Следующей выдающейся личностью в руководстве Красной армии был начальник Генерального штаба Борис Михайлович Шапошников. Он разительно отличался от Тимошенко и Ворошилова. Это был совершенно необычный тип, поскольку вел свое происхождение из касты, с которой товарищи Тимошенко и Ворошилов вели кровавую войну и которая почти полностью была уничтожена ЧК.
Шапошников родился в 1882 году в старой русской аристократической семье в Златоусте на Урале. Семья Шапошниковых дала царской армии много хороших офицеров.
Также и юному Борису Михайловичу было предназначено стать офицером. Он прошел все ступени лестницы, которых не миновал ни один юный дворянин: императорский кадетский корпус, московская военная школа, служба в петербургском гвардейском полку. Затем – откомандирование в военную академию. Там молодой старший лейтенант обратил на себя внимание своими выдающимися дарованиями. Его несомненный талант, отточенное красноречие и способность к глубокому анализу способствовали переводу в Генеральный штаб. В 1918 году тогда 36-летний Шапошников был самым молодым полковником царской армии.
В начале большевистской революции полковник Шапошников перешел на сторону красных. В 1929 году он уже был руководителем Генерального штаба красных. До этого времени он, будучи командующим войсками Московского военного округа, заставил говорить о себе как о замечательном политическом и военном деятеле.
Его главная задача заключалась в том, чтобы создать московскую военную академию и подготовить руководящий корпус Красной армии. Затем он стал командующим Ленинградским военным округом. Большие чистки и кризис, связанный с именем Тухачевского, жертвами которых пало множество советских офицеров, он пережил в тюрьме. Но вскоре снова оказался на свободе. В 1937 году он стал руководителем Генерального штаба. Кроме того, получил орден Ленина и звание маршала.
Когда правительства Германии и СССР в 1939 году заключили экономический договор и Пакт о ненападении, маршал Шапошников был освобожден от своих обязанностей по причинам, якобы связанным со здоровьем. В действительности это произошло потому, что он считал связь с Германией ложной и опасной и открыто об этом говорил.
Однако Шапошников не долго оставался в стороне. Когда начались напряжения в германо-советских "дружеских" отношениях, Сталин вернул маршала из опалы. В опасную эпоху, когда немецкие танки громили центральный участок советского фронта и рвались к Москве, он был в третий раз назначен руководителем советского Генерального штаба.
Тимошенко, Ворошилов и Шапошников понимали величину опасности, которая приближалась с запада и подступала к Москве. Они понимали, что Советский Союз может погибнуть, если в ближайшее время не произошли бы решающие перемены. Затем оказалось, что генерал Павлов – специалист по танкам и заместитель маршала Тимошенко – больше не может сдерживать немецкие танковые клинья. Он не справлялся. Уничтожающие удары немецких танков против подчиненной ему армии морально сломили его. Он ни на что не мог решиться.
Тимошенко посоветовался с Шапошниковым. Ворошилов переговорил с руководителем Генерального штаба. После этого маршал Шапошников отправился в Кремль и имел беседу со Сталиным. Что произошло во время этого обсуждения, так никогда и не стало известно. Однако можно предположить, что проницательный Шапошников обратил внимание Сталина на одного человека, который командовал войсками на Дальнем Востоке и которого почти никто не знал.
Этим человеком был генерал-лейтенант Андрей Иванович Еременко.
В первой половине дня 29 июня 1941 года, спустя неделю после начала войны между Германией и Советским Союзом, Еременко вошел в штаб маршала Тимошенко в Могилеве.
Кроме того, маршалы Ворошилов и Шапошников также прибыли в Могилев. Тимошенко, Ворошилов и Шапошников разъяснили незнакомому генерал-лейтенанту с Дальнего Востока ситуацию. Они обрисовали его задачи и выразили надежды, которые на него возлагал Сталин и Советский Союз.
Через час к ним присоединился секретарь ЦК КП Белоруссии и политический комиссар группы армий центрального участка фронта Пономаренко. Пономаренко обсудил с генерал-лейтенантом Еременко экономические меры, которые следует принять, чтобы решить вопрос снабжения. Кроме того, политический комиссар, будучи членом Военного совета, проинформировал Еременко о возможном усилении обороны страны гражданским населением.
