* * *
В 1752 г. президент Берлинской академии наук опубликовал целый том собственных писем (в эпоху Просвещения эпистолярный жанр был в моде), где помимо мудрых размышлений предложил Европе откровенные глупости, а именно: 1) взорвать египетские пирамиды, чтобы узнать, что скрывается внутри; 2) основать город, в котором говорили бы только на латыни; 3) докопаться до центра Земли, чтобы увидеть, что там; 4) подвергать осужденных на смерть преступников вивисекции, считая, что при вскрытии мозга живого человека можно обнаружить механизм страстей и т.д.
Не повеселиться на предложенные темы было просто невозможно. Тем более для Вольтера! Ответом на весь этот бред стало блистательное сатирическое эссе "Диатриба доктора Акакия, лекаря Папы Римского".
О том, что Вольтер пишет эссе против Мопертюи, Фридрих II узнал заранее от придворных сплетников. Он немедля вызвал философа к себе и предупредил, что не потерпит дальнейших выпадов против президента его академии наук. Вот как описал дальнейшую сцену французский писатель Ги Эндор в книге "Любовь и ненависть".
"– Тогда пусть она отправляется в огонь! – беззаботно воскликнул Вольтер, элегантным жестом бросая свою рукопись в горящий камин. Он, улыбаясь, наблюдал, как пламя пожирает страницу за страницей.
– Ах, что вы сделали! Я должен вначале сам это прочесть! – воскликнул пораженный Фридрих. Жадность его к сочинениям Вольтера увеличивалась с каждым днем.
Подбежав к камину, он проворно вытащил из огня рукопись, слегка опалив при этом манжеты.
Начав тут же читать ее, он рассмеялся. Чем больше углублялся он в псевдонаучные глупости Мопертюи, тем сильнее смеялся. Наконец расхохотался.
Но разве могла вызвать другую реакцию идея Мопертюи о строительстве города, в котором все будут разговаривать только по-латыни, а все прочие языки будут запрещены?
Вот что говорилось по этому поводу в "Диатрибе"!
"Когда мы предлагали построить город, в котором все будут говорить только по-латыни, мы, конечно, подразумевали, что каждая прачка, каждый дворник в нем будут свободно общаться на этом языке. Мы полностью отдаем себе отчет в том, что, хотя его жители, как мужчины, так и женщины, в совершенстве освоят язык Цицерона, они все равно останутся прачками и дворниками, хотя будут считать себя профессорами. Да, мы это понимаем.
Но кому нужны чистые рубашки? Римляне, как известно, вообще не носили рубашек. А кому нужны повара и прочая челядь? Наши ученые и наши академики могут запросто обойтись без них".
– Нет, что вы, этого ни в коем случае нельзя печатать! – воскликнул Фридрих, смеясь до слез. – Мопертюи настанет конец, если только это сочинение увидит свет.
Он продолжал увлеченно читать дальше.
Среди заумных предложений Мопертюи было и такое: необходимо прорыть в центре земли отверстие – только это позволит выяснить состав нашей планеты.
Вот что писал по этому поводу в "Диатрибе" Вольтер: "При всем нашем уважении к дыре, которую вы предлагали прорыть в центре Земли, мы все же должны отказаться от сего прожекта. Ибо мы не в состоянии найти ни одного сюзерена во всей Европе, который позволил бы нам прорыть такую дыру в пределах его государства. Дыра должна быть весьма большой, чтобы в ней могли расположиться сотни тысяч рабочих – ведь им предстоит довести эту гигантскую работу до завершения, прорыть тоннель в четыре тысячи миль глубиной. К тому же нужно куда-то девать вырытую землю, так как если ее разбрасывать вокруг дыры, то она может похоронить под собой то королевство, на территории которого ее начнут рыть. Например, всю Германию. Ну а если похоронить под толстым слоем земли Германию, как быть с равновесием сил в Европе?" <…>
Этот отрывок вызвал у Фридриха такой приступ смеха, что казалось, он вот-вот лопнет прямо у Вольтера на глазах.
– Нет, нет, – продолжал он, – никогда такой позор не появится в печати!
– Ваше величество, вы правы, как никогда, – сказал Вольтер и, взяв у него из рук свой манускрипт, элегантным жестом бросил его в камин. И по-прежнему улыбался.
