Антон замолчал, потом заявил, что ждет меня возле метро "Пражская", что мы должны погулять в Битце и серьезно все обсудить.
– Что все? – хмуро поинтересовалась я.
– Ты как маленькая, Оля, – строго сказал он. – В общем, жду. Полчаса тебе хватит? И не забудь паспорт.
– Чего?! – расхохоталась я. – Это еще зачем?
– Подадим заявление сегодня, – невозмутимо ответил он. – Это сразу избавит тебя от непрекращающихся раздумий, и ты поймешь, что между нами все серьезно.
– Слушай, Антон, ты к тридцати пяти годам был уже три раза официально женат. Тебя это не настораживает? Может, все-таки стоит хорошенько подумать перед тем, как вступать в брак? Ведь мы совершенно не знаем друг друга!
– Узнаем в процессе, – уверенно сказал он. – В общем, жду! Обсудим все при личной встрече.
Я положила трубку и поймала себя на мысли, что такая напористость всегда приятна, что настоящий мужчина только так и должен действовать. К тому же Антон мне нравился. А Ника нужно было срочно забыть.
"Клин клином вышибают", – подумала я, быстро привела себя в порядок, тщательно оделась и вышла из квартиры.
Антон уже ждал меня у выхода метро. Увидев его подтянутую стройную фигуру в светлых льняных брюках и белой трикотажной рубашке с коротким рукавом, его темно-синие, сияющие неприкрытой радостью глаза, его обаятельную улыбку, я неожиданно почувствовала, как расслабляюсь, как грусть покидает мое сердце, а мысли становятся приятными.
– Цветы для тебя дома, – произнес он странную фразу, но я не стала уточнять, что это значит.
Антон поцеловал меня в щеку, удовлетворенно вздохнул и пошел по направлению к Битце.
– Значит, загс отменяется? – пошутила я.
Но Антон тут же остановился и внимательно на меня глянул.
– А ты согласна выйти за меня? – серьезно спросил он.
– Нет, конечно, – рассмеялась я.
– Тогда вернемся к этому разговору позже, – сказал он и пошел дальше.
Я пристроилась рядом. Какое-то время мы молчали. Я иногда смотрела на его профиль. Что-то в его лице было неуловимо мальчишеским, то ли слегка приподнятый кончик носа, то ли распушившаяся надо лбом челочка, то ли задорная улыбка, которая периодически возникала на его губах. Казалось, что Антон вспомнил какой-то невероятно смешной и скабрезный анекдот и не решается его рассказать даме. На тридцать пять лет он, конечно, не выглядел, к тому же обладал мальчишеской фигурой. Чуть повыше меня ростом, гибкий, сухощавый, подтянутый, Антон казался молодым мужчиной неопределенного возраста, что называется, "около тридцати".
"Н-да, – подумала я, – разница в пять лет, но вместе мы выглядим наверняка нелепо. И почему я снова наступаю на те же грабли? Нет, чтобы выбрать себе мужчину лет пятидесяти, солидного, обеспеченного, знающего, чего он хочет от женщины".
Я сразу представила, чего, как правило, хотят такие мужчины (как говорила Злата, "круглосуточную постельно-кухонную принадлежность", а не женщину-подругу), и усмехнулась. Да, несомненно, моя жизнь была устроена. Стабильный ежемесячный доход от сдачи квартиры моей бабушки в аренду, возможность распоряжаться своим временем так, как я хочу, отсутствие какого-либо давления со стороны, полная личная свобода – с такими ценностями было трудно расстаться в угоду какому-нибудь мужчине. И я прекрасно понимала, что это произойдет только при наличии сильной страстной любви, когда я забуду о себе, захочу быть рядом и всячески ублажать своего любимого.
– Знаешь, – нарушил молчание Антон, – мне очень нравится вариант гостевой семьи. И мне кажется, что он нам с тобой идеально подойдет. Как я понял, ты женщина независимая, официальный классический брак тебе на фиг не нужен, да и мне по большому счету тоже. Если бы я раньше строил отношения по такой схеме, то и разводов бы не было.
