределы Русской земли для грабежа и разбоя, и надо было непрерывно сдерживать их натиск.
"Как поступить? – думал Иван Васильевич. – Только обороняться? Не устраивать же засеки от Чернигова до Казани и Нижнего Новгорода – это очень дорого, да и требует много служилых людей, чтобы оборонять и защищать их".
Он знал, что еще со времен его прадеда, Дмитрия Донского, за Диким полем установлено наблюдение. На высоких деревьях и курганах сидели отважные воины-дозорщики и высматривали: не скачет ли в степи конный татарский отряд – чамбул, не стелется ли рыжая пыль по широким шляхам, не мчатся ли станичники с донесениями о появлении "воинских людей"? Чуть что – запаливали они свой факел, давая знать следующей стороже, вскакивали на коня, которого в готовности держали внизу их товарищи, и самым быстрым аллюром неслись к ближайшим гарнизонам. Татары, увидя на дереве огонь, преследовали и нередко догоняли порубежников. Неминуемая смерть ждала их от злых кочевников "за утечку информации". Однако задачу свою они выполняли: сигнал принимался, в Москву скакали гонцы, начинался сбор войск по тревоге, выдвигались резервы. Вся сложная оборонительная система приходила в движение.
Татары, видя, что внезапность не удалась и они обнаружены, начинали ловить людей по ближайшим селам, уходили в степь, чтобы скрыться от преследования. Русские догоняли степных разбойников, потому что их кони еще не устали, беспощадно рубили их и освобождали плененных. И так день за днем, из года в год… Сколько сил, сколько мужества надо, чтобы вести борьбу с дикими ордами, знающими степь, как свою ладонь, выросшими в ней и воспитанными по законам волчьей стаи!
Иван Васильевич знал, что в Русской земле есть силы, способные противостоять степной стихии. Они, эти силы, значительны. Их надо только организовать, поставить на службу, сделать настоящими порубежниками. Боярские дети – вот его опора на границе. Смелые, энергичные, свободные люди. Но у них не было земли. Ну так пусть они расселяются вдоль границы, получают землю и несут боевую пограничную службу!
А еще есть на Руси казаки! Они не уступали кочевникам ни в лихости, ни в смелости, ни в степной удали. Не зря ведь они жили среди татар, знали их хитрости и повадки. Многие знатные татары, спасаясь от междоусобицы, брали себе на службу казаков и определялись в Московском государстве. Так, хан Тогай еще во время борьбы Руси с Мамаем привел из-за Волги отряд казаков. Он образовал Мещерское княжество, которое скоро было присоединено к Москве. Казаки, пришедшие с Тогаем, были определены на службу для охраны границ Рязанского и Черниговского княжеств.
Еще к его отцу, Василию Темному, перешли на службу два сына хана казанской орды Улу-Махмета. Царевича Касима великий князь посадил в Звенигороде, откуда тот в 1449 году отразил набег ордынцев, а в 1451 году бился с другим отрядом татар. Спустя несколько лет под Рязанью появилась крепость Касимов, построенная для усиления обороны южной границы и названная по имени татарского царевича. Касимовские татары не раз помогали Москве в ее войнах с соседями, а царевич Егун помог Василию Темному в борьбе с Шемякой. Казаки, татары, перешедшие на русскую службу, могли, по мысли Ивана III, оказать ему большую помощь в охране границы.
Что касается западных рубежей, то Иван Васильевич знал, что новгородцы по-прежнему держали в устье Невы морскую стражу, а псковичи выставляли заставы порубежников против ливонцев и литовцев. От них уже не раз поступали важные вести о нашествии вражеских ратей.
"Конечно же, – размышлял молодой князь, – одними сторожами, засеками и даже крепостями границу не закроешь от врагов. Нужны иные, более решительные меры, которые позволили бы коренным образом изменить обстановку". И уже тогда он решил перейти к более активным действиям. Первый поход должен был состояться против Казани, потому что вела она себя наиболее вызывающе и подло – без конца набегала на русские земли. Мир здесь мог наступить лишь тогда, когда удалось бы посадить на ханский престол Касима, дружественного Москве.
В 1467 году Иван III дал ему войско и Касим попытался вступить в Казань, однако хан Ибрагим не позволил ему переправиться через Волгу. Пришлось отступать. "Истомен же бе путь их, понеже бе осень студена бе и дождеве, а корму начат не оставати", – отметил летописец, описывая трудности отхода русских и касимовских войск.
Однако война не закончилась. В 1469 году был предпринят второй поход во главе с воеводой Беззубцевым. Иван III предписал ему совершить набег на Казань отрядом добровольцев, а самому с главными силами оставаться в Нижнем.
