Блестящий, надо сказать анализ! Как говорится, все пуговицы пришиты, кроме одной – "американской". Однако не надо забывать, что это было написано до вступления Америки в войну. Та же немецкая пресса, которая, в отличие от союзнической, не умалчивала о пикантных деталях российского Февраля, не очень-то задевала Соединённые Штаты, в надежде на их мирное посредничество. К тому же в реальном масштабе времени Ленин не мог знать ни о масштабах внедрения капитала США в экономику России в ходе Первой мировой войны, ни об огромных тайных кредитах Уолл-стрит "союзникам". Провокаторская роль США тщательно скрывалась, и даже такой выдающийся политический аналитик, как Владимир Ильич, не имел к весне 1917 года достаточной информации для выявления этой подлой роли. Поэтому Ленин в марте 1917 года и писал о связи Февраля 1917 года лишь с миллиардными "фирмами" "Англия" и "Франция". Напомню, что в ранее уже цитированной мной статье "Поворот в мировой политике", опубликованной в № 58 газеты "Социал-Демократ" за 31 января 1917 года, Ленин, хотя и вскрывал заинтересованность США в военных прибылях, относил Америку вместе с Голландией, Швейцарией, Данией и другими к нейтральным странам и писал о "росте нейтрального пацифизма" – в том числе и Америки, объясняя этот лицемерный "пацифизм" тревогами "американских миллиардеров и их младших братьев в Голландии, Швейцарии, Дании и прочих нейтральных странах" относительно того, что "народ может и не стерпеть до конца…".
Но уже вскоре – после прямого вхождения США в подготовленный ими же мировой конфликт, Ленин воздаст должное негативному участию в событиях в России и миллиардной "фирмы" под названием "Америка".
Вернёмся, впрочем, к ленинскому "Письму из далёка"…
Что сказал тогда Ленин?
А вот что…
Кризис царизма стал результатом войны, которая выявила полную неспособность царизма управлять ситуацией. Назревала угроза сепаратного мира России с Германией или полного поражения России, а Антанта крайне нуждалась в русском "пушечном мясе"… Поэтому буржуазная элита, инспирируемая из-за рубежа, свергла царя, однако народ был настолько сыт войной и царём, что активно включился в борьбу и вместо дворцового переворота Россия получила революцию и двоевластие: Временное правительство министров-капиталистов и Советы… Поддерживать "Временных" пролетариату нет никакого расчёта, и пора народу "играть в свою игру".
Но более того!
Ленин сразу же, ещё в Швейцарии, оказал развивающейся русской революции, её демократическому в точном смысле этого слова ( demos "народ" + kratos "власть") процессу великую услугу! В широких общественных кругах России, даже среди рабочих, по отношению к Временному правительству царила тогда ещё эйфория, а Ленин прямо предупредил ликующий народ России, что это правительство – простой приказчик миллиардной "фирмы" "Англия и Франция" и приведено оно к власти в результате дворцового заговора, инициированного спецслужбами "союзников".
Вот что сказал Ленин России уже в первом своём легальном публичном обращении к ней – пока ещё не очном, а заочном. И разве Ленин был неправ? Причём это было сказано на расстоянии, из вынужденного европейского далёка, когда Владимир Ильич лишь осваивал ту информацию, которая до Швейцарии доходила по "испорченному телефону".
И сразу – попадание в "десятку"!
Это, знаете ли, не так просто – быть зрячим не задним числом, а в реальном масштабе времени…
"Письма из далёка" – это своего рода черновик "Апрельских тезисов". А "Апрельские тезисы" – это черновой набросок уже Октябрьской революции…
США и Первая мировая война, или Прозорливость Талейрана
УВЫ, весной и летом 1917 года Россия ещё не была готова пойти за Лениным, в целом общероссийской ситуацией владело пока Временное правительство – формально проантантовское, но фактически, скорее, проамериканское – мы это ещё увидим.
Соответственно, весна и лето 1917 года оказались для России не только бурными, но и неоднозначными. Это плохо было понято многими в реальном масштабе времени и мало кем верно понято по сей день, но во второй русской – Февральской революции переплелись не только ряд очень разных внутренних факторов, но и несколько очень разных внешних тенденций, отражавших политические, экономические и геополитические интересы тех или иных мировых групп влияния, общим для которых было одно – стремление максимально обессилить Россию, а то и раздробить её.
