И когда в 1936 году открылась связь Зиновьева и Каменева с Троцким, и Сталин, и почти все его противники пришли в ужас. Речь шла уже не только о политической борьбе, но и о работе на иные страны. То есть о шпионаже очень высокого уровня. Шпионов такого ранга обычно называют почтительно - "агенты влияния". Но суть от этого не меняется. И с такими людьми разговор может вестись только на языке уголовного преследования.
Вот почему по поводу Зиновьева и Каменева в руководстве не возникло никаких разногласий. Их судили и тут же казнили, осознавая всю опасность левой оппозиции. А позже расправятся с Бухариным и Рыковым - потому, в первую очередь, что заподозрят их (и не без оснований) в связи с Троцким и троцкистами. Именно троцкизм представлялся главным орудием западного влияния.
Но, может быть, руководство страны демонизировало Троцкого и его союзников? Может быть, Зиновьев и Каменев, контактировавшие с Троцким, все же были казнены за собственные убеждения, а то и по прихоти "жесткого" Сталина? Для ответа на этот вопрос рассмотрим вопрос о "западничестве" Троцкого. Это необходимо.
Сторонник Антанты
У нас принято много писать о пломбированном вагоне, в котором, пользуясь поддержкой кайзеровской Германии, прибыл в Россию Ленин. Но мало кто писал о норвежском пароходе "Христиан-Фиорд", в котором Троцкий с группой своих единомышленников отправился "домой" из Америки - при покровительстве американских властей и попустительстве британской разведки.
Только недавно английская газета "Дейли телеграф" опубликовала рассекреченные документы разведслужбы Ми-6, из которых следует, что англичане имели возможность предотвратить возвращение "демона революции" в Россию. Более того, поначалу его задержали - по инициативе руководителя канадского бюро английской разведки У. Вайзмена - в порту Галифакс. Некоторое время Троцкого "мариновали" в лагере для немецких военнопленных, где он, впрочем, находился в привилегированных условиях. Но потом "демона" отпустили на все четыре стороны, а точнее, в Россию - делать вторую революцию. И сегодня многие исследователи сходятся на том, что тогда имела место быть классическая "операция прикрытия". Англичане предоставили Троцкому "алиби" - после его задержания было бы сложно говорить правду - о том, что он был агентом влияния Антанты.
Западные элитарии еще раньше заключили с Троцким политический договор, согласно которому он должен был выполнять функцию противовеса "германофилу" Ленину, не желавшему продолжать войну на стороне Антанты. Сам Троцкий против такой войны не возражал - конечно, при условии, что вести ее будет новая революционная армия, которая покончит с "реакционным" кайзером. Показательно, что Троцкий прибыл в Штаты в январе 1917 года и пробыл там чуть больше месяца. Складывается впечатление, что единственной целью его пребывания были переговоры с людьми Вильсона.
Поначалу расчеты западных лидеров оправдывались. После победы Октябрьского переворота Троцкий занял пост народного комиссара иностранных дел, и это дало ему мощные рычаги для противодействия ленинскому "германофильству". При этом он действовал довольно хитро, и никогда не выступал в открытую за войну с немцами, отдавая себе отчет в том, что она крайне непопулярна в народе. Он выдвинул идею "ни мира, ни войны", предложив не подписывать мирное соглашение с Германией как "унизительное для пролетариата", но и не поддерживать состояние войны, демобилизовав старую армию и приступив к созданию новой. Такое предложение только кажется идиотским. На самом деле в нем заключался железный расчет старого провокатора. Троцкий хотел спровоцировать немцев на широкомасштабное наступление, которое сделает войну с ними неизбежной. При этом сам он не потерял бы имидж социалиста, выступающего против войны, ведь на ней Троцкий, в отличие от фракции "левых коммунистов" (Дзержинского, Бухарина и т. д.), публично не настаивал.
И действительно, на первых порах именно эта позиция Троцкого встретила поддержку большинства. 10–18 января прошел III съезд Советов, согласившийся с мнением наркоминдела, о чем советская историография всегда скромно умалчивала, отделываясь фразами типа: "Съезд также одобрил политику Совнаркома в вопросе о мире и предоставил ему в этом вопросе самые широкие полномочия" (а никакой единой политики в вопросе о мире в тот момент не было и в помине). Поддержал Троцкого и ЦК РСДРП(б), несмотря на протесты Ленина, который отлично понимал, что Троцкий втягивает его в крупномасштабную внешнеполитическую авантюру.
