"ПО ПРАВУ ПАМЯТИ" (в сокращении)
Смыкая возраста уроки.
Сама собой приходит мысль -
Ко всем, с кем было по дороге,
Живым и павшим отнестись.
Она приходит не впервые,
Чтоб слову был двойной контроль
Где, может быть, смолчат живые,
Так те прервут меня:
– Позволь!
Перед лицом ушедших былей
Не вправе ты кривить душой -
Ведь эти были оплатили
Мы платой самою большой...
И мне да будет та застава,
Тот строгий знак сторожевой
Залогом речи нелукавой
По праву памяти живой.
........................................
2. Сын за отца не отвечает
Сын за отца не отвечает -
Пять слов по счету, ровно пять.
Но что они в себя вмещают,
Вам, молодым не вдруг объять.
Их обронил в кремлевском зале
Тот, кто для всех нас был одним
Судеб вершителем земным,
Кого народы величали
На торжествах отцом родным.
Вам -
Из другого поколенья -
Едва ль постичь до глубины
Тех слов коротких откровенье
Для виноватых без вины.
Вас не смутить в любой анкете
Зловещей некогда графой:
Кем был до вас еще на свете
Отец ваш, мертвый иль живой.
В чаду полуночных собраний
Вас не мытарил тот вопрос:
Ведь вы отца не выбирали, -
Ответ по-нынешнему прост.
Но в те года и пятилетки,
Кому с графой не повезло, -
Для несмываемой отметки
Подставь безропотно чело.
Чтоб со стыдом и мукой жгучей
Носить ее – закон таков.
Быть под рукой всегда – на случай
Нехватки классовых врагов.
Готовым к пытке быть публичной
И к горшей горечи подчас,
Когда дружок твой закадычный
При этом не поднимет глаз...
О, годы юности немилой,
Ее жестоких передряг.
То был отец, то вдруг – он враг.
А мать?
Но сказано: два мира,
И ничего о матерях...
И здесь, куда – за половодьем
Тех лет – спешил ты босиком,
Ты именуешься отродьем,
Не сыном даже, а сынком...
А как с той кличкой жить парнишке,
Как отбывать безвестный срок, -
Не понаслышке,
Не из книжки
Толкует автор этих строк...
Ты здесь, сынок, но ты не здешний,
Какой тебе еще резон,
Когда родитель твой в кромешный,
В тот самый список занесен.
Еще бы ты с такой закваской
Мечтал ступить в запретный круг.
И руку жмет тебе с опаской
Друг закадычный твой...
И вдруг:
– Сын за отца не отвечает.
С тебя тот знак отныне снят.
Счастлив стократ:
Не ждал, не чаял,
И вдруг – ни в чем не виноват.
Конец твоим лихим невзгодам,
Держись бодрей, не прячь лица.
Благодари отца народов,
Что он простил тебе отца
Родного -
с легкостью нежданной
Проклятье снял. Как будто он
Ему неведомый и странный
Узрел и отменил закон.
(Да, он умел без оговорок,
Внезапно – как уж припечет -
Любой своих просчетов ворох
Перенести на чей-то счет;
На чье-то вражье искаженье
Того, что возвещал завет,
На чье-то головокруженье
От им предсказанных побед.)
Сын – за отца? Не отвечает!
Аминь!
И как бы невдомек:
А вдруг тот сын (а не сынок!),
Права такие получая,
И за отца ответить мог?
Ответить – пусть не из науки,
Пусть не с того зайдя конца,
А только, может, вспомнив руки,
Какие были у отца.
В узлах из жил и сухожилий,
В мослах поскрюченных перстов -
Те, что – со вздохом – как чужие,
Садясь к столу, он клал на стол.
И точно граблями, бывало,
Цепляя,
ложки черенок,
Такой увертливый и малый
Он ухватить не сразу мог.
Те руки, что своею волей -
Ни разогнуть, ни сжать в кулак:
Отдельных не было мозолей -
Сплошная.
