Генералы уже поняли, что план наступления Гитлера должен был неизбежно закончиться зимней кампанией. А это было преимуществом только для русских. Во время зимы время работало на них, в результате появлялась возможность усилить оборону Москвы. Среди прочих начальник Генерального штаба генерал-полковник Франц Гальдер придерживался мнения, что необходимо форсировать решение о наступлении на Москву. Он не проявлял сдержанности и часто высказывал все, что думал о плане Гитлера двигаться на юг.
Тогда командующий группой армий "Центр" генерал-фельдмаршал фон Бок предложил Гудериану и начальнику Генерального штаба Гальдеру отыскать Гитлера и еще раз изложить ему причины для продолжения наступления на Москву.
Гудериан выразил свою готовность и тотчас вылетел в Восточную Пруссию. В ставке военачальник танковых войск в присутствии Йодля, Кейтеля и Шмундта доложил о ситуации в его танковой группе. Однако он не упомянул Москву, потому что его об этом попросил командующий армией. Гальдер не принимал участие в обсуждении. Он уже знал, что, вопреки всем здравым рассуждениям, Гитлер твердо решил атаковать Киев, а не Москву.
Гитлер внимательно выслушал доклад Гудериана. После чего спросил:
– Считаете ли вы свои войска способными сделать еще одно крупное усилие при их настоящей боеспособности?
Гудериан не мог не воспользоваться этой возможностью. Хоть он не должен был произносить название Москва, ничто не могло ему помешать использовать намеки, способные в конечном итоге привести к желаемой цели.
– Если войска будут иметь перед собой настоящую цель, которая будет понятна каждому солдату, то да!
Гитлер тотчас ответил:
– Вы, конечно, подразумеваете Москву?
Да, Гудериан имел в виду Москву и объяснил почему. Он перечислил все причины, говорившие в пользу наступления на российскую столицу. Одновременно он приводил аргументы против атаки на Киев. Он рассказал о транспортно-технических, политических, психологических и военных причинах. Гудериан объяснил, что Украина все равно попадет в немецкие руки, когда будут уничтожены вражеские силы перед Москвой. Группа армий "Центр" была уже готова к наступлению на Москву. Наступление огромных военных формирований на юг – это пустая трата времени. Его следствием неминуемо должны были стать потери людей и техники. Кроме того, можно будет избежать периода плохой погоды, который мог значительно усложнить операции против Москвы.
Гитлер внимательно его выслушал. Когда Гудериан закончил свой рассказ, Гитлер растолковал причины, побуждающие его к наступлению на Киев. После чего он отдал официальный приказ к наступлению на город.
Для этой операции группа армий "Центр" должна задействовать два армейских корпуса и 2-ю танковую группу под командованием генерал-полковника Гудериана.
Войска начали свой путь. Сквозь жару и пыль они шли на юг – в Киев.
* * *
Генерал-лейтенант Еременко все еще считал, что главной целью Гудериана была Москва. О том, что он ошибался, Еременко узнал лишь 25 августа. Именно в тот день офицер связи сообщил ему, что с нескольких самолетов-разведчиков поступило сообщение о больших танковых соединениях, которые к западу от Стародуба поворачивали на юг!
Действительно ли Еременко не понимал, что ошибается? Или просто не хотел признавать этого? Возможно, потому, что Сталин слишком доверял сообщениям агентов? А агенты сообщили советским военачальникам лишь план Гудериана. В то время они не могли знать план наступления Гитлера. Или Еременко просто промолчал, потому что не осмелился перечить Сталину? Если это действительно так и он выполнял приказы Сталина, зная больше, тогда он сам лично преуменьшал свой исторический успех. И в таком случае Россию спасла чистая случайность.
С другой стороны, совершенно точно известно, что Сталин все еще был убежден в том, что наступление должно быть на Москву. Эта убежденность привела к ошибке, которая здорово облегчила немцам продвижение на юг. Он приказал расформировать центральную линию обороны Северной Украины и отправил этих людей к Еременко для усиления оборонительных сооружений перед Москвой.
Позднее будет установлено, что Еременко получал приказы прямо из Москвы. Еще 24 августа маршал Шапошников приказал сообщить генерал-лейтенанту, что Гудериан собирался наносить удар не на юг, а на правый фланг Брянского фронта. Главный удар должен был быть нанесен 25-го или 26 августа. Тогда же Еременко получил приказ провести все необходимые приготовления для обороны во время предстоящей атаки врага.