– Гостевая? – переспросила я. – Что ты имеешь в виду?
– Радует то, – оживленно проговорил Антон и взял меня под руку, – что ты уже не возмущаешься при слове "семья". И я делаю выводы, что совсем тебе не безразличен, и в глубине души ты готова на более тесные отношения.
– Ишь, какой быстрый! – проворчала я, отодвигаясь.
– Но ведь мы прекрасно понимаем, что нам нужно, – улыбнулся он. – Все-таки возраст обязывает. А гостевая семья – это когда партнеры живут вместе не изо дня в день и общего хозяйства, как такового, не имеют. Скажем, три дня ты живешь у меня, потом на пару дней возвращаешься к себе, потом вновь на несколько дней ко мне. Очень удобно. И в нашем случае идеальный вариант. Не находишь? Ведь детей мы заводить не собираемся, так? Хотя – кто знает! – задумчиво добавил он.
Тут я начала смеяться. Антон рассуждал обо всем этом с таким серьезным видом, так тщательно планировал наше совместное будущее, что это выглядело, мягко говоря, забавно, ведь никакого согласия я ему не давала. Я словно увидела нас со стороны. Ситуация показалась мне анекдотичной.
Антон сразу замолчал и внимательно на меня посмотрел. Я увидела, как его лицо начинает заливаться краской, а губы дрожать.
– А ведь мы даже ни разу не переспали! – с трудом сдержавшись от нового взрыва веселья, сказала я. – А вдруг мы совершенно не подходим в постели? Насколько мне известно, у тебя и член-то маленький, – опрометчиво добавила я и тут же прикусила язык.
– Ох, уж эти мне подружки! – с обидой произнес Антон и даже остановился.
Он достал из кармана очки, нацепил их и стал меня разглядывать, словно я была неодушевленным экспонатом в музее.
– А ты жестока, – сказал он непонятным тоном. – Но мне это даже нравится.
Много везде писалось и говорилось о том, что мужчина и женщина – это разные вселенные, что им в принципе невозможно понять друг друга. И, однако, когда мы создаем семью, нам поневоле приходится это делать.
Первое: научитесь не требовать от мужчины невозможного. Поймите один раз и навсегда, что мужчина не способен щебетать, как женщина, не будет открыто восторгаться цветочками и птичками, не будет 24 часа в сутки наслаждаться домашним уютом и общением с вами и детьми. На 90 процентов зависит от нас, как сложатся отношения в браке, каким будет микроклимат в семье. Для этого природа и наградила нас, женщин, такими качествами, как умение находить компромисс, умиротворять, быть артистичной во всем, понимать окружающих не умом, а сердцем.
Есть проверенные временем нехитрые приемы, которые помогают во взаимоотношениях. Один из них – провокация в хорошем смысле этого слова. Например, вы говорите мужу: "Вот ты похвалил мою новую блузку, и я весь день чувствовала себя счастливой". И пусть он сделал это мимоходом и уже забыл об этом или вообще не говорил вам о новой блузке, ему будет приятно, он почувствует свою значимость для вас, и это наполнит его гордостью. Или вы говорите: "Ты поцеловал меня, и это так подняло мое настроение. Я почувствовала себя счастливой". И вновь такое, казалось, пустяшное на первый взгляд замечание приподнимает мужчину в собственных глазах, доказывает ему его значимость. А ведь мужчина по натуре всегда стремится к победе.