Окрыленный поддержкой товарищей по партии, Троцкий прибыл в Брест-Литовск, где шли переговоры о мире. Там он какое-то время эпатировал немецкую делегацию, требуя признать Советскую Украину и грозя обратиться ко всем народам мира за поддержкой в борьбе против агрессивных устремлений Германии. Одновременно, по указанию Троцкого, большевики развернули мощную агитацию в немецких и австро-венгерских войсках. Наконец, 10 февраля наркоминдел провозгласил свою знаменитую формулу "ни мира, ни войны", крайне изумив тем самым немцев. И через неделю, 18 февраля, Германия начала крупномасштабное наступление. В тот же день Ленин решительно потребовал заключить мир с немцами любой ценой и впервые получил поддержку большинства ЦК, напуганного быстрым продвижением тевтонов - бывшая российская армия была неспособна сопротивляться и в панике бежала. Но уже на следующий день, 19 февраля, Франция и Великобритания предложили РСФСР крупную финансовую и военную поддержку с одним только условием - продолжать войну с кайзером. Сторонники "революционной войны" тут же воспрянули духом и решили не спешить с заключением мира. Более того, 22 февраля ЦК принял предложения Антанты, и Россия встала на пороге грандиозной бойни за англо-французско-американские интересы. Совершенно очевидно, что полностью деморализованная событиями 1917 года старая армия не смогла бы победить тогда еще мощную немецкую военную машину. Она бы закидывала трупами наступавших немцев, как можно дольше отвлекая их внимание от Западного фронта.
Ситуацию переломила только личная воля Ленина, 23 февраля добившегося-таки принятия германских условий мира, гораздо более тяжелых, чем те, которые выдвигались поначалу. ЦК с большой неохотой поддержал своего вождя, опасаясь его угроз подать в отставку и обратиться за поддержкой к народу. При этом Троцкий вел себя предельно хитроумно - он выступил со следующим заявлением: дескать, по совести надо бы объявить обнаглевшей Германии революционную войну, однако сейчас в партии раскол, и она невозможна. Позицию главного советского дипломата поддержали еще два хитрована - Дзержинский и Иоффе. В результате выиграл Ленин. Дальше все развивалось в соответствии с его волей - VII Чрезвычайный съезд партии большевиков (6–8 марта) и IV съезд Советов (14 марта) высказались за принятие немецких условий - несмотря на яростное сопротивление левых коммунистов и левых эсеров.
Однако Троцкий на этом не успокоился. Он продолжал лоббировать идею союза РСФСР и Антанты, причем на весьма непростых для России условиях. Нарком был готов на то, чтобы обеспечить союзникам контроль над нашими железными дорогами, предоставить им порты Мурманска и Архангельска с целью ввоза товаров и вывоза оружия, разрешить допуск западных офицеров в Красную Армию. Более того, "демон революции" предлагает осуществить интервенцию Антанты в Россию по… приглашению самого Советского правительства. Да, такое предложение неоднократно и вполне официально обсуждалось на заседаниях ЦК. В последний раз это произошло 13 мая 1918 года, а уже 14 мая Ленин бодро зачитывал во ВЦИК сообщение советского полпреда в Берлине Иоффе, уверявшего в отсутствии у кайзеровской Германии каких-либо агрессивных намерений.
Троцкий уже откровенно выступал за войну на стороне союзников - 22 апреля он заявил, что новая армия нужна Советам "специально для возобновления мировой войны совместно с Францией и Великобританией против Германии". На "просоветскую" интервенцию очень надеялись многие деятели Антанты, и в этих надеждах их поддерживали западные представители в РСФСР. Так, британский представитель Б. Локкарт считал необходимым заключить с большевиками детально разработанный договор и "доказать им делами, что мы готовы, хотя и не поддерживая напрямую существование Советов, не бороться с ними политическим путем и честно помогать им в трудно начинающейся реорганизации армии".
Пробный шаг был сделан уже 2 марта, когда Мурманская народная коллегия, являвшаяся коалиционным (Советы, земства и т. д.) органом местной власти и возглавлявшаяся сторонником Троцкого А. Юрьевым, "пригласила" в город две роты солдат английской морской пехоты. Сделано это было по благословению самого наркоминдела. 1 марта коллегия прислала в Совнарком телеграмму, спрашивая - принять ли военную помощь, предложенную руководителем союзной миссии контр-адмиралом Т. Кемпом (тот предлагал высадить в Мурманск войска с целью защиты его от возможного наступления немцев). Ответил мурманским властям Троцкий, его телеграмма гласила: "Вы обязаны незамедлительно принять всякое содействие союзных миссий". На следующий день английские военные моряки в количестве 150 человек вошли в город (к началу мая иностранных солдат будет уже 14 тысяч человек).
