Мистер Макдонах из графства Голуэй (Ирландия) был судим выездной сессией суда присяжных весной 1829 года в Филипстауне за убийство мистера Дэвиса, которое произошло при следующих обстоятельствах. Мистер Садлиер и мистер Доулинг поссорились, в результате чего между ними состоялась дуэль. Дэвис был секундантом Садлиера, а Макдонах – Доулинга, который был его дядей. Дуэлянты обменялись выстрелами и покинули место дуэли без объяснений и извинений. Дэвис был неудовлетворен таким исходом и бросил вызов другому секунданту, который мистер Макдонах отклонил на том основании, что он не ссорился с Дэвисом. "Вот это ты уже не скажешь!" – ответил тот и плюнул ему в лицо. Макдонах не возмутился этому вызывающему поведению, вынул платок и вытер лицо, сказав, что он ответит на оскорбление в соответствующем месте. Тем не менее Дэвис настоятельно потребовал, что он должен драться с ним, не сходя с места, и с вызовом дернул за конец носового платка. Раздраженный этой повторной провокацией, Макдонах выхватил пистолет и выстрелил Дэвису в голову. К сожалению, пуля прошла навылет и поразила крестьянина, который тоже расстался с жизнью. Макдонах еле успел вскочить на коня и скрыться от толпы сторонников Дэвиса. К большому удовлетворению заполненного зала, жюри оправдало подсудимого, который всегда пользовался репутацией воспитанного человека, не склонного к оскорбительному поведению.
В Ирландии секундант согласился, что, обменявшись несколькими выстрелами, дуэлянт может оставить место дуэли, но возразил против заключительных рукопожатий, что вынудило одного из дуэлянтов сказать, что советник у противника – мерзавец. Это немедленно привело к другой дуэли на предельно малой дистанции, которая кончилась гибелью одной из сторон.
Сэр Джонах (Иона) Баррингтон дал следующее описание этой несчастной дуэли (между Гиллеспи и Уильямом Баррингтоном); и если в нем содержатся неточности по отношению к покойному генералу Гиллеспи, то мы будем рады исправить их в следующем издании.
"Уильяму Баррингтону исполнилось двадцать лет, и он собирался без промедления посвятить себя военной профессии. Он был активный, живой, полный воодушевления и нерассуждающей смелости; его заметными чертами были добродушие и очень ревностное отношение к чести членов своей семьи.
Гиллеспи, в то время капитан кавалерийского полка, был готов сделать предложение мисс Тейлор, нашей близкой подруге. Он квартировал в Атае, где жила моя мать.
Между семьями существовали очень близкие ежедневные отношения. Как-то после обеда в доме Гиллеспи, когда все джентльмены употребили вина больше, чем требовало благоразумие, между моим братом и мистером Маккензи, лейтенантом пехотного полка, стоявшего здесь же, возник спор. Спор никогда не должен был перерасти в нечто большее, поскольку касался сугубо частного вопроса. Но со стороны капитана Гиллеспи не было сделано никаких попыток прекратить его или примирить спорщиков, хотя ссора разгорелась за его столом.
Место дуэли было выбрано на полпути между Атаем и Карлоу. Поединок, как обычно, сопровождала целая толпа. С сожалением должен сказать, что присутствовало несколько моих знакомых и родственников. Мой брат и мистер Маккензи стрелялись на небольшом лугу на берегу реки Барроу. Гиллеспи считался близким другом моей семьи, он добровольно вызвался стать секундантом Маккензи (которого почти не знал), не испытывающего никакой склонности к примирению. Гиллеспи также ничего не хотел слушать; честь военного человека, говорил он, требует удовлетворения не чем иным, как кровью.
Соперники выстрелили и оба промахнулись; вторые выстрелы тоже не имели никаких последствий. Снова было предложено примириться, но Гиллеспи возразил. Можно ли представить, что в цивилизованной стране, когда оба соперника получили удовлетворение, один из дуэлянтов тут же гибнет от руки секунданта? Тем не менее так и случилось: мой брат перенес два выстрела противника, а когда выразил свою готовность к примирению, пал мертвым от руки секунданта своего противника.
