А что касается такого благородного и сильнейшего народа, как англичане, их добрый нрав всегда очень нежен, надежен и готов защищать и тешить незнакомцев; но чтобы через этот добрый нрав их снова не обманывали чужаки и ложные учителя, я смиренно предостерегаю их, чтобы отныне, прежде чем учиться от тех чему-нибудь, сначала достаточно испытать, таково ли превосходное их умение, как они о том говорят, или нет. Испытание должно быть обязательным и разумным, таким, какому бы я и сам всецело подвергся, если бы мог взять и поехать в их страну, чтобы учить тамошний народ драться. И вот каково это испытание: пусть дерутся таким оружием, которому, как они говорят, научают, по три боя на каждое оружие с тремя из лучших мастеров защиты, и по три боя с тремя неопытными, но отважными людьми, и по три боя с тремя решительными мужами, полупьяными. Если тогда они смогут защититься от этих мастеров защиты и ранить и освободиться от остальных, их следует почитать, любить и разрешить им наставлять, как добрым учителям, из какой бы страны они ни происходили. Но если кто из них потерпит неудачу, тогда они несовершенны в своем занятии, их бой ложен и сами они ложные учителя, обманщики и убийцы и должны понести соответственное наказание, однако худшего наказания им не желаю, чем то, какое они найдут в испытании.
Есть четыре особых признака, свидетельствующие о несовершенстве итальянского боя и о том, что итальянские учителя и авторы книг о защите никогда не достигали совершенства истинного боя.
Первый признак в том, что они редко дерутся у себя в стране без доспехов, обычно надевая латные перчатки и добрую кольчугу. Второй признак в том, что и сами итальянцы, и лучшие их ученики, когда дерутся, получают тяжкие раны, а то и погибают как те, так и эти. Третий признак в том, что ни ученикам своим, ни в книгах о защите они не указывают наилучшей длины оружия, без чего невозможно надежно драться против наилучшей длины. Ибо если оружие слишком коротко, то время слишком длинно, а расстояние слишком широко для обороны, а если оружие слишком длинно, то это тем опаснее для жизни при любом скрещивании, случайном либо по умению, поскольку из-за чрезмерной длины рапиры скрещивание нельзя разорвать в должное время, а только отступлением назад. Но отступление всегда дольше, чем время движения руки, поэтому каждый должен выбирать оружие согласно своему росту…
Четвертый признак в том, что крестовины их рапир плохо годятся, чтобы правильно защищать их руки и правильно вести бой лицом к лицу, без которого всякий бой несовершенен".
Во многом, что касается принципов фехтования, Сильвер далеко опередил свой век. Видимо, он впервые четко изложил, почему необходимо соразмерять длину оружия с длиной руки, и указал, что вес популярного тогда оружия слишком велик и не позволял дерущимся "нападать и защищаться в должное время, и по этим причинам многие смельчаки лишились жизни".
О НЕВЕРНЫХ РЕШЕНИЯХ И ПУСТЫХ МНЕНИЯХ РАПИРИСТОВ И ПРОИСХОДЯЩЕЙ ИЗ ТОГО ОПАСНОСТИ ДЛЯ ЖИЗНИ
"Есть один великий вопрос, особенно среди рапиристов, – кто обладает преимуществом, тот, кто колет, или тот, кто защищается?
Итак, когда дерутся двое, одинаково считающих, что преимущество у того, кто колет, они прибегают ко всевозможным уловкам, чтобы нанести первый укол. К примеру, два капитана в Саутгемптоне, ожидая погрузки на банке, повздорили, обнажили рапиры и тут же, будучи безрассудны, смелы и решительны, как это называется, со всей силой и быстротой бросились с рапирами друг на друга, и оба были убиты.
А ежели встретятся двое, кто придерживается противоположных мнений, и станут драться, вы увидите меж ними очень мирный бой, ибо на самом деле они думают, что тот, кто уколет первым, рискует жизнью, поэтому со всею быстротой становятся в защитную стойку или в стоккату, самую надежную стойку, по словам Винченцо, и после того, стоя в безопасности, будут говорить друг другу: "Коли, если посмеешь". – "Бей или коли, если не боишься за жизнь", – говорит другой. Такие два хитрых господина, долго простояв в этой достойной защите, расходятся с миром, как по старинной пословице: хорошо спится в целой шкуре!..
Из этого я заключаю, что истина может удовольствовать и тех и других, что нет ни верного преимущества, ни недостатка у того, кто бьет, или колет, или выжидает, но преимущество у того, кто отвоюет место верным шагом, расстоянием и временем, и вот каков мой вывод".