Но никогда не взваливайте на себя, как это любят делать многие женщины в нашей стране, груз типично мужских обязанностей. Мы часто видим, как женщины несут объемные сумки, сгибаясь от их тяжести, как сами работают электродрелью, передвигают мебель в квартире. Никогда не ставьте себя в позицию сильной, за все ответственной – это гибель для семьи, это гибель для вас. Сначала он будет противиться, потом он это примет, а потом вы уже не будете для него женщиной. Женщина привлекательна для мужчины как спутница жизни, за которую он в ответе. Оставьте ему эту мужскую роль, не выбивайте у него почву из-под ног. К тому же, скажем, переноска больших тяжестей уродует фигуру перекошенными плечами, вызывает опущения внутренних органов и даже грыжу. Поэтому не стоит делать то, что вредит женскому организму. Понятно, что мы и "коня на скаку остановим и в горящую избу войдем", но все-таки лучше такие подвиги оставить для наших мужчин. К слову сказать, они не выносят прямолинейности, открытого давления. Поэтому если вы скажете: "Сколько я буду одна жилы тянуть? Мужик ты или как?!", он, скорее всего, внутренне зажмется и почувствует недовольство. А ведь можно сказать и так: "Милый, я знаю, где это можно купить, но без тебя я никак не смогу обойтись". И мужчина услышит: не "ты должен", не "ты обязан", а "я без тебя, сильного, не справлюсь". Нужно добиться того, чтобы муж все, о чем ни попросите, делал с гордостью, а не подневольно. Все, что делается подневольно, никогда не принесет хорошего эмоционального результата ни мужу, ни вам. А значит, и здоровья вам не добавит.
Еще один секрет: хотите поддерживать хорошие отношения с мужем, тогда как можно реже выясняйте их. Сравним два примера. Что обычно говорит разгневанная жена, когда муж возвращается поздно? "Где ты шлялся, скотина?" И это еще наиболее мягкое обращение наших женщин. А вот метод английских жен. Даже если они крайне недовольны поздним возвращением мужа домой, они никогда не начнут упреки с оскорблений. Незыблемое правило – всегда начинать разговор с мужем со слова "дорогой". У них существует набор необходимых, обязательных слов, которые нейтрализуют все остальное. Как можно ворчать и ругаться, если вы начали со слова "дорогой"?! И у мужа есть основание пойти вам навстречу, даже если он недоволен вашими претензиями. Ведь вы говорите "дорогой", а значит, по-прежнему любите его. Как же он не откликнется? То есть вы должны открыть двери его доброжелательности и всячески снимать его агрессию.
И еще одно правило. Если вы, в порыве гнева, позволите высказать все, да еще и наговорите лишнего, произнесете какие-то роковые слова, то у мужчины сказанное вами будет сидеть внутри как заноза. Это нужно помнить всегда. Женщины более эмоциональны, но и более отходчивы и незлопамятны. А вот мужчины устроены по-другому и считают, что если слово произнесено, то оно соответствует действительности. Им невдомек, что в порыве разбушевавшихся эмоций вы говорите то, что иногда совсем и не думаете на самом деле. Особенно болезненны для мужчин вопросы секса. Стоит женщине только намекнуть со зла, что он "полный ноль" в постели, и для него такая информация станет незаживающей язвой, разъедающей изнутри. И частенько, чтобы доказать себе обратное, мужчина решается на измену. Вот и подумайте о цене ваших слов, сказанных в запальчивости.
Чтобы сохранить брак, приходится прежде всего нам, женщинам, прилагать усилия. Но все получается, если относиться с уважением к индивидуальности своего мужа, его интересам, ведь это главный закон сохранения семьи.
В записную книжку
Женщина привлекательна для мужчины как спутница жизни, за которую он в ответе, а не как постельно-кухонная принадлежность или вьючное животное. Помните об этом, милые женщины, и не превращайтесь в таковых.
Когда мы почти дошли до леса, на горизонте появилась огромная, почти черная туча и стала на удивление быстро приближаться.
– А ведь сейчас гроза начнется, – констатировал Антон, вглядываясь в небо. – Пошли быстрее!
Он схватил меня за руку и потащил между домами. Мы только успели добежать до длинного серого многоэтажного дома, как подул сильный ветер и первые крупные капли дождя упали на землю, испещряя асфальт темными кляксами. Антон достал ключ от домофона и вошел в подъезд. Оказалось, что это его дом. Квартира находилась на втором этаже. Гроза уже бушевала вовсю, сверкали молнии, грохотал гром. Мне ничего не оставалось, как идти к нему в гости.
