Беглеца к этому дому словно магнитом тянуло. С мыслью за неоплаченный долг и за работу на стройке, Олег говорил себе: "Я тоже человек, а не в навозе найден, если не платят – сам возьму"! Он снова залез в дом и, довольный богатой добычей, собрав её в мешок, в хорошем настроении направился домой, где приступил к долгожданному празднику.
Поздно вечером прохожие слышали доносившиеся из дома звуки, похожие на песню и матерную брань из привычного репертуара "кафтана".
Суток через двое Фока Букин решил навестить бедолагу. При входе в дом он обнаружил его среди бутылок мёртвым. Возле босых ног угрюмо сидела кошка, увидев человека, она жалобно замяукала.
Засвидетельствовать происшествие приехали участковый Кумов и фельдшер.
Экспертиза показала – смерть Веселова наступила вследствие алкогольной интоксикации. Мужичок этот – безбашенный, даже не дожил до сорока годов. Жители этому событию не удивились – такова судьба алкашей.
Тот, кто добр и сильный духом, всегда обретёт свой праведный путь, а тот, кто зависим от вредных привычек, блуждает в трёх соснах, может потерять всё.
Находясь в церкви, Семён Журавлёв слушал доверительную беседу Батюшки Николая с прихожанами. Он рассказывал о вреде алкоголя.
– Философ об этом толковал так: умеренное употребление и во здравие, ибо жажду утолит, и желудок укрепляет, и сердце веселит человеку; неумеренное же употребление пробуждает ссоры, возжигает гнев, возбуждает на брань и побои, затем следует не мало скорбей. Но, если внимательно рассмотреть силу пьянства, то найдем три нравственных грозди, приносящих человеку вред и печаль.
Батюшка, огладив бороду, облизав пересохшие губы, продолжал.
– Хочу огласить вам помыслы этих гроздьев. Так вот: первая гроздь – есть помрачение ума, потемнение рассудка, потеря сознания, ибо от желудка, переполненного вином, винные пары поднимаются в голову, действуя на мозг и возмущая ум. Потому многие в состоянии опьянения не помнят себя, сами не знают, что делают и что творят, точно безумные, и, что бы ни случилось, будь это – зло, бесчестие, побои, назавтра они ничего не помнят.
Вот о чём гласит вторая гроздь – это бесстыдство: пьяный никого не стыдится, но, потеряв совесть, произносит скверные, хульные, нелепые оскорбительные слова.
Третья гроздь с лозы пьянства – есть не соблюдение тайны. Пьяный откровенно рассказывает всем и каждому все тайны, свои и чужие, которые тщательно скрывал в глубине своей души, сохраняя их в молчании, когда был трезв. И как обычно пьяному извергать пищу из желудка, так же обычно и тайны открывать.
Другие грешники, когда настанет их смертный час, могут каяться и сожалеть о грехах своих, потому что их ум трезв, умирающий пьяница, как может покаяться, когда он не помнит себя, когда он не осознаёт, что наступает его смерть, которую он вовсе не ожидал? А для умирающего без покаяния гиена огненная неизбежна.
Вот таковы нравственные гроздья сего пьянства, хотя на вкус эти плоды и кажутся вначале сладкими, но потом эта привычка к сладостям превращается в горечь желчи, в яд змиев и аспидов.
Слушая умную речь Батюшки, Семён рассуждал.
– Всё что рассказал церковнослужитель – это истина. Сколько народу гибнет по стране от "Зелёного змия", у нас в Озёрном сколько примерло и еще умрёт?.. потому что мужики липнут на спиртное – как мухи к навозу! Нет в них стремления к духовной красоте. Что навозным червям до пения соловья?.. червю в тёплом навозе привычный рай. Не нужны червям возвышенные чувства, живут они своим мирком, довольствуясь: никому не обязанные, ни от кого не зависящие, разве что от кучи её обитателей. Такая же ситуация интересов в жизни и у некоторых людей.
Глава двадцать третья
Как-то весной тёплым майским днём Роза Журавлёва готовила грядки под посев овощей, а Семён с помощником Фокой Букиным готовили трактор для перепашки картофельного огорода. Возле них остановились "Жигули" красного цвета. Из машины вышли два коренастых мужчины, несмело поздоровавшись, оглядывая постройки, заговорили.
– Кажется, в этом доме когда-то жила семья Журавлёвых, с одноклассником Семёном мы на саночках с горы катались.
