Именно в такое тяжелое время французская армия была вынуждена начать самые значительные и дорогостоящие из выпавших на ее долю колониальных войн. Долгая (с 1945 по 1954 год) борьба в Индокитае, после которой Франция лишилась своих владений на Востоке, стоила французской армии значительных и все увеличивающихся потерь в личном составе, не принося почти никаких дивидендов. Это была война самого презренного типа – против народа, решившего освободиться от колониального владычества, причем война, ведущаяся в стране, где современное вооружение и снаряжение, а также новые методы ведения военных действий не могли быть использованы. Новейшие изобретения в области вооружения, особенно в самых легких его видах, в равной степени или даже больше помогали сражающемуся населению страны, чем французам; и вскоре стало совершенно ясно, что сражения в джунглях или на рисовых полях против сил, которые имеют поддержку, активную или пассивную, большинства населения, станут куда более трудными, чем война в Италии или за освобождение Франции.
Еще больше отягощало ситуацию то обстоятельство, что война была совершенно непопулярна во Франции, и французский солдат в Индокитае чувствовал себя забытым, сражаясь в непривычных для европейца условиях с тяжелым климатом, без отчетливой цели, да к тому же не встречая достаточного, а чаще совершенно никакого признания со стороны соотечественников. Это разочарование все росло по мере того, как разгоралась война, в которой не было побед, а только целая серия мелких поражений и отступлений, закончившихся катастрофой под Дьенбьенфу. После семи с половиной лет войны, потеряв 250 000 убитыми и ранеными своих граждан и местных союзников, израсходовав более пяти миллиардов долларов, Франция признала свое поражение. Это был сокрушительный удар для французского самоуважения, хотя французские солдаты и офицеры сражались в ходе этой бесполезной и дикой войны на пределе своих возможностей.
Однако судьба припасла еще один роковой удар для французской армии. В течение нескольких поколений частью Франции был Алжир – он служил источником богатства, был местом службы красочно одетых солдат и школой для молодых офицеров, горевших желанием сделать военную карьеру. Более того, он стал домом для 1 250 000 белых "колонистов", чьими трудами отсталая и дикая страна была превращена в процветающую провинцию, в которой местные органы управления стояли на одном уровне с метрополией. Несмотря на высокую степень интеграции (все мусульмане были гражданами Франции), мусульманское население все же считало себя подвергаемым дискриминации. Как и во многих подобных случаях, требование равенства вскоре сменилось требованием автономии. Произошли столкновения, в результате которых возникло сильное подпольное движение, получившее название Фронта национального освобождения Алжира. Вооруженные действия, инициированные этим Фронтом, начались в 1954 году и вскоре переросли в партизанскую войну, которая включала в себя и кампанию террора, направленную против профранцузских мусульман; широко применялись убийства из-за угла, взрывы, нападения на принадлежавшие французам плантации и промышленные предприятия, обстрелы французских постов и засады на патрули.
В подобного рода войне позволено все, и, чтобы она стала успешной для повстанцев или националистов, ей должно симпатизировать, если не прямо поддерживать, большинство местного населения. И не существует никаких способов закончить победой такую борьбу против врага, который, если захочет, может раствориться в населении – а по существу, и есть само население. Колонны танков и бронетранспортеров, самолеты и вертолеты почти бесполезны в войне против такого врага, который может исчезнуть в любой удобный для себя момент. Борьба должна вестись в сознании людей, но и в то же самое время военными методами. Для французов в Алжире она включала в себя две диаметрально противоположные операции: одну, ставящую себе целью завоевание доверия местного населения, и вторую – обеспечение безопасности значительных территорий от действий противника, использующего в качестве оружия террористические способы во всех их формах и разновидностях.
Любая армия, привлеченная для борьбы с подпольной деятельностью, сталкивается с необходимостью порой использовать такие методы, которые обычно не входят в ее профессиональную сферу деятельности. В подобной войне сбор и получение информации куда более важны, чем в случае обычных военных действий, и продолжительность срока, в течение которого власти могут допрашивать задержанного, стала предметом расхождения во взглядах. Возможен ли допрос члена террористической группы с применением средств третьей степени, либо с ним следует обращаться как с обычным военнопленным – на этот вопрос власти предпочитали не отвечать.