Генерал-лейтенант Еременко, коренастый мужчина около сорока лет с полным лицом, высоким лбом и короткими волосами, был немногословен. Он внимательно слушал, а его серые глаза задумчиво скользили по карте военных действий. Вскоре после обсуждения в штабе он уехал на фронт. В штабе группы армий его встретили с недоверчивым удивлением и жалостливой благосклонностью.
Что здесь хотел генерал-лейтенант с Дальнего Востока? Будь он хотя бы генерал-полковником! А так, кому знакомо имя этого человека? Еременко? Нет, совершенно незнакомо. Мы его не знаем!
Еременко действовал решительно. Вначале он снял генерала Павлова с командования. Затем он собрал всех офицеров Генерального штаба и попросил их доложить обстановку.
Уже спустя несколько минут Еременко установил, что все офицеры штаба были полностью беспомощны. Они точно не знали, что происходит на фронте. Даже с силами находящихся в их распоряжении войск все было не ясно. Офицеры штаба не могли точно сказать, где в данный момент находится фронт! Точно так же была не ясна ситуация со снабжением. Эти товарищи не знали ничего, совершенно ничего!
Активный Еременко тут же развернул изнурительную деятельность. Связные-мотоциклисты отправились к дивизиям. Зазвонили полевые телефоны. Еременко занимался сразу всем. Иногда он вел сразу три телефонных разговора одновременно. Стучали пишущие машинки.
К вечеру 29 июня Еременко получил наконец некоторое представление о положении вещей.
Генерал-лейтенант Еременко хотел при любых обстоятельствах помешать немецким передовым танковым частям пересечь Березину. Он точно знал, как можно остановить немецкое наступление. Он должен был бросить наперерез немецким войскам все возможные и невозможные силы. Он должен построить стену из трупов перед немцами. Он вынужден был принести много жертв, очень много жертв. Он должен отправить под немецкий огонь целые дивизии и оставить их там истекать кровью. Десять дивизий, двадцать, тридцать… Против немцев необходимо было бросить все. Но для начала нужно эти дивизии иметь. А для этого нужно время. Однако время могло появиться только тогда, когда немцы будут остановлены. Немцев можно было остановить на Березине – естественной преграде. Березину следовало удержать любой ценой. Не считаясь с потерями и при любых обстоятельствах.
Еременко точно знал, чего он хочет.
Но кое-чего он все же не знал. Например, что его приказ держаться опоздал на 24 часа. Поскольку 3-я танковая дивизия 2-й танковой группы под командованием генерал-полковника Гудериана уже вечером 28 июня взяла Бобруйск. Дивизия сломила сопротивление на улицах города и после упорной борьбы вышла к берегу Березины.
Генерал-лейтенант Еременко даже не догадывался об этом. Вечером 29 июня во время обсуждения положения на фронте об этом его никто не поставил в известность. Из-за быстрого продвижения немцев и тяжелых атак пикирующих бомбардировщиков связь между отдельными подразделениями Красной армии практически не работала. Уцелевшие линии связи находились в таком беспорядке, что передать точное сообщение было невозможно.
Даже вечером 30 июня Еременко ничего не знал о прорыве 3-й танковой дивизии к Березине в районе Бобруйска. Дивизия сумела, несмотря на ожесточенные бои, создать плацдарм и переправить пехотный батальон через реку. Так первые немцы переправились через Березину. Даже 1 июля Еременко еще был уверен, что сумеет удержать Березину. Сообщение о катастрофе так и не достигло его штаба!
Но неясность, по крайней мере, придавала ему уверенность. Надежда, что русские сумеют удержать в действительности уже потерянную позицию у Березины, придавала ему силы.
Еременко двигался на ощупь в темноте, но при этом развернул активную деятельность. Он рассчитывал, что немцы попытаются перейти Березину у Бобруйска и еще севернее у Борисова. Поэтому он поднял всех людей, которых сумел найти, и бросил на Бобруйск и Борисов.
