К этому времени лед на реке прошел, но отдельные льдины еще плыли. Вода поднялась высоко, и броды, на которые рассчитывали забайкальцы, стали непроходимыми. Кроме того, река Ялу в окрестностях Ыйчжу разделяется на несколько рукавов, образуя дельту шириной до 30 верст. Каждый рукав имеет глубокое русло шириной в самом узком месте до 80 саженей, а во многих местах ширина рукавов достигает 1/4–1/2 версты. Скорость течения реки 2–3 фута в секунду. Китайский берег - господствующий.
Для переправы использовались заранее приготовленные лодки-боты, выдолбленные из целого дерева, шаланды. Переправа началась в 15 часов 18 минут 18 марта. Оружие, седла, люди переправлялись в лодках, лошадей погнали вплавь, привязывая по шесть-восемь к боту или шаланде. Один бот с тремя урядниками 6-й сотни Читинского полка перевернулся. Казаки оказались в ледяной воде, но благополучно добрались до берега, держась за хвосты лошадей. На переправу одной сотни затрачивалось 3 часа. В течение первого дня через первый рукав переправились две сотни и весь вьючный обоз, раненые и больные. Переправа продолжалась и ночью. К утру 19 марта переправилась 4-я сотня 1-го Аргунского полка, пришедшая из Ламбагоу, к 15 часам дня перешли через первый рукав еще две сотни читинцев, две сотни уссурийцев и одна сотня аргунцев, а всего за сутки - восемь сотен.
С 15 часов начался сильный ледоход, и через полчаса вся поверхность реки сплошь покрылась льдинами. Переправа стала невозможной. Для доставки важных донесений около восьми часов вечера от 1-го Аргунского полка были вызваны охотники-казаки (добровольцы). Пакет нужно было доставить на телеграфную станцию в деревню Матуцео. На глазах у всего отряда два смельчака-казака, прыгая с льдины на льдину, помогая друг другу, преодолели опасные места и доставили пакет по назначению.
К 10 часам вечера вода спала, лед прошел, и переправа опять заработала под руководством командира читинцев полковника А.Г. Павлова. Генерал Мищенко с несколькими сотнями казаков занимал позицию на перевале в семи верстах и прикрывал переправу от нападения противника. Казачьи разъезды все время ходили вверх и вниз на Ялу, а также по дороге на Кусен.
К рассвету 20 марта переправили только амуницию 2-й и 5-й сотен Читинского полка, а утром - и лошадей этих сотен.
Трудная и опасная переправа к 15 часам подошла к концу. Последняя шаланда перевезла у Тюренчена начальника отряда, его штаб и конвой.
После преодоления первого рукава оставалось впереди еще два. Только 21 марта к 14.00 отряд оказался на маньчжурском берегу Ялу. Продолжавшийся 49 дней поход в Корею закончился.
Казаки выдержали испытания и холодом, и голодом; несли тяжелую службу в разъездах и охранении; обеспечивали летучую почту от Аньчжоу до Ыйчжу (130 верст), до Сакчена и Кусена (90-100 верст), до Пектона и на Ламбогоу; мужественно и храбро вели себя в бою.
Несмотря на все эти трудности и лишения, "моральное состояние отряда было превосходным", - напишет потом В.А. Апушкин, изучавший опыт действия отряда Мищенко и сам являвшийся участником Русско-японской войны.
На удивление всем, мало было больных, меньше, чем в мирное время. По свидетельству полкового адъютанта 1-го Читинского полка сотника И.Ф. Шильникова, в полку за время похода заболело и было госпитализировано не более 10 человек.
21 марта утром Ыйчжу был занят японцами, которые стремились к переправе, чтобы ликвидировать наиболее боеспособные полки русской конницы, прижатые к реке Ялу.
Ограничившись посылкой отряда генерала П. И. Мищенко на Ляодунский полуостров и Корею с целью разведки и наблюдения за противником, русское командование позволило японцам беспрепятственно высаживаться в Корее. Пассивно-выжидательная позиция командующего Маньчжурской армией позволила японцам успешно переправить войско в Корею, накопить силы и повести решительное наступление на русские войска, нанести им ряд сокрушительных поражений.