Но в любом случае действовать, сочетая функции полицейского и солдата, оказывалось достаточно тяжело для многих впечатлительных французских солдат, поскольку такие их действия тут же вызывали гнев либералов и левых у себя дома.
Многие служившие в Алжире французские офицеры (в 1959 году в стране было расквартировано примерно 500 000 военных) все больше и больше склонялись к мысли об удержании Алжира в качестве части Франции. Они также, в значительной своей части, утратили всякие симпатии к доморощенным политикам, которые, по крайней мере теоретически, управляли страной. Во Франции все чаще слышались голоса о том, что необходимо прийти к соглашению с Фронтом национального освобождения Алжира, и именно они подтолкнули армию к решению вмешаться в политику Франции и к возвращению во власть де Голля.
Но, к возмущению как колонистов, так и армейцев, де Голль решил, что Алжир должен принадлежать алжирцам. То, что подобное решение означало крах надежд многих сотен тысяч соотечественников, а также и оставление на произвол судьбы тысяч алжирцев, которые многие годы противостояли террору и убийствам, сражаясь за благо Франции, похоже, значило крайне мало для среднего француза. Оно, однако, вызвало такую волну возмущения в самом Алжире, что армией была предпринята поспешная попытка поднять мятеж с целью побудить де Голля изменить решение.
В мятеже участвовали многие преданные офицеры, но отношение к нему армии в целом привело к провалу этого мятежа. В основном мятежников поддержали шесть или семь полков парашютистов – элитные части, которые считали себя выше обычных армейцев, а также до определенной степени были заинтересованы в сохранении Алжира за Францией. Как и можно было ожидать, общественное мнение на территории собственно Франции в основном было настроено против мятежников. Но более важным было то, что молодые призывники, составлявшие большую часть французских вооруженных сил, отражали мнение своих соотечественников на континенте. Если бы их офицеры единодушно и искренне поддержали мятеж, они могли бы подчиниться их приказам, но офицерский корпус был внутренне разобщен. Разлад между армией и народом был слишком явственен, а последствия переворота – слишком значительными, чтобы очертя голову сделать свой выбор, и мятеж потерпел неудачу. Несколько офицеров были преданы суду военного трибунала и около тысячи отправлены в отставку. Так сразу было устранено большинство тех, кто был предан идее французского Алжира. И вот таким образом, не нанеся никакого военного поражения метрополии, Алжир пошел путем Индокитая.
Французский Иностранный легион
Из всех частей французской армии нет ни одной, которая пользовалась бы хоть частью той известности, какую получил французский Иностранный легион, La Légion Entrangère. Причем этой своей известностью он обязан отнюдь не французской армии, которая, наоборот, всегда старалась держать эту свою часть "под кухонной раковиной". Но такие романы, как бестселлер викторианских времен "Под двумя флагами" пера Уиды и написанная позднее, уже в 1924 году, Персифалем Кристофером Реном серия Beau Geste ("Красивый жест"), привлекли внимание англоязычного мира к этой единственной в своем роде организации.
Хотя жизнь в легионе никогда не была легкой, некоторые авторы, похоже, постоянно путают легион с ужасными африканскими батальонами, армейскими дисбатами, в которые направляли преступников и закоренелых нарушителей дисциплины. Батальоны эти использовались главным образом как рабочая сила, тогда как сам легион изначально был предназначен только для боя – точно так же, как и его предтечи, прославленные легионы бывшей империи.
Легион ведет свою историю с 1831 года, когда он был создан по двум главным причинам: во-первых, чтобы пристроить к делу освобожденных из тюрем и озлобленных иностранцев, служивших во времена империи и Реставрации Бурбонов и представлявшихся потенциально опасными элементами в армии, и, во-вторых, чтобы иметь силы для новых приобретений в Алжире, где чем меньше убивали французов, тем было лучше – это не так раздражало общественное мнение. Поэтому первые рекруты легиона были довольно буйной компанией, с изрядной долей преступников и других нежелательных элементов. (Французам было запрещено поступать на службу в легион, так что они делали это, называясь швейцарцами или бельгийцами.) Именно с тех времен берет свое начало традиция "не задавать вопросов" новым рекрутам об их прошлом, соблюдаемая до сих пор.