И только 2 июля Еременко узнал о масштабах катастрофы: еще 28 июля немцы вышли к Березине у Бобруйска! А 1 июля генерал-полковник Гудериан полностью занял позиции на Березине.
1 июля 18-я танковая дивизия генерала Неринга подошла к Березине у Борисова. Разведка вышла к мосту через реку. Было установлено, что мост подготовлен к взрыву. Взрыватель находился на восточном берегу. Простого нажатия на рычаг было достаточно, чтобы мост взлетел в воздух.
10-я рота 52-го гренадерского полка получила приказ занять мост через Березину. Примкнув штыки, гренадеры бросились вперед. С западной стороны моста по ним ударила пулеметная очередь. Атака быстро остановилась. Но затем солдаты 10-й роты продолжили штурм. Ручные гранаты полетели через пропитанный жаром воздух. Советские пулеметчики отчаянно сопротивлялись, но в конце концов были уничтожены.
Затем немецкие сапоги застучали по земляному покрытию въезда на мост. Во главе шла группа унтер-офицера Букачика. Пот тек по лицам людей. Но причиной тому была не только жара. Где-то совсем рядом была заложена взрывчатка, которая в мгновение ока могла уничтожить все живое.
Группа Букачика боролась за жизнь. Это был бег наперегонки со смертью. Они должны были стать быстрее русских. Им было необходимо добраться до взрывателя на восточном берегу реки раньше, чем находящиеся там советские саперы нажмут на рычаг. Счет шел на секунды, доли секунды.
Пока унтер-офицер Букачик впереди своих людей бежал через мост, ему пришла в голову мысль: нет, они так ничего не добьются, все нужно делать иначе.
Букачик тотчас начал действовать. Он разглядел у правых перил моста кабель взрывателя. Кабель вел к опоре. Букачик перепрыгнул через перила. Передвигаясь на руках в висячем положении, он забрался на опору. Его руки были мокрыми от пота. Он увидел кабель, который тянулся вокруг опоры и исчезал в отверстии. Букачик долю секунды рассматривал свежезамазанное отверстие. Если Иван на той стороне реки нажмет на рычаг, все будет кончено.
Так не должно быть! Букачик схватился левой рукой за нижнюю штангу перил. Колено он упер в опорную балку, которая располагалась под перилами. Затем он глубоко вздохнул, схватил правой рукой кабель и рванул его на себя. Резкое движение едва не сбросило его с моста. Но он это сделал! Он оборвал кабель. Теперь Иван может спокойно нажимать на свой рычаг! Ничего не случится!
Унтер-офицер Букачик отпустил кабель. Его руки и колени дрожали. Он помедлил еще несколько секунд и снова забрался на мост.
Солдаты 10-й роты добрались до западной стороны моста и защитили мост от советского контрнаступления. Вскоре после этого передовой отряд 18-й танковой дивизии соединился с отрядами 18-го танкового полка под командованием майора Тееге по ту сторону моста. 18-й батальон стрелков-мотоциклистов проехал с громыхающими моторами, за ним на другой берег реки перебрался зенитный батальон.
2-я танковая группа перешла Березину! Немецкому прорыву сопутствовала удача и у Бобруйска, и у Борисова, где его ждал генерал-лейтенант Еременко! Но генерал-лейтенант Еременко об этом ничего не знал! Он все еще думал, что у Березины немцев можно будет остановить.
Еременко был не единственным офицером, лелеявшим эту надежду. В первую очередь, юные курсанты и совсем молодые офицеры из Борисовского танкового училища все еще были уверены, что немцев можно будет остановить.
Они стояли на покинутых позициях. Они знали об этом, ибо не получили никаких приказов и распоряжений. Они просто схватились за оружие и бросились на землю, когда на Березине появились немцы. 15-летние выпускники, 17-летние фенрихи и 20-летние лейтенанты собрались вместе и поделили между собой боеприпасы.
Они окапывались в подвальных помещениях, прятались в подворотнях, устраивали позиции на крышах. Оттуда они бросали ручные гранаты и бутылки с зажигательной смесью в немецкие танки. Они вели огонь из подвальных окон и бросались из подворотен на танки.
