II
Период совнархозов не случайно называют временем бесконечных реорганизаций.
В лесной отрасли это особенно проявилось в желании добиться единства интересов заготовителей, переработчиков леса и тех, кто его растил и лелеял. Но в этом единстве производственных отношений практически равенство отсутствует – ведь заготовить один кубометр древесины и пяти минут достаточно, а вырастить дерево потребуется столетие. Не потому ли работа лесников является противостоянием – в непрерывном восстановлении срубленных площадей леса. И требования к лесорубам выдвигаются справедливые – срубил делянку, будь добр навести в ней порядок. Пни надо ошкурить до основания, остатки древесины собери в кучи, мелкий мусор сгреби граблями и в положенное время сожги. Невыполнение правил лесного законодательства приводит к штрафу.
Помнится, как только сойдет снег, в делянках дымят костры. На уборку лесного мусора приглашали даже домохозяек, а как рады были школьники поработать в лесу. За это платили по три рубля в день. Если учесть, что в то время бутылка водки стоила два рубля восемьдесят семь копеек, то можно представить, какими деньжищами располагали школьники… сколько можно было купить халвы, тульских пряников.
Но вот приходит день и на очищенную делянку ступает нога "проверяющего лесника". В комиссию по приемке площадей входят обычно: лесничий, инженер защиты леса, лесник данного обхода, иногда приезжает представитель из финотдела. Со стороны лесорубов собираются: технорук, мастер леса, бригадир, который эту делянку опустошал.
Вот антагонисты, если можно так назвать лесников и лесорубов, подходят к деляночному столбу: сверяют номер делянки, обходят ее по конфигурации, смотрят, чтоб не было завизирной рубки. Каждый обрезок дерева считают сортиментом, на них ставят клеймо и заносят в блокнот, записывается и их количество. Например, на двадцати гектарах сложно подсчитать лесорубочные безобразия, для этого закладывают маленькую пробную площадь, а потом ее переводят на всю имеющуюся. Если при валке или трелевке хлыстов измяли подрост молодого леса, то все это подсчитывается и за содеянное штрафуется особо. Раньше за помятый подрост давали штраф по стоимости – сколько стоит посадить один гектар леса. Штраф выписывается на руководителя леспромхоза, а он уже наказывает своих подчиненных – в целях экологического воспитания.
Как бы ни сложилась ситуация по приемке делянок, в этом деле не последнюю роль играет человеческий фактор – традиции и широкая русская душа.
По окончании приемки антагонисты выбирают самый круглый и самый широкий пень. Лесорубы выкладывают из рюкзаков бутылки с водкой, банки с тушенкой и, как в древние времена, чекаются стаканами и пьют за Бога лесов, чтоб растил богатства страны и не дружил с Богом огня.
Мой знакомый, участвовавший в сдаче делянок, поделился воспоминаниями этого мероприятия, имевшего место в недалеком прошлом:
– Мы сдавали делянки в Килемарском районе у деревни Шудугуж. Со стороны приемщиков был представитель из Минфина и, понимаешь, такой дотошный и, главное, не пьет. У деревни мы делянки все же сдали, а за речкой Руткой была еще одна – вообще не чищенная. Весна же, кругом разлив, а Минфин требует делянку показать. Наш шофер кричит, что не поеду я там, утоплю машину. Наш гармонист и то сыграет, и это, а представитель уперся на своем, заявляет: "Ладно, если вездеход не пройдет, завтра пойдем в болотных сапогах!"
Я утром рано встал, гляжу, а наш технорук уж давно босиком бродит, спрашиваю: "Что не спишь?" А он на ухо шепчет: "Я Минфину сапоги ножом прорезал!"
После завтрака, разогнув болотники, все пошли в делянку. Представитель финотдела шагнул в ледяную воду и ноги промочил, удивляется: "Как так, вчера ходил – не текли?"
Мужики ему напоминают: "Вы же вчера по развалинам фермы бродили, наверно, там порвали обувь! Зря вы туда ходили!"
Представитель огорченно спрашивает: "Скажите честно, за рекой делянка-то очищена?"