26 августа, спустя день после того, как разведка раскрыла истинное направление движения танков Гудериана, Сталин лично позвонил Еременко. Он сказал:
– Сталин у аппарата, добрый день, товарищ Еременко. Я должен на две минуты привлечь ваше внимание. Послушайте: в районе Богодухова (к северо-западу от Харькова) находится 1-я резервная бомбардировочная эскадра главного командования. Ее командир – полковник Трифонов. Вызовите его немедленно и передайте от моего имени, что с сегодняшнего дня он подчиняется вам. Боевые приказы ему отдаете вы. Я уже уведомил командира, что он временно подчинен вам. Желаю вам успеха и всего хорошего.
Еременко ответил:
– Добрый день, товарищ Сталин, я все понял. Я немедленно установлю связь с эскадрой. Я использую авиацию для поддержки моих операций против Северского и Стародуба. Рано утром я начну атаку шестью дивизиями на Стародуб. У вас есть еще приказы? У меня вопросов нет. До свидания, товарищ Сталин.
Еременко выполнил приказ Сталина, направив 28 августа шесть дивизий на штурм Стародуба и бросив в бой 1-ю резервную бомбардировочную эскадру. Полковник Трифонов получил приказ лично от Сталина действовать с максимальной решительностью. При этом потери живой силы и техники роли не играли. Важным было только одно – остановить танки Гудериана.
Личному составу 1-й резервной эскадры было сказано, что враг готовится к штурму Москвы и летчики идут в бой с единственной главной целью – спасти Советский Союз.
Советские летчики, как и в других армиях мира, были молодыми и вдохновленными людьми. Они были доверчивыми и преданными своим командирам. Сообразно с этим они и действовали.
Одна за другой эскадрильи летели вслед двигавшимся на юг танкам Гудериана, прорывались сквозь оборонительный огонь зениток и атаковали немецкие формирования. Больше всего страдала от беспрерывных атак советской авиации 10-я немецкая моторизованная дивизия. Досталось и другим.
Советские наземные силы демонстрировали ничуть не меньшую готовность жертвовать собой. Плечом к плечу, с криками "Ура!" бежали красноармейцы под яростный огонь немцев. 29-я немецкая пехотная дивизия, а также 3-я и 4-я танковые дивизии подвергались почти непрерывным атакам и понесли серьезные потери. Генерал-лейтенант Еременко посчитал атаки против этих трех немецких дивизий своим успехом и продолжал посылать своих людей в атаку, заставляя предпринимать почти сверхчеловеческие усилия. Ему активно помогали политические комиссары, заражая красноармейцев коммунистическим фанатизмом.
А танки Гудериана между тем продолжали двигаться на юг. До Киева оставалось около 500 километров.
* * *
И Гитлер, и Сталин в те дни сделали серьезные ошибки. За них им пришлось заплатить высокую цену.
Гитлер направил Гудериана на юг к Киеву, чтобы захватить Украину и присоединить ее промышленный потенциал к военной экономике Германии. Кроме того, он считал, что, оккупировав Донецкий бассейн, удастся существенно ослабить советскую военную промышленность.
Но отвод сильных воинских частей с центрального участка фронта в распоряжение группы армий "Юг" не был таким успешным решением, каким он преподнес его немецкой общественности. Оно оказалось связанным с огромными потерями. Танковые формирования не просто утратили значительную часть своей боевой мощи в процессе перехода к новому району боевых действий; во время сражений за Киев начались проливные дожди, и танки временами вообще теряли способность передвигаться. Колонны грузовиков стояли, танковые двигатели отказывались работать, мотоциклы тонули в грязи, покрывшей дороги, полугусеничные транспортные средства стояли на обочинах. Все же Киев 19 сентября был взят. Русские доставили с востока значительное подкрепление и начали отчаянные атаки на немецкие танковые подразделения. Однако сражавшиеся здесь в окружении армии советского маршала Буденного не выдержали оборонительного огня и танковых контрударов немцев. 26 сентября котел под Киевом был ликвидирован. В плен было взято 650 000 русских солдат, также русские потеряли 880 танков и 3600 орудий.
