11 ноября 1917 года Священный собор Православной российской церкви отозвался полным скорби и гнева посланием к народу: "…В течение ряда дней русские пушки обстреливали величайшую святыню России – наш Кремль с древними его соборами, хранящими святые чудотворные иконы, мощи св. угодников и древности российские. Пушечным снарядом пробита кровля дома Богородицы, нашего Успенского Собора, поврежден образ Св. Николая, сохранившийся на Никольских воротах и во время 1812 года, произведено разрушение в Чудовом монастыре, хранящем мощи Св. Митрополита Алексия. С ужасом взирает православный народ на совершившееся, с гневом и отвращением будут клеймить это злое дело потомки наши. …Но чьими же руками совершено это ужасное деяние? Увы! Нашего русского воинства, того воинства, которое мы молитвенно чтим именованием христолюбивого, которое еще недавно являло подвиги храбрости, смирения, благочестия. …Вместо обещанного лжеучителями нового общественного строения – кровавая распря строителей, всего мира и братства народов – смешение языков и ожесточенная ненависть братьев. Люди, забывшие Бога, как голодные волки бросаются друг на друга. Происходит всеобщее затмение совести и разума. …Давно уже… сердце народное отравляется учениями, ниспровергающими веру в Бога, насаждающими зависть, алчность, хищение чужого. На этой почве обещают они создание всеобщего счастья на земле… Но не может никакое земное царство держаться на безбожии: оно гибнет от внутренней распри и партийных раздоров. Посему и рушится Держава Российская от этого беснующегося безбожия. На наших глазах совершается праведный суд Божий над народом, утратившим святыню… Вместе с кремлевскими храмами начинает рушиться все мирское строение Державы Российской".
Распад духовного уклада народа, позволивший равнодушно взирать на расстрел православных святынь, оказался столь скорым и необратимым, что вызвал потрясение даже у былых приверженцев либеральных ценностей и так называемых "демократических принципов" государственного управления. Долгое время эти господа тешили свою гордыню членством в тайных организациях и претендовали на монопольное обладание высшим знанием о путях оздоровления государственной жизни. В появлявшихся статьях не только литераторов, но и общественных деятелей того времени сквозь недоумение сквозила нота раздражения и обреченности. Дневники Зинаиды Гиппиус, Александра Блока, Марины Цветаевой и записки Михаила Осоргина сохранили на своих страницах опыт произошедшего с авторами "просветления" духа, "открывшихся глаз" на большевизм и его сторонников, на беспощадную власть толпы и предчувствие грядущего хаоса. Горьким сарказмом наполнены строки мемуаристов, повествующих о небывалом кризисе всей российской жизни, всех, кто мог сколь бы то ни было связно изложить свои переживания на бумаге – бывших высших чиновников империи, аристократов, великих князей, их морганатических жён и людей полусвета.
За годы Гражданской войны и сразу после нее в ходе волны репрессий, связанных с изъятием церковных ценностей, погибли десятки тысяч духовных лиц. 19 января 1918 года на Всероссийском поместном соборе был избран Патриарх Московский и всея Руси Тихон. Ему принадлежит известное послание с провозглашением анафемы большевикам и призывом к сопротивлению им всего народа. Страстный, полный искреннего чувства патриарший призыв к противлению диктатуре был с сочувствием принят подавляющим большинством граждан России, вдохновив часть рабочих, военнослужащих, интеллигенции и крестьян на последующее сопротивление деструктивному режиму. И хотя отклик широких народных масс на призыв патриарха не стал единодушным, власть поняла опасность публичных обращений к народу духовного лидера и постаралась изолировать святейшего не только от собственных архиереев и клира, но и прихожан, поместив его под домашний арест в Донском монастыре в мае 1922 года. Во время своего заточения патриарх Тихон неоднократно подвергался допросам и шантажу приставленными к нему сотрудниками ВЧК, обещавших поддержку властей при его согласии сотрудничать с ними. Некоторые из чекистов, по заданию политического руководства страны, подступали к патриарху с требованиями публично признать советскую власть, часто угрожая святейшему новыми репрессиями против верного ему духовенства в случае неповиновения. Неизвестно, спас бы подобный компромисс патриарха многих духовных лиц от грядущих преследований властей, ведь заданная Лениным линия на борьбу с "черносотенным духовенством" не изменялась потом еще не одно десятилетие.
