Эта повесть о подвиге советских альпинистов. В годы Великой Отечественной войны, когда фашистские части подошли к Кавказскому хребту, смертельная угроза нависла над населением одного из рудничных поселков. Тогда небольшая группа солдат-альпинистов взялась вывести все население поселка через перевал Бечо. При недостатке альпинистского снаряжения, в сложных метеорологических условиях все участники похода, среди которых в основном были дети, старики и женщины (более двух тысяч человек), были благополучно переправлены в безопасные районы. О людях сильных и мужественных пишет автор, сам бывший альпинист, участник Великой Отечественной войны, ныне инженер Илья Ветров.
Содержание:
ПРЕДИСЛОВИЕ 1
НОЧНАЯ ТРЕВОГА 1
ВВЕРХ ПО БАКСАНУ 3
ТАМ, ГДЕ ТЕЧЕТ ЮСЕНЬГИ 6
НА СЕВЕРНОМ ПРИЮТЕ 8
ФОТОГРАФИИ 11
КУРИНАЯ ГРУДКА 11
ПЕРЕВАЛ 14
ФЛАГИ НАД ЭЛЬБРУСОМ 17
ГДЕ ВЫ, ДРУЗЬЯ-АЛЬПИНИСТЫ? 20
ОБ АВТОРЕ 21
Примечания 21
Перевал Бечо
Друзьям-альпинистам, товарищам по оружию и спорту - живым и тем, кто погиб в боях за родные горы, посвящаю эту книгу.
Автор
ПРЕДИСЛОВИЕ
В августе 1942 года, когда гитлеровские войска вышли к перевалам Центрального Кавказского хребта и немецкие горные егеря установили фашистский флаг на Эльбрусе, группа советских альпинистов совершила подвиг, вошедший в славную историю обороны Кавказа. Несколько наших известных спортсменов, покорителей высочайших горных вершин Советского Союза, - Юрий Одноблюдов, Александр Сидоренко, Алексей Малеинов и другие - получили задание командования вывести через перевалы в долины Закавказья людей, живших и работавших на Тырныаузском молибденовом комбинате, расположенном в Баксанском ущелье. Путь для эвакуации был отрезан наступающим врагом, и для работников комбината оставалась лишь одна дорога, ведущая через горы, трудная и опасная. Только тренированные спортсмены под руководством опытных альпинистов в довоенное время осиливали эту дорогу. Теперь же по ней - через опасный перевал Бечо - предстояло перевести полторы тысячи людей, никогда не совершавших горных восхождений, людей, среди которых было много детей всех возрастов, женщин, стариков и больных.
При недостатке альпинистского снаряжения, в условиях сложных и трудных этот массовый переход был осуществлен с полным успехом - все участники его благополучно переправлены в долины Сванетии. Успех обеспечили энергия, мужество и самоотверженность альпинистов - руководителей похода - и воля и выдержка советских людей, сумевших перенести все опасности и лишения во имя того, чтобы не попасть в руки ненавистного врага.
Позднее альпинисты, организаторы этого легендарного перехода, участвовали в боях на Кавказе и некоторые из них зимой 1943 года входили в состав отряда, поднявшегося на почти недоступную в это время вершину Эльбруса, чтобы сбросить с нее фашистский флаг и снова уже навсегда водрузить там советское знамя.
Повесть "Перевал Бечо" написана не профессиональным писателем, а известным советским альпинистом, партизаном Великой Отечественной войны и участником боев на Кавказе И. Ветровым. И читается она с интересом, так как дает действительное представление о славном подвиге наших спортсменов - одном из тысяч легендарных подвигов советского народа в грозные годы борьбы с фашизмом.
С. С. Смирнов, писатель, лауреат Ленинской премии
НОЧНАЯ ТРЕВОГА
Уложив Танюшку спать, Мина потушила керосиновую лампу и присела на диван. Из головы не выходила война. Бушуя в предгорьях Кавказа, она уже обжигала своим холодным дыханием и ее маленькую семью, тревожно звучала в голосе мужа, который успокаивал ее как мог перед отъездом:
- Ты не волнуйся, Миночка, все будет хорошо…
- Так ли, Юра?
