Значительную роль в развязывании войны сыграла политика, проводимая правительствами Англии и США. Они никогда не хотели видеть Россию сильной: ни тогда, ни теперь. Особенно это касается Англии, которая на протяжении столетий всячески противодействовала России, будь то на Западе Европы или На Ближнем Востоке, в Средиземноморско-Черноморском бассейне или на побережье Тихого океана, в Средней Азии или на Дальнем Востоке. Сомнительно, что устоявшиеся взгляды английской дипломатии в отношении России стали в наше время другими.
Подталкивал Россию к войне с Японией и германский император Вильгельм II, убеждавший Николая II взять на себя роль защитника Европы от "желтолицых", обещая помощь и поддержку в русско-японской войне и безопасность русских европейских границ. Этим он хотел отвлечь значительные русские силы от германской границы, а также ослабить или ликвидировать франко-русский союз, мешающий Вильгельму переделать карту Европы.
Россия к войне на Дальнем Востоке не была готова. Не хватало артиллерии, особенно горной, гаубичной и тяжелой, новых образцов. Несмотря на то, что Россия имела скорострельную 76 мм полевую пушку образца 1900 и 1902 годов, превосходившую по своим качествам все зарубежные аналоги, производство ее в массовом масштабе так и не было налажено к началу войны. Недостаточно было новых, 7,62-мм, магазинных винтовок образца 1891 года конструкции С.И. Мосина.
Ощущался большой недостаток боеприпасов. К началу войны недостаток только винтовочных патронов составил 28 миллионов. Вместо установленной нормы - 840 патронов на винтовку - имелось лишь 400, а патронные заводы могли дать в год не более 150 патронов на винтовку.
Не производилась в стране телефонная и телеграфная аппаратура, недостаточно было в армии оптических приборов: биноклей, стереотруб, дальномеров. Все это пришлось закупать во Франции и Германии уже в ходе войны.
Большой недостаток ощущался в подготовленных офицерских кадрах. Организация, комплектование, вооружение и боевая подготовка войск отставали от требований военного искусства начала XX века. Все внимание уделялось ведению возможной войны на Западе против Германии и Австро-Венгрии и совершенно не думали об усилении обороны дальневосточных границ.
Командующий Приамурским военным округом генерал А.Н. Корф представил в Петербург план по укреплению безопасности дальневосточных границ России, нотам продолжали уповать "…на стойкость наших войск, которым выпадает славная доля показать миру, что русский дух и русская отвага равно сильны как в сердце самой России, так и на далеком востоке Азии".
Русское командование явно недооценивало военную мощь Японии. Военный министр генерал АН. Куропаткин после инспекторской поездки на Дальний Восток докладывал царю в июле 1903 года: "Мы можем быть вполне спокойны за участь Приамурского края, мы ныне можем быть спокойны за судьбу Порт-Артура, и мы вполне надеемся отстоять Северную Маньчжурию". Наместник царя на Дальнем Востоке адмирал Е.И. Алексеев также заявил, что "мы ничего не упустили для достижения этой цели".
Выше уже сказано, как "ничего не упустили" люди, отвечающие за безопасность государства. Приамурский военный округ, который они проверяли, остро нуждался во всем, имевшихся запасов явно не хватало для ведения большой войны. Учитывая трудности обеспечения армии всем необходимым на дальневосточном театре, военное ведомство должно было создать там необходимые запасы материальных средств, однако вопрос с продовольствием и фуражом решался частично.
Вместо того чтобы расположить запасы продовольствия на главном оперативном направлении, то есть на линии Хайчен, Ляоян, Мукден, где должны были сосредоточиваться главные силы Русской армии, военное ведомство размещало их не в Маньчжурии, а в Приамурском округе - вдали от предстоящих боевых действий.
На двух артиллерийских складах в Чите и Хабаровске, с отделением в Никольске-Уссурийском, имелся запас следующих артиллерийских систем: скорострельных пушек - 16, горных орудий - 16, полевых мортир (устаревших) - 4, винтовок - 50 400, револьверов - 500, шашек - 1600.
Мало оказалось запасных частей к скорострельным орудиям. Ничтожен был запас конской амуниции, совсем не имелось запаса смазочных материалов, подков, казачьих пик.
Вещевое имущество заготовили в достаточном количестве, однако качество его было настолько низким, что солдаты Маньчжурской армии постоянно ходили оборванными и разутыми. Отвратительное тыловое и техническое обеспечение в начальный период войны способствовало поражению Русской армии.
Совсем иначе готовилась к войне Япония, армия которой была вооружена современным оружием и имела все необходимые запасы боеприпасов и материальных средств. К началу войны только пулеметов она имела 147, в то время как русская армия на Дальнем Востоке имела 8 пулеметов системы "максим" в опытной пулеметное роте при 3-й Восточно-Сибирской стрелковой бригаде и 38 - в Порт-Артуре. В достаточном количестве японская армия имела скорострельные орудия полевой артиллерии системы "Арисака" и горные пушки с дальностью стрельбы 4,3 км.