Подлинно – кулак!
И не иначе, с тем расчетом
Горбел годами над землей.
Кропил своим бесплатным потом,
Смыкал над ней зарю с зарей.
И от себя еще добавлю,
Что, может, в час беды самой
Его мужицкое тщеславье,
О, как взыграло – боже мой!
И в тех краях, где виснул иней
С барачных стен и потолка,
Он, может, полон был гордыни,
Что вдруг сошел за кулака.
Ошибка вышла? Не скажите, -
Себе внушал он самому, -
Уж если этак, значит – житель,
Хозяин, значит, – потому...
А может быть, в тоске великой
Он покидал свой дом и двор
И отвергал слепой и дикий,
Для круглой цифры, приговор.
И в скопе конского вагона,
Что вез куда-то за Урал,
Держался гордо, отчужденно
От тех, чью долю разделял.
Навалом с ними в той теплушке -
В одном увязанный возу,
Тянуться детям к их краюшке
Не дозволял, тая слезу...
(Смотри, какой ты сердобольный,
Я слышу вдруг издалека, -
Опять с кулацкой колокольни,
Опять на мельницу врага. -
Доколе, господи, доколе,
Мне слышать эхо древних лет:
Ни мельниц тех, ни колоколен
Давным-давно на свете нет.)
От их злорадства иль участья
Спиной горбатой заслонясь,
Среди врагов Советской власти
Один, что славил эту власть:
Ее помощник голоштанный,
Ее опора и боец,
Что на земельке долгожданной
При ней и зажил наконец, -
Он, ею кинутый в погибель,
Не попрекнул ее со злом:
Ведь суть не в малом перегибе,
Когда – Великий перелом...
И верил: все на место встанет
И не замедлит пересчет,
Как только – только лично Сталин
В Кремле письмо его прочтет...
(Мужик не сметил, что отныне,
Проси чего иль не проси,
Не Ленин, даже не Калинин
Был адресат всея Руси.
Но тот, что в целях коммунизма
Являл иной уже размах
И на газетных полосах
Читал республик целых письма -
Не только в прозе, но в стихах.)
А может быть, и по-другому
Решал мужик судьбу свою:
Коль нет путей обратных к дому,
Не пропадем в любом краю.
Решал – попытка без убытка,
Спроворим свой себе указ.
И – будь добра, гора Магнитка,
Зачисли нас
В рабочий класс...
Но как и где отец причалит,
Не об отце, о сыне речь:
Сын за отца не отвечает, -
Ему дорогу обеспечь.
Пять кратких слов...
Но год от года
На нет сходили те слова,
И званье "сын врага народа"
Уже при них вошло в права.
И за одной чертой закона
Уже равняла всех судьба:
Сын кулака иль сын наркома,
Сын командарма иль попа...
Клеймо с рожденья отмечало
Младенца вражеских кровей.
И все, казалось, не хватало
Стране клейменых сыновей.
Недаром в дни войны кровавой
Благословлял ее иной:
Не попрекнув его виной,
Что душу горькой жгла отравой,
Война предоставляла право
На смерть и даже долю славы
В рядах бойцов земли родной.
Одна была страшна судьбина:
В сраженьи без вести пропасть.
И до конца в живых изведав
Тот крестный путь, полуживым -
Из плена в плен – под гром победы
С клеймом проследовать двойным.
Нет, ты вовеки не гадала
В судьбе своей, отчизна-мать,
Собрать под небом Магадана
Своих сынов такую рать.
Не знала,
Где всему начало,
Когда успела воспитать
Всех, что за проволокой держала,
За зоной той, родная мать...
Средь наших праздников и буден
Не всякий даже вспомнить мог,
С каким уставом к смертным людям
Взывал их посетивший бог.
Он говорил: иди за мною,
Оставь отца и мать свою,
Все мимолетное, земное
Оставь – и будешь ты в раю.