Что мог он ей ответить, если и сам не знал, зачем его вызывают в Нальчик. Если на сборы начальников военно-учебных пунктов, а он таковым по совместительству значился в Эльбрусском районе, то дело привычное: стрельбище, овраги, лазание по-пластунски. Если на фронт… Туда он уже давно рвался. Но одно - стремление; другое - обстановка… Когда заходил разговор о фронте, военком, насупив брови, поднимался из-за стола и, повышая голос, говорил:
- Вы нужны в горах.
Много доброго слышал военком о белобрысом, энергичном начальнике спасательной станции из Эльбрусского района, известном в стране альпинисте.
Тяга к горам приводила художника-графика по профессии Одноблюдова каждое лето на Кавказ, пока не заставила совсем поселиться с семьей в Баксанском ущелье, на горноспасательной станции.
Людей, по-настоящему знавших горы, оставалось не так уж много. Одни взяты на фронт, другие заброшены в тыл врага. Тех, кто оставался в Приэльбрусье, можно было пересчитать по пальцам. Поэтому военком так упорствовал и всеми правдами и неправдами удерживал в Баксанском ущелье Одноблюдова и его друзей. И вот сегодня вызов в Нальчик…
Где-то позади, за ельником, послышался протяжный гудок машины.
- Это, Юра, за тобой! - с дрожью в голосе воскликнула Мина.
Набросив на плечи полинявшую штормовку, Юра поцеловал спящую дочурку и, обняв жену, прошептал ей на ухо:
- До моего возвращения не уходи отсюда.
- А если… - И Мина заплакала.
- Если задержусь, то жди от меня записку.
Снова загудела машина. Юра круто повернулся и побежал к старенькому "газику", примостившемуся у обочины дороги. Шофер хлопнул дверцей кабины, включил зажигание. Машина рванулась и понеслась по ущелью…
Давно пробило двенадцать. Ночь по-прежнему стояла темная, беспокойная. Временами сверкала молния, и запоздалый гром волнами катился по всему ущелью, наполняя его тревожным гулом. Тревога, подкравшаяся к сердцу, не давала уснуть. Мина лежала с открытыми глазами, вслушиваясь в завывание ветра.
Спать! С рассветом - на пастушьи коши. Ведь только там, у балкарцев, можно достать молоко для заболевшей дочурки… И вдруг среди ночи глухой и протяжный звонок:
- Горноспасательная?.. Будете говорить с Тырныаузом. - Короткая пауза и отдаленный треск, доносившийся из телефонной трубки.
- На проводе Чепарин, парторг ЦК. Где Одноблюдов?
- Юрий Васильевич в Нальчике.
- Только появится - немедленно в Тырныауз…
Через несколько минут парторг ЦК говорил с начальником альпинистского лагеря "Рот фронт", как тогда назывался лагерь киноработников.
- Это Сидоренко? Ты, Саша? Очень хорошо. Нужна помощь альпинистов.
- Какая?
- На месте узнаешь.
- Собираться?
- Сию же минуту…
В Тырныаузе парторг ЦК ВКП(б) по горно-металлургическому комбинату спешно снарядил Сидоренко в Нальчик.
- Вернешься шестого, но запомни: без Одноблюдова и Моренца не показывайся на глаза, - наказывал он альпинисту.
Шестого августа, как просил Чепарин, Сидоренко не возвратился в Тырныауз. В тот день он с трудом добрался до Нальчика и на Кабардинской, центральной улице города, недалеко от кинотеатра, встретился с высоким широкоплечим парнем в горных ботинках.
- Коля?
Это был Моренец. Родом из Сум, Коля в сороковом году закончил там среднюю школу. Мечтал стать учителем истории, готовился поступить в педагогический институт. Получилось по-иному: его забрали в армию на действительную службу. А вскоре война, фронт под Смоленском.