Боевая подготовка в японской армии проходила по германским уставам и носила наступательный характер. Атаку учили завершать энергичным штыковым ударом. Японская пехота обладала высокой тактической выучкой как одиночного солдата, так и подразделения в целом. Солдат хорошо был обучен самоокапыванию, маскировке, передвижению на поле боя. В его снаряжение входили 3 патронные сумки со 120 патронами, ранец со скатанной шинелью и запасной парой башмаков, 2-дневный запас риса.
Японский солдат был физически крепок и вынослив, воспитан на беспрекословном подчинении приказу командира.
Японский батальон имел 898 солдат, полк - 2746. Дивизия в своем составе имела артиллерийский полк (36 орудий), полк кавалерии трехэскадронного состава, две пехотные бригады по два полка в каждой, инженерный и обозный батальоны. Все подразделения были обеспечены средствами связи.
Подготовлен японский солдат был хорошо и морально и, в отличие от русского солдата, знал, за что воюет.
Специально для войны с Россией японцы имели четыре армии общим числом в 300 тысяч солдат и подготовленный резерв более одного миллиона.
Такую армию в Петербурге рассчитывали "закидать шапками" русских солдат.
По первоначальным планам, разработанным еще до войны, считалось, что война с Японией будет непродолжительной и позволит обойтись теми силами, которыми располагали в этом районе страны военные власти. Привлекать для боевых действий войска, находящиеся на территории Европейской России, считалось нецелесообразным из-за их большой удаленности от театра войны. В случае внезапного нападения Японии предусматривалось вести в течение нескольких месяцев оборонительные сражения, и лишь после того, как будут сосредоточены в этом районе достаточные силы, предполагалось перейти в наступление и, вытеснив противника с континента, закончить войну в столице Японии.
Отношение военного командования России к возможной войне было самое беспечное. Серьезных военных действий не предполагали даже в штабе наместника Алексеева. В начале января Алексеев говорил главному инженеру Порт-Артура Рубицкому: "Поезжайте в отпуск - здесь у нас не предвидится никакой тревоги".
Так как главная цель книги - показать действия забайкальских казаков в Русско-японскую войну, то этому вопросу и будет уделено больше внимания, чем другим.
К началу войны конницу на Дальнем Востоке представлял только один регулярный Приморский драгунский 6-эскадронный полк. Вместе с 1-м Нерчинским казачьим полком Забайкальского войска и Уссурийским казачьим дивизионом этот полк составлял Уссурийскую конную бригаду.
В казачьих войсках к началу военных действий имелось четыре полка 6-сотенного состава, две 6-орудийные (1 - я и 2-я) батареи Забайкальского казачьего войска; 3-сотенный Уссурийский казачий полк Амурского казачьего войска и 2-сотенный Уссурийский казачий дивизион Уссурийского казачьего войска. Всего к началу Русско-японской войны на службе в казачьих войсках вместе с охранной стражей находилось около 5 тысяч человек.
За четыре дня до вероломного нападения Японии на русский флот Николай II предоставил право своему наместнику на Дальнем Востоке Е.И. Алексееву объявлять военное положение по своему усмотрению.
В тоже время, то есть 24 января 1904 года, им же было повелено для увеличения боевой готовности войск Дальнего Востока произвести опытную мобилизацию 4 льготных казачьих полков и 2 льготных батарей.
27 января 1904 года поступило монаршее повеление из мобилизуемых полков (2-го Верхнеудинского, 2-го Читинского, 2-го Нерчинского и 2-го Аргунского) сформировать дивизию, с наименованием ее Забайкальской казачьей дивизией, причем в состав 1 - й бригады должны войти 2-й Верхнеудинский и 2-й Читинский полки, а в состав 2-й - 2-й Нерчинский и 2-й Аргунский.
Всем казакам запасного и строевого разрядов, поступившим на формирование льготных и запасных частей, было приказано выдать по 100 рублей пособия каждому, а все расходы по мобилизации, ложившиеся на войсковой капитал, приняла на себя казна.
28 января, после нападения японской эскадры на русский флот в Порт-Артуре, последовал указ о приведении в военное положение войск, находящихся в пределах Сибирского военного округа, и 9 февраля - Забайкальской области. В этот же день в высочайшем приказе было объявлено о формировании Маньчжурской армии в составе 1-го, 2-го и 3-го Сибирских армейских корпусов, 1-й Сибирской пехотной дивизии и льготных частей Забайкальского казачьего войска. Временное командование армией было вверено генералу от инфантерии Н.П. Линевичу.