Семён заулыбался.
– Я и есть Семён Журавлёв, а вы – не Моисеев ли Сашка?..
– Он самый! – радостно воскликнул приезжий, а это мой младший брат Валера. Он в то время маленький был, возможно, здешние люди его не помнят. С тех пор прошли десятки годов.
Мужчины стали обниматься, ведь детская дружба остаётся в памяти на всю оставшуюся жизнь: перешли на "ты".
– Мать честная! – Боже ж мой! – восторгался Александр, – время-то сколько прошло, где-нибудь в дороге и не узнали бы друг друга.
Не скрывая радости, Семён спросил:
– Вы какими судьбами здесь, каким ветром занесло?
Саня торопливо рассказывал:
– Живём мы в Саратовской области, а душа тянется сюда – на свою малую родину. У нас настальгия по родным местам, хочется купаться в озере, бродить по лесу, слушать голоса птиц. На месте ли наш дом?
Деревянный, трёхквартирный дом, а точнее – барак, когда-то давно был построен у самого озера на три семьи. В одной из которых жила семья Моисеевых, но с тех пор она пустует. В другой, соседней квартире, жил поселившийся Фока Букин, а хозяева третьей приезжали сюда из города летом.
– Стоит ваш дом на месте, но ему требуется ремонт, – отвечал Семён, а Букин добавил, – надо крышу хотя бы толью покрыть, и доски на крыльце сгнили.
– Всё сделаем, для того и приехали! Надоело в городе дышать жаром асфальта, газами автомобилей. Здесь божья благодать – вокруг лес, тишина и озеро.
– Вы на всё лето приехали? – спросил Семён приезжих.
– Валера останется до осени, а я помогу ему с ремонтом и снова уеду в город, пока в отпуске, – сообщил Александр.
Журавлёв пригласил в дом покушать, всё-таки дорога не близкая.
– Сердечно благодарим, но нам не терпится оказаться в доме нашего детства. У нас есть газовая плита и продукты. Сейчас искупаемся и приготовим обед и вас от важного дела не хочется отвлекать, как обоснуемся, заглянем в гости.
Первым делом братья покрасили в квартире потолок, поменяли изрядно погрызаные мышами обои, побелили печь. Саша мастерски заменил электропроводку, вскоре квартира засветилась радостным светом. И пока Саша занимался проводкой, Валера возле дома вскопал грядки. Роза снабдила овощевода рассадой.
Братья привезли с собой телевизор и, насладившись вечерним купанием в тёплой воде озера, просматривают вечерние программы.
За толью съездили в район в сопровождении Фоки Букина, он знал, что где продают, но в продаже толи не было, купили рубероид.
Грузным братьям по крыше лазить тяжеловато, они лишь подавали материал и инструменты, а наверху, ловко карабкаясь, работал Фока, закрепляя рубероид рейками и гвоздями. Валера и на крышу Букина рубероид купил.
Основные работы завершили, в доме можно жить и зимой, о чём Валера поговаривал всё чаще: "Не перебраться ли в эти края на постоянное жительство".
Семён такое решение одобрял, но задавался вопросом.
– Валера, ты не охотник и не рыбак, что тебя городского жителя привлекает жить здесь зимой?
– Да, я не охотник и не рыбак, у нас и в роду таких не было. Но я люблю лесной пейзаж, подушки снега на ветках сонных деревьев, смотреть на покрытую кристально белым снежным одеялом землю. Жаль, я не художник, здесь для меня было бы много работы, – мечтательно рассказывал Моисеев младший.
К большому сожалению Фоки, оба брата оказались убеждёнными трезвенниками, и потому ему с ними было скучновато. Братья понимали, что за работу надо платить, его угощали щедро. Об этом деле Моисеевы позаботились ещё дома, алкоголь привезли домашнего производства. Фока пил его, скривив физиономию, но не отказывался, занятый советами и помощью соседям, сам еду не готовил, питался у них.
У Александра заканчивался отпуск, он уехал домой, а оставшийся Валера задумал сварганить баньку у озера, чтобы после парилки сразу прыгать в воду. Для её строительства использовали стены нежилых домов, а Семён, подогнав трактор с телегой, заготовленный материал перевозил на место будущей мечты – баньки с горячим паром. Для утепления пазов привезли из болота мох, кирпичей набрали в старых домах, и стройка началась.
Недели через две Валера с Фокой уже парились в своей новой бане, она придавала бодрости духа, здоровья и романтики русской душе.