Через три дня, 5 марта, Троцкий официально встретился с английским и американским представителями - Локкартом и Р. Робинсоном. На встрече он объявил о том, что большевики готовы принять военную помощь Антанты. А 11 марта, во время проведения IV съезда Советов, президент США В. Вильсон прислал телеграмму, в которой обещал РСФСР всемерную поддержку в деле защиты ее суверенитета - ясно от кого. Но политические весы уже слишком сильно склонились на сторону Ленина, и от помощи демократий в конечном итоге отказались. Троцкий же в скором времени был снят со своего поста, который занял более управляемый Г.В.Чичерин.
Тем не менее на этом все не закончилось. Антигерманская партия попыталась взять реванш 6 июля 1918 года, убив немецкого посла Мирбаха с целью спровоцировать Германию на войну и организовать военный переворот, дабы отстранить Ленина от власти. В историю попытка этого переворота вошла под названием "мятеж левых эсеров", однако в июльском путче прослеживается и участие "левых коммунистов", разумеется негласное.
Большинство историков придерживается точки зрения, согласно которой тогда имело место столкновение партнеров по правящей коалиции - большевиков и левых социалистов-революционеров. Между тем факты показывают, что с мятежом были, так или иначе, связаны и многие большевистские лидеры.
Странный мятеж
Левая коалиция создавалась с большим трудом и в условиях постоянных разногласий между двумя партиями. В октябре левые эсеры поддержали Октябрьский переворот, но отказались войти в новое правительство - Совет народных комиссаров. Хотя уже в конце 1917 года они пересмотрели свою точку зрения и получили семь министерских портфелей в СНК (в частности - юстиции и земледелия). Руководство партии левых социалистов-революционеров (интернационалистов) имело множество претензий к большевикам. Прежде всего, левые эсеры были категорически против мирного договора с Германией и выступали за "революционную войну". И когда Ленин добился заключения Брестского мира, то представители ПЛСР(и) вышли из СНК.
Выйти-то они вышли, но при этом остались в такой важной структуре, как Всероссийская чрезвычайная комиссия (ВЧК). Это дало им многие политические выгоды. Так, под контролем левых эсеров оказался отряд ВЧК во главе с Д. Поповым, который и сыграл важную роль в событиях 6 июля. А сотрудник ВЧК из левых эсеров Я. Блюмкин сумел организовать убийство немецкого посла В. Мирбаха, с помощью чего мятежники хотели спровоцировать войну с Германией.
Сам мятеж длился очень недолго и уже 7 июля окончился полным поражением левых эсеров. С этого момента их партия стала терять свою популярность. Казалось бы, все вполне понятно, очевидно и укладывается в простейшую логику межпартийной борьбы времен революции и Гражданской войны. Между тем выступление левых эсеров было донельзя странным. И это давно уже подметили некоторые исследователи.
Прежде всего, бросается в глаза тот факт, что мятежники не предприняли никаких активных боевых действий. Историк В. Шамбаров отмечает с некоторым недоумением: "Полк ВЧК под командованием Попова восстал довольно странно. К нему присоединилась часть полка им. Первого марта, силы составляли 1800 штыков, 80 сабель, 4 броневика и 8 орудий. У большевиков в Москве было 720 штыков, 4 броневика и 12 орудий. Но, вместо того чтобы атаковать и одержать победу, пользуясь внезапностью и почти троекратным перевесом, полк пассивно "бунтовал" в казармах. Все действия свелись к захвату небольшими группами здания ВЧК и телеграфа, откуда по всей стране разослали обращение, объявляющее левых эсеров правящей партией. Но никаких призывов свергать большевиков на местах или прийти на помощь восставшим - только лишь не принимать распоряжений за подписью Ленина и Троцкого" ("Белогвардейщина").
Левые эсеры действительно призвали к восстанию, но - не против большевиков, а против "германского империализма". Этот призыв был разослан ими по разным регионам в телеграммах.
В постановлении ЦК партии левых социалистов-революционеров, в котором принято решение о терактах против "представителей германского империализма", можно прочитать выражение лояльности большевикам как таковым: "Мы рассматриваем свои действия как борьбу против настоящей политики Совета народных комиссаров и ни в коем случае как борьбу против большевиков".
Так что же, никакого мятежа не было? Собственно говоря, многие историки так и рассуждают. По их словам, выходит, что "мятеж" был провокацией большевиков, которые хотели найти повод для установления однопартийной системы. Между тем такие выводы неверны. Они, по сути дела, игнорируют несомненный факт того, что именно ЦК левых эсеров принял решение о теракте в отношении немцев.
Вручая награду М. Петерсу, командиру латышских стрелков, которые и подавили мятеж, Троцкий сделал одну существенную оговорку. Он заметил, что Петерс сорвал некую важную политическую комбинацию. Какую же? И кто был в числе комбинаторов?