Поход и на этот раз оказался неудачным. 21 мая воевода Иван Руно с "охочими людьми" штурмом овладел посадом и освободил множество пленных. Но он допустил ошибку: ввязался в бой с главными силами хана. Пришлось снова отходить.
Вторая рать подошла к Казани, когда отряд воеводы Руно уже отступил. Выход из Камы татары перегородили своими судами, и русским пришлось принять жестокий и неравный бой. С тяжелыми потерями они пробились к Волге и отошли к Нижнему Новгороду.
Неудача не обескуражила Ивана III. Через два месяца он послал новую рать. Часть сил двигалась водным путем, а конница во главе с братом великого князя Юрием – сушей. Скоро Казань оказалась в кольце русских ратей. Помощи ждать было неоткуда, и казанцы запросили мира. Пленных пришлось освободить. Хан покорился и смиренно обещал вести дружественную Москве политику и не нарушать ее границ.
Это была победа. Впервые за многие годы на восточной границе наступило затишье, однако Иван III, помня уроки прошлого, не ослабил ее охрану. Более того, он приказал выставить новые пограничные сторожи от Мурома, Нижнего Новгорода, Костромы и Галича, "повелевая соблюдать осторожность от казанских наездов". Восточный сосед явно не внушал великому князю полного доверия.
А тем временем осложнилась обстановка на южной границе. В начале июля 1472 года поступили первые вести от пограничных сторож: хан Ахмат начал поход на Русь "со всеми князьями и силами ордынскими". Иван III приказал развернуть боевые полки по главному оборонительному рубежу – левому берегу Оки. Но Ахмат на этот раз действовал по-иному: "оставил царицы свои, старых людей, и малых, и больных, а сам поиде с проводниками не путьма", то есть не традиционными шляхами, проложенными татарами с незапамятных времен. Это позволило ему резко увеличить маневренность своей орды и обмануть пограничных сторожей: хотя они и "стояли во многих местах по дорогам, ждучи татар", но хан "сторожев великого князя разгониша, а иных поимаша".
Путь Ахмата пролегал западнее, ближе к литовской границе. Здесь он рассчитывал получить помощь от короля Казимира IV и нанести удар по русской обороне в неожиданном месте. Все учел хитрый хан, но ошибся в одном: он недооценил мужества русских людей.
На правом берегу реки, между Калугой и Серпуховом, располагался маленький городок Алексин. Не знали его жители, что их ждала большая беда – нападение татар. Ведь обычно они шли на Коломну, кратчайшим путем к Москве. У литовской границы татары появились впервые, и город оказался к обороне не готовым: "ни пристрою огородного не было, ни пушек, ни пищалей, ни самострелов". Единственное, что успели сделать горожане, так это выставить охрану на обветшалых деревянных укреплениях.
В среду, 29 июля, на рассвете, когда город спал зыбким и тревожным сном, татары скрытно подошли к его стенам. Они рассчитывали внезапно овладеть им и начать переправу через Оку, однако их хитрость не удалась. Алексинцы мужественно встретили врага. Тогда нападавшие решили сжечь Алексин. На следующий день "татарве примет приметавши и зажгоша град". В огне и дыму продолжали сражаться алексинцы, предпочитая смерть вражескому плену: "Гражане же единако не предашася в руки иноплеменник, но изгореша вси с женами и детьми в граде том, и множество татар избиша из града того". Еще целые сутки отбивали натиск ордынцев защитники города, и лишь в пятницу татарам удалось сломить их сопротивление. Сражаться уже было некому, потому что "жители изволиша згорети, нежели предатися татарам".
Когда-то, более двухсот лет назад, жители Козельска предпочли умереть, но не сдаться на милость ордынскому хану Батыю. Их подвиг повторили алексинцы. Они сгорели, но не "предались" новому татарскому завоевателю. Последние жертвы вековой борьбы русских людей с "нашествием иноплеменных"…
Уже на следующий день Иван III знал о нападении Ахмата на Алексин. Гонец проскакал 120 километров за одни сутки. Великий князь "вборзе" и "не вкусив ничто же" двинулся на Коломну.
Он считал, что именно с этого направления следует ожидать нападения татарского хана. Но ошибся: Ахмат сделал попытку форсировать Оку недалеко от литовской границы. Русских войск здесь было мало, а татар "многое множество побредоша к ним". Завязался бой, в котором очень скоро начал ощущаться численный перевес врага: "Уже и стрел мало бяше у них" и они уже "бежати помышляху". И все же татары вынуждены были отступить: с верхнего течения Оки подоспел полк Василия Верейского, а из Серпухова – князя Юрия Дмитровского. "Татары… побегоша за реку".
