X
В Кабуле Амин приступил к чистке своего правительства от оставшихся сторонников Тараки. Некоторые из них были убиты. Группа спецназа КГБ "Зенит" уже разработала план спасения "группы четырех" - Ватанджара, Гулябзоя, Маздурьяра и Сарвари, которым грозила наибольшая опасность. В начале второй половины дня 14 сентября, в последний день правления Тараки как президента, Гулябзоя, Ватанджара и Сарвари доставили в дом одного сотрудника КГБ рядом с советским посольством, откуда они были тайно переправлены в здание посольства. Автомобили, в которых их привезли, позже были сожжены.
Министры были доставлены в безопасный дом, служивший штаб-квартирой группы "Зенит", где их посетил Леонид Богданов и угостил водкой и красной икрой. Но они отказались прикоснуться к угощению. Богданов заверил их, что Тараки жив и здоров и что КГБ контролирует ситуацию.
- Только дайте мне взвод солдат, и мы заполучим тех ублюдков, - полушутя обратился к нему Сарвари. - Пошлите нам нескольких кубинцев, они сделают работу.
Богданов ответил, что, поскольку теперь за безопасность троих министров отвечает Москва, он не может позволить им выйти из подполья. Он также настоял на том, чтобы они сдали свое оружие - два автомата "Калашников", один пистолет-пулемет "узи" и чешский пистолет Ватанджара, подарок от первого заместителя министра внутренних дел СССР Виктора Папутина.
Министров заставили сбрить усы, и одели в униформу группы "Зенит". Из своего укрытия в комнате на втором этаже штаб-квартиры советского спецназа они отваживались выходить наружу только ночью, чтобы размяться. Офицер "Зенита" Валерий Курилов, иногда сопровождавший их во время прогулок, успел подружиться с Сарвари. Поскольку бывший начальник афганской службы безопасности был слаб в русском языке, они общались на английском. Сарвари даже обещал Курилову, что если он вытащит его из этой переделки, то будет жить как король.
Тем временем контрразведка афганского правительства, теперь находившаяся под надежным контролем Амина, упорно продолжала поиски исчезнувших министров. Амин обвинил их в том, что они оказывали помощь Тараки в заговоре с целью убить его, добавив, что в заговор были вовлечены четыре главных советских представителя - Иванов, Пузанов, Горелов и Павловский, и что, несмотря на опровержения посла Пузанова, КГБ укрывает трех министров.
(Маздурьяр в то время все еще жил в своем собственном доме). Представители КГБ были обеспокоены, так как со дня на день министров могли найти и убить, и начали готовить своих афганских коллег к эвакуации. Разработанная Богдановым операция полупила кодовое название "Радуга". 15 сентября Крючков в разговоре по безопасной телефонной линии одобрил план Богданова. Министры также одобрили его на следующий день.
Согласно плану, афганцы должны были вылететь с авиабазы в Баграме, которая считалась более безопасной, чем Кабульский аэропорт. Туда их предполагалось перевезти под предлогом обычной ротации кадров группы "Зенит". Но это означало, что придется в течение получаса ехать от Кабула до Баграма. Поэтому министров должны были перевезти в контейнерах для боеприпасов, специально изготовленных в Москве и оборудованных вентиляционными отверстиями и матрацами. Эти зеленые контейнеры с министрами внутри предстояло загрузить в автобусы, сверху прикрыть прочими припасами, а затем доставить в аэропорт. Командир Курилова приказал ему составить письменные портреты каждого министра, так, чтобы их можно было точно узнать по прибытии. (Составление письменных портретов было стандартной процедурой для операций наблюдения и включало в себя строгое описание физических особенностей, включая голову, лицо и форму глаз, цвет волос, шрамы и другие приметы). Поскольку офицеры "Зенита" должны были сопровождать министров в Советский Союз, Курилов был несколько удивлен такими дополнительными предосторожностями.
18 сентября в аэропорту Баграм приземлился большой транспортный самолет Ил-76 с десятью офицерами "Зенита", несколькими гримерами КГБ, изготовителями поддельных документов и другими специалистами, а также с двумя грузовиками на борту - в одном из них находились уже упомянутые специальные зеленые контейнеры. На следующий день в советском посольстве министры заняли свои места в контейнерах, которые, в свою очередь, погрузили в грузовик. Несколько офицеров "Зенита", ничего не знавших о характере груза, сели в грузовик, остальные - в сопровождавший его автобус. Эта небольшая автоколонна выехала за ворота посольства и двинулась на север, в направлении Баграма, объезжая стороной усиленно охраняемый центр города.
Беспокойство КГБ, что афганская контрразведка может заподозрить, что русские что-то затевают, оказалось не напрасным. По дороге к автоколонне пристроился сзади пикап "тойота", в котором сидели люди, похожие на офицеров афганской разведки. Когда колонна остановилась у одного из контрольно-пропускных пунктов, из "тойоты" вышел афганский лейтенант и подошел к водителю советского грузовика.