Во время боя в окоп, где находилось несколько солдат и офицеров, попал снаряд. Все были убиты, а Моренец тяжело ранен в спину и в обе руки. Фашисты снова ринулись в атаку. Их яростные вопли "Рус, капут!" уже звучали совсем рядом. Моренец вылез из окопа, чтобы вызвать огонь на себя… Сознание вернулось в медсанбате. Пять месяцев пролежал без движения в оренбургском госпитале, а затем - госпиталь в Ташкенте. Его родной город Сумы находился в глубоком тылу врага, и Николай, как только раны чуть зарубцевались и он смог ходить, решил ехать на Кавказ. Через Каспий с трудом добрался до Баку, а затем поездом до Нальчика. Тут было все-таки ближе к горам, фронту.
Весной 1942 года, почувствовав себя лучше, сразу явился в городской военкомат.
- Ваша повестка? - спросил его пожилой майор с артиллерийскими петлицами.
- Какая повестка? - пожал плечами Моренец. - Если я здоров и мое место на фронте.
Седой майор не спеша растолковал добровольцу, что сначала нужно поправить здоровье, а затем идти за назначением. Майор был неумолим и лишь в последний момент, прощаясь с Моренцом, тихо сказал:
- Могу как исключение послать военруком в школу…
Так Моренец остался на Кавказе. Неожиданно встретив в Нальчике Сидоренко, Коля так и засиял от радости.
- Как ты сюда попал, Саша? - удивленно спросил он.
- За вами приехал.
- За нами? А письмо от комбината при тебе?
- Конечно.
- Тогда пошли к военкому.
Одноблюдова они нашли на Республиканской улице, в здании средней школы, где размещался военно-учебный пункт. Объяснив Юре, в чем дело, они тут же отправились к военкому. Майор хорошо знал о сложившейся в горах обстановке и дал указание об откомандировании альпинистов в Тырныауз.
Оформив проездные документы, Одноблюдов, Сидоренко и Моренец оставили Нальчик.
Все чаще звучали голоса сирен. То в одном, то в другом месте из-за туч прорывалось глухое урчание моторов, и тотчас небо озарялось вспышками разрывов.
Фронт неумолимо приближался. На постах, где обычно дежурили милиционеры, стояли красноармейцы с винтовками. Через город проходили артиллерийские батареи, саперные команды, грузовики с оборудованием, вереницей тянулись подводы с беженцами. В районе новых построек горели воинские склады, и над городом ползли густые клубы дыма. Остановившись на железнодорожном переезде, Одноблюдов, Сидоренко и Моренец глядели на эту грустную картину и думали: "Скорей бы попутную машину - и к делу".
Машины, которые проходили в направлении Баксана, везли боеприпасы и не останавливались. Альпинисты, не раздумывая больше, отправились пешком, рассчитывая в Чегеме или в крайнем случае в Кызбуруне пристроиться на какой-нибудь попутный транспорт.
Только 8 августа утром альпинисты после многих мытарств и приключений добрались до горняцкого поселка. Косой надоедливый дождь второй день хлестал по крышам, оставляя на улочках поселка многочисленные лужи и раскисшую землю.
Изредка встречались прохожие, в большинстве женщины. Были открыты магазины, работали школы и поселковые учреждения. У продмага стояла очередь за хлебом. У шахтных подъемников, на развилках горных дорог, у речных мостов и даже у здания управления комбината - вооруженные патрули, на склонах гор - врытые в землю, замаскированные дерном зенитные орудия. У клуба хрипел старенький репродуктор, а за рекой, как и прежде, урча и буксуя, неуклюже ползли грузовые машины с рудным концентратом. Его увозили в Нальчик, а оттуда поездами и самолетами за Уральский хребет на сталеплавильные заводы, где варился металл для брони.