Самого Гиллеспи сейчас нет в живых: он умер той же смертью, и он навлек ее на себя сам. Но Провидение отнеслось к нему с большей благосклонностью – он пал от руки врага, не став жертвой оружия близкого друга.
Следствие установило следующие главные факты. Когда Маккензи и мой брат произвели четыре безрезультатных выстрела, последний сказал, что надеется, что для чести обоих участников сделано достаточно, и одновременно протянул руку Маккензи, чей секундант, капитан Гиллеспи, воскликнул, что его друг не должен чувствовать себя удовлетворенным и что дуэль необходимо продолжить. Часть зрителей решила, что конфликт исчерпан, но, если мой брат настаивал, что готов примириться, небольшой кружок, собравшийся вокруг него, отпустил несколько резких выражений в адрес Гиллеспи, который в свою очередь, потеряв всякий контроль над собой, внезапно бросил платок в Уильяма Баррингтона и спросил, осмелится ли он прикоснуться к нему. Несчастный юноша, полный воодушевления и отваги, схватил платок и в то же мгновение получил пулю от Гиллеспи – они стояли так близко друг к другу, что его сюртук оказался опален вспышкой пороха. Уильям упал, его отнесли в соседний дом, где тем же вечером юноша в больших мучениях и скончался. Когда он падал, то выронил свой пистолет. Гиллеспи тут же умчался в сопровождении трех своих драгун, которых он взял с собой и которые присутствовали при этом развитии событий, но он отказался представить их суду. Многочисленные зрители, с трудом сдерживая слезы, оставили место дуэли.
Защита капитана Гиллеспи исходила из того, что его вывели из себя оскорбительные выражения со стороны моего брата, добавив, что курок пистолета Гиллеспи был поврежден выстрелом моего брата. Но это опровергалось тем фактом, что он все же стрелял и поразил намеченную цель, – а если бы курок был ранее поврежден, пистолет Гиллеспи не мог бы выстрелить. По правде говоря, все обстоятельства ситуации, когда секундант убил дуэлянта, потому что тот хотел примирения, были и остаются совершенно уникальными в истории дуэлей даже в самые варварские времена и в таких же странах.
Судья Бредстрит, который судил обвиняемого, высказал мнение, что по закону это – чистое убийство. Вердикт в убийстве по неосторожности должен быть возвращен, потому что в основе его лежали ложные соображения, но полностью оправдать его (Гиллеспи) жюри присяжных не смогло.
Следствие не выдвинуло обвинения против Маккензи, потому что он вел себя как офицер и джентльмен и хотел примирения. Конечно, он был оправдан.
Жюри столкнулось с большими трудностями, вынося свой вердикт. Некоторые из присяжных были людьми с устоявшейся репутацией, и они долго не могли прийти к решению. Они не могли ни оправдать, ни обвинить, и наконец было принято решение, которое не соотносилось ни с законом, ни с доказательствами. Вердикт "оправданного убийства" был возвращен, в результате чего капитан Гиллеспи был отпущен в обмен на его обязательство предстать перед судом Королевской скамьи (старейшее в Великобритании судебное учреждение. Выделен из Королевского совета в отдельную курию в 1178 г. – Ред.) и просить помилования у его величества".
Таков отчет, представленный сэром Джонахом о гибели своего несчастного брата Уильяма. Она легла тяжелым грузом на судьбу генерала Гиллеспи, и, прежде чем мы представили его публике, его семья имела возможность внести свои коррективы.
Представив так много примеров опасностей, сопровождающих нелегкие обязанности секундантов, мы надеемся, что в будущем мужья и отцы смогут отказываться от подобных обязанностей при дуэлях, которые с достоинством исполнялись только такими джентльменами, как О’Горман Мэхон, сочетавшими в себе большую личную смелость с гуманностью и здравым смыслом. "Принимая участие, – говорит этот достойный ирландец, – в таких ситуациях (подобные обязанности всегда куда более ответственны и утомительны, чем у дуэлянтов), мы не должны быть слишком придирчивы и требовательны, добиваясь устного согласия покончить дело почетным примирением. Это правда, что мы можем подвергнуться обвинениям в излишнем либерализме, когда стараемся избежать враждебных осложнений, но, как правило, такие обвинения исходят от людей, которые стараются избежать дуэлей".
