Глава 15
ИНТЕРМЕЦЦО НА НАБЕРЕЖНОЙ ТИРПИЦ
Что делает шеф разведки в день начала войны?
Для адмирала Канариса, уютно расположившегося в скромно обставленном кабинете главного управления абвера, день реального начала войны был совершенно обыденным. Он чувствовал себя хорошо. Далеко позади остались дни флотской службы, которая ему никогда по-настоящему не нравилась. Он был доволен тем, что совершил в последние пять лет.
С 1935 года, когда он был назначен руководителем абвера, он превратил свою организацию в гигантскую разведывательную машину. Каким бы ни было ее качество (адмирал считал ее лучшей), но это была крупнейшая секретная служба, возможно, всех времен.
В его штате числились тысячи мужчин и женщин, а его агенты рассеялись по всему миру от Адена до Занзибара. В Соединенных Штатах, хотя они и не были приоритетной целью, действовало несколько агентурных сетей. Пара его агентов внедрилась в отсутствовавший на картах район Бойас в Бразилии, и еще одна группа из двух шпионов находилась у перевала Хайбер, работая с факиром Ипи, самым непреклонным врагом Британии в диком регионе северо-западной границы Индии.
В этой войне не было формального объявления.
"Пограничный инцидент" произошел в Гляйвице, германской территории вблизи польской границы. Сотня с лишним немцев, одетых в польскую военную форму, "напала" на радиостанцию, зачитала свое "воззвание" в прямом эфире, а затем отступила, оставив еще теплый труп одетого в польскую форму бывшего узника концлагеря.
Адмирал Канарис участвовал в этой постановке с самого пролога. Генерал-майор Эрих фон Манштейн, начальник штаба Южной группы войск, отвечавший за планирование польской кампании, выдвинул идею начать войну с фальсифицированной провокации и предложил, чтобы нападение осуществил абвер при участии трех штурмовых батальонов солдат, переодетых в польскую военную форму. Мнимые "поляки" должны были "вторгнуться в Германию", устроить стрельбу в районе Гляйвица и исчезнуть, дав Гитлеру повод для "отражения и преследования" польских агрессоров.
Абвер уделил самое серьезное внимание подготовке операции. Подполковник фон Франкенберг сформировал подразделение, названное "учебкой Франкенберга", из 364 солдат штурмовых подразделений абвера, а старший сержант Кучке подобрал комплекты необходимого обмундирования и амуниции.
Но в 15.00 17 августа Гитлер отнял подготовку coup de mainу абвера и передал ее СС Генриха Гиммлера. Когда Канарис спросил о причинах, Гитлер ответил:
– Я решил раз и навсегда исключить возможность того, чтобы действия вермахта могли быть истолкованы как провокационные.
Абвер все же продолжал помогать в подготовке операции. Вскоре после полуночи 19 августа сержант Кучке на двух грузовиках доставил со складов абвера в Бреслау обмундирование и в Оппельне близ Гляйвица передал его эсэсовцу по фамилии Рац. Подполковник фон Франкенберг дал Рацу список абверовцев, отобранных для операции, но получил ответ, что они больше не нужны. Рейхсфюрер Гиммлер решил использовать только своих эсэсовцев.
Рано утром 1 сентября адмирал Канарис услышал по радио, что подготовленная им военная форма была использована накануне вечером с 20.00 до 20.07. С 4.45 началась акция "горячего преследования".
Хотя абвер и лишен был возможности участвовать в этой "специальной операции", осталось еще много других. План польской кампании предусматривал молниеносное вторжение в центральную часть Польши, прежде чем поляки успеют провести мобилизацию. В осуществлении этих планов абвер играл решающую роль. В его задачи входило также предотвращение взрыва поляками мостов и разрушения дорог, необходимых для успешного наступления вермахта.
Еще в апреле Канарис получил от генерала Вильгельма Кейтеля задание подготовить базу для вторжения и быть готовым к 25 августа. Полковник Эрвин фон Лахузен-Вирремон, начальник второго отделения абвера, сформировал из фанатичных местных немцев 16 боевых групп для обеспечения успешного продвижения вермахта по Польше.
В эту армию отщепенцев входили и группы "саперов". Перед ними была поставлена задача внедриться в польские подразделения, которые должны были минировать мосты и дороги перед наступающими немецкими войсками, и делать вид, что они ставят мины и фугасы, тем самым оставляя коммуникации невредимыми. Команды "Гёргей" и "Бисок" переправляли оружие и взрывчатку для подготовки взрывов на польских ключевых оборонных объектах, которые нельзя было разрушить с воздуха. Были и другие группы, обозначенные разными буквами алфавита, чьей задачей было разрушать взлетные полосы, мосты и железные дороги, резать телефонные и телеграфные провода и, наоборот, предохранять от разрушения мосты, необходимые наступающим немецким частям.