Но остановить немецкое наступление они не могли. Танки ехали дальше. За ними следовали стрелки-мотоциклисты. Воздух был наполнен грохотом взрывов, криками раненых, стонами умирающих.
Курсанты и лейтенанты из Борисовского танкового училища понимали, что погибнут. Но они не сдались. Они задыхались в подвалах, гибли во дворах и продолжали вести огонь с крыш, даже когда за их спинами полыхало пламя. Они прекращали стрелять, только когда крыши обрушивались, погребя под собой юных бойцов.
Лишь очень немногим удалось перейти мост через Березину. Одна группа раненых курсантов и лейтенантов заняла позицию на западном конце моста. Они не могли больше бежать, поскольку были слишком слабы и слишком измотаны. Они должны были погибнуть. И знали это. Поэтому они хотели, чтобы их смерть не была напрасной. Они притащили пулемет "Максим" и открыли огонь по штурмующей мост 10-й роте 52-го гренадерского полка. Они стреляли до последнего вздоха. Только тогда путь через Березину оказался открытым.
Но не только солдаты Борисовского танкового училища оказали яростное сопротивление немцам. Не менее упорно сражались пилоты советских штурмовиков и истребителей.
Генерал Еременко ввел их в бой. Он надеялся, что они смогут эффективно противостоять штурмовой авиации 2-го воздушного флота, которая очищала путь для танковых частей генерал-полковника Гудериана.
Фактически истребители типа Ме-109 и Ме-110 действительно являлись смертельно опасными для подразделений Еременко. Самолеты находились в воздухе с раннего утра до вечера. Они стреляли по всем двигающимся целям и, таким образом, настолько полно контролировали ситуацию на земле, что передвижение войск было возможно только с очень большими потерями.
Потери Еременко не пугали. Перед его людьми стояла лишь одна задача – истечь кровью. Но когда это происходило за линией фронта, их конец не имел смысла. Их смерть была ценна только в том случае, если на фронте путь врагу преграждала стена из человеческих тел.
Еременко встретился с командирами групп воздушных отрядов, сражавшихся на западном участке фронте.
Также он говорил с пилотами об их сражениях с немцами. Еременко всех внимательно выслушал, вернулся в свою штаб-квартиру и тщательно все обдумал. В конце концов он придумал следующую уловку.
Пилоты ему рассказали, что враг уже ввел в действие подразделения истребителей, в то время как Советский Союз отправил штурмовики на флот. И в этом Еременко увидел свой шанс.
Утром 1 июля он приказал ввести в бой пятнадцать штурмовиков И-15 и пять истребителей типа И-17. Около девяти утра эти советские самолеты появились над Борисовом. Бесформенные штурмовики-бипланы ударили по скоплению немецких танков. Современные истребители И-17 кружили высоко в небе. Непрерывно строчил пулемет, гремели моторы, грохотали бомбы.
Однако вскоре грохот донесся с запада. Стремглав приближались немецкие истребители "Мессершмитт" и атаковали вражеские самолеты. Русские штурмовики значительно уступали немецким машинам, так как Ме-109 были значительно быстрее и маневреннее.
За несколько минут немецкие истребители сбили три вражеских самолета.
Однако чуть позже на поле воздушного боя показалась новая армада. Двадцать четыре советских самолета типа И-16 обрушились на немцев.
Эти русские машины были несколько маневреннее в воздушном бою, однако это полезное качество компенсировалось более высокой мощностью двигателей и превосходящей скоростью немецких истребителей "Мессершмитт". В сравнении с современными Ме-109 с их тяжелым вооружением русские истребители выглядели устаревшими. Над Борисовом началось настоящее безумие.
Обер-ефрейтор Ешке из 18-й танковой дивизии был тому очевидцем:
"Казалось, что машины вгрызаются друг в друга. Они срывались в крутые виражи, проносились на малой высотой над землей, взмывали ввысь и летели друг на друга по такой невозможной траектории, что было непонятно, куда надо смотреть. Несколько толстопузых русских бипланов, пылая, упали с неба и взорвались в поле.