Почти сразу же после этого их заметил "Обдьюрат", также справа от конвоя. "Обдьюрат" пошел на сближение, но пересек путь судам, шедшим в хвосте конвоя, и повернул на север. Немцы открыли по нему огонь, и "Обдьюрат" вернулся к конвою. В то же самое время капитан Шербрук развернул свой "Онслоу" в сторону опасного участка – хвоста конвоя, приказав эсминцам сосредоточиться, а конвою повернуть на юг. Под низко нависшим мрачным небом "Онслоу" и последовавший за ним "Орвелл" бросились на противника. Сквозь облака пробивался слабый серый свет, а горизонт освещался вспышками орудийных залпов.
Вскоре появился еще один вражеский корабль – он на большой скорости приближался к конвою. На "Онслоу" опознали "Хиппер", который почти сразу же осветился оранжевыми вспышками выстрелов. Он открыл огонь из восьми своих 8-дюймовых орудий, направленных на "Онслоу" и "Орвелл", но "Ашатес", находясь в 4 милях от них, закрыл хвост уходящего конвоя дымовой завесой. Но, ставя ее, "Ашатес" резко выделялся на фоне белого дыма завесы, и немцы отлично его видели.
"Хиппер" же, благодаря своей защитной окраске светло– и темно-серого цвета, был виден очень плохо, однако яркие огненные всплески от выстрелов его 8-дюймовых орудий выдавали его присутствие. Один-единственный такой снаряд мог вывести эсминец из строя, а всплески взрывов вздымались все ближе и ближе к эсминцам. Французский капитан Вюлье после войны так описывал этот момент: "Наверное, ни один конвой за всю историю морских сражений не оказывался столь открытым для пушек врага, а у больших кораблей не было лучшего шанса продемонстрировать всю свою мощь".
"Онслоу" открыл огонь с 9000 ярдов и одновременно маневрировал так, чтобы находиться между "Хиппером" и конвоем. "Хиппер" в это время обстреливал торговые суда, шедшие в хвосте конвоя, стараясь попасть в первую очередь в новейший танкер "Эмпайс Эмералд".
В это время другие британские эсминцы, которые в начале боя находились на флангах конвоя, шли на соединение с "Онслоу". Капитан Шербрук, однако, не мог сосредоточить все свое внимание на "Хиппере", поскольку знал, что где-то рядом находятся еще три немецких эсминца, которые были замечены в начале боя. Поэтому он разделил свои силы и послал "Обидиет" и "Обдьюрат" защищать торговые суда от этих эсминцев, которые могли появиться с другой стороны, а "Онслоу" и "Орвелл" оставил между "Хиппером" и конвоем.
Стало ясно, что германский крейсер опасался торпедной атаки и не подходил близко; поэтому началась беспорядочная перестрелка между "Хиппером" и "Онслоу" и "Орвеллом". Обе стороны стреляли с неравномерными промежутками сквозь дым и туман, стоило им только увидеть друг друга. На протяжении всего боя расстояние для торпедной атаки британских эсминцев было слишком велико; они постоянно маневрировали, уклоняясь от немецких снарядов. В 10.06 англичане трижды поразили "Хиппер", когда германский корабль попытался сделать рывок вперед и в сторону от преследователей, чтобы обойти заслон из эсминцев и напрямую выйти на конвой.
К месту сражения спешили и другие корабли – "Шеффилд" и "Ямайка", но им требовалось около двух часов, чтобы достичь конвоя. Шербруку эти два часа показались, наверное, вечностью, и он опасался, что по истечении этого времени на свете уже не будет ни его, ни его кораблей. К счастью, капитан Шербрук еще не знал тогда, что "Лютцов", гораздо более мощный корабль, чем "Хиппер", находился поблизости и был готов вступить в бой.
А пока непосредственной заботой капитана Шербрука было держаться между "Хиппером" и конвоем, а также умело управлять своими эсминцами, чтобы вода от разрывов снарядов не попадала на борт корабля и, замерзая, не выводила из строя пушки и торпедные аппараты.