– Но это вовсе не значит, что нужно уничтожать рукопись! – закричал король. Снова он ловко выудил ее из огня. – Я сохраню ее вместе с остальными вашими не подлежащими печати сочинениями, – сказал он. – Вместе с вашей "Орлеанской девственницей" и вашим эссе "О нравах".
Фридрих положил рукопись Вольтера в ящик стола.
– Ваше величество оказывает мне тем самым высокую честь, – сказал Вольтер. Пусть себе воображает, что это у него – единственная копия. Но чтобы опубликовать рукопись, ему нужна была подпись короля. Без нее ничего не напечатаешь в этой стране свободной мысли. – Вы вправе думать о ней что угодно, – сказал Вольтер. – Даже заставить меня переписать ее. Но вы, конечно, не станете ее печатать, так?
У Вольтера не оставалось никаких сомнений на этот счет. Нужно что-то придумать. Недавно умер лорд Болинброк, фаворит английской королевы Анны, государственный деятель, выступивший инициатором заключения Утрехтского мира. Теперь со всех сторон священнослужители чернили его светлую память за его острые антирелигиозные высказывания. Вольтер чувствовал себя обязанным заступиться за этого человека, который в прошлом оказал ему не одну услугу. Поэтому он и написал памфлет "В защиту милорда Болинброка".
Король без всяких возражений поставил под ним свою подпись. Подобные нападки на религию Фридрих просто обожал.
Не долго думая, Вольтер засунул между страницами одобренного монархом сочинения страницы "Доктора Акакия". Печатник набрал оба произведения, не отдавая себе отчета в том, что подпись короля стояла только под одним. И эссе увидело свет".
Удар был сильнейший! Над Мопертюи смеялась вся Германия, вся академия и даже Фридрих II покатывался со смеху. Правда, одновременно король повелел изъять все экземпляры брошюры, публично сжечь их рукой палача вместе с чучелом Вольтера, а пепел передать в качестве подарка лично Мопертюи. Акция вышла эффектная, но бесполезная. Отныне уважаемый ученый стал объектом жестоких насмешек.
* * *
Вольтер видел казнь эссе и чучела собственными глазами. Философ затаил обиду. Поскольку в тот же день Фридрих II дал ему отставку, Вольтер смог свободно покинуть Берлин. Уезжая, он с явно подлыми мыслями стащил тексты стихов короля, в которых тот оскорблял членов европейских венценосных семей. Фридрих слишком доверял своему камергеру и передачей ему на одобрение фривольных стишков сделал глупейшую ошибку. Теперь у Вольтера появлялась возможность шантажировать прусского короля.
Однако он недооценил Фридриха. Монарх не стал церемониться. Погоня настигла Вольтера в вольном городе Франкфурте. В гостиницу, где остановился философ, вломились пруссаки и полиция Франкфурта и потребовали вернуть тексты короля. Вольтер сделал вид, что не понимает о чем речь. И тогда начался обыск. Длился он восемь часов, но окончился полным фиаско полиции. Вольтера арестовали. Только тогда выяснилось, что один ящик с книгами он отправил через Лейпциг. Там и хранились тексты стихов прусского монарха. В конце концов, они были найдены и возвращены.
Однако Фридрих II еще несколько дней держал Вольтера под арестом. Оказалось, что король готовил философу ответную подлость: по его приказу в Берлине срочно опубликовали рукопись тайного эссе Вольтера "О нравах". В этой работе, посвященной памяти маркизы дю Шаттеле-Ломон, впервые в истории прямым текстом было написано, что все короли – завоеватели, явные разбойники и укрыватели награбленного. Настоящими героями человечества провозглашались первооткрыватели, ученые, художники, писатели и поэты. Врагами же этих героев издавна являются римские папы, священнослужители, военачальники. Конечно, сейчас мы понимаем, что сказав правду о королях и священниках, Вольтер поднял на щит далеко не героев, а преимущественно сквалыг, провокаторов и предателей. Но в XVIII в. его эссе стало откровением, после публикации которого безопасно жить философ мог только в республиканской Швейцарии, и то не во всех кантонах.
* * *
Эссе "Диатриба доктора Акакия, лекаря Папы Римского" погубила ученого Мопертюи. Уже в 1753 г., не выдержав насмешек окружения, он подал в отставку и уехал из Берлина. Наукой он больше не занимался. У него началась гиперемия легких, которую бедняга долго и безрезультатно лечил и от которой умер в 1759 г.