Здесь Гитлер, безусловно, добился победы. Однако он лишил себя шанса взять Москву до наступления русской зимы.
Только теперь он надумал штурмовать русскую столицу.
Приказ группе армий "Центр" занять исходные позиции для наступления Гитлер отдал еще 15 сентября. Эта группа армий получила существенное подкрепление. Для этого группе армий "Север" пришлось отдать часть тяжелой артиллерии, батальоны штурмовых орудий и 4-ю танковую группу. Группе армий "Юг" предстояло нанести удар 6-й армией в направлении Полтава – Харьков для снятия нагрузки с группы армий "Центр".
Гудериан со своей 2-й танковой группой должен был снова вернуться на север, чтобы выйти к исходным позициям группы армий "Центр". При этом броске он мог понести весьма ощутимые потери – с этим ему приходилось смириться. Не помогло и то, что он доложил о высокой степени риска Гитлеру в "Волчье логово".
Начало наступления было назначено Гитлером на 2 октября 1941 года. Битва за Москву, как и в Минске и Белостоке, Смоленске и Киеве, должна была начаться с окружения вражеских армий.
Танковые группы Гота и Гепнера должны были провести форсированные марши и взять противника в клещи с севера и юга, соединиться за Вязьмой с 4-й и 9-й армиями, которые разобьют оказавшиеся в котле вражеские вооруженные силы.
Генерал-полковнику Гудериану предстояло перейти в наступление с южного фланга группы армий "Центр" и нанести удар на Тулу. Ему противостоял его старый противник Еременко с 3, 13 и 50-й советскими армиями. Правда, его дивизии были сильно потрепанными.
В распоряжении Гудериана имелось пять корпусов, то есть всего восемнадцать дивизий. Им предстояло разгромить дивизии Еременко в районе Брянска, блокирующие путь на Москву.
30 сентября 2-я танковая группа Гудериана перешла в наступление. К вечеру 1 октября она сумела продвинуться вперед на 60 километров.
3 октября был взят Орел. 4-я танковая группа под командованием генерал-полковника Гепнера нанесла удар по Юхнову. 3-я танковая группа генерал-полковника Гота вышла к Холму. 2, 4 и 9-я армии прорвались по обе стороны Рославля. Таким образом, наметились планируемые очертания котла. В районе Брянска русских теснила 2-я немецкая армия, наступавшая с запада. Одновременно танковая группа Гудериана нанесла удар с востока в тыл противника.
"Бронированный кулак" сего "старого приятеля" – генерал-полковника Гудериана – нанес серьезный удар генерал-лейтенанту Еременко. Уже в первый день наступления его подразделения были отброшены и отрезаны от 13-й советской армии. Еременко пришлось отвести войска.
2 октября ситуация стала еще опаснее для него, поскольку 2-я немецкая армия разгромила позиции его соседей справа. Однако Еременко все еще был убежден, что сможет удержать Орел. Еще 3 сентября он имел беседу с командующим Орловским военным округом генерал-лейтенантом Тюриным. Тот заверил Еременко, что Орел не будет оставлен. В конце концов, он имел в своем распоряжении не только пять артиллерийских полков, но и четыре бригады противотанковой обороны и один полк гаубиц. Помимо этого в Орле находилось около 10 000 бутылей с легковоспламеняющейся жидкостью, которые были специально подготовлены для отражения танковых ударов в ближнем бою.
Вопреки всему, 3 октября Еременко получил ошеломляющее известие о падении Орла. Таким образом, важный советский транспортный узел и центр снабжения оказался в руках немцев.
Но самое страшное известие Еременко получил 6 сентября. Пришло сообщение, что Гудериан уже действует в тылу Брянского фронта.
Получив эту роковую весть, Еременко тотчас связался с Москвой и потребовал разговора с маршалом Шапошниковым. Когда тот ответил, Еременко вкратце обрисовал ему опасность, нависшую над Брянским фронтом из-за прорыва в его тыл танков Гудериана. Он предложил отвести свои войска на восток, чтобы избежать окружения. Шапошников понимал, что предложение Еременко может ликвидировать опасность окружения. Однако он дал понять, что без одобрения Сталина не может ничего решить. Поэтому он сказал, что обсудит положение с товарищами, и предложил Еременко пока подождать.