Горстка казаков, какие бы они храбрые ни были, не могла помешать этому. Надо было двинуть на Корейское побережье армию, перехватить инициативу у японцев и не дать им возможность осуществить свой план вторжения в Корею.
3. Сражение на реке Ялу
К 10 апреля 45-тысячная армия Куроки, беспрепятственно преодолев всю Корею, вышла к реке Ялу и сосредоточилась на ее левом берегу.
Забайкальская казачья бригада генерала П.И. Мищенко после выхода в расположение своих войск получила участок обороны протяженностью до 75 километров на правом фланге района обороны Восточного отряда.
Бригаде была поставлена задача: вместе с Восточным отрядом генерала Н.А. Кашталинского "сторожить эту реку и наблюдать за высадкою японских войск на берега Ляодуна", а также по мере своих возможностей задерживать высадку японцев по линии Няньчань, устье реки Ялу и на побережье Корейского заливало Бицзыво.
К этому времени из состава отряда были выведены 1-й Аргунский и Уссурийский казачьи полки, которые образовали отдельный отряд, сначала под командованием Е.И. Трухина, а потом полковника Карцева, командира уссурийцев. На этот отряд возлагалась задача "наблюдать" левый фланг района обороны Восточного отряда. Казаки получили для обороны и наблюдения участок левее позиции пехоты полковника П.А. Лечицкого.
С уходом из состава бригады двух полков у генерала Мищенко остались 1-й Читинский и 1-й Верхнеудинский казачьи полки, а также 1-я Забайкальская казачья батарея.
1-му Читинскому казачьему полку было поручено наблюдать Ялу от Кондагоу до Татунгоу, а от Татунгоу до Бицзыво эту задачу выполнял 1-й Верхнеудинский полк.
Для связи с Восточным отрядом была устроена "летучая" почта, которую обслуживала 3-я сотня читинцев, 5-я и 6-я сотни держали связь с верхнеудинцами и остальными тремя сотнями, с 1 - й Забайкальской батареей, стоящей у Эрлдагоу. В последующем эти три сотни и батарея переместились на линию Чибенсан - Мадуга - Молинза.
Болотистая местность, дожди затрудняли патрулирование между цепью постов, выставленных по реке и побережью. Все утопало в черной грязи.
До 10 апреля противник не беспокоил казаков, но уже 11 апреля к заставе 1 - й сотни Читинского полка у Тяусынгоу подошел японский катер и дал по часовому залп из десяти винтовок. 12 апреля в море появилась японская эскадра. Наблюдение было усилено. В устье Ялу стали заходить японские транспорты, которые беспрепятственно высаживали свои войска. В 16.00 взвод 1 - й Забайкальской батареи попытался вести огонь по кораблям, стоявшим у Ламбогоу, но под мощным ответным огнем вынужден был замолчать и уйти в укрытие.
На высотах у Амисана артиллеристы-забайкальцы выставили макеты орудий и чучела, обозначающие прислугу, по которым вели огонь японские военные корабли.
В течение нескольких дней японцы захватили острова на реке Ялу, а 13 апреля, создав под Тюренченом пятикратное превосходство в живой силе и трехкратное - в артиллерии, перешли в наступление. Ночью были захвачены острова Самалинду и Киури, на которых были оборудованы огневые позиции для артиллерии.
Захватив острова, японцы приблизили артиллерию на дальность действительного огня ее, кроме того, с захватом острова Киури была потеряна связь между Тюренченским участком и отрядом полковника Лечицкого у Амбихе.
Утром 17 апреля японцы начали наводить мост через Ялу. Русская артиллерия попыталась воспрепятствовать этому, но была быстро подавлена огнем японской артиллерии с острова Самалинду.