Противодействие народа власти большевиков началось спустя пару месяцев с их воцарения у власти. Уже в начале 1918 года в Петрограде и Москве в знак протеста против злоупотреблений властей предержащих разразились забастовки служащих, врачей, учителей, инженеров транспорта и связи, чиновников бывших государственных министерств. В ответ на это советским правительством начала внедряться концепция "принудительного труда", особенно широко используемая им в "эпоху военного коммунизма", кстати, не имевшего конечной целью восстановление довоенного уровня экономики державы, как декларировалось. Конфискованные предприятия нуждались в средствах, необходимых для оплаты эксплутационных расходов, включая заработную плату рабочих, однако существовавшая до октября 1917 года банковская система, рухнувшая после переворота практически моментально, унесла с собой не только средства учреждений, но и вклады населения и предприятий. Золото и драгоценные металлы, которые сразу же стала изымать у собственников советская власть, использовались лишь на "особые нужды" красных вождей, призванные обеспечить и продлить существование у власти, а в случае неудачи обеспечить безбедное существование за границей. В отсутствие схемы финансирования, сложившейся в России за долгое время, промышленные предприятия, национализированные новой властью, стали останавливаться один за другим. Это породило не только массовую безработицу, но и неизбежный скачок цен на промышленные товары; зарплата рабочим и служащим предприятий не выплачивалась, да и сами деньги стремительно обесценивались. В отсутствие у власти профессиональных кадров, желавших служить ей верой и правдой, объем производства в России в стратегических отраслях промышленности, стал неуклонно снижаться, составив к 1920 году всего лишь 20 % от показателей 1913 года. Развал и продажа советским правительством иностранным концессионерам частей национализированных предприятий, не спешащих налаживать в России собственное производство, со временем отразились в острой нехватке потребительских товаров на внутреннем российском рынке. Для крестьянства, по обыкновению везущего в город на продажу сельскохозяйственную продукцию в надежде приобрести промышленные товары, эта схема все более усложнялась, с каждым месяцем становясь всё менее рентабельной из-за высокой стоимости промышленных товаров в условиях нарастающего дефицита. Это привело к возникновению голода в городах, обусловленного нехваткой поставок продовольствия от сельскохозяйственных производителей, не желающих сдавать за предлагаемый ими властью бесценок непросто дающиеся им "излишки" многотрудной деятельности.
Упорядочить товарообмен стало основным лозунгом общественного Движения рабочих уполномоченных, отстаивавшего права части населения, занятого в промышленном секторе. Оно быстро распространилось по российским городам, где так же, как и в столице, его сторонники объявляли забастовки и останавливали работу предприятий. Еще не прошло и года, как большевики взяли власть, а в разных частях России рабочие в борьбе за свои права от слов перешли к делу, взявшись за оружие.
В августе 1918 года в приволжских городках Ижевске и Воткинске рабочие свергли власть местного Совета и организовали "Ижевскую народную армию", численность которой со временем достигла 70 000 человек. В течение трех с лишним месяцев Ижевская народная армия вела успешные бои против правительственных частей. Лишь уступив напору превосходящих сил противника в 1921 году, "ижевцы" отступили на восток, увозя с собой имущество и семьи, дабы там присоединиться к остаткам былой Сибирской армии. Именно в ней "ижевцам" суждено было стать одной из самых действенных частей этой армии в ходе боев в Сибири и на Дальнем Востоке, вплоть до предпринятого ею спасительного перехода китайской границы в 1922 году, совершенного под натиском красных войск под командованием Василия Блюхера.
В 1919 году большевистская власть, обещавшая солдатам-крестьянам мирную жизнь еще два года назад, энергично призвала к участию в ширящейся Гражданской войне для защиты абстрактных "завоеваний революции". В подобных "завоеваниях", небывало ухудшивших рабочую, да и крестьянскую жизнь и поколебавших их многовековой уклад, они нуждались менее всего. Если крестьянина и не призывали в армию, то в качестве повинности ему предписывалось обеспечить фронт продовольствием. В ответ на призывы комиссаров к мобилизации или их действия по принудительной сдаче хлеба, в 20 губерниях Центральной России произошло 245 выступлений, официально зарегистрированных ВЧК.