В Забайкальской области (Приамурский военный округ) в мирное время находились 1-я Сибирская резервная бригада(4 батальона), которая с началом войны развертывалась в 1-ю Сибирскую пехотную дивизию (4 пехотных полка по 4 батальона в каждом и 1 запасной батальон); из льготных казаков формировались 5 полков 2-й и 3-й очереди (4 из них потом составили дивизию генерала Ренненкампфа) и 3 пеших казачьих батальона, а также 2 артиллерийские казачьи батареи (3-я и 4-я).
Фактически все сформированные казачьи части, кроме 3 пеших батальонов, которые использовались для охранной службы на линии железных дорог, были отправлены в действующую армию. Кроме уже названных частей, на основании телеграммы начальника окружного штаба военно-окружных управлений Маньчжурской армии от 23 марта 1904 года в Забайкальском казачьем войске были сформированы 20 конных отрядов для охраны границ - по 100 казаков запасного разряда в каждом.
Число казаков, находившихся в строевых частях к январю 1905 года, составляло 17 401 человек.
Льготные Забайкальские казачьи полки были отмобилизованы за 7 недель. Среднесуточный прирост в казачьих частях составлял 0,5 сотни. После отмобилизации некоторым сотням пришлось совершать длительные марши для соединения с другими сотнями своего полка.
К 5 марта развертывание Маньчжурской армии было завершено. Части Забайкальского казачьего войска были распределены следующим образом:
а) Восточный отряд под командованием М.И. Засулича (создан 28 февраля 1904 г. из Восточного авангарда, выдвинутого к реке Ялу): 1-й Аргунский казачий конный полк;
б) Отдельная Забайкальская казачья бригада генерала П.И. Мищенко, действующая в качестве армейской конницы: 1-й Читинский и 1-й Верхнеудинский казачьи полки, а также 1-я Забайкальская казачья конная батарея;
в) 2-я Забайкальская казачья батарея действовала в составе Южного авангарда, основу которого составлял 1 - й Сибирский армейский корпус под командованием генерала Г.К. Штакельберга, располагающийся в районе Инкоу, Чайчжоу, Сеньючен;
г) Забайкальская казачья дивизия генерала П.К. Ренненкампфа, составлявшая общий резерв и находившаяся в районе Ляояна: 2-й Читинский, 2-й Аргунский, 2-й Верхнеудинский казачьи полки, 3-я и 4-я Забайкальские казачьи конные батареи;
д) оборона Уссурийского побережья (войска под командованием генерала Н.П. Линевича, после прибытия в армию 15 марта 1904 г. -А.Н. Куропаткина): 1-й Нерчинский казачий конный полк;
ж) запасные и этапные (охранные) части составляли 4-, 5-, 6-й Забайкальские казачьи пешие батальоны;
з) в Порт-Артуре находилась 4-я сотня 1-го Верхнеудинского казачьего полка, вошедшая в состав войск под командованием генерал-лейтенанта А. М. Стесселя.
Таким образом, в начале войны с Японией кавалерия Маньчжурской армии практически полностью состояла из казаков и в первую очередь Забайкальского казачьего войска. Хорошо проявившие себя во время похода в Китай забайкальские казаки подвергались резкой критике за свои действия входе Русско-японской войны 1904–1905 годов. Военные представители иностранных государств при русском штабе, иностранные корреспонденты соревновались в злословии по поводу русской конницы, обвиняя казаков во всех бедах и неудачах Русской армии.
В чем же так не угодили казаки иностранным знатокам кавалерии? Нет смысла приводить многочисленные высказывания их о казаках, но некоторые из них, наиболее характерные, ради справедливости и дальнейшего понимания сути вопроса привести надо.
Одним из серьезных критиков казачества был представитель Германского генерального штаба при Русской армии подполковник барон Э. Теттау, который не скрывал своих "искренних и дружеских чувств" к Русской армии.
Другой иностранный критик, сопровождавший Русскую армию в войне с Японией почти во всех крупных боях и сражениях и тоже относившийся к нам с "нескрываемой симпатией", был корреспондент парижского журнала Людовик Нодо.
Оба эти автора - не злопыхатели, а специалисты своего дела. Они не были врагами и старались не чернить действительность, а хотели разобраться во всем. Но и они так до конца и не поняли, в чем же причина того, что русская конница, во много раз превосходившая во всех отношениях японскую, так и не смогла оказать существенного влияния на ход боевых действий в Русско-японской войне. Наряду со знанием дела эти авторы ограничились поверхностным изучением вопроса. В большинстве случаев они довольствовались рассказами других участников тех событий, но ни тот ни другой лично не окунулись в казачью среду, не попытались понять, почему же казак, будучи храбрым воином, сплоченный коллективной ответственностью задело, не выполнил той исторической миссии, которую с честью исполняли его предки. Ни тот и ни другой не попытались проникнуть в казачью психологию, не поставили себя на их место, а потом не спросили: "Почему?"