Так был отбит этот большой и хорошо организованный набег золотоордынцев. Как знать, чем бы закончился он, не будь в Диком поле сторож русских порубежников. Они смогли обнаружить и вовремя донести в Москву о начавшемся движении Большой Орды. Многие из них погибли, но свою задачу выполнили. Свою роль сыграли и мужественные защитники Алексина. Три дня, потерянные Ахматом при штурме этого города, позволили Ивану III совершить маневр силами и подготовиться к отражению набега. Впервые татары возвратились в свои степи, уступив поле боя противнику и не решившись вступить с ним в сражение. Моральная победа осталась на стороне русских.
В 1475 году в Москву прибыли ханские послы. По устоявшимся правилам великий князь должен был лично встречать и кланяться им, поднося кубок с кумысом, а затем, стоя на коленях, выслушать грамоту хана. Иван Васильевич не встретил послов, сказавшись больным. Послы уехали, так и не добившись выплаты дани. Война с Ахматом становилась неизбежной.
К ней готовились обе стороны. Ордынский хан заключил союз против Москвы с польским королем Казимиром, рассчитывая на его помощь. Были установлены и сроки нападения на Русь – весна 1480 года. Над Русской землей снова сгущались темные грозовые тучи.
Иван III решил действовать так же, как и его противник, – то есть найти себе союзника.
На его счастье, крымский хан Менгли-Гирей продолжал враждовать с Золотой Ордой и обещал великому князю содействие в его борьбе с Ахматом. Это обстоятельство имело важное значение в дальнейшем развитии событий.
В начале мая 1480 года дальние разъезды порубежников обнаружили движение орды Ахмата к верховьям Дона. С этого момента они неотступно следили за каждым его шагом, стараясь определить направление главного удара. Сторожевые отряды татар преследовали порубежников, но они, спасаясь от погони, прятались среди высокой травы и в зарослях камыша, ежечасно подвергаясь опасности быть захваченными врагом. Великий князь постоянно получал важные сведения о противнике. В середине мая он приказал начать развертывание русских войск по левому берегу Оки.
Для великого князя предстоящее сражение с ханом было главным делом его жизни. Он испытывал большую тревогу, прекрасно понимая, что на берегах Оки будет решаться судьба не очередной военной кампании, а всей Руси. Быть ей свободной или по-прежнему находиться в унизительной зависимости – вот цена тех решений, которые будут им приняты. Два с половиной века Золотая Орда паразитировала на теле Руси, питалась ее живительными соками, и вот теперь наступал момент, когда этому можно положить конец. Может быть, предотвратить решающее столкновение, "согласиться, без кровопролития, на выплату дани, но это… гибельно для народа. Это унизительно и для него, великого князя. Снова ездить в Орду за ярлыком, стоять на коленях… Нет, этому не бывать! Надо сбросить это постыдное ярмо! – твердо решил Иван Васильевич. – Но сбросить так, чтобы устоять на ногах!"
Он хорошо знал, как поступил в решительную минуту его прадед Дмитрий Донской. Его великий предок встретил Мамая в верховьях Дона и разгромил его войско. Победа была блестящей, но и цена за нее слишком велика. Через полтора года Тохтамышу удалось без труда захватить Москву, потому что защищать ее уже было некому. Воеводы и лучшие воины полегли на поле Куликовом. А у Орды – ввиду ее численности – силы нашлись.
"Шанс разгромить Ахмата в открытом бою у меня есть, – размышлял князь, – но ведь и риск большой! В случае неудачи сразу же жди удара в спину от ливонцев и литовцев. Лучше встретить его на Оке и там дать решающий бой…"
Почти пять веков спустя, в переломный момент войны с немцами на Курской дуге, русские полководцы решали такую же по сложности задачу. Наступать или обороняться – вот вопрос, который стоял перед ними и от которого зависела судьба России. Можно было добиться победы и наступлением, но все-таки решили разгромить врага от обороны. Расчет оказался верным, и немцы потерпели сокрушительное поражение. Опыт борьбы Ивана III пригодился потомкам в трудное для них время.
23 июля 1480 года из Москвы в Коломну выступили главные силы русских войск во главе с великим князем. Полчища Ахмата подошли к Оке чуть позже и остановились, не решаясь начинать переправу. Его разъезды постоянно искали слабое место в обороне, но так и не нашли. Тогда хан направил свои войска к устью Угры, чтобы преодолеть ее и ударить во фланг русским. Он намеревался сделать это скрытно, но просчитался: русские сторожевые посты и разъезды вовремя обнаружили маневр Ахмата и доложили великому князю. Тот отдал распоряжение направить часть войск к устью Угры.