В апреле 1918 года против советской власти восстала буквально порабощенная и разоренная ей Область Войска Донского, а спустя восемь месяцев череда народных восстаний прокатилась по всему Поволжью. Правительство Ленина и Троцкого бросало войска для их подавления, но эти жестокие меры не оправдали себя. Стойкость повстанцев поражала даже их усмирителей. В начале 1921 года, когда исход Русской армии генерала Врангеля на Балканы еще не завершился и Гражданская война не была, безусловно, выиграна большевиками, крестьянские повстанцы в Сибири заняли Тобольск, Кокчетав, значительные части Челябинской, Омской и Тюменской губерний, осадив города Курган и Ишим. В Тамбовской губернии в описываемое время под руководством крестьянского вождя Антонова были созданы целых три крестьянских армии, общей численностью в 50 000 человек. В ту пору не было в России, пожалуй, ни одной губернии или даже уезда, где бы ни фиксировались стихийные случаи вооруженного сопротивления властям в ходе проводимой ими продразверстки.
В начале 1920-х годов на подавление крестьянских выступлений властью направлялись новые полководцы, прежде командовавшие не только регулярными частями Красной армии, решавшими оперативно-тактические задачи, но и карательными интернациональными бригадами, используемыми в большей степени для организации массовых казней. Части эти и по окончании Гражданской войны состояли по преимуществу из бывших пленных подданных Австро-Венгерской монархии – чехов и венгров, а также из хорошо оплачиваемых властью китайских наёмников, безразличных к судьбам российского населения, и печально "прославившихся" жестокими и беспощадными мерами усмирения.
В неравной борьбе с плохо вооруженными крестьянами командование красных частей пустило в ход все "новинки" военной техники, в том числе и еще доселе не использовавшееся против населения химическое оружие. Так, в ходе операции в Тамбовской губернии, Тухачевским был отдан приказ о проведении химической атаки на повстанцев. Приказ гласил: "Леса, где прячутся бандиты, очистить ядовитыми газами, точно рассчитывать, чтобы облако удушливых газов распространилось по всему лесу, уничтожая все, что в нем пряталось". Для усиления психологического эффекта на повстанцев Тухачевский старался использовать все имевшиеся в его распоряжении технические средства, в том числе и аэропланы. На скрывавшихся в лесах повстанцев то и дело сыпались бомбы, их обстреливали из авиационных пулеметов. И по окончании войны Гражданской на территории России разгоралась уже другая "внутренняя война", шедшая следом за затихавшей Белой борьбой на дальневосточных рубежах России.
Война с крестьянами не была следствием недопонимания между властью и многочисленным в России "сельскохозяйственным сообществом", а являлась провокацией большевиков, направленной на выявление его лояльности, способности к сопротивлению, дабы оценить возможные сроки и темпы сокращения его экономической независимости. В планах интернационалистов у власти этот маневр осуществлялся в два этапа: постепенное доведение крестьян сначала до состояния нищеты объемом урожая и введением непомерных налогов на сельскохозяйственный труд, а затем, путём контроля над продажей средств для возделывания земли и промышленных товаров, превращение их в зависимую от центральной власти часть населения. Духовная основа – православная вера, служащая поддержкой и укреплением в моральной правоте сопротивления крестьян, искренне полагавших установившуюся власть "антихристовой", по замыслу большевиков, должна была ослабеть с утратой связи крестьянства и окормлявших его православных пастырей. Развенчание сакральной роли церкви, "отмена старорежимной морали", столь усиленно насаждаемой советской властью в деревне, были призваны заставить крестьянство отречься от своих духовных наставников, изображаемых властью, как исключительно паразитирующей на крестьянской "косности" прослойки.