- Что вы хотите? - спросил водитель, один из офицеров "Зенита".
- Проверить, что вы везете, - ответил лейтенант.
- Ничего. Мы едем домой. У нас в автобусе люди, наша одежда, и все.
- Вы должны были перевозить оружие.
- Никакого оружия.
- Я хочу взглянуть.
В кузове грузовика афганец заметил, что офицеры КГБ сидели на каких-то ящиках. Он протянул руку к контейнеру, внутри которого скрывался один из министров. Офицер "Зенита" стремительно наступил ему на руку. Пытаясь освободить ее, афганец попытался другой рукой вытащить из кобуры пистолет. Но прежде, чем он смог это сделать, офицер спецназа направил дуло автомата Калашникова прямо ему в лицо. Афганец замер. "Зенитовец" поднял ногу, и лейтенант освободил свою руку. Обернувшись, он увидел еще двух офицеров "Зенита", которые вышли из автобуса, один помахивал боевым ножом. Афганец быстро пошел назад к "тойоте", чтобы посовещаться с коллегами, затем махнул рукой конвою, разрешая двигаться дальше.
Достигнув Баграма, грузовик с министрами подъехал прямо к ожидавшему его самолету. Самолет взлетел, убрал шасси и стал набирать высоту. Теперь Курилов больше всего опасался, как бы командование Афганских ВВС не выслало за ними истребители преследования. Он спросил инженера, куда направляется самолет. "Это секретно", - ответил тот. Только тут Курилов к своему ужасу понял, что составленные им письменные портреты министров могут действительно понадобиться для опознания в случае, если они не долетят живыми, а это казалось ему в тот момент вполне вероятным.
Отогнав от себя эту мысль, он начал открывать контейнеры, в которых прятались министры. Находившимся внутри людям, взмокшим от пота, сжимавшим пистолеты в руках, не сказали заранее, где их выгрузят. Когда Курилов сообщил им, по крайней мере, куда они летят, Сарвари воскликнул: "Почему?!" - и снова принялся требовать, чтобы им сказали, где их примут.
- Мы - афганцы! Я соберу моих людей! Мы свергнем кровавый режим Амина! - кричал он. Бутылка водки, которую достал другой офицер, помогла Курилову более или менее успокоить бывшего министра настолько, что он смог сосредоточиться на одном вопросе: куда же они летят.
- Я не знаю, - ответил Курилов. - Вероятно, в Советский Союз.
Мужчины положили брезент на металлический пол самолета и открыли несколько пайков. Меньше, чем через два часа, самолет приземлился в Ташкенте, столице Узбекской Советской Социалистической Республики, откуда в мае этого же года подразделение Курилова вылетело в Кабул, оставшийся теперь примерно в 450 милях к югу. Министров проводили в аэропорт, где они поспешили сесть в ожидавшие их автомобили "волга". Почти месяц спустя, 14 октября, их должны были доставить в Софию, столицу Болгарии, где им предстояло "пережидать" режима Амина. Тем временем, офицеры "Зенита" летели в Москву в самолете, который нес их от Баграма. Приземлившись на военном аэродроме "Чкаловский", они на том же самом грузовике с афганскими номерными знаками поехали в подмосковную штаб-квартиру группы "Зенит" в Балашихе, где проводились курсы "диверсантов".
Курилов был готов возвратиться в Афганистан немедленно, но его группе предоставили двухмесячный отпуск. После возвращения на свою старую работу в контрразведке КГБ, ему было запрещено говорить о своей деятельности в составе группы "Зенит". Но когда его вызвали расписаться в получении премии к зарплате, слухи так или иначе поползли, и сослуживцы засыпали его вопросами о тех днях, пока он отсутствовал. Курилов не ответил ни на один из вопросов. Он вернулся в Афганистан два месяца спустя, как раз вовремя, чтобы принять участие в намного более серьезной операции.
Глава 2
"Шторм 333": Вторжение
I
Несмотря на беспокойство Кремля, Амин фактически сохранял лояльность Москве. Советская военная поддержка была для него лучшим выбором, чтобы укрепить слабеющие позиции афганского правительства перед лицом растущего недовольства. Тем не менее, Москва все более и более возлагала на него ответственность за проблемы страны. Когда советский посол Пузанов отклонил запрос нового лидера о встрече, Амин начал подозревать, что чиновники КГБ и советские политические советники в Кабуле больше не доверяют ему. Однако он продолжал просить о советском военном вмешательстве, правда, теперь в основном через главного военного советника Горелова, с которым он все более и более сближался. Москва не реагировала.