Слова, которые сказал своему духовнику в монастыре Ганганелли (Джованни Винченцо Антонио, в монашестве Лоренцо Ганганелли (1705 – 1774), с 1769 римский папа Климент XIV. – Ред.), в равной мере могут быть применимы к секунданту на дуэли: "Бывают случаи, когда необходимо проявить всю свою твердость, без которой вы будете не руководителем, а тем, которым руководят. Если вы не сделаете этого, вам придется горько пожалеть".
УСПЕШНОЕ ВМЕШАТЕЛЬСТВО
Кто спас жизнь – заслуживает лаврового венка.
Сельские жители однажды вмешались в горячий спор между господами М. и М-й. Случилось это в 1826 году, близ Слайго (Ирландия, как и следующие населенные пункты). Сельчане решительно заявили, что два выстрела, которыми обменялись дуэлянты, более чем достаточно удовлетворяют любое возможное оскорбление и они не хотят, что "жинтлемины убивали друг друга". Крестьяне в Роскоммоне вели себя точно таким же образом, когда по соседству с ними два джентльмена из Лонгфорда договорились о встрече для выяснения отношений. В данном случае крестьяне, разоружив обе стороны, применили силу, после чего противники заявили, что их спор по вопросам чести закончен.
В 1783 году проходящий мимо священник все же смог примирить двух джентльменов, которые собрались драться у гравийного карьера в Кенсингтоне. Мистеру Кристоферу Бентаму из Дублина после многих безуспешных попыток все же удалось добиться примирения двух джентльменов, которые уже приступили к дуэли рядом с Милтауном. Подробности этого случая вы найдете далее.
Наш покойный друг, достойный и талантливый хирург Джон Адриен, потеря которого вызывает глубокую скорбь и чей врачебный халат достался его сыну, обладал немалым опытом в делах чести, и поэтому к его мнению часто обращались. Когда его, как медика, пригласили к мистеру Кассиди, которому было примерно девятнадцать лет, и к шестидесятилетнему мистеру О’Нейлу, хирург убедился, что стороны, обменявшись парой выстрелов, готовятся приступить к кулачному бою. Говорят, что это предложение Кассиди сделал от имени своего друга, мистера О’Нейла, лейтенант Эверард, один из секундантов, но никто из дуэлянтов не помнил ничего подобного. Лейтенант Дуглас со стороны мистера Кассиди принес извинение, но, как ни странно, мистер Эверард его отверг. Обратились к помощи Адриена, у которого были рассудительная голова, чувствительное сердце и язык, умеющий убеждать. Кассиди сошел с места, двинулся навстречу противнику, выразил свое сожаление из-за причины этой ссоры и обнялся с человеком, который мог стать его жертвой при очередном обмене выстрелами.
Когда в газетах было объявлено, что мистер О’Коннел прибыл в Лондон и направляется на континент, чтобы драться с мистером Пилем, эта информация стала известна в магистрате, и обе стороны были арестованы.
Досточтимый мистер Л’Эстранж сообщил информацию в полицейский участок, и были выданы ордера на арест мистера Мориса О’Коннела и Дарси Мэхона.
Мистер Коль, полицейский судья, в ложе дублинского театра стал свидетелем конфликта, который, возможно, мог привести к дуэли, и был вынужден обратиться к обеим сторонам, чтобы восстановить мир. Впоследствии его поведение было одобрено судом Королевской скамьи.
Спикерам палаты лордов и палаты общин и в Вестминстере и в Дублине часто удавалось успешно вмешиваться в ход подобных дел.