Хотя часть первых рекрутов (солдаты из недавно расформированной швейцарской гвардии и полка князя Гогенлое, многие офицеры которого тоже поступили на службу в легион) были достаточно дисциплинированными людьми, старый легион тем не менее создал себе репутацию сборища пьяниц и буянов, так что власти испытывали изрядное сомнение по поводу их боевых способностей. Но строгая дисциплина и интенсивная подготовка сплотили людей, и уже на следующий год легион стал зарабатывать себе репутацию отборной боевой части, которую с тех пор всегда поддерживал. Хотя большинство французских военных и посматривало на него несколько искоса, но победы в жестоких сражениях при Маулэй-Исмаэле и Макте добавили изрядную толику к растущей славе легиона, так же как и его участие во взятии Константины.
Среди многих складов и лагерей, построенных французами в течение 1843 года, был и лагерь Сиди-бель-Аббес, который силами легиона был перестроен в стационарный укрепленный пункт. Лагерь этот в конце концов стал штаб-квартирой легиона, через его ворота прошли десятки тысяч новобранцев, искавших приключений, забвения прошлого, убежища от нищеты или сварливых жен или ведомых другими причинами, которые побуждали их поступать на такую службу.
Но в боевую летопись легиона вписаны не только сражения в Северной Африке. В 1854 году по три батальона от каждых двух полков легиона отправились в Крым, где отличились в боях с русскими, а в 1859 году легион сражался при Мадженте и Сольферино. В 1863 году легион был брошен в Мексику, и именно там произошел один из тех боевых эпизодов, которые входят в предания полка и служат вдохновляющим примером для целых поколений новобранцев. Это не было сражение большого масштаба, в котором участвовали бы целые дивизии или бригады; оно было лишь небольшим столкновением, в котором были задействованы всего несколько десятков человек. Однако в нем ярко проявился самый дух легиона, и, поскольку этот бой стал его легендой, о нем стоит рассказать подробнее.
Ослабленная рота в составе шестидесяти двух легионеров (в основном немцев, поляков, итальянцев и испанцев) под командованием капитана Данжу – ветерана легиона, щеголявшего деревянным протезом руки, поскольку свою собственную он потерял в Крыму, – и двух молодых офицеров несла дозорную службу. Рота эта, а именно третья рота первого батальона, была внезапно атакована 2000 мексиканских кавалеристов и пехотинцев. Выстроившись строем каре, легионеры стали отступать сквозь невысокий, но плотный кустарник к заброшенной гасиенде неподалеку от селения Камерон, удерживая противника на почтительном расстоянии залпами из своих винтовок системы Минье. Шестнадцать солдат из состава роты были отрезаны от остальных и попали в плен еще до того, как их товарищи добрались до фермы, и, когда капитан Данжу расставил своих подчиненных для круговой обороны, у него оставалось только сорок шесть человек, некоторые из них уже были ранены.
Мулы с провизией и патронами вырвались и убежали, а несколько мексиканцев, еще больше ухудшив ситуацию, смогли первыми добраться до фермы и закрепиться на верхнем ее этаже, где до них было не добраться. Позиция была весьма невыгодная, причем часть обветшалого здания уже оказалась в руках неприятеля. Тем не менее отважный капитан решил принять бой. Окруженная мексиканцами снаружи, имея у себя над головой метких вражеских стрелков, рота приняла неравный бой. Вскоре Данжу был убит, и командование принял лейтенант Вилен, который через несколько минут тоже пал в бою. Оставшиеся солдаты отбивали атаку за атакой, но спустя девять часов у младшего лейтенанта Моде оставалось только пять человек, еще способных держаться на ногах. Отдав приказ примкнуть штыки, Моде повел своих солдат в штыковую атаку на мексиканскую пехоту – Моде и двое солдат умерли от ран, но трое остались в живых, двое из которых после освобождения из плена получили офицерские звания. За время боя было убито по крайней мере триста мексиканцев, а еще больше ранено.
На следующий день у фермы появился посланный на выручку отряд, и в развалинах здания была найдена искусственная рука капитана Данжу. Она до сих пор хранится в лагере Сиди-бель-Аббес, и 30 апреля – в день Камерона – ее в торжественном марше проносят перед строем первого полка.
Сражение при Камероне вошло в эпос легиона, ибо именно легион выковал в своей среде таких отважных воинов.