А мы, кичась неверьем в бога,
Во имя собственных святынь
Той жертвы требовали строго:
Отринь отца и мать отринь.
Забудь, откуда вышел родом,
И осознай, не прекословь:
В ущерб любви к отцу народов -
Любая прочая любовь.
Ясна задача, дело свято, -
С тем – к высшей цели – прямиком.
Предай в пути родного брата
И друга лучшего тайком.
И душу чувствами людскими
Не отягчай, себя щадя.
И лжесвидетельствуй во имя,
И зверствуй именем вождя.
Любой судьбине благодарен,
Тверди одно, как он велик,
Хотя б ты крымский был татарин,
Ингуш иль друг степей калмык.
Рукоплещи всем приговорам,
Каких постигнуть не дано.
Оклевещи народ, с которым
В изгнанье брошен заодно.
И в душном скопище исходов -
Нет, ни библейских, наших дней -
Превозноси отца народов:
Он сверх всего.
Ему видней.
Он все начала возвещает
И все концы, само собой.
Сын за отца не отвечает -
Закон, что также означает:
Отец за сына – головой.
Но все законы погасила
Для самого благая ночь.
И не ответчик он за сына,
Ах, ни за сына, ни за дочь.
Там, у немой стены кремлевской,
По счастью, знать не знает он,
Какой лихой бедой отцовской
Покрыт его загробный сон...
Давно отцами стали дети,
Но за всеобщего отца
Мы оказались все в ответе,
И длится суд десятилетий,
И не видать еще конца,
3. О памяти
Забыть, забыть велят безмолвно,
Хотят в забвеньи утопить
Живую быль. И чтобы волны
Над ней сомкнулись. Быль – забыть!
Забыть родных и близких лица
И стольких судеб крестный путь -
Все то, что сном давнишним будь,
Дурною, дикой небылицей,
Так и ее – поди забудь.
Но это было явной былью
Для тех, чей был оборван век,
Для ставших лагерною пылью,
Как некто некогда изрек.
Забыть – о, нет, не с теми вместе
Забыть, что не пришли с войны, -
Одних, что даже этой чести
Суровой были лишены.
Забыть велят и просят лаской
Не помнить – память под печать,
Чтоб ненароком той оглаской
Непосвященных не смущать.
О матерях забыть и женах,
Своей не ведавших вины,
О детях, с ними разлученных,
И до войны,
И без войны.
Что нынче счесть большим, что малым, -
Как знать, но люди не трава:
Не обратить их всем навалом
В одних непомнящих родства.
Пусть очевидны поколенья
Сойдут по-тихому на дно,
Благополучного забвенья
Природе нашей не дано.
Спроста иные затвердили,
Что будто нам про черный день
Не ко двору все эти были,
На нас кидающие тень.
Но все, что было, не забыто,
Не шито-крыто на миру.
Одна неправда нам в убыток,
И только правда ко двору!
А я – не те уже годочки -
Не вправе я себе отсрочки
Предоставлять.
Гора бы с плеч -
Еще успеть без проволочки
Немую боль в слова облечь.
Ту боль, что скрытно временами
И встарь теснила нам сердца
И что глушили мы громами
Рукоплесканий в честь отца.
..............................................
Чтоб мерить все надежной меркой,
Чтоб с правдой сущей быть не врозь,
Многостороннюю проверку
Прошли мы – где кому пришлось.
И опыт – наш почтенный лекарь,
Подчас причудливо крутой, -
Нам подносил по воле века
Его целительный настой.
Зато и впредь как были – будем, -
Какая вдруг не грянь гроза, -
Людьми
из тех людей,
что людям,
Не пряча глаз,
Глядят в глаза.