Мистер Курран однажды добился примирения с помощью удачной шутки, которая развеселила и всю ирландскую палату общин. Пример его действий приводится в рассказе одного из дуэлянтов. После многих лет доброго знакомства и дружбы между господами Баррингтоном и Толером разгорелся горячий спор. По возвращении последнего от лорда Клэра, с которым он обедал, Баррингтон сказал, что он может подать руку кому угодно, а вот в сердце у него никого нет. На эти слова был дан темпераментный ответ, и движением головы Толер предложил Баррингтону последовать за ним, что тот без промедления и сделал, но спикер послал пристава арестовать их обоих. Толер был пойман за полу сюртука, который полностью сполз с него. Баррингтон был остановлен на Нассау-стрит, и под крики толпы его на плечах доставили в палату общин. Толер попытался было оправдать свое поведение, но в таком виде он выглядел настолько смешно, что неизменно находчивый Курран обратил все дело в шутку, сказав, что это беспрецедентное оскорбление палате общин, когда один ее член сдергивает сюртук с другого едва ли не на глазах спикера.
Лорд Колерейн, ранее известный под прозвищем Синий Висельник из-за цвета своей одежды, был, наверное, самой элегантной личностью своего времени; не меньшей известностью он пользовался из-за своей вежливости и хорошего чувства юмора. Серьезно проигравшись в молодости, он был вынужден уехать во Францию, где провел двенадцать лет вплоть до смерти старшего брата, когда, уже настоящим французом, он вернулся, чтобы принять титул лорда.
Когда его светлость впервые посетил театр Друри-Лейн, природный юмор Колерейна принес ему определенное неудобство при случайной встрече. Видя, как в ложу, где он, одетый с иголочки, сидел, входит джентльмен в сапогах и бесцеремонно устраивается рядом, его представление об этикете вынудило лорда отпустить замечание, которое во Франции было бы сочтено нарушением правил хорошего тона: он обратился к соседу со следующими словами: "Прошу вас, сэр, вы можете не извиняться". – "Извиняться? Чего ради?" – "Ну как же, – ответил его светлость, показывая на сапоги, – за то, что вы не привели с собой в ложу свою лошадь". – "Возможно, вам повезло, сэр, – возразил незнакомец, – в том, что я не взял с собой хлыст, но я могу проучить вас и рукой, когда дерну за нос за вашу невоспитанность". Вмешались другие джентльмены, присутствовавшие в ложе, и стороны, обменявшись визитными карточками, покинули театр.
Синий тут же отправился к своему брату Джорджу в Брукс и, рассказав о происшествии, попросил ему помочь справиться с этой неприятной ситуацией, "которая, – сказал он, – может кончиться кровопролитием. Я признаю, – продолжил он, – что был зачинщиком, но угрожать дернуть меня за нос – это уж никуда не годилось. Что мне оставалось делать?" – "Как следует намылить нос, – ответил Джордж, – и тогда он легко выскользнул бы из пальцев". Тем не менее Джордж уладил дело к удовлетворению обеих сторон, объяснив другой, что его брат так долго жил во Франции, что почти забыл обычаи соотечественников.
Этот метод избегать покушения на свой нос был любимым у полковника Хангера, потому что он его даже рекомендовал в "Воспоминаниях о моей жизни", – он говорит, что если кто-то решил из-за спины оклеветать другого джентльмена, то должен первым делом предпринять необходимые предосторожности, как следует намылив нос.
В "Истории Лондона" мы нашли историю, как по тридцать джентльменов с каждой стороны на рассвете встретились в Мурфилдсе, который в то время был довольно уединенным местом, чтобы разрешить какую-то личную ссору. Место это располагалось перед сумасшедшим домом, и приготовления к схватке вызвали живейший интерес у его обитателей. Как только дуэлянты выстроились друг против друга и приступили к делу, сумасшедшие, охваченные неконтролируемым возбуждением, вырвались из своего деревянного жилища и, вооруженные дубинами и тем, что попало им под руку, напали на дуэлянтов, чье оружие не могло противостоять их натиску. Получив хорошую взбучку от психов, поединщики быстро рассеялись.