В 7.00 18 апреля 20 осадных 120 мм крупповских гаубиц и 72 орудия полевой артиллерии калибра 75 мм открыли сильный огонь по Тюренченскому участку обороны Восточного отряда. Под его прикрытием густые цепи японской пехоты начали наступление на Тюренчен, Потэтынза, Чингоу. Им противостояли 5 тысяч русских штыков, не поддержанные ни артиллерией, ни резервами из района Саходзы.
Разведка противника русским командованием организована не была - ни войсковая, ни агентурная. Бессмысленно сдвинув конницу далеко на фланги и лишив ее возможности вести разведку, генерал Засулич не смог правильно определить направление главного удара противника, ошибочно считая, что оно будет в направлении на Саходзы. Оставаясь в этом заблуждении, командующий Восточным отрядом не принял никаких мер к усилению Тюренченского участка даже тогда, когда стало ясно, что главный удар там.
Отсутствие надежной связи не позволяло организовать взаимодействие частей русского отряда в ходе боя. Не зная обстановки, роты 22-го Восточно-Сибирского стрелкового полка у Потэтынзы, не дождавшись атаки японцев, отошли на запад в горы, бросив без прикрытия 6 орудий, которые в неисправном состоянии достались японцам.
У Чингоу три пехотные роты и два орудия также поспешно отошли по дороге на Хаматан.
Отход подразделений 22-го полка позволил японцам, остановленным у Тюренченя героическими усилиями 12-го и 11-го полков, обойти левый фланг Тюренченской позиции. Прикрывая отход 12-го стрелкового полка, 11-й полк, 3-я и 2-я артиллерийские батареи Восточно-Сибирской артиллерийской бригады оказались в окружении. Продолжая охват, японские цепи окончательно перекрыли все выходы из ущелья в Хаматан. Было принято решение прорываться.
Очевидцы события с восхищением описывают эту отчаянную и героическую штыковую атаку сибирских стрелков. Вот как воспроизвел ее барон Тетгау в своем отчете: "Пулеметная рота и 1-й батальон 11-го стрелкового полка обрушили на японцев ураганный огонь (говорят, что рота расстреляла 35 000 патронов). 3-й батальон 11-го полка изготовился к штыковому удару. За третьим батальоном стали музыка (полковой оркестр), 1-я рота со знаменем и нестроевая рота от главного перевязочного пункта. Полковой священник отец Щербаковский благословил батальон крестом, и войска пошли в атаку под звуки музыки. Трижды водил он людей в атаку, пока сам не был ранен двумя пулями. На каждом шагу от ураганного огня японцев падали убитые и раненые. Не обращая внимания на потери, 3-й батальон, точно по учебному полю, стройно прошел 1000 шагов под звуки музыки для удара в штыки. Четыре раза дрогнули шеренги сибиряков, но потом выравнивались, и люди шли вперед.
Команда музыкантов из 32 человек потеряла 16, но, не отставая от батальона, играла атаку. Японцы уклонились от штыкового удара, очистили проход и отошли на север. Русские прорвались.
Подобрав раненых товарищей, сибирские полки отошли к дороге на Хаматан".
В полку из 44 офицеров 26 были убиты или ранены, 273 солдата убиты, 352 ранены, но ушли вместе с другими; 312 раненых остались лежать на поле боя, а всего 837 солдат героического 11-го Восточно-Сибирского полка из 2480 остались на территории, занятой японцами.
"Потрясенные небывалым мужеством русских солдат, японцы, обессиленные тяжелым боем, остановились на занятых позициях и наблюдали, как уходили русские. Один японский офицер стоял впереди своих солдат, приложив руку к головному убору, а солдаты кричали не то "ура", не то "банзай"", - напишет потом военный корреспондент П. Краснов в своей книге "Год войны".
Потери обеих сторон в Тюренченском бою были огромны. Русские потеряли около 3 тысяч человек, из них 70 офицеров. Погиб отважный командир 11-го полка полковник Лайминг, но самые большие потери понесла артиллерия, которая лишилась 75 % офицеров, 67–77 % рядового состава, 21 % орудий и 84 % лошадей. Всего было расстреляно в Тюренченском бою 800 000 патронов.