И тут нужно вспомнить о левых коммунистах (Держинском, Бухарине и др.), которые потерпели поражение в борьбе с Лениным и его "брестской политикой". Но смирились ли они с ним? Ведь от политических взглядов так просто и быстро не отказываются.
Факты показывают, что особого смирения не было. В Москве, ставшей столицей РСФСР, сторонники революционной войны противостояли Ленину отчаянно. "…Московский областной комитет партии был цитаделью левых коммунистов, - пишет А. Рабинович. - Вплоть до его роспуска в мае 1918 г. в автономном московском областном правительстве преобладали левые коммунисты и левые эсеры, которые оказывали твердое сопротивление правительству Ленина, порой успешно. В течение этого периода левые эсеры и левые коммунисты в Москве работали вместе, с тем чтобы подорвать Брестский мир, который Ленин еще считал коренным условием для выживания советской власти" ("Самосожжение левых эсеров").
Впрочем, союз группировок существовал не только в Москве. Историк В. Леонтьев пишет: "Ставропольские левые эсеры и левые коммунисты в ночь с 11 на 12 мая создали Временный революционный комитет, который взял под арест председателя губернского СНК (он же - комиссар внутренних дел), военкома и двух других комиссаров-большевиков" (цит. по кн. Миронов С. Гражданская война в России.).
Любопытно в данном плане поведение Бухарина. В марте 1918 года, в разгар споров о Брестском мире, этот деятель предлагал левым эсерам арестовать Ленина - хотя бы на день, - с тем чтобы начать войну против Германии и показать мировому пролетариату - партия не согласна со своим вождем. И сам Бухарин, между прочим, не скрывал этого факта. Когда Сталин всерьез взялся за старых большевиков, то Бухарину было выдвинуто обвинение в том, что он планировал арест и убийство Ленина. Так вот Бухарин в ужасе открещивался от обвинения в замысле убийства, но обвинение в замысле ареста он тем не менее признал.
Историки-антисталинисты обычно трактуют это намерение как детскую шалость "Бухарчика". Дескать - убивать-то он не хотел, всего лишь думал об аресте.
Но если вдуматься, то что представляет собой намерение арестовать главу государства всего лишь по мотивам политических разногласий? Заговор, и ничто иное.
Еще больше вопросов вызывает позиция другого "левого коммуниста" - Дзержинского, который в ходе мятежа взял да и явился в штаб мятежников, в помещение отряда ВЧК, которым командовал левый эсер Попов. Неужели он действительно надеялся "образумить" путчистов, как это утверждали советские историки? Такой-то прожженный подпольщик? Что-то сомнительно.
Напротив, складывается впечатление, что Дзержинский захотел быть вместе с руководителями мятежа. И заодно заполучить алиби на случай провала операции.
Причем это было далеко не единственное алиби Дзержинского. Так, за две недели до мятежа он расформировал секретный контрразведывательный отдел, который возглавлял левый эсер Блюмкин - тот самый, который и начал мятеж, убив немецкого посла Мирбаха. Дзержинский обосновал свое решение тем, что Блюмкин повинен в серьезных должностных злоупотреблениях. При этом вопрос о самом Блюмкине остался открытым - его не подвергли никаким взысканиям. А ведь логичнее было бы поступить по-иному - наказать Блюмкина, а контрразведку, как подразделение, оставить. Но это в том случае, если бы Дзержинский думал об интересах ВЧК. Он же, судя по всему, заботился о том, как бы отвести от себя подозрения (дескать, меры против левых эсеров приняты), но оставить Блюмкина на свободе. (Западничество Дзержинского подчеркивает следующий факт. Однажды заместитель наркома иностранных дел М.М. Литвинов (к слову, тоже убежденный сторонник сближения с западными демократиями) обратил внимание "Железного Феликса" на то, что в тюрьмах "чрезвычайки" сидит слишком много иностранцев. Тогда руководитель всесильной тайной полиции дал Литвинову пропуск в лубянскую тюрьму, открыл для него все камеры, показал все дела на иностранцев и разрешил освободить (!) любого из них. И что же? Многих освободили. Как очевидно, Дзержинский, один из организаторов кровавого красного террора, вовсе не был так уж жесток там, где дело касалось иностранцев. Это русские люди - дворяне, чиновники, священники, а то и рабочие с крестьянами могли гнить в советских тюрьмах без всякой защиты. Другое дело - иностранцы! Их защищали высокопоставленные сотрудники НКИДа, присваивавшие, когда надо, функции правоохранительных органов.)
К слову сказать, в деле о контрразведке вполне заметен англо-французский след, что неудивительно - Антанта была крайне заинтересована в том, чтобы Россия вновь стала воевать с Германией.