КРИТИЧЕСКИЕ МАТЕРИАЛЫ
История создания поэмы "По праву памяти". Ее идейное содержание
В 1987 г. в журнале "Знамя" (№ 2), а затем в "Новом мире" (№ 3) была опубликована лирическая поэма А. Твардовского "По праву памяти". В предисловии к публикации Мария Илларионовна Твардовская кратко изложила творческую историю произведения. Поэт работал над поэмой в течение 1963 – 1969 гг.; включил в нее опубликованный в "Новом мире" (1969, № 1) фрагмент "На сеновале" ("Перед отлетом"). Сначала он готовил написанное в качестве новых глав поэмы "За далью – даль", но потом отказался от такого намерения, утвердившись в мысли оставить его самостоятельным произведением. В "Новом мире" вместе с публикацией помещена фотография первой страницы рукописи поэмы, подготовленной к печати в 1970 г. Почему "По праву памяти" не была опубликована – там не сказано. Очевидно, подразумевается, что просто в то время она не могла быть опубликована.
В "Литературной газете" от 4 марта 1987 г. в статье "Освобождение" Евгений Сидоров рассказывает, что весной 1969 г. в редакции "Юности" Твардовский читал поэму, то есть она была подготовлена к печати еще в конце 60-х. "Помню, – пишет Сидоров, – как меня поразила его (не могу подобрать другого слова) наивность: он, видимо, еще надеялся напечатать этот текст... А скорее всего, он просто хотел, чтобы больше людей, близких к литературе, знали не понаслышке об этом самом выстраданном его произведении".
"По праву памяти" написана в форме лирической исповеди. То, о чем пишет поэт, – очень личное, оно кровно касается его собственной судьбы. Ни одно из прежних произведений Твардовского не было так непосредственно связано с его биографией. "По праву памяти" – в значительно большей степени произведение личное, чем лирическая поэма "За далью – даль". В нем нет сюжетных повествовательных глав, эпических картин, здесь "возраста уроки" – итоги многолетних раздумий, душевных терзаний. Поэт, очевидно, чувствует: силы идут на убыль, а еще не сказано самое сокровенное, поэтому он пишет произведение исповедального характера, строя его в форме лирического монолога. В то же время, как у каждого большого поэта, лирическое в этой поэме выходит за рамки сугубо личного, затрагивает проблемы общенародного характера. Уже первые наброски поэмы, в которых вчерне записан замысел произведения, Твардовский сопроводил такой записью: "Почувствовал приближение поэтической темы, того, что не сказано и что мне, а значит, и не только мне, нужно обязательно высказать. Это живая, необходимая мысль моей жизни (и куда как не только моей!)".
Да, "По праву памяти" действительно имеет широкое обобщающее значение. В программном вступлении автор заявляет, что поэма обращена "ко всем, с кем было по дороге, живым и павшим", присягает им на правду, пишет, что долг перед павшими заставляет его говорить предельно честно, искренно:
Чтоб слову был двойной контроль:
Где, может быть, смолчат живые,
Так те прервут меня:
– Позволь.
Перед лицом ушедших былей
Не вправе ты кривить душой, -
Ведь эти были оплатили
Мы платой самою большой...
Темой поэмы "По праву памяти" является впервые в нашей литературе осознанная Твардовским трагедия перегибов периода коллективизации, ставшая источником страданий миллионов людей. Поэт протестует против установившегося в те годы табу на эту тему, против забвения, а тем более сознательного замалчивания исторической правды. Он пишет: "Неправда нам в убыток":
Забыть, забыть велят безмолвно,
Хотят в забвенье утопить
Живую быль. И чтобы волны
Над ней сомкнулись. Быль – забыть!
Забыть родных и близких лица
И стольких судеб крестный путь...
Твардовский берет слово по праву памяти: в молодые годы он был свидетелем этой трагедии, она болезненно коснулась его отца, братьев, стала и его личной болью душевной:
Нет, все былые недомолвки
Домолвить ныне долг велит.
Пытливой дочке-комсомолке
Поди сошлись на свой главлит;
Втолкуй, зачем и чья опека
К статье закрытой отнесла
Неназываемого века
Недоброй памяти дела...