Все они были готовы к указанному сроку. 15 августа Верховное командование вермахта в оперативном задании указало объекты на территории страны, с которой Германия тогда еще находилась в мирных отношениях, и поручило адмиралу Канарису задействовать эти боевые группы за двенадцать часов до начала войны.
В четверг 24 августа в 12.30 подполковник Адольф Хейзингер, начальник оперативного отдела Генерального штаба, сообщил Канарису, что фюрер назначил вторжение на 4.15 утра в субботу 26 августа. В 20.30 того же дня капитан Гедке, один из помощников Хейзингера, передал по телефону приказ ввести в действие диверсантов в 20.00 следующего дня.
Боевым группам были срочно отправлены соответствующие приказы, только для того, чтобы быть отмененными вечером 25-го, когда большинство групп уже находились на сборных пунктах. Гедке позвонил в абвер и сообщил, что фюрер из политических соображений отложил вторжение, и добавил:
– Вы должны сделать все, что в человеческих силах, чтобы остановить ваши боевые группы.
Хотя был уже поздний час, абвер сумел остановить все свои боевые группы, кроме одной, отправленной, чтобы занять Яблунковский перевал в Бескидах, через который проходил железнодорожный путь из Словакии на станцию Мосты и далее в польскую Силезию. Следуя первоначальному приказу и не зная об изменении планов, "потерянное" подразделение в 00.01 26 августа открыло огонь и, разгромив превосходящие польские силы в Мостах, заняло станцию и перевал в ожидании немецкой дивизии, продвижение которой диверсанты должны были обеспечить. Но немцы, конечно, не появились. В недоумении командир боевой группы лейтенант Альбрехт Герцнер спросил у взятого им в плен польского полковника:
– В чем дело? Разве Германия с Польшей не воюют?
– Говорю же вам – нет, – ответил поляк. – Если не верите, можете сами убедиться.
– Как?
– Позвоните на свою базу.
И действительно, телефонная станция работала. Герцнер дозвонился в городок Жилина в Словакии, где находился его командный пункт, и услышал от взволнованного офицера дивизионной разведки, чтобы он немедленно все бросил – и пленных, и трофеи – и немедленно возвращался в Жилину, пожалуйста, как можно скорее.
Было слишком поздно. Герцнер уже выиграл свою войну.
Этот инцидент был лишь незначительной частью последовавшего вскоре грандиозного конфликта, но он имел историческое значение. Это абвер Канариса в действительности первым открыл огонь во Второй мировой войне ровно за 6 дней, 4 часа и 44 минуты до ее начала в 4 часа 45 минут утра 1 сентября 1939 года.
Поначалу казалось, что эта опрометчивая акция боевой группы встревожит поляков и побудит их ускорить мобилизацию, и поэтому Канарис боялся, что Гитлер накажет его за неудачу. Когда же инцидент прошел фактически незамеченным и поляки не предприняли никаких мер, он официально объявил благодарность этому подразделению и лейтенанту Герцнеру.
Война в Польше длилась лишь двадцать семь дней.
Военные специалисты недоумевали: как 32-миллионная нация рухнула перед германским натиском?
Через двадцать четыре часа после начала гитлеровского блицкрига было уничтожено 75 процентов польской авиации, главным образом в ангарах. Немцы предотвратили возможность оказания помощи со стороны Великобритании и Франции тем, что разбомбили все польские аэродромы, способные принимать военные самолеты. В первые же несколько дней кампании вермахт уничтожил все пути сообщения и мосты позади линии фронта поляков.
Весь армейский транспорт, размещенный и действовавший на основании засекреченных планов, был обнаружен немцами и уничтожен в местах дислокации. Все сборные пункты и мобилизационные центры, известные только высшим чинам польского Генштаба, были обнаружены немецкой авиацией и уничтожены. Склады вооружения и бензохранилища, вплоть до самого дальнего из них в Лещице, были взорваны. Не сохранился ни один значимый военный объект.
Никогда прежде крупные военные силы не были ликвидированы столь быстро и окончательно. Какая часть германской военной машины внесла решающий вклад в то, что эта колоссальная военная победа была одержана так скоро?
Ответ был дан через несколько дней после завершения кампании. Группу иностранных журналистов провезли по разрушенной Варшаве, и полковника фон Веделя из отдела пропаганды Верховного командования спросили о причинах этого удивительного успеха. Полковник ответил с необычайной откровенностью:
– Победа стала возможной благодаря нашей несокрушимой армии и нашей превосходной разведке.
Пожалуй, никогда прежде военачальники публично не отдавали должное своим разведывательным службам.
В ту пятницу все двигалось быстро. Вторжение шло полным ходом. Все видевшие тогда Канариса отмечают его ликование.