При этом фактор Америки был объективно важнейшим уже потому, что Соединённые Штаты, формально не участвуя в войне до апреля 1917 года, были главными сценаристами и режиссёрами войны. Подчеркну ещё раз: основной причиной Первой мировой войны были не уже сформировавшиеся англо-германские противоречия, а потенциально обостряющиеся в будущем американо -германские противоречия по всему спектру важнейших мировых проблем.
Вторым же членом двуединой глобальной задачи США в Первой мировой войне и после неё был перевод послевоенного развития России на "рельсы" интересов Америки.
Америке, а ещё точнее, наиболее космополитическим кругам Мировой Элиты надо было руками русских обессилить немцев, руками немцев – русских, в целом руками европейцев обессилить Европу, чтобы подчинить её влиянию Америки. А заодно – и Россию лишить перспектив суверенного развития. Добиться этого можно было, только развязав войну в Европе. Вот войну в Европе и развязали – в обеспечение интересов США. А в апреле 1917 года Штаты "лично" пришли в Европу, формально – как её союзники, а на деле – как агрессоры. Мудрый Шарль-Морис Талейран за сто лет до этого предупреждал: "В тот день, когда Америка придёт в Европу, мир и безопасность будут из неё надолго изгнаны"!
Так оно и вышло – по Талейрану, а одновременно – и по Марксу с Энгельсом. 15 декабря 1887 года Энгельс написал в Лондоне слова, которые Ленин назвал через тридцать лет пророческими. Не во всех, но в основных предвидениях Энгельс был действительно научно точен:
"Для Пруссии-Германии невозможна уже теперь никакая иная война, кроме всемирной войны. И это была бы война невиданного ранее размера, невиданной силы. От восьми до десяти миллионов солдат будут душить друг друга и объедать при этом всю Европу. Опустошение, причинённое Тридцатилетней войной, – сжатое на протяжении трёх-четырёх лет и распространённое на весь континент, голод, путаница нашего искусственного механизма в торговле, промышленности и кредите, крах старых государств и их рутинной государственной мудрости, – крах такой, что короны дюжинами валяются на мостовой. Такова перспектива, если доведённая до крайности система конкуренции в военных вооружениях принесёт наконец свои неизбежные плоды. Вот куда, господа короли и государственные мужи, привела ваша мудрость старую Европу".
Энгельс ошибся в определении лишь, так сказать, демиурга будущей всемирной войны – в действительности им стала не Германия, а Америка. Однако ошибка классика марксизма была вполне извинительной. Во времена Энгельса суть феномена Америки как новой цитадели мирового элитарного космополитизма ещё не проявилась так ясно, как это стало возможным после окончания Первой мировой войны, после Парижской "мирной" конференции 1919 года, после американских планов Дауэса и Юнга по превращению капиталистической Европы в системного клиента США.
О ТОМ, как янки готовились к первому акту захвата господства над миром давно надо бы написать нетонкую книгу. Здесь же сообщу лишь, что уже в 1910 году в США началась работа по коренной реорганизации армии. Американский военно-морской флот, оснащённый новейшими линкорами, ещё ранее заявил претензии на мировое лидерство, а теперь наступало время для сухопутных вооружённых сил. В июне 1912 года особое совещание начальников отделов военного ведомства во главе с военным министром Стимсоном и офицеров Генерального штаба во главе с генералом Вудом обсудило проект создания армии, "способной противостоять армии любой европейской державы"! (см. "История Первой мировой войны 1914–1918". М., Наука, т. 2, стр. 301).
Зачем Америке, официально стоявшей тогда на позициях "изоляционизма", была нужна такая армия, если сухопутная агрессия против США по сей день невозможна? Конечно же, мощная армия нужна была Штатам для их собственной будущей системной агрессии в Европу, юридически оформленной как "союзничество". Параллельно не только не исключался, но предполагался силовой диктат США и вообще по всему миру.
Знания одного вышеприведенного факта достаточно для того, чтобы отправить в мусорную корзину все псевдоисторические опусы, уверяющие, что Америка-де "вынуждена" была вмешаться в европейский конфликт лишь после того, как возникла "угроза демократии в Европе". В начале ХХ (как, впрочем, и XXI) века нельзя было даже и помыслить о том, что какая-то европейская держава отправится через океан завоёвывать Соединённые Штаты. Зато вполне можно было представить себе такое развитие событий, когда армия Соединённых Штатов отправится за океан в Европу, чтобы в полном соответствии с давним прогнозом Талейрана изгонять из Старого Света мир и безопасность.