– Вот она, макушка лета, – заметил, улыбаясь, Антон, когда вошел в коридор и стряхнул капли с волос. – Жара и грозы. Даже в городе это выглядит впечатляюще. А уж в деревне сейчас вообще сказка! И чего мы тут сидим все лето? Меня Пашка, наш второй гобой, в Кинешму звал, там у него домик имеется прямо на берегу Волги. Ох, и красота там! Как-нибудь, Оленька, обязательно съездим!
– Возможно, – хмуро ответила я и начала машинально расстегивать босоножки.
Антон посмотрел на меня и испуганно заметил:
– А вот обувь снимать не стоит! У меня настоящая холостяцкая берлога. И тут довольно грязно, я так думаю.
Я кивнула и не стала разуваться.
– Я чайник быстро поставлю, – сказал он и ринулся на кухню. – А ты пока располагайся, будь как дома.
Я прошла по коридору и увидела справа открытую дверь. Это было что-то типа спальни. У одной стены стояла тахта с неубранной постелью, книжный шкаф, очень старый, с двухстворчатой стеклянной дверью. Множество книг заполняли его прогибающиеся полки. Я увидела античных авторов, таких, как Платон, Овидий, Апулей, тома по философии Канта, Юнга, Ницше, Монтеня, биографии великих музыкантов. На нижней полке лежали стопки потрепанных нотных тетрадей. Другую стену занимал более современный на вид платяной шкаф и черное, поцарапанное кое-где пианино. В углу стояло большое зеркало, вернее, это была дверца от старого шкафа с огромным прямоугольным зеркалом. Над тахтой висела картина. Это был натюрморт, выполненный масляными красками. Стандартный набор фруктов из винограда, яблок и груш лежал на фаянсовом желтоватом блюде. Картина была слишком большой для этой комнаты, и фрукты, выполненные крупными небрежными мазками, казались неестественными. К тому же сама гамма красок была тусклой и словно пожелтевшей от времени. Я постояла немного в этой комнате, невольно усмехнулась, заметив на полу возле кровати скомканные носки, потом вышла в коридор.
– Антон? – позвала я.
– Я скоро, зая, – раздался его приглушенный голос и звук льющейся воды. – Не скучай.
"В ванной, – подумала я и пожала плечами. – Н-да, парень без комплексов".
И отправилась дальше. В конце коридора оказалась гостиная, смежная с еще одной комнатой. Я устроилась на скрипучем диване и огляделась. Напротив находилась стандартная стенка, модная в 70-80-х годах. Она состояла из серванта, книжного шкафа и пенала. Посуда оказалась обычной, несколько расписных вееров были раскрыты за сервизом. На верхней полке находился портрет какой-то суровой женщины лет шестидесяти. Она чем-то неуловимо напоминала Антона, и я решила, что это его бабушка. Слева возле большого окна находилась стойка с аппаратурой и нереально большие колонки, которые стояли на полу. Аппаратура выглядела ультрасовременной. За диваном я заметила телевизор и DVD-проигрыватель. А над диваном висела очень большая картина, наверное, полтора метра на два, в старинной позолоченной раме. Я встала и отошла подальше, насколько это было возможно. Сельский пейзаж, белая мазанка с соломенной крышей, озерцо с отражающимися в нем немного криво кустами, понурая лошадь, тянущая воз с сеном, были изображены маслом и более тонко, чем натюрморт в спальне. В углу я заметила подпись, но фамилия художника мне ничего не сказала. Правда, ниже и намного мельче был обозначен год: 1870-й. Я заметила, что небо в верхнем левом углу имеет желтоватый оттенок, и, приглядевшись, поняла, что это потеки. Видимо, на холст когда-то пролили воду. Я заглянула в следующую комнату, но она оказалась практически пустой. Трюмо в углу, висящий рядом почему-то на стене смокинг, старый письменный стол и небольшая тахта – вот и все, что было в этой комнате. Из нее был выход на лоджию.
Я направилась туда. Один угол был полностью занят каким-то барахлом, включая сломанный велосипед, удочки и банки с засохшей краской, в другом стоял белый пластиковый диван. Возле него я заметила на полу кучу пустых пивных банок и бутылок. На диване валялись женские трусики-стринги. Я усмехнулась, увидев их. Вывод напрашивался сам собой.