В октябре Пузанов созвал совещание с Гореловым и главным представителем КГБ Богдановым, чтобы обсудить новый мятеж в 7-й дивизии Афганской армии.
- Танковый батальон движется по направлению к Кабулу, - сообщил он им. - Он уже обстрелял здание центральной телефонной станции. Он собирается разрушить город, если доберётся сюда.
Богданов обратился к Горелову:
- Лев Николаевич, у вас нет советников в седьмой?
- Мы потеряли связь, - ответил Горелов.
- Мы знаем что-нибудь о намерениях повстанцев?
- Они кричат: "Да здравствует Тараки! Да здравствует афгано-советская дружба!" - сказал Горелов.
- Я уже приказал, чтобы полк десантников из крепости Бала-Хиссара окружил дивизию. Вертолеты готовы нанести удар.
Богданов был изумлен.
- Лев, что вы делаете! - сказал он. - Они же против Амина. Это значит, что они на нашей стороне! Как вы можете уничтожать людей, которые за дружбу с Советским Союзом? Мы не должны участвовать в этом. Это не наше дело.
Горелов запротестовал.
- Леонид, - сказал он Богданову. - Скажи мне честно, кто на нашей стороне? Вы действительно уверены?
И тем не менее, Горелов отменил приказ об атаке. Лишь позже стало известно, что восстала только горстка офицеров, под командованием которых находилось всего три танка, а не целый батальон.
Но вскоре начались настоящие мятежи военных против Амина, в том числе и в Джелалабаде.
II
Отчет Саида Мохаммеда Гулябзоя о своей собственной судьбе после ареста Тараки отличается как от отчета Богданова, составившего план похищения его и других союзников Тараки из страны, так и от отчета офицеров группы "Зенит", которые осуществили этот план. Тогдашний министр связи утверждает, что он, в отличие от других членов "группы четырех", провел 16 дней, скрываясь в безопасном доме в горах за пределами Кабула. Он бежал из столицы позже, но остался в Афганистане, чтобы помочь подготовить заговор против Амина, намеченный на 12 октября. Его план предполагал участие 7-й и 8-й армейских дивизий, а также 15-й дивизии ВВС - всего почти трехсот офицеров, включая 47 человек из охраны Амина. Один из реактивных истребителей дивизии должен был 12 октября дать сигнал к восстанию, выпустив ракету по Кабулу.
Тем не менее, только 7-я дивизия перешла к активным действиям. Узнав о планах восстания, Амин арестовал большинство офицеров, замешанных в заговоре, включая пилота, который должен был сделать сигнальный выстрел. Некоторые заговорщики были казнены. Однако, по словам Гулябзоя, были составлены и другие заговоры с целью убить президента. Один из них, например, состоял в том, что группа личных охранников Амина, вооруженных саблями, отрубит ему голову. Что не вызывает сомнения, так это то, что Амин больше не мог полностью доверять многим из своего окружения. Поэтому он все настойчивее просил прислать ему советских охранников и все более возлагал свои надежды на советскую военную помощь. Москва посоветовала ему переехать во дворец Тадж-Бек в предместьях города, где советские солдаты будут менее заметы для жителей Кабула.
В конце ноября 1979 года, советский первый заместитель министра внутренних дел Виктор Папутин вылетел в Кабул, чтобы проинспектировать воинские части своего министерства в Афганистане. За время пребывания в Кабуле он подготовил отчет в Москву об общей ситуации в стране. Дезертирство и падение дисциплины, по его мнению, сделали положение в Афганской армии критическими, а оппозиция стояла на грани захвата власти. Папутин призывал к немедленной отправке частей Красной армии в охваченную волнениями страну. Телеграмма не была подписана, как положено, тремя из главных советских представителей в Афганистане, так как те недавно были отозваны, а заменить их было некем. Резкий отчет Папутина был плохо принят советским руководством. После возвращения в Москву в декабре, он покончил жизнь самоубийством при загадочных обстоятельствах. Мотивы самоубийства Папутина так и остались тайной, но можно предположить, что они были связаны с оказанным на него давлением. 10 декабря министр обороны Устинов вызвал в Москву Виктора Заплатина, главного советского политического советника Афганской армии, чтобы обсудить с ним беспокойные новости. Сообщение Заплатина было менее тревожным, чем отчет Папутина, но все же не могло соперничать с отредактированными отчетами, которые Политбюро направляло Брежневу, к тому времени проводившему большую часть времени на своей даче.
Устинов был сердит.
- Вы в Кабуле не можете даже договориться между собой о том, что происходит, - прошипел он. - А мы в Москве должны принимать решения. Как же мы, по вашему мнению, должны это делать?