Прежде чем уехать из Каслбара, судья Бартон, зная, что на рассмотрении находится дело о дуэли, призвал к себе обе стороны – лорда Бингхема и мистера Джеймса Брауна – и заставил их вместе с поручителями под залог в девять или десять тысяч фунтов с каждой стороны дать обязательство соблюдать мир. Его светлость предупредил их, что если они отправятся во Францию и там встретятся на дуэли, то за нарушение обещания потеряют свои залоги. Этот пункт закона был мало известен.
В марте 1750 года адмирал Ноулс и капитан Х. дрались на дуэли. С каждой стороны было сделано несколько безрезультатных выстрелов. Его величество, узнав, что четверо других офицеров бросили вызов адмиралу, отправил их под арест. Покойный король питал особую симпатию к несчастному Харви Астону и, зная его склонность драться на дуэлях, которые его величество запретил, заставил его дать обещание, что он больше не будет драться, и предупредил, что в случае нарушения этого обещания он будет казнен.
Мистер Хануэй говорит, что "самая большая неприятность во время прелюдии к дуэли часто заключается в беззаботности или слишком большой уверенности, что все как-то уладится, что вмешаются зрители или друзья с обеих сторон; могу добавить, что для участников дуэли считается позором спрашивать совета в таких случаях. Весьма отважный морской офицер, который не раз доказывал свою смелость в куда более серьезных случаях, неоднократно заверял меня, что ему приходилось служить орудием примирения в более чем двенадцати ссорах, которые, по всей видимости, должны были кончиться дуэлями".
Прежде чем закончить этот раздел о вмешательстве с целью примирения, мы хотели бы напомнить всем секундантам и советчикам, что в тех случаях, когда они считают необходимым принести извинение или, стоя на линии огня, не ответить на выстрел, первый, кто это сделает, будет считаться более достойным человеком.
Примирение не может быть достигнуто слишком быстро, и, пока не поступит окончательный отказ от схватки, ни друзья, ни другие лица, присутствующие на месте, не должны оставлять своих усилий, чтобы они могли сказать вместе с Гомером: "Смири свой бурный гнев; ты должен обладать милосердным сердцем. Даже боги проявляли мягкость. Даже если кто-то преступал закон или совершал ошибку, воздержись от гнева..."
Исходя и из нашего собственного опыта, накопленного за много лет, и из знаний некоторых друзей, а также из тысяч анекдотов и случаев, собранных нами, мы можем уверенно утверждать, что имеется очень мало случаев, в которых нельзя было бы легко добиться достойного примирения, не прибегая к последнему доводу.
ОПРОМЕТЧИВОСТЬ ДРУЗЕЙ И РОДСТВЕННИКОВ
О! моему другу суждено стать моим убийцей!
В случае с Колклоухом и Алкоком мы воспользуемся мнением барона Смита, что "была гораздо большая возможность добиться примирения, чем было сделано попыток; и покойный [мистер Колклоух] пал жертвой несдержанности и горячности своих друзей. Это [продолжает опытный судья] печальная истина, с которой, как ни грустно, не может не согласиться любой, кто слышал об этом процессе. Ни один из тех, кто верит в силу доказательств, не усомнится, что, хотя покойный пал от выстрела из пистолета, который держал мистер Алкок, есть основания задаться вопросом, не был ли он обречен на смерть действиями мистера Кинга [одного из его секундантов] или приятеля мистера Колклоуха".
В фатальной дуэли между майором Кларком и мистером Фитерстоном ссора произошла из-за новобранца, на которого каждый упрямо заявлял свои права, и отца мистера Ф., который, как говорят, запретил своему сыну возвращаться с места дуэли, пока не уложит своего противника. Мы были с ним близко знакомы и получили от него все подробности ссоры.
В сентябре 1824 года в Доминике состоялась дуэль между двумя цветными парнями, Дамасом и Рейни, каждый из которых не достиг и шестнадцати лет. Первый, чья мать присутствовала на месте дуэли, был убит, а выживший удостоился похвалы своего отца.