По мнению мастера Сильвера, "причина того, что многие бывают убиты и многие тяжело ранены в бою на длинных рапирах, не в их опасных уколах или хитрости итальянского боя, а в длине и неудобстве этого оружия". Кроме того, если мы рассмотрим два разных метода, когда "в бою на рапирах один бежит, а другой стоит, то преимущество у бегущего".
ОБ ИСПАНСКОМ БОЕ НА РАПИРАХ
"Сейчас испанцы считаются лучшими рапиристами, чем итальянцы, французы, высокие немцы или жители любой страны, потому что свою фехтовальную манеру основывают на стольких замысловатых трюках, что и за целую жизнь их трудно выучить, а если они в бою пропустят хоть один из них, самый мелкий, то тем подвергнут свою жизнь опасности. Но испанцы в бою, и благополучно защищая себя, и угрожая врагу, должны выучить лишь одну уловку и две защиты, в которых даже неопытный человек очень скоро достигнет совершенства.
Вот какова испанская манера боя: становятся так отважно, как только могут, выпрямив корпус, близко друг к другу, и постоянно делают движения ногами, будто танцуют, а руки и рапиры выпрямляют, целясь в лицо или тело противника – и это единственный способ достигнуть совершенства в этом стиле боя. И надо заметить, что, пока человек стоит таким манером, выпрямив руку и рапиру, его противник не сможет ранить его, потому что, какой бы он ни нанес тому удар, по причине, что эфес его рапиры находится так далеко от него, для полной защиты требуется лишь незначительное движение. Если удар наносят с правой стороны головы, для защиты этой стороны головы и тела требуется легкое движение руки костяшками пальцев вверх, и неподвижное острие весьма угрожает атакующему. Таким же образом, если удар наносится с левой стороны головы, совсем небольшого поворота запястья костяшками вниз достаточно, чтобы защитить эту сторону головы и тела. А при уколе защищающийся по причине уклончивости танцующих движений ногами, о которых говорилось выше, выполняет совершенную защиту, а острием по-прежнему серьезно угрожает противнику. Вот почему испанский бой совершенен".
Однако Сильверу хватает здравого смысла понять, что главная трудность состоит в том, чтобы направлять острие прямо в глаза противника, ловко отражая любую попытку отбить его в сторону.
ЗАБЛУЖДЕНИЯ, ЗАСТАВЛЯЮЩИЕ ИСПОЛЬЗОВАТЬ НЕСОВЕРШЕННОЕ ОРУЖИЕ И ЛОЖНЫЕ ДЕЙСТВИЯ, ЛИШАЮЩИЕ МУЖЕСТВА ИЛИ МЕШАЮЩИЕ НЕОПЫТНЫМ В СВОЕМ ОРУЖИИ ВЫБРАТЬ ПРАВИЛЬНЫЙ ОБРАЗ ДЕЙСТВИЙ, ДАБЫ ДОСТИЧЬ СОВЕРШЕННОГО ЗНАНИЯ ИСТИННОГО БОЯ:
"Во-первых, что касается рапиры (говорит итальянский или ложный учитель), то я полагаю ее совершенным оружием, поскольку ее крестовина не мешает держать эфес, колоть и далеко, и прямо и использовать любые преимущества защитных стоек или внезапно контратаковать противника, тогда как с мечом ты вынужден со всей силой кисти твердо держать эфес. А на войне я не пожелал бы другу носить оружие с рукояткой, потому что при неожиданном нападении в спешке рука хватается за рукоятку вместо эфеса, а тем временем, пока они вынимают меч, враг их убивает. А что до боя с мечами и баклерами, он несовершенен, потому что баклер закрывает обзор, к тому же я никому бы не посоветовал держать руку высоко над головой, чтобы наносить сильные удары. Сильные удары бесполезны, особенно если наносить их над головой, потому что такое положение раскрывает лицо и тело. Однако же я признаю, что в старину, когда удары наносили только коротким мечом и баклером, а еще палашом, такие действия были хороши и очень мужественны, но теперь манера другая. Преимущество рапиры в длине, большей, чем у меча, когда применялись удары; люди тогда дрались так просто, что считали трусостью колоть или бить ниже пояса. Кто в наши дни не видит, что удар движется по кругу, как колесо, из-за чего путь его долог, а укол идет по прямой и потому его путь короче, и выполнять его быстрее? Потому ни один разумный человек не станет рубить, если ему не надоело жить. Разумеется, что в бою ради преимущества нужно пользоваться острием, а удар совершенно бесполезен, и применять его не следует. Тот, кто дерется ударами, особенно коротким мечом, будет тяжело ранен или убит. Сам дьявол не посоветует худших ошибок".