Конвой, скрытый дымовой завесой, поставленной эсминцем "Ашатес", пока не обстреливался, и "Хиппер" сосредоточил весь свой огонь на "Онслоу".
8-дюймовые снаряды легли совсем рядом с полубаком британского эсминца, следующий залп угодил в то же самое место. Шербрук стоял на открытом мостике и обдумывал ситуацию; когда вражеские снаряды перелетели через "Онслоу", стало ясно, что противник сейчас уменьшит дальность стрельбы и накроет эсминец. "Онслоу" отвернул. После недолета комендоры противника должны были увеличить дальность, и "Онслоу" повернул в сторону немцев. Таким образом удалось уберечься от пяти залпов, каждый из которых мог бы потопить британский эсминец. Снаряды шестого залпа легли по обеим сторонам корабля на уровне мостика, и осколки повредили корпус в районе машинного отделения.
В 10.20 прозвучал седьмой залп.
Восьмидюймовый снаряд попал в верхнюю часть дымовой трубы, словно гигантским топором расколол ее пополам и изрешетил заднюю часть мостика. Капитан Шербрук был тяжело ранен, он потерял глаз и временно ослеп; главные антенны и оба радара были уничтожены, машинное отделение получило пробоину, два носовых орудия вышли из строя, а на передней надстройке и жилой палубе начался пожар. Начали рваться готовые к стрельбе снаряды, а еще один разорвавшийся рядом немецкий снаряд вызвал во многих местах течь. "Онслоу" вынужден был уменьшить ход до 15 узлов, а капитан Шербрук, превозмогая боль, отказывался от медицинской помощи, пока не убедился, что пробоина в машинном отделении заделана и рулевое управление работает, а командование боем, подчиняясь его приказу, принял на себя "Обидиент".
Еще три раза снаряды "Хиппера" чуть было не попали в "Онслоу". Орудия эсминца молчали – два были выведены из строя прямыми попаданиями, два – в результате отказа электропитания и обледенения затворов. Густой черный дым валил из трубы, смешиваясь с белым паром из предохранительных клапанов. Старший помощник, принявший командование кораблем, когда Шербрука увели на перевязку, заметил, что сочетание дыма и пара составило великолепный этюд в черно-белых тонах, а корабль быстро кренился на левый борт. Шум вырывающегося пара заглушал голоса, а дым пожаров на носу делал пребывание на мостике почти невозможным. Шербрук, получив медицинскую помощь, находился у себя каюте, принимая доклады и консультируя старшего помощника.
"Обидиент" вместе с "Обдьюратом" велел "Орвеллу" подойти, когда "Хайдерабад" обнаружил два немецких эсминца, приближавшиеся к конвою. Понимая, что успешно атаковать им не удастся, они на малой скорости прошли мимо "Хайдерабада" и заняли позиции возле "Хиппера".
В это время внезапно налетела снежная буря. Вдруг с севера из нее появились "Хиппер" и два эсминца и, направившись к конвою, подошли к нему на расстояние в пять миль, в то время как "Обидиент" устремился к противнику, ставя дымовую завесу.
"Хиппер" сосредоточил огонь на "Ашатесе", державшемся в хвосте конвоя. Снаряд попал в его мостик, разрушив его переднюю часть. Командир эсминца погиб, а из-за повреждений в машинном отделении скорость корабля упала до 10 узлов. Тем не менее, он в течение двух часов сохранял свое место в строю.
В 11.20 прямое попадание получил "Ашатес". Через 10 минут "Хиппер" снова отвернул, и за ним последовали эсминцы, которые, как ни странно, не принимали практически никакого участия в сражении. С немецкой точки зрения, это противоречило установкам кайзеровского флота, в котором эсминцы всегда были самыми отважными и лучше всего управляемыми надводными кораблями.
"Обидиент" в последний раз вступил в бой с "Хиппером" вместе со своими товарищами по флотилии, защищая "Ашатес", но потерял радиостанцию, и командование флотилией перешло к "Обдьюрату".