Японцы потеряли (по их данным) 1036 человек. Корреспондент газеты "Дейли ньюс", осматривавший поле сражения у Тюренчена, писал, что наибольший урон японцы понесли при переходе через Ялу: "по обоим берегам лежат груды трупов. Зрелище ужасное". После боя японские солдаты с восхищением рассказывали корреспонденту о чудесах храбрости сибиряков. Поле боя осталось за противником, поэтому официальные сообщения японцев о потерях могли быть занижены. Многие тогда сходились на том, что потери японцев превысили 4 тысячи человек.
Забайкальские казаки, как видно из описания событий, в бою под Тюренченом участия не принимали, находились далеко от тех мест, где развивались главные действия, но и их обвинили в причине поражения под Тюренченом. На казаков посыпались упреки, что они своевременно не обнаружили переправу японцев через реку Ялу и что об этом узнали обороняющиеся у Тюренчена войска только ночью с 17 на 18 апреля, и что казаки не обнаружили обход левого фланга Тюренченской позиции.
Абсурдность обвинений очевидна. Как могли казаки обнаружить переправу японцев или обход левого фланга русской позиции, если их там не было.
С началом Тюренченского боя 1-й Верхнеудинский полк наблюдал за побережьем там, где ему было указано. Потом последовали два распоряжения: первое - снять посты и идти на помощь Восточному отряду и второе - вернуться в Дагушань и охранять берег моря. Пока полк снимал посты, снова выставлял, деревня Хондухан была занята японским разъездом. Так как противник, переправившись через Ялу, шел вдоль берега моря, наблюдать за ним было бесполезно.
Пройдя Дагушань, полк двинулся по дороге на Сюян. Две сотни, 1-я и 2-я, под командованием войскового старшины Ловцова из-за неразберихи 21 и 22 апреля так и не присоединились к полку. Потом выяснилось, что они ушли к Чуанхо. Для наблюдения за противником у Хондухана был оставлен офицерский разъезд, кроме того, разъезды вели наблюдение за противником в районе Луомяо и Вандятынь. До начала мая полк простоял биваком на Хайченской дороге, севернее Сюяна.
Впервые прибывший в казачью часть бывший драгун Рейтерфен, назначенный на должность командира 2-й сотни 1 - го Верхнеудинского полка, в своих воспоминаниях так описал первые впечатления о встрече с забайкальскими казаками:
"…Непривычен был вид казачьего бивака. Удивлял вид 500 лошадей, похожих то ли на коз, то ли на лошадь Пржевальского, стоящих в коновязи в полковой сотенной колонне.
Между сотнями равными рядами были разложены седла, перевернутые для просушки потниками вверх.
Невдалеке от коновязи разделывали бычью тушу, здесь же валялись внутренности, копыта.
Казаки называли друг друга "паря". Они сидели небольшими компаниями вокруг котелков и молча "чаевали". Вид у них был какой-то странный, я ожидал встретить уныние или, наоборот, подъем духа, усталость или бодрость, распущенность или подтянутость - все, что угодно, но по их лицам и манерам я не мог никак найти в них чем-нибудь выдающееся настроение. Они "чаевали", вот все, что можно было сказать о них.
В лагере был порядок - это было видно по разбитым ровным коновязям, по седлам, по несению внутренней службы, этот порядок, казалось, чем-то нарушается.
А нарушается этот порядок удручающим видом казаков. Начиная от козырька фуражки на "паре" и кончая его ичигами, на нем было какое-то тряпье. Они и ставили в тупик каждого, кто глядел на него или на лагерь. Не то солдат, не то оборванец.
Обидно было за этот чудный боевой состав. Эти лучшие в мире солдаты, всосавшие с молоком своей матери воинский дух, доблесть, военную смекалку, заброшены, как негодный самородок. Этому истинному воину вместо боевой лошади дан какой-то козел, вместо седла - какая-то куча, про обмундирование и говорить нечего…"
Потом у блестящего драгуна мнение о "козле" поменяется, и он живо сменит своего породистого рысака на забайкальскую лошадку.