Дальше следуют несколько доводов, которые приводит Сильвер от имени английских мастеров фехтования. Комментировать ошибочность некоторых из них, а также явно намеренное искажение итальянской системы не имеет смысла.
"Повторяющиеся удары проходят такой же короткий путь, как и уколы, чаще они короче, сильнее, быстрее и стремительнее.
Совершенный бой опирается и на удар, и на укол, потому использовать следует не только уколы.
Удар опаснее и смертоноснее в бою, чем укол, а чтобы доказать это согласно искусству, англичанин приводит доводы против итальянца.
Итальянец. Что опаснее и смертоноснее в бою – удар или укол?
Англичанин. Согласно искусству, вопрос задан неправильно, потому что не бывает совершенного боя без удара или укола.
Итальянец. Положим, что это так, хотя есть и другие мнения, что надо использовать только укол, ибо он проходит более короткий путь, и он опаснее и смертоноснее по следующим причинам: во-первых, удар идет по кругу, как колесо, а укол идет по прямой линии, поэтому удар, двигающийся по кругу, проходит больший путь, чем укол, и, следовательно, выполнять его дольше. А укол идет по прямой, потому проходит меньший путь, чем удар, и выполнять его быстрее. Следовательно, он гораздо лучше удара, опаснее и смертельнее, ибо, если укол попадает в лицо или тело, он опасен для жизни и чаще всего смертелен, но, если удар достигает тела, он не настолько опасен.
Англичанин. Думай как хочешь, но то, что укол проходит меньший путь и выполнять его быстрее, чем удар, это неправда, а в доказательство прочти двенадцатый парадокс. А теперь я приведу правдивые причины, почему удар лучше укола, опаснее и смертельнее. Во-первых, удар проходит такой же путь, а чаще и более короткий, чем укол, и потому быстрее, чем укол. Следовательно, в отношении времени, на котором стоит совершенство боя, удар гораздо лучше укола. К тому же, чтобы отклонить любой укол, хватит силы ребенка. А сила удара направлена прямо, поэтому отражать его надо с такой же силой, что может сделать только крепкий мужчина, при должном соединении в должное время. Поэтому удар гораздо лучше и опаснее укола. К тому же укол в кисть, руку, или ногу, или во многие места на теле и лице не приводит ни к смерти, ни к увечью, ни к потере конечностей или жизни, да и не мешает бою, пока кровь горяча.
Например, знавал я джентльмена, раненного в бою на рапирах девять или десять раз по всему телу, в руки и ноги, и все-таки он продолжал драться и в конце концов уложил противника. Потом вернулся домой, вылечил все свои раны, не став калекой, и до сих пор здравствует. А сильный удар иногда начисто отрубает кисть от руки, как это бывало много раз. Да и удар коротким острым мечом в голову или лицо чаще всего приводит к смерти. Удар полной силой в шею, плечо, руку или ногу опасен для жизни, рассекает вены, мышцы и сухожилия, разрубает кости. Что до исцеления, то такие раны от удара означают потерю конечностей или неизлечимые увечья.
И еще в пользу удара: полновесный удар по голове, лицу, руке, ноге или по ногам означает смерть, либо стороне, получившей такие раны, остается уповать на милость того, кто их нанес. Ибо может ли человек в бою стоять, отомстить или защититься, если вены, мышцы и сухожилия его кисти, руки или ноги разрублены на куски? Или если искалечен такой раной на лице или голове, что вынужден и от потери крови отступить или сдаться на милость противника, который не будет долго с ним возиться?
А чтобы полностью разрешить спор между ударом и уколом, поразмысли над этим коротким замечанием. Удар идет многими путями, укол же – нет. Чаще всего путь удара короче, чем укола, и потому он быстрее. Чтобы защититься от удара, нужна сила мужчины; а укол может отвести и ребенок. Удар в кисть, руку или ногу приводит к неизлечимому увечью, а укол в кисть, руку и ногу можно вылечить. Ударом можно ранить многие части тела, и каждая рана опасна для жизни; а уколом можно поранить лишь некоторые части на теле и на лице, а не все".
Глава 6
Мы можем пропустить Марко Дочолини, поскольку он определенно никак не усовершенствовал искусство фехтования. Однако стоит обратить внимание на один пассаж, который ясно показывает, что удар или укол в оппозиции повсеместно считался идеальной атакой, а "скрещивание" – то, что французы называли barrer – наилучшей защитой, причем и атаки, и защиты совершались на шагах в сторону.