В Москве росло беспокойство, что если ничего не будет сделано, чтобы помочь остановить растущее восстание в Афганистане, Амин может обратиться к Вашингтону с просьбой послать в страну американские вооруженные силы. В начале декабря руководитель КГБ Юрий Андропов направил Брежневу свой меморандум, в котором доказывал необходимость предпринять решительные действия. Большинство участников тех событий полагают, что именно этот меморандум окончательно убедил советского руководителя в необходимости вторжения. Были начаты приготовления на случай, если принятое решение будет положительным. 9 и 10 декабря в Баграме высадились 520 офицеров и солдат советского 154-го особого отряда спецназа - "Мусульманский батальон".
Два дня спустя правящее меньшинство Политбюро наконец решило устранить Амина. Секретность, окружавшая это совещание, как и расплывчатость принятой директивы, делали весьма неясной роль самого Политбюро в убийстве Амина и в начале войны. Выдающийся историк этого конфликта, генерал Александр Ляховский, который позже сам принял участие в войне, убежден, что, вопреки распространенному мнению, советское руководство не давало прямого указания послать советские войска в Афганистан. По мнению Ляховского, директива 12 декабря непосредственно касалась только устранения Амина. Решение же использовать советские сухопутные войска в качестве сил поддержки было принято с запозданием. Никто из тех, кто выступал за решительные действия, не предполагал, что арест правительства разожжет уже тлевшую войну.
Однако, 13 декабря КГБ санкционировало план отравить трех человек, которые, как тогда считалось, держали в своих руках всю власть в Афганистане, - самого Амина, его племянника Асадуллу Амина, занимавшего множество должностей, в том числе пост начальника контрразведки, и главу генерального штаба Мохаммеда Якуба. Бабрак Кармаль вернулся в Афганистан из Праги, куда Тараки назначил его послом. Он и трое бывших министров из "группы четырех", которые были тайно вывезены из Афганистана, с нетерпением ждали, когда Советский Союз нанесет удар и вернет их к власти.
"Мусульманский батальон" и подразделение советских десантников должны были захватить министерство связи и другие ключевые объекты в Кабуле. Туркестанскому военному округу Советского Союза было приказано провести мобилизацию резервистов и привести все части в полную боевую готовность. Там не знали о намерении устранить Амина, с Политбюро не требовали план вторжения, когда его члены 12 декабря приняли решение убить афганского президента.
Со слов, по крайней мере, одного офицера Генерального штаба, фактически никто никогда не отдавал приказа о вторжении в Афганистан. Вместо этого между 10 и 30 декабря различным воинским частям было отдано приблизительно тридцать различных приказов о подготовке к военным действиям. Отсутствие централизованного руководства можно объяснить отсутствием боевого опыта у министра обороны Устинова. Карьера маршала, потраченная на строительство военно-промышленного комплекса, дала ему слишком мало знаний о том, как руководить вторжением в независимое государство. А поскольку просить совета у подчиненных было ниже его достоинства, то деятельность Генштаба оставалась в значительной степени нескоординированной.
13 декабря один из советских поваров Амина по поручению КГБ подсыпал яд в обед, приготовленный для нового президента и его племянника. Химические вещества, входившие в состав яда, как предполагалось, должны были подействовать через шесть часов. Советы стали ждать, когда в президентском дворце начнется паника, после чего должен был быть дан сигнал к началу штурма ключевых военных объектов и центров связи в Кабуле. Когда же по прошествии отведенного времени ничего не случилось, резидентура КГБ связалась с Москвой, чтобы запросить дальнейшие указания. Было решено направить Амину телеграмму из Москвы. Ее пришлось бы доставить ему лично во дворец, таким образом, это позволило бы выяснить состояние здоровья президента. После того, как личное официальное сообщение было отправлено около 11 часов вечера, во дворец отправились офицер военной разведки и переводчик, которые должны были доставить его Амину. Проникнуть во дворец через посты дворцовой стражи было непросто, возникли дополнительные затруднения из-за ночного комендантского часа. Но когда их, наконец, пропустили, Амин и его племянник Асадулла были там. Амин выглядел бледным, но не показывал никаких других признаков болезни. Он слушал, в то время как переводчик читал телеграмму, потом поблагодарил своих посетителей и попросил, чтобы они передали от него поклон Брежневу, Андропову и остальным членам советского руководства. Яд для Амина был растворен в стакане его любимого напитка - "кока-колы". Ее пузыри превратили яд в почти безвредную смесь. Племяннику Амина Асадулле повезло меньше. На следующий день он серьезно заболел, но выжил после того, как его эвакуировали в Москву на лечение.
Когда досадная новость была передана в Москву, поступил приказ продолжать операцию силами сухопутных войск в любом случае. Одновременно в Баграм вылетел еще один воздушно-десантный батальон, чтобы принять участие в штурме дворца. Все подразделения были приведены в полную боевую готовность, но затем поступил другой приказ - оставаться на местах. В тот день не было никакой попытки государственного переворота.