Слова Рейтерфена о казаках напрочь опровергают домыслы сторонних наблюдателей о казачьем войске как недисциплинированной, неорганизованной массе вооруженных людей, а что одеты в рванье, что седла у всех разные, так это оттого, что снабжение плохое, что с начала войны все время в походе, что все свое снаряжение казак приобретает за свой счет, и где уж там до роскоши и красоты: лишь бы денег наскрести на все, что ему положено иметь.
4. Отход от Тюренчена и бои на перевалах
С началом отхода наших войск от Тюренчена получил в 11.30 18 апреля приказ на отход и генерал Мищенко. В 16.00, собрав все свои заставы, посты и разъезды, отряд двинулся на Лидяпхудзу, Идяпудзы к Пьямыню.
Для установления связи с Восточным отрядом был послан разъезд хорунжего Петрункевича, а за ним и вся 2-я сотня 1 - го Читинского полка; 6-я сотня осталась для связи с 1-м Верхнеудинским полком.
Оставшийся на берегу Ялу один из разъездов обнаружил движение японской конницы от Шахедзы в Татунгоу, а другой разъезд наблюдал, как одна японская рота, переправившись у Амисана, утром 19-го числа атаковала ложную батарею.
19 апреля связь с Восточным отрядом установить не удалось. Был выслан еще один разъезд сотника Шильникова с тремя казаками. Пройдя ночью 60 верст, он нашел отряд на Пьямынской позиции и утром 20 апреля вернулся к своему отряду, который и вывел к Пьямыню ближайшей дорогой.
В 6 часов утра 21 апреля весь отряд генерала Мищенко отступил к Фынхуанчену, где получил новую задачу: идти на Шализай и охранять пути к Сюяну и Хайчену от Фынхуанчена, Пьямыня, Шахедзы, Татунгоу и Дагушаня. После Тюренченского боя Восточный отряд генерал-лейтенанта Засулича, в составе которого действовали забайкальцы, отошел на Фынхуанчен и далее, на перевалы Феньшуйлинский и Модулинский.
Выполняя новую задачу, отряд Мищенко совершал в сутки 2–3 версты, находясь постоянно в соприкосновении с противником. По оценкам участников тех событий, это были самые тяжелые дни жизни и службы отряда. Ежедневно высылаемые от полка по 4-5 офицерских и 3–4 уряднических разъездов вели перестрелки и схватки с японскими разъездами. По свидетельству полковника Данилова, офицера разведывательного отдела штаба армии, в этот период времени конница давала обстоятельные сведения о расположении японцев у Фынхуанчена и Сюяна. Однако, по сведениям военных агентов Гамильтона и барона Тетгау, разведывательные данные в этот период были недостаточно полны и точны. В официальном издании о войне указывалось, что "войсковая разведка по-прежнему нужных сведений не добывала и всей обстановки не разъясняла". Оставим на совести авторов эту оценку действий казаков, но и обратимся к воспоминаниям очевидцев тех событий.
С отходом русских войск на перевалы Феншуйлинского (Фыншуйлинского) хребта стратегическая инициатива оказалась в руках японцев, которые 22 апреля начали высадку 2-й армии генерала Оку в районе Бицзыво на Квантунском полуострове. За ней должна была высадиться 3-я армия генерала М. Ноги, нацеленная на захват Порт-Артура. Ее развертывание и действия обеспечивала с севера 2-я армия.
В районе Дагушаня вела подготовку к высадке 4-я армия М. Нодзу, которая вместе с 1 - й и 2-й армиями, действуя против главных сил русских, обеспечивала успех 3-й армии в борьбе за Порт-Артур.
Русская Маньчжурская армия, усиленная войсками Приамурского военного округа и Забайкальской области, ожидала прибытия из Сибири 4-го Сибирского и из европейской части России 10-го и 17-го армейских корпусов.