В отрывке, где рассматриваются tempo, contro tempo и mezzo tempo, "нужно, – говорит Дочолини, – чтобы, нанося укол в темп, ты удалялся корпусом от "линии", и не упускай возможности нанести укол всякий раз, как твой противник отводит острие от линии твоего тела. О tempo, contra tempo и mezzo tempo достаточно сказать следующее: когда противник направляет укол в тебя, отбей его укол, ударив его в то же время".
Перелопатив столько путаных разглагольствований, как приятно раскрыть страницы "Schermo" Фабриса и наконец найти ясное и методичное изложение науки владения оружием.
Если Фабрис и не был выдающимся новатором, во всяком случае, он знал все, что нужно было знать о фехтовании своего времени, и создал систему, включив в нее все наилучшие методы, которые только смог отыскать. Этот удивительный труд, опубликованный им в конце жизни и посвященный его профессии, заключает в себе практически всю фехтовальную науку в том виде, в каком ее понимали во второй половине XVI века.
Фабрис родился в Болонье в 1544 году и занялся боевым искусством в то время, когда еще учил старый Мароццо, когда еще был жив Агриппа и когда его сограждане Агокки и Виджани преподавали в Венеции, как, впрочем, и ди Грасси. Позднее Фабрис объехал Испанию, Францию и Германию. Быть может, ему нечему было учиться у Сен-Дидье и Мейера, но можно не сомневаться, что в Испании он нашел способ встретиться с великим Каррансой и изучить его метод.
В 1590 году его пригласил ко двору датский король Христиан IV, большой любитель искусства фехтования, под чьим покровительством Фабрис опубликовал свой трактат.
По мнению Фабриса, на свете не было ничего лучше и великолепнее фехтования, которому он и посвятил все свое время. На 250 страницах формата инфолио нет ни одного слова и ни одной из 190 иллюстраций, которые бы непосредственно не касались "практического" фехтования. В том, как он излагал предмет, легко прослеживается влияние большинства его предшественников, хотя со всеми вопросами касательно удара – tagli по-итальянски – он разделывается в нескольких словах. Действительно, в конце XVI века мастера фехтования решительно склонялись к полному отказу от удара.
Поскольку система Фабриса содержит все принципы, считавшиеся в его время самыми разумными, и предвосхищает нововведения и упрощения, которые произойдут в XVII веке, и больше того, поскольку он первым из писателей неизменно соблюдал рациональный принцип сначала дать определение, а затем переходить к применению, а также идти от общего к частному, анализ его труда будет самым уместным завершением нашего обзора первой эпохи в истории фехтования.
Фабрис разделил свой трактат на две книги и шесть частей. Первая книга подробно рассматривает принципы в общем и, так сказать, академические действия рапирой, либо в одиночку, либо в паре с кинжалом или плащом, и очень утомительно рассуждает о сравнительной ценности старых и современных автору методов. Во второй книге "показаны некоторые правила, которые позволяют нанести противнику удар в тот миг, как меч вынут из ножен, без задержки и потери времени, притом что эти принципы никогда не рассматривал ни один учитель или писатель".
Первые две книги написаны по одному плану, и вторая является всего лишь более подробным развитием первой. В ней описывается метод активных действий на шагах, применимый к тем случаям, когда условия боя заранее не известны, в отличие от дуэли или упражнения в фехтовальном зале.
Рис. 56. Ferita di seconda, contra una quarta, passata di pie sinistro. Укол "in seconda" с шагом, рассчитанный на шаг противника влево, с переводом оружия, с внешней стороны. Фабрис
Если вспомнить, что в ту эпоху дуэли редко обходились без секундантов и что кодекс чести не запрещал дуэлянту, расправившись со своим врагом, прийти на помощь другу, нам становится ясно, почему Фабрис придает такую важность своему методу вступать в бой с противником без задержки. Но так как книга не содержит ничего принципиально нового, для наших целей будет достаточно рассмотреть введение к первой части.
Четыре главные стойки Фабриса очень напоминают стойки его итальянских предшественников, отдававших первенство острию, – Агриппы, ди Грасси и "совершенные" стойки Виджани. Он сохраняет старое значение слова guardia, а именно положение, благоприятное для совершения определенных атак. Конечно, понятие защиты – не просто как позиции, удобной для нанесения удара, – носит у него подчиненный характер, так как в то время еще придерживались теории, что защита без одновременной атаки является ошибкой.
Однако в его определениях contra postura или contra guardia содержатся зачатки современного значения слова "стойка".