По боевому пути легиона можно проследить всю военную историю заморских территорий Французской империи и историю республики: Франко-прусская война, Тонкий и Индокитай, Дагомея и Судан, Мадагаскар и Марокко, сражения Первой мировой войны, Ближний Восток, Салоники, Сирия, поля сражений Второй мировой войны – от ледяных скал Норвегии до горючих песков Бар-Хакейма – и снова Индокитай и Алжир. У французов есть обычай награждать орденами и медалями целые воинские части. В этом случае ордена и медали прикрепляются к знамени части. Ни одна армейская часть не имеет стольких наград, сколько сияют на знаменах легиона.
Личный состав легиона обычно отражал собой экономические или социальные пертурбации, происходившие в странах Европы. В разные периоды преобладали испанцы, поляки, итальянцы, русские белогвардейцы, но в течение многих лет основой легиона оставались немцы.
Солдат Иностранного легиона в Индокитае, около 1884 года
Значительное число немцев в составе легиона создало немалые проблемы в ходе двух мировых войн. Во время Первой мировой войны они оставались в Алжире, где прекрасно несли службу. Накануне Второй мировой войны, когда 80 процентов унтер-офицеров составляли немцы, нацисты внедрили немало своих агентов в число записавшихся в легион новобранцев, но с началом войны большая часть из них была интернирована. После падения Франции на правительство Виши было оказано изрядное давление с целью распустить легион. Правительство не только устояло против всех таких "влияний", но, более того, отказало в репатриации всех антифашистов-немцев.
Как и в любом профессиональном сообществе, в легионе имелась доля и сильных мира сего, в том числе генералов, и даже германский принц, тело которого было отправлено на родину на германском военном корабле. По каким-то причинам в этой мешанине рас и народов встречается очень мало американцев или англичан.
Численность легиона время от времени менялась – от двух-трех батальонов до нескольких полков, в том числе воздушно-десантных; в его состав также входили бронетанковые и специальные подразделения. О его численности во время войны в Индокитае в 1945–1954 годах можно судить по тому, что за эти годы легион потерял убитыми 10 168 рядовых и 324 офицера и более 30 000 человек ранеными (в сражении при Дьенбьенфу семь из двенадцати батальонов были из числа легиона).
Контракт на службу в легионе заключается на пять лет, после окончания третьего срока назначается небольшая пенсия. Возраст поступающего на службу должен быть в пределах от восемнадцати до сорока лет, но никаких подтверждающих документов не требуется, так что здесь есть некоторый простор для воображения. У новобранца берутся отпечатки пальцев, так что уголовные преступники больше не могут скрыться от правосудия в рядах легиона. Дезертирство всегда было и остается проблемой. У легионеров отсутствуют социальные связи, которые удерживают обычного солдата от бесчестья, навлекаемого на самого себя и свою семью подобным преступлением. Сам же легионер, как правило крепкий и выносливый тип, гораздо более склонен к тому, чтобы податься в бега, чем новобранец французской армии. Противостоять этому может строгая дисциплина и высочайший кастовый дух, что отличает легион. Приобщение к традициям легиона сплавляет людей множества национальностей в непревзойденную боевую часть. Легионеров-наемников нельзя заподозрить в избытке патриотизма – многие из них весьма мало привязаны к Франции, – но легион превыше всего гордится своей уникальностью и громкими победами.
Когда французская армия покидала Алжир, легион парадным маршем вышел из Сиди-бель-Аббеса, завершив тем самым очередную главу своей славной истории. Хотя Франция наших дней и лишилась всех своих заморских территорий, для легиона все же осталось место в современной французской армии. Не похоже на то, чтобы французы, известные своей приверженностью к историческим традициям, хотели лишиться столь дисциплинированного и боеспособного военного формирования с таким славным прошлым.
БРИТАНЦЫ
Кто-то из великих справедливо заметил, что британцы – народ воинственный, но им не хватает терпения стать настоящими военными. И всякому исследователю, изучающему историю войн, которые за многие годы вела островная империя, остается только удивляться дилетантскому стилю ведения многих из этих войн. Удивительно также и то, что, при определенной настойчивости характера и толике удачи, большинство таких войн завершались потрясающими удачами. Делать дело бестолково, похоже, стало такой же частью национального характера англичан, как традиционное чаепитие и копченая селедка. И все же страна явила миру изрядное число своеобразных и блестящих солдат и моряков, продемонстрировавших воинские качества высочайшего порядка.