"Одинокий мужчина, – подумала я. – Что в этом удивительного?"
– Зая, ты где? – услышала я голос Антона и вернулась в комнату.
Он стоял в гостиной с чашками в руках. Я подошла и взяла с полки серванта чайник и сахарницу.
– Решил парадную посуду достать? – не смогла я сдержать ехидного тона.
– Ну зачем ты, лапуля? – обиделся Антон и пошел в кухню. – Я ведь от всей души! Я уже и стол накрыл.
– Даже так? – спросила я. – Ну и молодец!
– Я у тебя молодец! – хвастливо подтвердил он.
Когда мы пришли на кухню, я действительно увидела накрытый стол. Посередине высилась бутылка дешевой водки, открытый пакет апельсинового сока, стояли тарелочки с нарезанной колбасой, сыром и хлебом. Тут же Антон поставил банку маринованных огурцов.
– Потом чай попьем, – сообщил он, ставя чашки на разделочный столик возле плиты. – Я уже заварил зеленый, очень хороший. Из Пекина привез весной, мы там на гастролях были. Давай, садись скорее!
Я опустилась на стул, чувствуя отчего-то смущение. Набор на столе меня не привлекал. Водку я вообще пила только в крайних случаях. А если и пила, то предпочитала закусывать чем-нибудь более существенным, нежели бутерброды с колбасой и сыром.
– Погода-то разошлась, – заметил в этот момент Антон, разливая водку в стопки. – Придется тебе у меня заночевать, – хихикнул он.
Я посмотрела в залитое дождем окно, но промолчала.
– А у меня хорошо, – продолжил Антон. – И потом, места много. Не хочешь со мной лечь, можешь в другой комнате – на выбор. А дочкам твоим позвоним, предупредим.
Он поднял стопку с водкой.
– Давай, Оленька, за твой приход ко мне и в мою жизнь, – сказал он и чокнулся.
Я выпила и поморщилась от резкого вкуса дешевого спирта.
– Эта квартира мне от отца досталась, – сказал Антон, сооружая бутерброд из сыра, колбасы, майонеза и половинки маринованного огурца. – Он раньше жил на Кропоткинской в доме XIX века в большой однокомнатной квартире с пятиметровыми потолками. Потом дом стали расселять, но он не соглашался на предлагаемые варианты. Наконец ему, одному из последних оставшихся в доме, предложили вот эту. И он согласился, все-таки трешка, хоть и в новом районе. Тогда, представь, "Пражская" еще была новым районом, метро даже не было, – хихикнул он и вновь налил.
– Куда ты так торопишься? – недовольно заметила я.
– Между первой и второй перерывчик небольшой, – захихикал он и опрокинул водку в рот. – Я ведь сейчас типа на отдыхе. Ты не представляешь, что такое работа профессионального музыканта!
– А что в ней такого трудного? – спросила я. – Это ведь не на заводе с утра до вечера и каждый день.
Антон даже жевать перестал и уставился на меня блестящими, ненормально расширившимися глазами.
– Ты и правда не понимаешь?! – после паузы трагическим тоном, достойным отца Гамлета, спросил он.
– Нет, Антон, не понимаю. Но незачем так волноваться.
– Да ты представляешь, сколько энергии я трачу на выступлении?! А репетиции! А гастроли! А вынужденная работа в двух оркестрах, и это бесконечное лавирование, потому что бывает так, что в обоих оркестрах нужно выступать в одно и то же время и приходится искать замену и придумывать правдоподобную причину для инспектора.
Антон плеснул водки и залпом проглотил ее. Потом вскочил и быстро заходил по небольшому пространству кухни.
– Но зачем работать в двух оркестрах? – пожала я плечами, следя за ним взглядом.
Он сразу остановился и посмотрел на меня, как на законченную идиотку. И снова налил. Выпив, сел за стол и ссутулился. Мне стало жаль его, таким он выглядел уставшим и погрустневшим.