"Очищена-очищена!" – отвечали лесорубы. И был составлен настоящий акт, приемка состоялась…
Рабочий день учебы заканчивался. Лесники, привыкшие работать больше руками, притомились, опустив головы, искоса поглядывают в окна, за которыми широкая дверь поселковой столовой. Там по вечерам для народа выкатывают из погреба бочку прохладного пива, да и шницели в столовой мясистые, с чесночком. Кому бы не захотелось сейчас посидеть за столом с кружкой пенистого пива. Но лесничий все говорит и говорит. Завершая учебу, он вдруг произнес очень даже понятные всем слова:
– Счастлив тот – кто способен ходить по лесу и понимать его пейзажи, а особенно счастлив – способный любить и пить вино! Ну что, мужики, – по рублю?!
Лесники загудели, как растревоженные шмели. А лесник Симонов воскликнул:
– Николай Петрович, дак денег-то нету!
Лесничий покачал головой и позвал из смежной комнаты бухгалтера Антропова.
– Александр Иванович, выпиши-ка лесникам-то в счет зарплаты.
И вот уже самый быстроногий гонец лесного племени вытаскивает из-за пазухи "вождю" стеклянные емкости.
– Ну, раз пошла такая пьянка – режь последний огурец! Кстати, чьи это слова… кто сказал? – попросил ответить Николай Петрович.
– Поэт Есенин так говаривал, он винишко любил, – предположил Федя.
– Неправильно!
– Значит, Пушкин или Лермонтов, у них деньжата водились!
– Неправильно!
– Дак это нам сказал Лигунов Николай Петрович, – нашелся что сказать Симонов.
Мужики громко хохотнули, но лесничий сердито повторил:
– Неверно! Это слова Василия Теркина – героя поэта Твардовского. Придется в следующую субботу поработать с вами дольше.
Мужики дружно вздохнули, но заулыбались: так-то можно и подольше.
Дойдя до определенной кондиции, воодушевленные итогами учебы, послышались предложения:
– А что, Николай Петрович, может, жахнем вашу любимую "Ой, мороз, мороз, не морозь меня!"
– Не холодно еще, а петь в конторе неприлично!
– Дак ведь рабочий день закончился?
– Все равно нельзя! Вы бы лучше по работе вопросы задавали.
– Дорогой Николай Петрович, да нам и так все понятно!
– Я вот что хочу сказать. Сейчас я с вами говорю не как ваш начальник. Все люди разные, каждый думает по-своему, возможно, кто-то на кого-то обижается, так бывает. Но мы делаем одно дело – растим лес и охраняем. Нас можно сравнить с ветками одного дерева. Вот, например, растет рябина, а солнце ее освещает только с трех сторон. Ветки северной стороны солнца не видят и обижаются, завидуют, что ветки восточной стороны встречают солнце, ветки южной стороны радуются, когда оно в зените, ветки западной стороны благодарно провожают солнце на отдых до следующего дня. Вот рябина успокаивает: все вы, ветки мои, едины одной жизнью, ведь и на северной стороне растут такие же зрелые, красные гроздья…
Лесника Симонова на кордоне ждет семья. Сыновья с нетерпением смотрят на дорогу в ожидании гостинцев.
А Николай Андреич лежит в телеге на сене – лошадь дорогу знает.
И радостно на душе у лесника, его семья живет в самом сильном государстве всего мира, что детки его обуты и одеты, сыты, получают бесплатное образование: придет время – сменят его на посту, не потому ли так хочется что-нибудь спеть.
Женька, вышедший на крыльцо, вдруг услышал издали сильный мужской голос и побежал докладывать:
– Мама, там в лесу кто-то поет!
– А что поет-то, сынок? – спрашивает Ольга Петровна.
– Ехал Ванька с поля, за угол задел!
– Дак это же ваш батько поет. Встречайте!..
А где-то на опушке, словно желая подпеть Николаю Андреичу, подала голос кукушка. И бархатный ее голос заплескал в зеленых хвойных и лиственных волнах, все вокруг дышит благостью и буйнотравным ароматом. И нежностью наполнилось сердце лесника.
Вот уж и детки выбежали навстречу повозке. В глазах их светится высокая синь небес, а лица расплылись в открытой миру улыбке.