Однажды Хозяину пришла мысль – построить возле дома летнюю кухню. Букин его идею поддержал, в багажнике машины перегон ещё не закончился.
Моисеев купил на пилораме доски, их доставили к месту. И снова пила и молоток гремели с утра до вечера. Журавлёву нравится стремление к обновлению, видно не утвердилась у Валеры городская леность и безделье и живёт в нём крестьянская тяга к земле. Земля – кормилица даёт силу и любовь, обретённую радость и смысл жизни.
Недели через две возле старого барака вырос новый рукотворный объект, с дверью и окнами, изнутри обитый древесноволокнистым покрытием. Хозяин радовался уюту большой, светлой и чистой комнаты со столом, скамейками и большим окном с видом на озеро, где в волнах качаются жёлтые кувшинки и ярко-белые лилии. Теперь у нового жителя, кроме дома, появились баня и летняя кухня. Что ещё нужно трудолюбивому дачнику?.. Вот только без жены, конечно, скучновато – на работе она. Валера, искоса глянув на Букина, проявил мужской интерес, задав вопрос:
– Фока, ты женат ли?
– Был, конечно, – хохотнул он, но от дальнейших вопросов отшутился: "Если милка спит с соседом – это возмутительно. Если спит она с Энштейном – это относительно".
Рядом с кухней стоят "жигули" хозяина, хлебосольный дачник, открыв багажник, достаёт угощение – "жидкую валюту". На газовой плите в чугунной сковороде, благоухая специями, жарятся мясные окорочка.
Изрядно приняв на грудь, Фока бубнит:
– А самого главного символа застолья – огурца, на столе нет!
Валера с мастером не спорит, но напоминает.
– Рановато быть на столе огурцу, на дворе ещё месяц май!
Налегая на закуску, Букин рассуждает.
– Деньги всегда должны быть в обороте. Получил получку – отдай в гастрономе или положи на книжку, они в госбанке тоже работают и государству приносят пользу. Или деньги пропей, но держать под подушкой: "Ни-ни!.. Это тормозит движение финанса". Я вот к примеру – с деньгами не связываюсь, не хочу быть обязанным!
– Конечно, конечно, – поддакивал Валера.
– Жаль, на столе нет огурца! – посочувствовал, изрядно захмелевший "стакановец". Слышь, хозяин, я с тебя денег не требую, тащи ещё "пузырь"!
Моисеев в растерянности, но пошёл открывать багажник.
Фока отпил глоток, остаток в бутылке сунул в карман, заплетающимся языком пробормотал: "Пригодится – воды напиться"! Дымя сигаретой, он отправился почивать.
Далеко за полночь Моисеев проснулся от едкого дыма, нестерпимо пахло гарью, тянуло на рвоту. В темноте он нашарил выключатель, но света не последовало. Он сорвал с крюка куртку, выскочил во двор, вся округа, словно от фейерверка, охвачена малиновым светом. Квартира Фоки объята пламенем, зловеще потрескивая, огонь уже прорвался через крышу, ярко горел рубероид. Со звоном лопались стекла в окнах, из которых вылетают длинные языки жадного пламени. Валера, вспомнив про "стакановца", всхлипнул от бессилия, к дому не подойти. И вдруг, где-то среди разбросанных поленьев дров он услышал слабый голос Букина:
– Валера, спасай имущество…
Моисеев бросился на голос, нашёл Фоку и оттащил в безопасное место. Одежда на нём дымилась, Букин кричал. Валера забежал в построенную кухню, вытащил ведро с водой и облил "стакановца" с ног до головы. Вспомнив про аптечку, стал шарить по карманам ключи от машины, но в куртке их не оказалось. Да и "жигулёнок" нагрелся, вот-вот рванёт бак с бензином. Хозяин пытался его оттолкнуть, но колёса заблокированы ручником.
Бледноликая луна – ночной глаз вселенной, равнодушно уставилась на грешную землю, на людскую суету…
Во дворе Егеря Журавлёва надрывно лаяли собаки. Семён, встав с постели, посмотрел в окно. Ужасная картина пожара обожгла сердце, он, разбудив жену, выбежал во двор и на Уазике поехал в сторону горевшего дома.
Буксиром оттащили "жигули" в безопасное место. От жары задние колёса и стекло багажника лопнули, оплавились задние фонари.