1.3. Социально-психологические и политические мотивы массовой эмиграции из России в 1920-е годы
Борьба советской власти с оппозицией в лице двух наиболее значимых в России социальных групп постепенно увенчивалась новыми успехами. С течением времени некому было прийти на помощь восставшим крестьянам и бастовавшим рабочим. Русская армия генерала Врангеля, чью поддержку они так недооценили в ходе Гражданской войны, находилась уже далеко, и средств, необходимых для "весеннего похода", у нее не было.
На всей территории России год от года устанавливалась жесткая диктатура, не терпящая инакомыслия. По мере раскачивания маховика внутренних репрессий, последовавших после победы красных в Гражданской войне, советская власть позаботилась о придании максимальной законности системе гонений, основой для которой первоначально стала принятая в 1918 году первая "советская" конституция. В этом документе эпохи были поставлены вне закона и лишены политических прав все "нетрудящиеся классы и политические группы". Поражения в гражданских правах распространялись не только на определенную категорию лиц, но и на всех членов семьи представителя "нетрудящегося класса". Это в свою очередь обрекало их на лишение распределяемого большевиками продовольствия и, как следствие, на голодную смерть. В дополнение ко всему первая Советская конституция отменила понятие личной вины индивидуума, перенося ее на целые "социальные классы" и просто группы людей. Так, согласно конституции, вне закона оказались и те, кому "не посчастливилось" родиться в семье "трудящихся". Таким образом, под категорию "лишенцев" попали не только все служилые слои Российской империи, представители торговых и промышленных династий, но и клир Российской православной церкви.
Церковная жизнь России тех лет неотделима от жизни большинства населения страны. В дни испытаний, претерпеваемых народом, она и не могла быть иной. Ведь объединяющее духовное начало народа грозило массовым гражданским неповиновением новой власти. Выступления против неё с оружием в руках часто были откликом на призыв духовных авторитетов к сопротивлению богоборческим установлениям властей.
Вот почему уже в первый день объявленного в сентябре 1918 года "красного террора" в ответ на убийство Урицкого мученическую кончину приняли епископ Селенгинский Ефрем (Кузнецов) и председатель Русского монархического союза протоиерей Иоанн Восторгов. Это ему принадлежали обличительные слова о попустительстве народа уничтожению собственных духовных лидеров, и в частности митрополита Киевского Владимира (Богоявленского): "Народ наш совершил грех, – а грех требует искупления и покаяния. А для искупления прегрешений народа и для побуждения его к покаянию всегда требуется жертва. А в жертву всегда избирается лучшее, а не худшее. Вот где тайна мученичества старца-митрополита".
Массовые расстрелы, о которых сообщалось во всех советских газетах, прошли на Ходынском поле и в Петровском парке, где расстреляли не только епископа Ефрема, но и иерея о. Дмитрия Корнеева вместе со старостой Успенского собора Кремля Николаем Николаевичем Ремизовым. На жаргоне палачей расстрел цинично именовался "отправкой в Иркутск".
В те роковые сентябрьские дни по России прокатилась череда расправ, продолжив появление священномучеников эпохи, первыми из которых еще в 1917 году стали протоиерей о. Иоанн Кочуров, известный ранее как православный миссионер в Северной Америке, и иерей о. Петр Скипетров. Последний погиб, попытавшись воспрепятствовать проникновению красногвардейцев в алтарь Александро-Невской лавры, куда ломились прибывшие большевики под предлогом конфискации "церковных ценностей".
Правда, и до объявления террора расправы над духовенством стали принимать систематическую форму. Летом 1918 года советскими активистами был утоплен с камнем на шее в реке епископ Тобольский и Сибирский Гермоген. В проповеди, обращенной к пастве, ставшей одновременно и его последним словом, Гермоген произнес: "Я никогда великое, святое дело учения Христа не положу к подножию той или иной политической партии. Я безбоязненно говорил святую правду бывшему самодержцу и не умолчу о ней перед самодержцами новыми. Знаю участь свою, но знаю также и то, что по скончанию своей земной жизни предстану перед Страшным Престолом Судии живых и мертвых, и, когда буду вопрошаем Им, что скажу Ему?" Участь архиерея разделила делегация прихожан, прибывшая в местный Совет с просьбой освободить архиерея.