Председатель рабочкома
В 15 лет Веня Машонкин умел пахать землю. Одиннадцать человек запрягались в лямки и тянули плуг. Таким методом бедность и нужда пахала земельные наделы в поселке Ленинский, что когда-то отстроился на живописном лесном берегу речки Люнда. Испокон веков несет Люнда свои чистые воды меж песчаных перекатов старшей сестре Ветлуге.
Посадка картошки – великое дело, на деревне основной продукт, хлебушка выдавали по 400 граммов на человека, а он состоял из дополнительных компонентов: травы лебеды, желудей, отрубей и прочего. Еды не хватало. Веня с сестрой и братом ходили из Ленинского в Копорулиху на Ветлужские луга за луком, заготовляя впрок.
Вот нарвешь луку мешок, да щавеля и несешь за пять километров домой. Летом жить все проще, часто ходили босоногой ватагой с удочками на речку ловить рыбешку.
Председатель рабочкома Козиковского леспромхоза Машонкин Вениамин Михайлович. Аплодирует стоя.
Детство у Вениамина было трудным, беспокойным. Когда с фронта на отца пришла похоронка, а это случилось в 1942 году, матери было двадцать девять лет. И она вдруг заболела желтухой. Увезли в Марьинскую больницу, Веня перетаскал ей не один пуд моркови, целительная сила морковки помогла больной, матушка поправилась, но осложнения остались, тяжелые работы выполнять не могла. Ее определили пожарным сторожем с зарплатой в двадцать семь рублей.
А жизнь продолжалась. Машонкин поступает на учебу в Московскую академию профдвижения, ей было отдано четыре года обучения. Но мыслительная способность и деятельность увлекли этого человека в Васильевский лесной техникум в Татарии, и там он получил специальность техника лесоразработок.
В 1954 году Вениамин Михайлович работает в Христофоровском обкоме партии Кировской области, организуя там профсоюзное движение. Но основная работа легла на его плечи в Козиковском леспромхозе, в дальнейшем переименованном в лесокомбинат, в качестве председателя рабочего комитета, должность эта была выборной. По сути своей деятельности Машонкин стал для рабочего класса как бы крестным отцом. Сотни тружеников лесного хозяйства получили помощь рабочкома по жилищным вопросам, курортно-санаторным, туристическим путевкам и прочим, конечно, не без помощи директора предприятия Лаптева А. А. По линии рабочкома организовывались доска показателей деятельности производства, портретная галерея передовиков, поднятие флага трудовой славы. Неустанно велась работа за общественно-моральный климат коллектива и здоровый быт советского труженика. Рабочкомом рассматривались вопросы семейного и личного характера, велась воспитательная работа с пьянством и разгильдяйством.
Интересной и общенародной была спортивная жизнь. По леспромхозу проводились соревнования по футболу, волейболу, лыжам, шахматам. Наши спортсмены выезжали в Марьино, Козиково, Юрино, Козьмодемьянск. На стадионе в Юркино проводились праздничные мероприятия.
В годы бездорожья рабочком оказал содействие в открытии в Юркино аэропорта. Велись клубная и библиотечная работы, концертная деятельность.
Машонкин вспоминает начальника Карасьярского лесопункта Тебелева Ивана Михайловича как человека неповторимого, на редкость спокойного, обладавшего хорошей памятью и огромным запасом юмора. Но из-за внушительной комплекции он страдал немыслимым аппетитом, потому как весил более двух центнеров.
Как-то Машонкин, Тебелев, Шеин, Дружинин поехали к первому секретарю Пермееву, а перед тем зашли в столовую в Козьмодемьянске. Тебелев возле кассы на стуле сидит. Буфетчица спрашивает Тебелева:
– Что обедать будете?
Машонкин за него отвечает:
– Давайте, что есть в меню, на первое все, что есть до каждого блюда, на второе тоже так, потом все холодные закуски и все, что есть жидкое. Буфетчица повторяет:
– Хватит шутить, я же серьезно!
– Да и я говорю серьезно! – отвечает Машонкин.
– Перестаньте безобразничать, – возмущается буфетчица, – я вызову милицию!
А Тебелев со стулика буфетчице:
– Он не шутит, давай, милая, выписывай все меню.