Он всю ночь провел в управлении, сумев лишь немного вздремнуть. На рассвете он опять был на ногах, свежий и бодрый, как всегда. Его кабинет стал командным пунктом, сюда поступали все донесения, и Лахузен появлялся вновь и вновь с докладами об удачных операциях абвера. Победные сводки поступали от боевых частей.
В 9.15 Канарис приказал собрать всех офицеров штаба абвера и, ободренный хорошими вестями с фронта, решил объявить, что историческая победа гарантирована. Он говорил кратко, негромким голосом о величайшем значении этого события, о роли, которую сыграли они, "члены молчаливой службы", и закончил здравицей:
– Господа, я требую от всех безусловной и безоговорочной верности фюреру. Хайль Гитлер!
По пути в свой кабинет он встретил Ганса Берндта Гизевиуса, молодого юриста, который впоследствии снискал как добрую, так и дурную славу в качестве одного из самых ярких и в то же время самых назойливых противников фашистского режима.
Гизевиус был мрачен.
– Герр адмирал, – сказал он. – Это пришло только что. Англичане объявили всеобщую мобилизацию.
Улыбка исчезла с лица Канариса.
– О боже! – произнес он полушепотом. – Если англичане вмешаются, нашей бедной Германии придет конец.
Глава 16
СУПЕРШПИОН
Капитан авиации Вилли Янке, главный помощник адмирала Канариса, который всегда поддерживал своего шефа как публично, так и в частных беседах с молодым Гизевиусом, был озадачен внезапной переменой настроения шефа. Эти суматошные дни стали вызовом его таланту циркового канатоходца. Похоже, что у него было по два разных решения каждой проблемы, встающей перед ним, по два способа справиться с любым выдвинутым требованием.
В результате никто из тех, кто был близок к Канарису, не мог понять, был ли он за войну или против, за или против нацизма. Беседуя с чужими, он мог подчеркивать положительные стороны развития событий, но отмечал их отрицательные стороны, когда был уверен, что говорит с антинацистом.
Канарис стал сомневаться в режиме, которому служил, в 1938 году, когда нацисты с позором отстранили от командования армией генерала Вернера фон Фрича по ложному обвинению "в неестественных пороках". Он проглотил это оскорбление, рассчитанное на то, чтобы дискредитировать форму, которую он носил, как поступили и другие генералы и адмиралы, продолжавшие поддерживать режим так же верно, как и прежде.
Теперь, в первые две недели войны, что-то сломалось в загадочной душе Канариса. Его двусмысленные уловки продолжались, но его сомнения были разрешены. В глубине души он порвал с Адольфом Гитлером.
10 сентября Канарис выехал на фронт посмотреть на вермахт в действии, и то, что он увидел в Польше, вернуло его мужество. Офицеры абвера, прикомандированные к войскам, с ужасом сообщали ему о специальных карательных отрядах СС и гестапо, которые следовали за армией, сея повсюду смерть и разрушение. Мирных польских граждан сталкивали в огромные общие могилы, вырытые этими несчастными, и расстреливали из автоматов. Майор Гельмут Гроскурт, бывший начальник второго отделения абвера, теперь прикомандированный к начальнику Генерального штаба генералу Францу Гальдеру, показал Канарису секретную директиву, подписанную Гиммлером. Ссылаясь на приказ, изданный самим Гитлером, директива недвусмысленно призывала к уничтожению поляков, в первую очередь аристократии и католического духовенства.
Адмирал Канарис отказывался верить, что Гитлер мог иметь отношение к этому чудовищному приказу или даже знать о директиве Гиммлера. Он прибыл на встречу с Гитлером 12 сентября в его литерный поезд на станции Ильнау. Прежде чем допустить адмирала к Гитлеру, его направили к начальнику штаба сухопутных войск генералу Вильгельму Кейтелю.
Он нашел Кейтеля в его кабинете в одном из вагонов и сразу же возбужденно заговорил:
– Герр генерал-полковник, у меня есть информация о планируемых в Польше массовых казнях и о том, что в число предназначенных к смерти входит польское дворянство, католические епископы и священники. Я считаю себя обязанным предупредить вас, что в этом случае весь мир будет считать виновным вермахт, если он не сумеет остановить эту неслыханную по жестокости акцию.
– На вашем месте, герр Канарис, – холодно ответил Кейтель, – я бы не вмешивался. Это "дело" решено самим фюрером. Он сказал генералу фон Браухичу, что, поскольку вермахт не желает связываться с этим "делом", придется поручить его СС и гестапо. Фактически, – добавил он, – у каждого военного руководителя есть гражданский помощник, отвечающий за программу "расового уничтожения".