У страдальца обгорела спина, лицо и руки, но из огня выбраться сумел. Букина положили на заднее сиденье, Семён повёз бедолагу в ожоговый центр.
К приезду пожарных огонь ослаб, под струями брандспойтов падали трубы печей, поднимая рой искр. Так по вине алкоголя посёлок лишился трёх жилых квартир, но хуже того Фока наказал сам себя. Жить он будет, но что за жизнь с обгорелым лицом?..
Моисеев погоревал по дому, по сгоревшей бане. Хорошо, что ветер дул в другую сторону, летняя кухня осталась невредимой. Как не горевал Валера, но твёрдо заявил: "Я люблю свою родину. На следующий год приеду сюда строить домик, родственники помогут, и будут приезжать ко мне в гости".
Глава двадцать четвертая
Радостная встреча "народных музыкантов" – бывшего лесника Ёлкина Ивана Григорьевича и гармониста Данилы из деревни Моршавино произошла на улице посёлка Озёрного.
– Давненько мы с тобой не виделись! – пожимая руку балалаечника, – улыбается Данило.
– А ты как оказался в наших краях? – удивляется Иван Григорьевич.
– Меня попросил подремонтировать печь Семён Журавлёв, вот к нему и направляюсь, – теребнул щетину на подбородке Данило, – похоже, придётся у неё менять и свод, и шесток.
– Про то знаю, я приходил к Семёну чистить кирпичи. Мы с его женой Розой Васильевной для ремонта печки кирпичи готовили. Теперь дело за печником. Хорошая у Семёна жена, не то, что бывшая стерва. Роза женщина обходительная, вежливая. Не отпустит из-за стола, пока не накормит, да ещё с собой молока банку нальёт, яичек из курятника принесёт. Слава Богу – теперь Семён хорошо живёт.
Хозяйство у них большое: корова с телком, куры, индюки и прочее.
Семён-то на выходные дни в гости собираются в Волгино к капитану Воробейчику, у него ведь с Натальей Анатольевной, наследник родился. С печкой-то надо поспешить, до выходных закончить бы работу?
– Иван Григорьевич ты не расстраивайся, всё сделаю ко времени!
– Вот и ладненько, вот и хорошо! – похлопал друга по плечу старый лесник, – я тоже помогать приду, глину месить. Вдвоём-то мы с тобой: ух, – гору свернём! Вот, жаль на музыке поиграть время не хватит. У твоей гармони, чай, кнопки-то не засохли? Хе-хе-хе!..
– А у твоей бабалайки струны не поржавели?
Старые друзья засмеялись.
В квартире капитана в отставке Воробейчика собирались гости, для одежды места на вешалке не хватило, её складывали в прихожей на стулья. Гостей встречали сам хозяин Анатолий Владимирович и его мать Анна Васильевна, супруга Наталья хлопотала на кухне. В просторный зал прошла семья Журавлёвых: Семён, его мать Мария Ивановна, жена Роза. Военком Василий Иванович Бородин с супругой Ниной Сергеевной.
Пожилые женщины, присев на диванчике, добродушно беседовали о здоровье, обмениваясь опытом по применению лекарств. Бородин с Воробейчиком обсуждали сюжеты картин, висевших на стенах. Роза, вымыв руки в ванной, ушла на кухню помогать Наташе собирать на стол угощения.
В зале празднично накрыт стол, на середине его, после жаркой духовки, "отдыхает" огромный судак в пироге. В вазах красуются фрукты. Щекочет ноздри селёдка "под шубой" и, как бы на страже всего этого, в потолок разнокалиберно нацелены стволы бутылок шампанского и коньяка. На газовой плите в кастрюле булькает кипяток и дозревшие в нём самолепные пельмени белыми бочками один за другим поднимаются со дна.
В зал вошла празднично одетая, с ребёнком на руках, Наталья Анатольевна, гости захлопали в ладоши.
– Как назвали сына? – широко улыбаясь, спрашивает Бородин.
– Володей назвали, – в честь деда.
– Так-так, – просиял Бородин, – отца зовут – Анатолий Владимирович, а сына, значит, – Владимир Анатольевич, разумно и даже гуманно!
Гости торжествовали: "Когда Владимира крестить будете"?
– Чуть позднее, пусть окрепнет, мал ещё! – отвечает Анатолий, а затем просит, – Василий Иванович, будьте Крестным отцом Володи!