И таких "почему" много. Почему казак почти всю войну действовал как пехотинец; почему от него требовали разведданных, не обеспечив условий для их добывания; почему он не имел бинокля, компаса, карты и не был обучен, чтобы пользоваться ими; почему ни разу казачьи полки, бригады или дивизия не обрушились всей массой на противника и не изменили ход боя или сражения в свою пользу; почему боевая подготовка казаков, находящихся на льготе, была ниже, чем у казаков, находящихся на действительной службе; почему интенданты не заготовили для русской кавалерии подковы, сбрую, седла, пики…
Но рассмотрим, что же вменяли в вину "авторы-доброжелатели" забайкальским казакам, да и вообще всем казачьим войскам.
Так, барон Э. Теттау в своем труде "Восемнадцать месяцев в Маньчжурии с русскими войсками", изданном в Санкт-Петербурге в 1907 г. в переводе с немецкого полковника Генерального штаба Грулева, пишет: "От казаков ожидали, что они скорее справятся с тяжелыми условиями продовольствия, расквартирования и путей сообщения, а что касается их боевых качеств, то думали, что они, во всяком случае, окажутся не ниже японской кавалерии, которую вообще не ставили очень высоко. Но тут оказалось, что сословие казаков пережило свою славу. Нынешним казакам недостает уже прирожденных воинских качеств их предков, в особенности недоставало этих качеств забайкальским казакам, которые никогда и не были ничем иным, как землепашцами. Полки второй очереди не обладали более высокими боевыми качествами". "Этим объясняется незначительная деятельность Русской кавалерии во время всей войны", - заключает далее он.
Всему виной, оказывается, то, что забайкальский казак в мирное время занимался хлебопашеством, а не сидел в седле и не упражнялся с шашкой. Но барон тут же противоречит себе, когда отмечает, что "тем не менее я должен сознаться, что на всех сначала произвела отличное впечатление казачья дивизия генерала Ренненкампфа; ежедневно эта дивизия проводила учения под Ляояном. По внешнему виду полков нельзя было заметить, что они состоят из людей и лошадей, давно отвыкших от службы в поле. Состав офицеров был отборный, он по большей части состоял из офицеров гвардейской кавалерии, которые в начале войны перевелись в казачьи войска. Имя генерала Ренненкампфа было известно, и его боялись во всей Восточной Азии. Если же, невзирая на все это, забайкальская казачья дивизия не оправдала возлагавшихся на нее надежд, равно как и все прибывшие впоследствии сформированные казачьи части, - то это служит доказательством тому, что резервная кавалерия даже с хорошими начальниками не в состоянии отвечать высоким требованиям, которые современная война предъявляет к деятельности кавалерии по части разведывательной и боевой службы".
А ведь дивизия Ренненкампфа была сформирована из льготных казачьих полков, и если действия казаков этой дивизии так понравились иностранным наблюдателям, то дела обстояли не так уж плохо. Ну, а что касается "разведывательной и боевой службы", то разговор об этом будет особый.
Слова барона Э. Теттау перекликаются с выводами французского военного корреспондента Л. Нодо. Он пишет: "…Главной причиной недостатка осведомленности, отчего так много терпел русский штаб, является, если можно так выразиться, обнаружившееся банкротство казаков, если не всей кавалерии". И далее: "…уже с самого начала стало заметно(!), что японская кавалерия признает несомненное превосходство над собой кавалерии русских и редко отходила далее чем на 3000 метров от своей пехоты, которая всегда приходит к ней на помощь своим огнем".
Противоречие явное: "банкроты казаки" и "несомненно превосходят" регулярных японских драгун. В этой же статье "Банкротство казаков" Л. Нодо, сам не замечая того, вступает в спор с таким авторитетом в знании кавалерии, как барон Э. Теттау, утверждающий, что каких командиров хороших ни дай казакам, все равно они, то есть казаки, плохи.
"Вне всякого сомнения, - пишет Нодо, - что русская кавалерия и главным образом та, что находится под начальством Мищенко и Самсонова, не раз исполняла блестящие военные поручения. Она умела и собрать кое-какие полезные данные". Далее он акцентирует: "…особенность кампании та, что казаки хотя и подтвердили свою старую репутацию относительно их наезднической выносливости (о чем никто и не спорит), но зато глубоко разочаровали специалистов своими военными действиями, и даже - русских офицеров".
"По мнению самих русских офицеров (?), опыт убедительнейше показал, как и почему современная война не допускает старой тактики, по которой казаки призывались, ополчались и шли первыми навстречу неприятелю. Казаки - превосходные наездники, люди смелые, необычайно выносливые, но они скорее милиционеры, чем солдаты".