Вскоре сигнальщики на британских эсминцах заметили две вспышки залпов на северо-востоке. Одна из них означала, что к месту сражения подошли "Шеффилд" и "Ямайка". Это случилось в 11.38.
Подойдя к "Хипперу" с борта, не занятого стрельбой, британские крейсера застали его врасплох, и "Шеффилд" успел сделать четыре залпа, прежде чем немецкий корабль начал отвечать. "Хиппер" отвернул, и, когда "Шеффилд" бросился за ним, впереди появился немецкий эсминец "Фридрих Экольдт", который был потоплен.
Другими вспышками, замеченными британскими эсминцами, по-прежнему прикрывавшими хвост конвоя, оказались вспышки от залпов "Лютцова", стрелявшего по маленькому тральщику "Брэмбл", вооруженному лишь одним 4-дюймовым орудием. Он сразу же вышел из строя, взорвался и затонул. Весь его экипаж погиб.
"Лютцов", пройдя поблизости от обломков "Брэмбла", направился в сторону конвоя и вскоре открыл по нему огонь. Ему удалось повредить панамский сухогруз "Калибр", и верные эсминцы поспешили загородить его от врага.
По пути они заметили "Хиппер" и два оставшихся эсминца. Однако им не пришлось сражаться сразу с двумя большими германскими кораблями, поскольку "Лютцов" перенес огонь на британские крейсера. Прежде чем уйти, он нанес еще один удар по "Ашатесу", так что в конце сражения эсминец перевернулся и затонул. Уцелевших моряков подобрал траулер "Нозерн Джем".
Капитан Шербрук получил крест Виктории. Среди награжденных оказался и матрос 2-й статьи Э.Г. Майер с траулера "Нозерн Джем", который в свои 42 года пошел добровольцем на флот; это было его первое плавание. Майер получил награду за заботу о раненых с "Ашатеса"; он умело и преданно ухаживал за ними, что было немудрено, ибо его жена работала медицинской сестрой в госпитале.
"Шеффилд" и "Ямайка" отогнали противника, но четыре оставшихся эсминца эскорта об этом не знали, и, когда они, собрав конвой, вновь направились к Мурманску, их опасения за судьбу конвоя еще не развеялись, поскольку только один из них не был поврежден, а вблизи, если верить радиосообщениям, находился "Нюрнберг". Только те, кто в полночь услышал по Би-би-си, что корабли противника вернулись на базу, немного успокоились.
Адмирал Товей так писал об этом сражении: "Все офицеры и матросы эскорта и сил прикрытия на протяжении успешного боя против превосходящих сил противника действовали в соответствии с традициями флота. Честь и хвала пяти эсминцам, которые в течение четырех часов сдерживали противника, имевшего один карманный линкор, один тяжелый крейсер и шесть эсминцев, а также преимущество внезапности и настроения, и двум крейсерам, вооруженным 6-дюймовыми орудиями, которые сумели отогнать немецкие корабли".
Германские же крейсера показали себя в этом бою не с лучшей стороны. Аналогичным примером могут служить неумелое командование Лютьенсом кораблями "Шарнхост" и "Гнейзенау" во время их длительного рейда в начале 1941 г., а также тот бой, когда тот же самый адмирал не сумел отправить на дно поврежденный "Принс оф Уэлс", после того как "Бисмарк" потопил линкор "Худ".
Такие неудачи случались и позже. Сильнее всего огорчил СКЛ бой, происшедший в декабре 1943 г. между британскими легкими крейсерами "Глазго" и "Энтерпрайз" и одиннадцатью германскими эсминцами и торпедными катерами, которые сопровождали корабль, прорвавший блокаду и шедший в родной порт через Бискайский залив. Он и еще три германских торпедных катера были потоплены, в то время как британские крейсера благополучно вернулись на базу.
При чтении комментариев к этим сражениям в архивах СКЛ складывается впечатление, что на штабном уровне, наконец, начали понимать, что германские надводные корабли не имели реальной надежды на успех. Похоже, бой с "Глазго" и "Энтерпрайзом" шокировал СКЛ гораздо сильнее, чем уничтожение "Шарнхорста" и "Бисмарка" и даже повреждение самого "Тирпица".