Товарищи успели сьесть только по первому и второму, а Иван Михайлович уже все подчистил: щи, рассольник, пельмени, гуляш, котлеты, шницель, салаты, винегрет, чай, компот и прочее, да еще усомнился по поводу объема порций.
Однажды Вениамин Михайлович с Тебелевым летели на АН-2 из Йошкар-Олы в Юрино. Иван Михайлович на авиаборту оказался впервые. Полет переносил плохо – лицо покраснело, пот градом. Наконец прилетели, он едва сошел с самолета, а тут Машонкин с деловым предложением:
– Иван Михайлович, давай на весах взвешаемся, насколько ты в полете похудел? Весы-то вон в коридорчике стоят.
Рабочкому в голову не пришло, что этот прибор только для определения веса багажа, рассчитан всего на 120 кг.
И вот два с половиной центнера придавили весы, внутри что-то жалобно звякнуло, указательная стрелка согнулась.
Неожиданно появился начальник аэропорта и мужики, понурив головы, прослушали тираду далеко не лестных комплиментов с примесью выражений народного фольклора, посвященных толстому пассажиру, по поводу испорченного имущества.
Рассуждая о прошлом, Вениамин Михайлович предполагает, что при Советской власти зарплата была не ахти высокой:
– Я вот инженер, имею два диплома, а получал всего девяносто рублей, – говорит он, – хватало только на питание, ну, костюмишко купить, рубашку, а на остальную роскошь денег нет, о сбережениях на счету и речи быть не могло.
Когда-то в стране господствовал атеизм. Правящая партия церковную службу посчитала опиумом для народа, заповеди Господни подменила моральным кодексом строителя коммунизма, в основе которого все те же гуманные идеи человеколюбца Христа.
Жизнь, как известно, состоит из единства противоположностей, а потому силы добра в борьбе за мир и торжество победы над злом обязаны быть сильнее, могущественней. В этом состоит стратегия всего человечества, каждого человека-миротворца, одним из которых является Машонкин Вениамин Михайлович.
Начальник Карасьярского лесопункта Козиковского леспромхоза Тебелев Иван Михайлович
О хлебе насущном
Геннадий Иванович Протасов начальником Отдела рабочего снабжения (ОРС) отработал тридцать два года. Стаж солидный и явление для подобной должности редкое, его коллеги ограничивались двумя-тремя годами и, как выражаются пекари, – спекся. Только беззаветная честность и преданность делу позволили Протасову решать вопросы снабжения продовольствием огромного по площади и населению Козиковского леспромхоза, а впоследствии лесокомбината, такой срок.
На свет нетленный маленький Гена появился в 1926 году в деревне Торопово Шарангского района Горьковской области.
Доброе зерно дало добрые всходы – человек рос, мужал на радость родителям, учителям, стране, а в тяжелые годы испытаний Геннадий надел солдатскую шинель и служил великой Родине с 1943 по 1960 годы.
Протасов ворошит в памяти события прошлого века, года безвозвратно ушедшего времени, часто вспоминает работу, товарищей. В период массовой заготовки древесины на Карасьярском направлении он заведовал местной столовой. Тебелев Иван Михайлович был начальником этого лесопункта. Здесь они и познакомились, а позднее Геннадий Иванович за Тебелева выдал замуж свою дочь Галю.
Протасов о своем зяте отзывается так: "Он выпивал помногу и ел хорошо, бывало, что есть на столе – все подметет. Но и работал хорошо, план выполнял, его уважали. На производстве был порядок, и рабочие были довольны, в долг не просили.
Тебелев не только в кабинете сидел, а почти каждый день с рабочими в лес ездил. И на Стрелке производственные вопросы решал, а вечером после работы принимал людей в конторе. Допоздна засиживались с работниками лесхоза по вопросам отвода делянок под рубку леса. В то время лесничим работал Лигунов Николай Петрович. Лес рубили от Карасьяр в направлении Юркина, Окунева, Эрикши и, когда лес от поселка вырубили в радиусе шести километров, стали строить железную дорогу, одну ветку на север – Козиковскую и вторую на восток – Волжскую. Работали день и ночь, лес отвозили на Ветлугу и пилораму.