С каждым днем обстановка становилась тревожней. Уже был захвачен немцами Ростов. Хозяйничали они в Армавире, Невинномысске, Георгиевске, вели бои за Минеральные Воды…
Подкрепившись, альпинисты направились к управлению комбината. Дорога поднималась в гору. Минут за десять она привела их к большому каменному зданию с широкими окнами. Перед фасадом на вымощенной площадке стояли машины, в большинстве грузовые, у коновязей оседланные лошади пощипывали сено…
- Вам куда, товарищи? - строго спросил невысокий суровый вахтер, настороженно разглядывая заросших и обшарпанных альпинистов.
- К парторгу.
Одноблюдов протянул красную книжицу работника горноспасательной станции и направление военкома.
- Проходите, - вернув документы, сказал вооруженный вахтер.
В здание зашел один Одноблюдов. Сидоренко и Моренец остались на улице. Примостившись под навесом, они решили подремать, пока Юрий Васильевич, как старший среди них, будет разговаривать с начальством.
В управлении комбината было людно. Хлопали двери, стучали пишущие машинки. Особенно шумно, тесно и накурено было в коридорах. На первом этаже к двум столам, сдвинутым рядом, подходили бурильщики, канатчики, обогатители и записывались добровольцами на фронт или в местный истребительный батальон.
- Вы к кому, товарищ? - остановил Одноблюдова невысокий старик в очках.
- К парторгу ЦК.
- Направо. Комната четвертая.
В приемной парторга сидела дежурная. Не отрываясь от телефона, она записывала донесения, кого-то запрашивала, кому-то отвечала. Кроме этой моложавой женщины с седыми волосами и озабоченным лицом, в приемной было еще человек пять.
- Товарищ Одноблюдов? - увидев на пороге человека в альпинистской штормовке, спросила дежурная.
- Так точно.
- Проходите! Вас уже давно ожидают.
Юрий открыл массивную, обитую дерматином дверь и нерешительно остановился у порога. В большом кабинете парторга Чепарина было много людей. Они о чем-то оживленно спорили.
- Заходите! Заходите! - узнав начальника спасательной станции, поднялся с места плотный мужчина в защитной гимнастерке, подпоясанной широким командирским ремнем со звездочкой на пряжке.
Парторг встретил Одноблюдова приветливо, но от Юриных глаз не ускользнули чуть насупившиеся брови и промелькнувшее на лице парторга недовольство.
- Я же просил прибыть шестого, а вы?..
- Никак нельзя было, Петр Диомидович, - словно извиняясь, заметил Одноблюдов. - Мы едва пробились к Баксану, машины не берут. Кругом стрельба, бомбежки. Там уже фронт.
- А как в Былыме? Тоже стреляют? - снова спросил парторг и потер ладонями лицо, будто пытаясь снять с него усталость.
- Под Харахорой кабардинцы уже взорвали алебастровые печи, расположенные у подножия горы. В Былыме тоже напряженно. Там идут бои с десантом гитлеровских автоматчиков. Мы сами едва вырвались оттуда.
По мере того как Одноблюдов рассказывал, лицо парторга все больше и больше хмурилось. Давно ли он был в Баксане, на Баксангэсе, в Заюково, под известняковыми горами Харахоры? Подумать только, за каких-нибудь два-три дня все так переменилось.
Отворилась дверь. В кабинет вошли начальник комбината Чирков, в военной форме, главный инженер комбината Сендерович в потертой кожаной куртке, и лысоватый маркшейдер в мягких, смазанных жиром сапогах.
Представив Одноблюдова начальнику комбината, парторг сразу заговорил о рудниках:
- Думаю, альпинисты кое-что знают о добываемой там руде?