Между тем произошло еще одно событие, о котором Еременко еще не знал. 18-я танковая дивизия генерала Неринга заняла узловой пункт Карачев, расположенный в 25 километрах к юго-востоку от Брянска. Следующая за ней 17-я танковая дивизия в районе Карачева повернула на запад к Брянску, чтобы атаковать город с востока. Котел начал закрываться.
Еременко между тем ожидал звонка из Москвы на своем командном пункте, расположенном восточнее Брянска, вблизи железнодорожной станции Звень в густом еловом лесу. Для этого было занято два дома и несколько мазанок.
Неожиданно в рабочий кабинет Еременко вбежал адъютант и сообщил, что в непосредственной близости от командного пункта замечен немецкий танк. Также много танков идет по шоссе в сторону Орла.
Еременко подошел к окну. Несколько секунд он растерянно взирал на немецкий танк, который вел огонь неподалеку. На улице уже горела штабная машина.
Генерал поспешно собрал лежавшие на столе карты и сложил их в портфель. Затем он набросил шинель, выбежал из дома и укрылся за изгородью.
Немецкий танк приближался. Он вел непрерывный огонь.
Еременко, два его водителя, Демьянов и Горланов, и адъютант Хирнич были одни. Остальные штабные офицеры уже скрылись. Русский военачальник из своего укрытия мог видеть, что за танками следуют транспортеры с пехотой. Следовало срочно что-то делать, иначе все документы русского командного пункта очень скоро окажутся у немцев.
– Хирнич, позаботьтесь о портфеле! Демьянов, дайте мне ваш автомат и гранаты. Горланов, за мной.
Хирнич и Демьянов поползли в сторону. Еременко остался за своим ненадежным укрытием вместе с Горлановым.
Автомобиль, ехавший во главе пехотной колонны, приблизился к командному пункту Еременко. Генерал не шевелился. Только когда машина подошла на нужное расстояние, он поднял автомат и дал очередь по ветровому стеклу. Горланов тоже открыл огонь. Немцы – водитель и сидящий рядом с ним офицер – погибли. Машина съехала с дороги и врезалась в дерево.
Грузовики с пехотой еще некоторое время ехали дальше. Первый грузовик остановился неподалеку от подбитой машины. Еременко снова поднял автомат и дал точную очередь, поразившую цель.
В последний момент подошел охранный батальон штаба. Ранее он находился на шоссе Брянск – Карачев. С помощью его пулеметов, минометов и легких танков немецкую боевую группу удалось отбросить.
Утром 7 октября Еременко прибыл на командный пункт 3-й советской армии, где его встретили смущенные лица и напряженное молчание. Ситуация сложилась весьма странная. Во второй раз с начала войны генерала Еременко посчитали убитым. И всякий раз это сообщение оказывалось ошибочным. А пока Еременко считался павшим, на его место был назначен командующий 50-й армией.
Это не смутило Еременко. Он немедленно потребовал соединить его с Москвой. Когда связь была установлена, он снова попросил разрешения попытаться вывести на северо-восток войска, которым угрожало окружение в районе Брянска.
В ночь на 7 октября случилось нечто, имевшее решающее значение для дальнейшего хода немецкого наступления на Москву.
Унтер-офицер Людвиг Колодзински из 202-го дивизиона штурмовых орудий, действовавшего в районе Орла, рассказал следующее:
"С наступлением темноты налетел резкий пронизывающий ветер. Небо заволокло тучами, похолодало, создавалось впечатление, что вот-вот пойдет снег.
Было около двух часов ночи, когда наш радист Бранд потряс меня за плечо.
– Эй, Людвиг, открой глаза! Ты должен выйти на улицу!
Я натянул куртку и пошел за ним. Стоило мне открыть дверь, как в лицо ударил ледяной ветер, и я моментально проснулся.
Шел снег! Ветер кружил крупные снежные хлопья и бросал их на землю, которая уже укрылась тонким снежным покрывалом. Штурмовые орудия, стоявшие на другой стороне улицы, казались какими-то странными мифическими существами. Они стали белыми, словно их посыпали сахарной пудрой.
Я отметил дату первого снегопада в своем карманном календаре и снова отправился спать. Проснувшись утром и выглянув в окно, убедился, что снега уже нет. Зато дорогу, впрочем, как и все вокруг, развезло…"