Зато остались его научные соратники, с которыми намеревался разделаться мстительный Вольтер. Еще в "Диатрибе доктора Акакия…" философ косвенно "лягнул" Джона Нидхема. Он заявил, будто Мопертюи создает червей из муки, открыто намекая на Нидхема, который со временем стал одним из главных объектов ненависти для Вольтера, но к тому времени уже вошел в число наиболее уважаемых ученых Европы. По подсчетам современных исследователей, в третьей четверти XVIII в. Нидхем был самым цитируемым в научном мире автором. Так что к злобе на сотоварища Мопертюи у Вольтера прибавилась присущая ему зависть к чужой славе.
Подступиться к Нидхему было не просто. В отличие от Мопертюи англичанин был экспериментатором, сопровождал свои теоретические выкладки конкретными опытами. У Вольтера заниматься чем-то подобным не имелось ни малейшего желания. Поначалу он попытался зацепиться за гомосексуальные наклонности ученого. После ссоры с единственным в Европе открытым гомосексуалистом королем Фридрихом II философ не упускал возможности представить своего оппонента человеком нетрадиционной ориентации (как мы выражаемся сегодня). Однако в научном мире на сексуальные выпады Вольтера никто не обратили внимания – в век Просвещения гомосексуалистов, бисексуалов или асексуалов среди ученых имелось более чем достаточно. К научным достижениям сексуальность вообще не имела никакого отношения.
В 1765 г. в центральных городах Европы стали распространяться анонимные памфлеты под общим названием "Письма о чудесах". Направлены они были против Нидхема – против эпигенеза в целом и против гомосексуалиста или т.н. "учителя юношества". Словосочетание "учитель юношества" с легкой руки Вольтера какое-то время являлось общественным обозначением гомосексуалиста. Философ так и писал: "Как! Среди нас появился видоизмененный иезуит, учитель юношества! Это опасно во всех отношениях!"
Нидхем, опираясь на поддержку всего научного мира Старого Света, не пожелал отмалчиваться. Он даже не спрятался за псевдонимом и не скрыл имя адресата. Ученый опубликовал несколько открытых писем Вольтеру, где назвал его "так называемым мудрецом", который публично проповедует добродетель, а сам даже не пытается соблюдать обет безбрачия. Другими словами, долбанул демагога ниже живота его же оружием. Оба свели научный спор к обсасыванию сексуальных пристрастий противника. В данном случае Нидхем намекал на беззастенчивый инцест – Вольтер соблазнил и затянул в постель собственную племянницу. Вывод ученого был безжалостным: все литературное наследие Вольтера – яд, поскольку в нем содержится "открытый призыв к распущенности, которая является величайшей угрозой для человечества".
Согласитесь, как созвучны все эти споры и склоки XVIII в. с тем, что творится в "желтой прессе" XXI в.! От Вольтера и Нидхема тянется веревочка.
Вольтер попытался насмешками, колкостями и откровенной демагогией уничтожить Нидхема подобно Мопертюи. Однако авторитет уважаемого ученого сделал англичанина недосягаемым для мелочной клоунады писателя.
Соблюдая свой стиль борьбы, в опусах против Нидхема Вольтер заодно боднул Бюффона, которого вообще ни с какого бока зацепить было невозможно, столь уважаемым в просвещенном обществе был он писателем и ученым. Единственное, что смог предъявить "разоблачитель" классику научно-познавательной литературы XVIII в., это его добрые отзывы об исследованиях Нидхема и сотрудничество с ним. Бюффон тоже не стал молчать и в открытом письме Вольтеру обвинил его в зависти, к любому известному человеку, которая "усилила его раздражительность, возросшую с годами. Поэтому создается впечатление, что он готов при жизни похоронить всех своих современников".
* * *
Роковой удар нанес Нидхему его сотоварищ по науке, аббат-натуралист и старательный экспериментатор из Италии Лаццаро Спалланцани. Он с великим уважением отнесся к опытам Франческо Реди, о котором к тому времени многие забыли. Потому, прочитав отчеты исследований Нидхема, не поверил ему. В эксперименте явно была какая-то ошибка, и микробы не могли рождаться сами собой из неживой материи.