Собственно, так ведь оно и произошло!
Ленин, принимая в расчёт вступление США в войну, понимал суть ситуации и без Талейрана, но понимал и то, что влияние Америки в России не будет значащим только в том случае, если проамериканские политики будут изгнаны с арены российской политики. Таких политиков в России весной 1917 года хватало, и это было одной из проблем, не учитывать которую Ленин не мог. Кардинально проблему решала социальная революция, которая объективно оказывалась и глубоко национальной постольку, поскольку одна лишь социальная революция выводила Россию из сферы влияния любого капитала, включая капитал США. А последний в Россию за время войны проник уже значимо, рассчитывая и на много большее.
Описывая антироссийские махинации и ловкие провокации Уолл-стрит во время Первой мировой войны, можно занять не одну страницу, однако рамки небольшой книги вынуждают лишь в двух словах сообщить, что к деликатным операциям был подключён и "тёмный кардинал" российской политики Витте, что российские журналисты в целях "пиара" Америки подкупались "на корню", что американцы поставили дело так, что нехватка золота в Америке в начале войны уже в 1915 году сменилась золотыми потоками, обусловленными хлынувшими в Штаты военными заказами из России.
Выше уже приводились данные о том, как царская Россия, имевшая прекрасные артиллерийские традиции не только в чисто войсковой сфере, но и в сфере артиллерийской науки, в сфере разработки и производства артиллерийского вооружения, перекачивала огромные средства во время Первой мировой войны за океан. Этот факт настолько поразителен и настолько необъясним (или наоборот – очень легко объясним?), что приведу ещё раз – без комментариев – свидетельства военного историка генерала Е.З. Барсукова и генерала А.А. Маниковского.
Е.З. Барсуков в своём труде "Артиллерия русской армии (1900–1917 гг.)" констатировал следующее:
"Россия влила в американский рынок 1 800 000 000 золотых рублей, и притом без достаточно положительных для себя результатов. Главным образом за счёт русского золота выросла в Америке военная промышленность громадного масштаба, тогда как до мировой войны американская военная индустрия была в зачаточном состоянии. Ведомства царской России, урезывая кредиты на развитие русской военной промышленности, экономили народное золото для иностранцев. Путём безвозмездного инструктажа со стороны русских инженеров созданы в Америке богатые кадры опытных специалистов по разным отраслям артиллерийской техники".
А.А. Маниковский в классическом исследовании "Боевое снабжение Русской Армии в 1914–1918 гг." повторил ту же мысль:
"Без особо ощутительных для нашей Армии результатов, в труднейшее для нас время пришлось влить в американский рынок колоссальное количество золота, создать и оборудовать там на наши деньги массу военных предприятий, другими словами произвести на наш счет генеральную мобилизацию американской промышленности, не имея возможности сделать того же по отношению к своей собственной".
Сегодня, в начале XXI века, в это просто не верится– в начале ХХ века русские создавали Америке военную промышленность и выступали за океаном инженерными учителями янки! Однако надо учитывать, что из всех отраслей военного дела именно артиллерийское было традиционно развито в России не только не хуже, а, пожалуй, даже лучше, чем в других странах. Но английские и французские инженеры были с избытком востребованы у себя дома, как и нейтральные шведские, а русским инженерам-артиллеристам пришлось, как видим, работать "на дядю", а точнее, на дядю Сэма.
Особую пикантность ситуации придавало то обстоятельство, что пресловутый "Uncle Sam" (от аббревиатуры "U.S.") завлекал в свои сети простушку мисс "Russia", будучи формально вне войны – ведь до апреля 1917 года Соединённые Штаты сохраняли нейтральный статус.
Временное правительство: удержать Россию в рамках политической революции
ПОНЯТНО, что в подобной ситуации в России не могло не быть задействовано немало как явных, так и скрытых проамериканских лоббистов, официальных и неофициальных политических агентов, профессиональных разведчиков и агентов частного капитала США – тогда, впрочем, уже прочно сращённого с государственным аппаратом США. Любопытна и показательна в этом смысле фигура профессора Чикагского университета Сэмюэля Нортропа Харпера (1882–1943).
Харпер посвятил изучению России более четырёх десятилетий из шести десятилетий, им прожитых. Впервые он приехал к нам в 1902 году, бывал в России подолгу, ездил по стране, видел много, уезжал в США и Европу, вновь возвращался… Во время Первой мировой войны Харпер фактически выполнял в России функции доверенного лица американского правительства, в частности агента Государственного департамента США, не сойдя, к слову, с этой стези и после Октября 1917 года.