От этого предложения Бородин словно расцвел, морщинки пожилого военкома разгладились, лицо помолодело, окинув взглядом присутствующих, Василий Иванович грустно сообщил:
– Какая жалость, я бы рад да по годам для Володи не подхожу, староват. Крёстный отец должен вести шефство, а свой жизненный путь я почти прошёл.
Нина Сергеевна одёрнула мужа за рукав: "Ну, что ты милый такое говоришь, тебе жить да радоваться"!
– Сожалею, сожалею…
Воробейчик посмотрел на друга Журавлёва и предложил ему стать крёстным, от оказанной чести Семён неожиданно покраснел.
– А Крёстной мамой у Сына Володьки будет Роза Васильевна, – объявил Воробейчик. Гости, одобрительно захлопав в ладоши, стали доставать для новорожденного подарки.
Анатолий Владимирович наполнил рюмки коньяком, фужеры шампанским, стоя выпили за появление на свет Божий нового волжанина – Владимира.
Праздник начался, гости повеселели, заговорили громко. Роза Васильевна попросила тишины, сказав: "Мой ребёнок спит". На её замечание ответили весёлым смехом.
– Не беспокойтесь, гости дорогие, – успокаивал отец, – наш Володька спит по-богатырски, всё-таки он будущий защитник отечества.
Василий Иванович спрашивает о работе военрука в школе, о патриотическом воспитании подрастающего поколения в районе. Капитан в запасе увлечённо рассказывает военкому о программе обучения, физической подготовке будущих солдат, о стрельбе из малокалиберной винтовки.
– Кроме того, в школе веду дополнительные уроки по живописи, – продолжал Воробейчик – тянет меня к краскам, и детей приучаю видеть красивое – не только в природе солнечного света, а во всём, даже, в незначительном. Духовность – вот чего не хватало человечеству во все времена и не хватает по сей день.
Василий Иванович по-отечески положил руку на плечо Анатолию, заглянув ему в глаза.
– Всё это замечательно, – и подумав, сообщил. – Я решил уйти на отдых… года берут своё. Буду рекомендовать на должность районного военкома твою кандидатуру. Так что – готовься!.. А я буду ходить на Волгу с удочкой и угощать тебя рыбкой.
Сегодня вместо классного занятия Воробейчик привёл учеников на берег Волги. Великая река неспокойна, со времён создания мира отдаёт свои воды ещё более великому Каспию. И не подвластна человеческому разуму жизнь речных растений, тайны её ихтиологии, но глазам человеческим подвластна внешняя красота её восходов и вечерних зорь. Глядя на речной простор, где в синеватой дымке парят над водой чайки, учитель говорит:
– Вы, как будущие художники-живописцы, должны уяснить, какая сила заключена в солнечном свете. Вот за рекой, над зеленеющим лесом, дрожит, поднимаясь в голубое небо, нагретый воздух. Какая живописная сила должна быть в красках, чтобы правдиво отобразить увиденный пейзаж? У каждого художника свои средства выражения – у художника краски, у поэта слова. Вот как создал словесный пейзаж поэт – Фет.
Где царство солнца и лазури!
Где блеск полей, где мир долин!
Но прелесть есть и в шуме бури,
И в плеске ледяных градин!
Глядя в восторженные лица девочек и мальчиков, Анатолий Владимирович продолжает.
– Друзья мои, чтобы понять красоту внешнего мира, человек сам должен быть красив душой, любить Родину, быть её защитником. Перед нами наша Волга, она не только – великая река, которую невозможно повернуть вспять, но и великая дорога жизни, по ней ходят белые теплоходы и баржи, над ней снуют чайки.
Так и жизнь человека – его Судьбы дорогу предугадать невозможно. Человек должен сам направить её к праведной жизни, живя по совести, творя добро, не совершая грехов земных.
Далеко ли уйдёшь от порога,
Не заметив в начале пути:
Есть на свете такая дорога,
По которой идти и идти.
Жизнь вести колею не устанет,
Будто с берега дальнего – вброд.
"Если встанет – до неба достанет", -
Говорит о дороге народ.
Сколько в городе мест для молитвы,
А молитва в дорогу зовёт.
И ведёт, как по лезвию бритвы,
Но вперед, слава Богу, вперёд.
И душа просветлённо внимает:
Млечный путь светит даже во мгле.
Говорили: "До неба достанет",
А пока всё ведёт по земле.
Так выразил Судьбы дорогу человека в мире земном поэт Н.В. Полторанин.
2015 год