6 октября татарские разъезды появились на Угре. Начались бои. Везде ордынцы встречали организованное сопротивление. Впервые загремели русские пушки. Пять дней гремела канонада, а на шестой Ахмат приказал своим воинам прекратить атаки. Началось "стояние на Угре".
Приближалась зима. Наступили морозы. Угра покрылась льдом и уже не представляла преграды для конницы. Великий князь приказал русские полки отвести от берега и занять позицию в тылу, перекрывая пути татарам на Москву. Одновременно он решил вступить с Ахматом в переговоры. Хан требовал к себе князя, заявив послам: "Жалую Ивана, пусть сам придет бить челом, как отцы его к нашим отцам ездили в Орду".
Ахмату отказали в его требовании, и стояние продолжалось. Иван III решил совершить рейд в тыл татарам конным отрядом во главе с воеводой Ноздреватым и царевичем Нур-Даулет-Гиреем.
Получив сведения об этой угрозе, ордынский хан спешно отступил. И здесь свою роль сыграл крымский хан Менгли-Гирей. Часть ногайцев он направил в Золотую Орду, а вторую часть во главе с ханом Иваном – к русским границам, чтобы встретить возвращающееся с добычей войско Ахмата. Ногайцы напали на потерявших бдительность золотоордынцев, разгромили их и захватили все, что они награбили. В этой схватке Ахмат погиб. Крымский хан не только помог московскому князю, но и покончил со своим опасным соперником.
Так "битвой без сражения" закончилось татаро-монгольское владычество на Руси. И хотя в этом "стоянии" Иван III не снискал себе ни громкой славы полководца, ни блеска личной храбрости государя, мудрость его как государственного деятеля очевидна. Он сберег силы для решения не менее важных задач как на восточных, так и на западных рубежах. В 1487 году ему удалось взять Казань и посадить на престол хана, лояльного к Москве, – Махмет-Аминя. В течение почти двадцати лет после этого на московско-казанской границе царили мир и согласие.
Не менее удачно действовал Иван III и на западном направлении. В 1500 году русские войска разгромили литовцев на реке Ведроше. В результате заключенного перемирия Русь возвратила в свой состав девятнадцать городов и около сотни мелких селений. Границы Московского государства отодвинулись на запад и проходили теперь по рубежу Дорогобуж – Гомель – Чернигов.
А в это время на юге Большая Орда доживала последние дни. После неудачного похода на Москву она превратилась в обыкновенный захудалый улус бывшей Великой империи и быстро шла к своему окончательному упадку. В 1502 году Менгли-Гирею уже не стоило большого труда нанести ей окончательное поражение и тем самым подвести черту под ее кровавой историей.
Событие это имело для охраны границ Московского государства самые непредвиденные последствия: казаки, исправно несшие свою службу десятки лет, стали уходить на Дон. Они селились в бассейне рек Хопра и Медведицы, образовав "верховое казачество" с центром в Раздорах. Южные и юго-восточные границы оставались без охраны, наблюдения и защиты.
Встревоженная этим фактом сестра Ивана III, княгиня Рязанского княжества, писала своему брату в Москву, что удержать казаков нет никаких сил, и просила у него помощи. На ее жалобы великий князь написал сердитое письмо, требуя, "чтобы княгиня запретила уход казаков на юг самодурью, а их бы ты, Аграфена, велела казнити, вдовьим же и женским делом не отпиралась бы, а по уму бабью не учнешь казнити, ино мне велети казнити и продавать их в окуп…".
И все же, несмотря на строгие запреты, с южной границы ушло более четырех тысяч казаков. Ивану III пришлось принимать экстренные меры, чтобы укомплектовать пограничную службу детьми боярскими и местными жителями – севрюками. Он хорошо знал, насколько опасны эти южные границы, и стремился к тому, чтобы они и впредь охранялись бдительно.
В 1488 году императорский посол Николай Попель предложил Ивану III ходатайствовать перед германским императором о пожаловании ему титула короля и услышал ответ, полный достоинства и силы: "Я государь на своей земле милостию Божией и ни от кого никаких титулов получать не намерен".
Он был Великий Государь. Его упрекали и поныне упрекают в медлительности, нерешительности и даже трусости. Хочется сказать этим книжным "умникам": побольше бы России таких "робких" государей, умных, спокойных и рассудительных, и, может быть, меньше бы крови пролилось на ее бескрайних просторах; может быть, в нашей стране больше было бы того, чего так не хватает нам сегодня; и, может быть, мы бы лучше извлекали уроки из прошлого, в том числе и в охране государственной границы.