К России Харпер относился с искренним интересом и ярым антисоветчиком не был. В 1945 году в США вышло посмертное издание его мемуаров "The Russia I believe in" ("Россия, в которую я верю"). В СССР они были изданы в 1962 году Издательством иностранной литературы ограниченным тиражом под грифом "Рассылается по специальному списку". В своих мемуарах Харпер, как истинный янки, нередко лицемерил, но в целом источник это полезный, информативный и даже нормативный.
Накануне Февральских событий 1917 года в России Харпер состоял при после США в Петербурге Фрэнсисе, назначенном весной 1916 года. Между Фрэнсисом и либеральными российскими "февралистами" обычно знака тождества не ставят: роль их куратора отдают английскому послу Бьюкенену и его окружению из британских спецслужб. Американцы, похоже, действительно не ввязывались прямо в антиниколаевский заговор, оставляя техническую сторону дела англичанам. Однако руку "на пульсе" янки держали – начиная с "полковника" Хауза и заканчивая послом Фрэнсисом, игравшим роль не только политического разведчика госдепартамента США, но и доверенного агента Хауза, который, в свою очередь, был доверенным лицом олигархов США.
Показательно, что Фрэнсис – единственный из союзных послов, кто принял участие в работе 1-го Всероссийского офицерского съезда, проходившего в Ставке в Могилёве с 7(20) мая по 22 мая(4 июня) 1917 года. На съезде присутствовали председатель Временного комитета Государственной Думы В.М. Пуришкевич, бельгийский министр-"социалист" Э. Вандервельде, представители военных миссий Франции, Италии, Японии и Сербии. Перед делегатами выступили Верховный главнокомандующий генерал М.В. Алексеев и его начальник штаба А.И. Деникин.
Вне сомнений, за дни пребывания в русской Ставке, где собралась вся военная антибольшевистская "верхушка" армии, Фрэнсис завязал много полезных и перспективных связей и получил немало "информации к размышлению" как для себя, так и для Вашингтона.
Таким же ловким образом Америка проводила свою линию в России и позднее… Не участвуя в Гражданской войне и интервенции особо активно, она отдавала видимую инициативу союзникам, но подлинная роль элитарных кругов США в провоцировании русской Гражданской войны и в расширении интервенции была не просто большой, а ведущей, решающей.
Что же до Харпера, то он вернулся в США из последней дореволюционной поездки в Россию в конце сентября 1916 года. И когда в России началась революция, Госдепартамент тут же запросил у него экстренный анализ с оценкой ситуации. 15 марта 1917 года Харпер телеграфировал из Чикаго в Вашингтон:
"Прошлым летом думские деятели доверительно говорили, что революция может стать необходимой, и просили меня, если она произойдёт, разъяснить её политический, а не социальный характер".
Признание любопытное, не так ли? Уже в этой короткой цитате просматривается вполне определённый характер отношений российских либеральных думских деятелей и политических "верхов" США. И это отношения не будущих равноправных – после победы буржуазной революции в России – партнёров, а отношения патрона и клиента. Последний заранее сознаёт свою несамостоятельность и заранее ищет поддержки у патрона, "доверительно" информируя его в видах будущих субсидий и ожидая от него указаний.
Скажем, такая деталь… Одним из первых актов Временного правительства уже в марте 1917 года стало признание права Польши на независимость. Этот факт как очень важный отмечал позднее, например, Уинстон Черчилль. Конечно, русская Польша всегда была чужеродным телом в составе Российской империи, но так ли уж надо было торопиться с "польским" вопросом? Однако если знать, что линия на отдельную Польшу была жёсткой линией Вашингтона, что польский пианист и композитор Ян Игнацы Падеревский (1860–1941), первый премьер-министр и министр иностранных дел послевоенной Польши, был прямым ставленником Америки (он и умер в США), то "польская" прыть Временного правительства становится более понятной.
"Временные" правители России, оказавшись во главе её, и близко не вели себя как лидеры великой державы – пусть и находящейся в кризисе. (А кто тогда в кризисе не находился – кроме США?!) Но "Временные" хорошо понимали, что обязаны удержать Россию в рамках политической революции, не допуская до революции социальной, потому что именно это им и предписывалось Антантой и Америкой. Недаром Фрэнсис сообщал в Вашингтон, что Временное правительство имеет родственную с американским правительством социальную основу.