Причины этих неудач заключались вовсе не в отсутствии мужества у немецких моряков – его было у них не отнять. Им не хватало мастерства в основном вследствие недостатка морской практики и вечной боязни, что один-единственный удачный выстрел мог на долгое время вывести из строя корабль, которых и без того было очень мало. Но, обращаясь к описаниям этих боев, как официальным, так и неофициальным, убеждаешься, что на исход морских сражений между англичанами и немцами влиял еще один фактор. Это – отсутствие уверенности в себе, которую так часто проявляли немцы в боях на суше, в воздухе или под водой.
Казалось, что они почти всегда ощущали чувство неполноценности, возникавшее неизвестно почему, ибо храбрость немецких моряков и их техническая оснащенность не уступали храбрости и технической оснащенности противника. Это чувство, возможно, возникло под влиянием опыта, полученного германским флотом в единственной войне, в которой он участвовал, то есть войне 1914–1918 гг. Тогда германские надводные корабли и не думали меряться силами с британским флотом. В тот единственный раз, когда оба флота сошлись в битве, единственной заботой весьма способного немецкого адмирала было как можно скорее привести свои корабли домой. А когда он привел их домой, то его единственной заботой стало доложить, что главный урок Ютландской битвы заключается в том, что у германского флота нет никаких шансов победить в сражении надводных кораблей. Этот вывод "Шеера" никем не оспаривался все оставшиеся годы Первой мировой войны и не подвергался сомнению в течение всей Второй. Ютланд не был такой уж великой победой для англичан, но, быть может, то, что он оказал такое влияние на умы немцев, сделало больше, чем все победоносные сражения Первой мировой войны.
Так закончился 1942 г. – решающий год войны на море.
Глава 7
У РУЛЯ ВСТАЕТ ДЁНИЦ
Как раз в конце сражения 31 декабря связь между морским штабом в Северной Норвегии и Берлином прервалась, так что Гитлер и Редер не имели о нем никаких сведений, за исключением того, что можно было узнать из передач Би-би-си.
Итак, Гитлер с негодованием ждал; Гитлер, который не позволял ни одному большому кораблю выйти в море без своего разрешения; Гитлер, который не мог заснуть, если в море находился хоть один большой корабль его флота; Гитлер, который говорил Редеру: "На суше – я герой, на море – трус".
А Геринг тем временем добавлял: "Я вас предупреждал" и жаловался, что ему приходится расходовать свои драгоценные самолеты на защиту больших кораблей, от которых все равно нет никакого толку.
Наконец пришло сообщение о сражении 31 декабря, и Редер понял, что тянуть дальше некуда. Он поехал в Восточную Пруссию в штаб Гитлера и 6 января встретился с ним. Суть разговора выражена двумя предложениями из отчета Редера: "Фюрер полтора часа говорил о роли прусского и германского флотов со времени их создания", а "у главнокомандующего ВМФ почти не было возможности вставить слово…".
К середине речи Гитлера Редер понял, куда клонит фюрер. Германский флот не оправдал тех ресурсов, которые были в него вложены как в Первую, так и во Вторую мировую войну. Тяжелые корабли устарели и требовали слишком больших людских и материальных ресурсов, кроме того, для их прикрытия нужно очень много самолетов, которые могли бы принести большую пользу в другом месте.
"Не следует рассматривать отказ фюрера от крупных кораблей как деградацию флота. Аналогичным решением для армии был бы отказ от кавалерийских дивизий", – так, по словам Редера, говорил Гитлер.
Редер уехал в конце совещания и впоследствии отмечал в своих записях, что Гитлера еще можно было убедить не отказываться от больших кораблей.
Но этого Редер как раз сделать не мог. Последним его шагом перед отставкой было составление длинного меморандума, в котором он вновь обосновывал необходимость создания сбалансированного флота, в котором ведущую роль сыграли бы большие корабли и морская авиация.