Канарис не мог поверить своим ушам. Он был потрясен и уже готов был резко отчитать Кейтеля, когда в их вагон вошел Гитлер, и генерал сделал ему знак молчать, приложив указательный палец к губам. Гитлер дружески приветствовал адмирала и спросил его об информации о предполагаемых намерениях французов нанести удар в направлении Саарбрюккена.
Канарис выглядел немного рассеянным, и, похоже, Гитлер заметил, что его что-то беспокоит. В действительности адмирал думал о том, как поднять вопрос о жестокостях, несмотря на предупреждение Кейтеля, но не мог решиться. До конца беседы Канарис так и не выступил с этим засевшим в его мозгу ужасным вопросом, который он должен был поднять.
Вернувшись в Берлин 14 сентября, он чувствовал себя эмоционально опустошенным и физически разбитым. Не в его обычае было исключать из донесений что-то неприятное или неугодное из страха, что такие сведения могут навредить ему. Но на этот раз он сразу же по возвращении набросал подробный отчет о совещании и передал его Гроскурту с приказом сохранить его для будущего в собираемых майором картотеках свидетельств о нацистских преступлениях, чтобы использовать против них, если наступит день возмездия.
Канарис так никогда полностью и не оправился от этого потрясения. Он спрашивал себя, может ли здравомыслящий человек оставаться верным такому хозяину, как Гитлер. Но одно то, что он так резко ставил вопрос, уже ослабляло его лояльность.
Было еще кое-что. Впервые он оказался критически настроенным к мнению фюрера по вопросу об Англии. Еще в 1935 году в своей зажигательной речи перед группой офицеров в Вильгельмсхафене Канарис предупредил, что любая страна, пользующаяся поддержкой Соединенных Штатов, неминуемо выиграет войну. У него не было сомнений, что Англия получит такую помощь, поэтому его утешала мысль о том, что Гитлер старается успокоить британцев. Несколько раз он слышал от Гитлера в личных беседах, что он должен сделать все, чтобы избежать войны с Британией.
Даже 23 августа, когда премьер-министр Чемберлен предупредил Гитлера, что Англия выступит на стороне Польши, и 25-го, когда в Лондоне был подписан англо-польский договор о взаимопомощи, Гитлер призывал его не волноваться – британцы просто блефуют.
– У них достаточно забот в их империи, – сказал фюрер, – и они хорошо знают, какими катастрофическими будут для них последствия еще одной европейской войны. Они будут шуметь, бряцать оружием, но война?.. Нет! Когда полетят осколки, лев подожмет свой хвост.
Канарис возвращался к себе, стараясь увериться, что Гитлер, как всегда, окажется прав. На сей раз Гитлер ошибся. Англия и Германия были в состоянии войны.
Канарис не боялся ни одной страны: ни Польши, ни Франции, ни даже Советского Союза. Его страшила лишь война с Англией.
Он еще не знал этого, но у него были и личные причины для опасений. У сети абвера в Англии были серьезные проблемы.
Полагаясь на неоднократные заверения Гитлера, он не предпринял мер по приспособлению своей сети на Британских островах к условиям военного времени. Только на одиннадцатый час в суматохе и неразберихе была сделана импровизированная попытка преобразовать относительно легкое прикрытие мирной эпохи для требований разведки во время войны. Таким агентам, как Блок, Каулен и Саймон, было приказано вернуться домой, и они, наряду с некоторыми другими, успели на последние суда, отправляющиеся по расписанию мирного времени.
Не дожидаясь приказа из Гамбурга, агент С-3503, казалось бы, безупречный промышленник Гюнтер Рейдт и руководитель сети Аст-Х в Англии, 26 августа, то есть на следующий день после подписания англо-польского пакта, поднялся на борт датского самолета, вылетающего в Копенгаген. На следующий день на одной из явок в деловой части Гамбурга он давал Вихманну и Риттеру детальный отчет о военных приготовлениях Англии.
– Блеф? – Рейдт покачал головой. – В прошлом году, во время Судетского кризиса, может быть. Тогда они установили в некоторых парках зенитные батареи, но если подойти поближе, можно было увидеть, что они довольно устаревшие и без боеприпасов. Сейчас в парках стоят новейшие зенитные орудия, рядом с которыми уложено большое количество ящиков со снарядами. И не только в парках. Я видел новые зенитные батареи вдоль шоссе Лондон – Рамсгейт, очень много их к востоку от Рамхема и Чайселхёрста, еще больше между Лонгфилдом и Нёрстидом, к западу от Рочестера и на островах реки Медуэй, а также вокруг аэродрома Истчёрч на острове Шэппи. Все военные корабли сконцентрированы на своих базах, за исключением трех эсминцев, которые я заметил на Темзе неподалеку от Грейвсенда. Для транспортировки войск и эвакуации женщин и детей реквизируются автобусы. Торговые суда переоборудуются для военных целей. Блеф? Нет, не в этот раз!