- Немного приходилось слышать, - кивнул Одноблюдов. Много путешествуя по Кавказу, совершая восхождения на горные вершины, он знал, что в незапамятные времена местные охотники, кабардинцы и сваны, пробираясь узкими тропами за турами, находили куски горного хрусталя, каменного угля, золота, железные и медные руды, а балкарцы с верховьев Баксана заметили в складках одной из вершин странный тусклый блеск и назвали ее Кургашилли - Свинцовая гора…
- На Свинцовой горе - наши рудники, - продолжал парторг. - Там добываются редкие металлы. Несколько граммов - и сталь становится необычайно прочной и тугоплавкой. Думаю, вам понятно, товарищ Одноблюдов, что без нее нет самолетов, пушек, танков, газовых турбин и других сложных машин…
- Петр Диомидович, - удивленно пожимал плечами Одноблюдов, - не пойму только, к чему такое пространное предисловие. Скажите прямо, что же вы от нас хотите?!
- От вас… - Чепарин пристально взглянул на смуглое от загара лицо альпиниста, хотел что-то сказать, но тут зазвенел телефон. Придвинув к себе аппарат, он поднял трубку:
- Да! Чепарин слушает.
Разговор затягивался, от нервного напряжения лицо парторга покрылось испариной.
- Говорите, немцы прорвали фронт?!
В трубке затрещало, и парторг снова услышал голос полковника Купарадзе, командовавшего войсками на Баксанском направлении.
- Рассчитывать на свои силы… - голос наконец прорвался сквозь треск и завывания и зазвучал так громко, что не было никакой необходимости прижимать трубку к самому уху.
- Я вас понял, товарищ полковник. Быть начеку… Ориентироваться по обстановке…
- Гунделен, Гунделен!
Но штаб дивизии безмолвствовал.
Стараясь скрыть волнение, Чепарин не спеша вставил в обкуренный мундштук папиросу и закурил. В кабинет заходили все новые и новые люди, шумно здоровались и тут же садились за стол.
- Невероятно… - положив дымящуюся папиросу на круглую хрустальную пепельницу, нарушил молчание парторг. - Механизированные части Клейста захватили Пятигорск, Георгиевск, Ессентуки, форсировали мелководную Малку и завязали бои под Баксаном. Это на земле. С воздуха гитлеровцы бомбят Нальчик и ближайшие от нас населенные пункты…
- Это с юго-востока, - воспользовавшись паузой, заговорил Одноблюдов, - а с северо-запада фашистские егеря из горноальпийской дивизии "Эдельвейс", говорят, прорвались к Учкулану и двигаются на Эльбрус.
- Как видим, товарищи, - продолжал Чепарин, - обстановка неутешительная: фашисты рвутся к перевалам Центрального Кавказа. Они уже нарушили связь с нашими частями, действующими в Кабарде и Сванетии, перекрыли дороги на Нальчик, отрезали пути на Карачай.
- Выходит, под угрозой Тырныауз и наш комбинат? - неожиданно спросил маркшейдер.
- А ты как думал, - ответил за парторга начальник комбината. - Фашистам позарез нужна бакинская нефть, наши металлы.
Чирков нервно приподнялся с места и подошел к окну, где еще несколько минут назад стоял и дымил папиросой парторг комбината. Он стоял, сложив руки, и с грустью смотрел в окно.
Что он там видел? Вздыбленную в синеву неба гору, которую балкарцы называет Кургашилли? А может, думал о людях, которые проложили в этой скале глубокие шахты, длинные штреки, где снуют электропоезда с рудой…
- Неужели все достанется проклятым фашистам?
К начальнику комбината подошел парторг. И, как бы отвечая грустным мыслям Чиркова, сказал:
- Не бывать этому. Будем все, буквально все взрывать… Шахты, флотационные машины, мосты, "канатку". Что касается концентратов, то попробуем переправить их через Былым в Чегемское ущелье, а если не удастся, то уложим, как мы с тобой договорились, в матерчатые мешочки и с помощью альпинистов перебросим через перевал.
- Это с концентратами, Петр Диомидович, а как с семьями рабочих - детьми, женщинами?.. - тревожился тот же лысоватый маркшейдер.
- Эвакуировать будем, - сказал Чирков тихо и отчетливо.
- А куда? Вы подумали? - И, видимо сообразив, что задал нелепый вопрос, маркшейдер покраснел и до конца разговора не проронил ни слова.