В часы одного из ночных бодрствований, когда Спалланцани напряженно искал ошибку в опытах Нидхема, аббата осенила идея: "сосуды с экспериментальным бульоном надо не крышкой да мастикой закупоривать, надо запаивать их горлышко на огне!" Он приготовил семенной отвар, залил его в несколько склянок и запаял им горлышки на сильном огне. Затем прокипятил их в котелке с водой. Одни склянки кипятил по несколько минут, другие держал в кипятке час. Несколько склянок исследователь плотно закрыл крышкой и замазал сверху мастикой, как это сделал Нидхем.
Прошло несколько дней. И вот Спалланцани приступил к изучению экспериментального отвара. Поначалу он открыл склянки, которые кипятились несколько минут. Везде были очень маленькие зверьки, похожие на муравьев. "Они выносливые, – догадался Спалланцани. – Видимо, несколько минут кипячения мало им навредили". Склянки, закрытые пробкой и замазанные мастикой, как и ожидалось, были переполнены самыми разнообразными зверьками. "Теперь ясно, что маленькие животные проникли в склянки из воздуха", – записал аббат. Под конец дошла очередь до долго кипятившихся склянок. Там не было никакой жизни!
В XXI в. день, когда Спалланцани исследовал свои склянки, признан днем окончательного разоблачения мифа о стихийно саморождающейся жизни. Всему живому необходимы родители. Кто же были первыми родителями жизни на Земле? Бог или жизнь, занесенная на планету из космоса?
В этот же день родилась наука о микробах. Правда, само слово "микроб" появилось только в 1878 г. По личному заказу французского натуралиста Шарля Седийо его придумал для зверюшек Левенгука филолог Эмиль Литтре.
* * *
О своем эксперименте Спалланцани опубликовал полный сарказма научный трактат. Прочитав сей труд, Вольтер пришел в восторг. В своих публичных опусах против Нидхема он не раз заявлял, что англичанин – шарлатан, не умеющий проводить чистые опыты, а потому только морочит всем головы. Но это были только слова, и Вольтеру мало кто верил. Теперь же слова философа экспериментально доказал уважаемый ученый. Вольтер разом отказался от идей саморождения и преформизма и стал убежденным сторонником традиционных взглядов на роль мужского и женского начал в природе.
Зато Нидхем и Бюффон не собирались капиулировать без боя. Нидхем посетил Париж и совместно с Бюффоном выдвинул гипотезу о том, что в природе существует некая Производящая сила – животворящий элемент, который погибает при длительном нагревании. Другими словами, Спалланцани якобы убил Производящую силу, потому и не зародились в отваре зверюшки Левенгука.
За эту идею Нидхема о гибели Производящей силы и зацепился Спалланцани. Аббат приготовил отвары из десятков видов семян, разлил их по склянкам. Все закрыл крышками и залил сверху мастикой, как рекомендовал Нидхем. А потом часть отставил в сторону, а большую часть кипятил различные промежутки времени, доведя продолжительность кипячения некоторых до двух часов. Через несколько дней ученый исследовал содержимое каждой склянки. Самое удивительное, больше всего зверьков Левенгука оказалось в склянках, которые кипятились по два часа! Миф о Производящей силе лопнул, словно его и не бывало.
Вольтер и Спалланцани объединились и начали совместную жесточайшую травлю Бюффона и Нидхема. Противники капитулировали – они закрылись в своих кабинетах и предпочли отсидеться вдалеке от общества.
* * *
И все же оставался открытым важнейший вопрос: как размножаются микробы? В микроскоп Спалланцани часто видел, как они совокупляются, а вот рождения микробов наблюдать ему не доводилось. Ответ на этот вопрос нашел швейцарский натуралист Гораций де Соссюр. После длительных визуальных наблюдений он пришел к выводу, что в микроскоп видно не совокупление двух микробов, а деление одного старого на двух молодых. Микробы бесполые существа и размножаются путем самопроизвольного деления. Так наука вернулась на круги своя: размножение делением и есть не что иное, как саморождение, не требующее родителей.
Спор продолжается и в наши дни. Он принимает все более сексуальный характер, где с одной стороны выступают люди традиционной направленности, а с другой – люди всевозможных сексуальных отклонений. Наукой здесь уже давно не пахнет. Вернее, наука все более переходит на позиции людей с отклонениями. Ведь сегодня дети-гомункулы уже рождаются в колбах, где создаются условия женской утробы, а о животных-клонах и рассказывать нет смысла – их история общеизвестна.
Вольтер, сидящий в кресле. Скульптор Ж.-А. Гудон