Редер вышел в отставку 30 января 1943 г., прокомандовав немецким флотом с октября 1928 г. Уходя, он предложил предоставить ему какой-нибудь почетный пост, чтобы не пострадал боевой дух нации, как это случилось в декабре 1941 г., когда Гитлер отправил в отставку своих генералов.
В результате Редера назначили главным инспектором флота, но ему было нечего делать. После выхода в отставку он заявил, что Кумметц, командовавший морским сражением под Новый год, вел себя слишком осторожно, потому что выполнял приказ свыше. Затем он порекомендовал назначить новым главнокомандующим либо Карльса, либо Дёница.
Карльс по складу характера был похож на Редера, в свое время он служил на обычном надводном корабле. Дёниц же в Первую мировую войну командовал субмариной и, когда его лодка была потоплена в Средиземном море, попал в плен к англичанам. В Англии он некоторое время провел в психиатрической лечебнице Манчестера, вероятно симулируя сумасшествие, чтобы добиться отправки на родину.
Было бы интересно узнать, почему этот человек, ничем особым себя как офицер-подводник не проявивший, был после возрождения немецкого флота в 1935 г. назначен его командующим. Однако это назначение оказалось, несомненно, очень удачным. Когда Редер ушел, а Дёниц занял его место, нескольким отличным офицерам тоже пришлось уйти в отставку, но к тому времени подводная война являлась единственно возможным путем продолжения борьбы на море. А для этого был нужен опытный адмирал-подводник.
Дёниц превратил подводный флот в почти полностью независимое подразделение, независимое до такой степени, что когда "Шарнхорст" и "Гнейзенау" вели боевые действия в Атлантике, то поддерживать связь с подлодками, находящимися в непосредственной близости, приходилось через Берлин, поскольку надводные корабли и субмарины использовали различные коды.
Выбор Гитлера между Дёницем и Карльсом был, фактически, выбором между двумя концепциями военно-морской политики – надводной и подводной. Кого предпочтет Гитлер, сомнений почти не было, поскольку в середине войны было бы невозможно создать ни новый надводный флот, ни морскую авиацию. Это можно было сделать только до начала войны. Германия же вступила в войну с наполовину построенным флотом и без морской авиации.
Должно быть, Редер жалел, что не ушел в отставку еще в 1939 г., когда понял, что задумал Гитлер, и когда он собирался это сделать.
И должно быть, Редеру было горько осознавать тот факт, что в начале войны армия подарила Германии множество великолепных портов на побережье Франции и Норвегии, с выходом в Атлантику, хорошо защищенных от блокады, но почти бесполезных для надводного флота из-за нехватки кораблей. В 1914–1918 гг. у Германии были корабли, но не было баз, зато в 1940–1944 гг. у нее были базы, но не было кораблей.
После назначения главнокомандующим флотом Дёниц продолжал оставаться на своем прежнем посту командующего подводными силами. Он уже давно проявил себя как преданный национал-социалист, что было большой редкостью среди военных моряков, которые интересовались политикой еще меньше, чем армейские чины.
В то время многие задавали себе вопрос – может быть, Дёниц просто-напросто оппортунист, но те, кто видел его на скамье подсудимых в Нюрнберге, поняли, почему Гитлер назначил его своим преемником. Он был прирожденным нацистом и поэтому имел прекрасные отношения с Гитлером. Дёниц виделся с ним гораздо чаще, чем Редер, и консультировал его по более широкому кругу вопросов.
Дёница в Нюрнберге обвинили в преступлениях против мира и во многих военных преступлениях; его приговорили к четырем годам тюрьмы, из всех обвиняемых он получил самый маленький срок. Учитывая время, проведенное в заключении до суда, он должен был выйти на свободу в мае 1955 г., то есть стать первым узником Шпандау, который получит свободу.
В приговоре указывалось что он отдал приказ топить суда нейтральных стран, а также, уже будучи в чине главнокомандующего, оставил в силе приказ о расстреле некоторых военнопленных.