Поэт вызывает в памяти самые волнующие эпизоды своей жизни и драматическую историю судьбы отца, которая была типичной для значительной части крестьянства конца 20-х – начала 30-х гг. Рядом поставлены самые дорогие воспоминания – прощание с юностью (глава "Перед отлетом") и самые горькие и мучительные – встречи с жестокой несправедливостью (глава "Сын за отца не отвечает"). Первая глава освещена лучами безмятежного счастья: перед тем, как отправиться из юности во взрослый мир больших надежд, друзья проводят ночь на сеновале, пытаются сформулировать свои жизненные принципы, определить цели:
Готовы были мы к походу.
Что проще может быть:
Не лгать.
Не трусить.
Верным быть народу.
Любить родную землю-мать,
Чтоб за нее в огонь и в воду.
А если -
То и жизнь отдать.
Честно и четко сформулированы нравственные принципы юности; на рассвете деревенские петушки оповестили об уходящем лете: "Они как будто отпевали / Конец ребячьих наших дней". Обрывается лирическая и несколько даже сентиментальная исповедь юности, состоявшаяся "жизнь тому назад", и врывается жесткий, исполненный горечи и скорби монолог о судьбе несправедливо раскулаченного труженика-отца, переживаниях сына, которого стали именовать "кулацким сынком". В этой главе поэмы Твардовский вновь достигает вершин своего дарования, ему удается "немую боль в слова облечь", написана она кровью сердца, вся она – потрясение. Строки беспощадной правды о культе Сталина, об изломанных судьбах и изломанных душах, терзаниях "виновных без вины" производят огромное впечатление. Это было подлинно новое слово в поэзии. Покоряет гражданская и идейно-художественная позиция поэта. Автор поэмы "По праву памяти" находился на том уровне демократии и гласности, который будет завоеван литературой лишь два десятилетия спустя, осознавал свою высокую ответственность перед обществом. С большой силой раскрыта трагедия труженика, патриота, злой волей "судеб вершителя земных" отнесенного к разряду "кулаков", "врагов народа". Поэт вспоминает руки отца:
В узлах из жил и сухожилий,
В мослах поскрюченных перстов -
Те, что – со вздохом – как чужие,
Садясь к столу, он клал на стол.
...................................................
Те руки, что своею волей -
Ни разогнуть, ни сжать в кулак:
Отдельных не было мозолей -
Сплошная.
Подлинно – кулак!
Не менее печально сложились судьбы детей, которые всю жизнь были обречены заполнять зловещую графу и "быть под рукой всегда – на случай / нехватки классовых врагов". Фальшивой оказалась сталинская формула "сын за отца не отвечает":
Пять кратких слов...
Но год от года
На нет сходили те слова.
И званье сын врага народа
Уже при них вошло в права.
И за одной чертой закона
Уже равняла всех судьба:
Сын кулака иль сын наркома,
Сын командарма иль попа...
Клеймо с рожденья отмечало
Младенца вражеских кровей.
И все, казалось, не хватало
Стране клейменых сыновей.
Факты биографии А. Твардовского свидетельствуют, что писал поэт об этом "не понаслышке, не из книжки", а именно "по праву памяти" – это и его личная боль.
Почему сравнительно небольшая поэма "По праву памяти" создавалось так долго – с 1963 по 1969 год – и с длительными перерывами? Мария Илларионовна Твардовская объясняет это тем, что в связи со смертью матери в 1965 г. он отложил поэму и написал цикл стихов, посвященных памяти матери. Думается, длительные перерывы вызваны бьли еще и тем, что на пути труда поэта и того дела обновления, которым он был поглощен, возникали серьезные препятствия. Его письма этих лет свидетельствуют о том, что он буквально не мог работать как поэт – все время и всю энергию он отдавал "Новому миру". По его словам, "над журналом проносились "цунами", он еще успевал отбиваться, писать объяснительные записки. Поэт откладывал работу над поэмой, как нам кажется, потому, что становилось все более очевидно: шансов на ее публикацию мало.